– Я поеду, – спокойно повторил Малыш, – на праздник к Мэдисону Лэну и убью его. Мне давно надо было сделать это. Знаешь, Мекс, ровно две недели назад я видел во сне, что я женат на Розите, а не он, и мы жили вместе в доме, и я видел, как она мне улыбается… И – проклятье, Мекс! – она досталась ему! Но зато он будет моим, да, сударь, и тоже в канун Рождества.
– Есть ведь и другие способы самоубийства, – посоветовал Мексиканец. – Почему бы тебе просто не отдаться в руки шерифу?
– Он будет моим, – повторил Малыш.
Канун Рождества наступил; воздух был мягок, точно в апреле. Быть может, ощущался отдаленный намек на мороз, но он только пощипывал, как сельтерская вода; в воздухе носился легкий запах поздних полевых цветов и мескитовой травы.
Вечером все пять или шесть комнат ранчо ярко осветились. В одной из комнат горела елка: у Лэнов был трехлетний сынишка, и ожидалось человек двенадцать или более гостей из ближайших ранчо.
Когда стемнело, Мэдисон Лэн отозвал в сторону Джима Бэлчера и еще троих ковбоев, служивших у него на ранчо.
– Слушайте, ребята, – сказал Лэн, – держите ухо востро. Ходите вокруг дома и наблюдайте зорко за дорогой. Все вы знаете Малыша с Фрио, как его теперь зовут; если вы его увидите, откройте по нему огонь без всяких предисловий. Я не очень-то боюсь, что он явится сюда, но Розите страшно. Она боится этого каждое Рождество с тех пор, как мы женаты.
Вскоре приехали гости, в таратайках и верхом, и начали располагаться в комнатах. Вечер проходил весело. Гости с удовольствием ели отличный ужин, приготовленный Розитой, и похваливали хозяйку, а затем разбрелись группами по комнатам и по широкой галерее, куря и болтая.
Елка, разумеется, привела в восторг малышей; особенно они обрадовались, когда появился рождественский дед с великолепной белой бородой, одетый в белый мех, и начал раздавать игрушки.