– Сыночек? Я так и думала, что ты уже тут. Так неудачно вышло! Мы только вчера уехали, уже нельзя было отменить, но зато дома полный холодильник! У тебя пока все есть, ничего не покупай, слышишь? И обязательно попробуй – я для тебя специально сварила грибной суп – мы в Кирой сами собирали и шесть белых нашли. Там еще плов с курицей и… Да, пирог! С вишнями, вот это было трудно. И потому я…
Тут в трубке что-то засвиристело и зажужжало, и голос пропал.
Петр тут же почувствовал себя мальчишкой, который пришел домой, а мама на работе. Она всегда была на работе. Когда же хозяйством заниматься? К тому ж она очень любила концерты, театры с музеями. А дом…
Ну, казалось бы, что тут можно ожидать? Дома должно быть безобразие и неуют. На кухне сухмень. Сын заброшен и неухожен…
И что касается сына, проблемы были, что правда то правда. Не без этого. Зато обед!
Петр, когда подрос и стал бывать у друзей, иногда дивился. Он об этом специально не задумывался, но почти бессознательно считал, что его хирургиня мама, растившая сына без отца, просто и не могла быть очень уж хорошей хозяйкой. А, напротив, у приятелей, чьи мамы иногда просто сидели дома, или чаще… скажем так, здорово отличались от Екатерины Сарьян, кандидата медицинских наук, дочери и внучки высокообразованных людей, где даже пращуры… Ну, в общем, понятно. Вот у приятелей – у них дома все, без сомнения, должно быть лучше, чем у него!
Он, к примеру, опять же, бессознательно, ожидал, что мама близнецов Гуриных, маникюрша в маленькой парикмахерской на углу Малого Николопесковского, хозяйка – то есть, домашняя хозяйка, куда как лучше Кати.
Она ж дома всегда по вечерам. Она книжек не читает. За билетами в театр не бегает. И в консерваторию. В этом точно можно было не сомневаться, в консерваторию по абонементам на Рихтера, ни за какие коврижки не пойдет. Консерватория? Это где? Нееет! Не знааю… Музыка? Если бы Кобзон! Тогда с дорогой душой.
Или мама Мишки Кострова. Эта была бухгалтер. Тоже – никаких глупостей – дежурств, конференций, домашних библиотек, классической музыки пополам с театром на Таганке.
Дома сидит! И по телефону болтает, где в ГУМе кофточки давали. Кофточки назывались «лапша». В полосочку такие. Она в очереди стояла, целых сорок минут убила, а размер кончился. Так она с досады 44 четвертый взяла, теперь надо вот продать. Вопрос, кому! Кофточка модная больно. Абы кому-то жалко!
Когда выяснилось, что близнецов после школы ждет сковородка с картошкой, из которой они без тарелок ее одну и едят… Петя Синица очень удивился! У Костровых, у тех....
– Эй! Куда это меня занесло, – фыркнул Петр и не спеша отправился исследовать холодильник.
Семейство Бисер купило квартиру в Мюнхене, а в пригороде – дом. Они жили то там, то тут в зависимости от своих житейских надобностей. Но глава семьи, большой поклонник и знаток кулинарии, всюду заботился о нужных кондициях для нее. А потому…
Петр увидел просторное помещение, в котором как готовили, так и ели, распланированное на новый лад.
Посередине этой кухни – столовой располагалась большая плита из двух частей – одна газовая с живым огнем, как выражался гурман Бисер, другая -банальная электрическая. И мама Катя, по-прежнему еще три дня в неделю принимавшая пациентов, по большей части готовила на ней. Но только если не видел муж!
К плите примыкали разделочные столы, образовывавшие с ней прямоугольник. К одной из стен – раковина, а потом еще столы с электрическими и ручными мешалками, мельницами и миксерами.
Отдельно на специальной подставке красовалась кофейная машина, где под высоким давлением изготавливалось экспрессо и другие кофейные вариации. Но больше для гостей.
В этом доме кофе мама варила сама, вручную. Это было такое священнодействие. Кофе в зернах любовно выбирался, слегка поджаривался на чугунной сковороде, после чего…
Телефон снова затрезвонил. На этот раз в трубке раздался встревоженный голос Луши.
– Шеф? Вы почему не откликаетесь? С вами все в порядке? Я уже....
– Погоди, как не откликаюсь, вот же мы разговариваем. А, ты на мобильный, верно, пыталась, так я в самолете выключил и забыл. Я же только что вошел. Ну, почти. Да ты сама вздрюченная… Стряслось там у нас чего? Ты где?
– Я? В Питере. Вернулась из Норильска. И… Где мне еще быть. Про Ларису сведения собирала. Ну, вы же сами в командировку послали, а теперь…
– Что ты обижаешься, я просто не включился еще. Я тут… воспоминания детства, понимаешь… У мамы я. И… ну ладно. Ты толком говори. Ты устроилась?
– Да, знаете, здесь празднества всякие. С гостиницей сначала было сложно, чтобы не ездить очень уж далеко. Но я интересную нашла! В обычном доме – два этажа купили и переделали. Все крошечное. Но прямо около Московского вокзала. Шеф? Вы меня слышите?
– Луш, есть хочется. Давай по делу. А потом с удовольствием поделимся впечатлениями. Я там сам давно не был. Так, что?
– Вы знаете… – она помолчала, – новости есть. Довольно много. Даже на удивление. Я в Питере была всего неделю, хоть вы не помните…– она снова помолчала и обиженно засопела.
– Ну Луш, ну прости!
Луша вздохнула. Стало слышно, как она завозилась и зашелестела страницами.
– Я вам немножко расскажу. И если хотите, перешлю отсканированные материалы.
– Но… Тебя что-то беспокоит?
– Ох, понимаете, человека нет. Такая смерть. На свадьбе. Невеста на глазах жениха и друзей… И дочь у нее осталась. Нет, от другого. Тут надо еще
выяснить, кстати, про отца. Но дело в том, что эта молодая женщина… которую так хочется пожалеть… ну, от души пожалеть… Луша собиралась с силами. А тем временем ее старший друг и начальник начал понимать, в чем проблема. Он знал ее, свою удивительную единственную в своем роде маленькую верную соратницу. Она была неисправимо хороший, сердечный человек! А потому о молодой красивой безвременно погибшей дочери Чингиза ей хотелось бы разузнать одно хорошее. К тому же, как известно, о мертвых – хорошо или ничего, но это никак не вязалось с их работой.
– Слушай, Дюймовочка ты моя, не мучайся! Хочешь, я начну? Я из первого доклада хорошо понял, что Лариса, пожалуй, не попадет сразу в рай. Ей придется сначала в чистилище обождать и ты знаешь, почему. Так не она одна! Я, к примеру, даже и не надеюсь…
Петр почувствовал, что она улыбается.
– Я в Норильске дневник ее матери раздобыла. А потом мне еще обещали… Но об этом позже. А сейчас я вам в телеграфном стиле, как ваша мама говорит. Коротко. Только самое основное. Подробности – письмом. Мама… Мама его еще помнила телеграммы. Срочные сообщения передавали раньше телеграфом. Белые бумажки с наклеенными полосками отпечатанных слов почтальон приносил домой. Это стоило денег. И люди старались быть лаконичными. Позже их стали читать по телефону. Луша, та, верно, не видела такого даже в кино.
– Согласен. Приступай. Что она натворила?
И Луше рассказала, как много лет назад смазливая молодая медсестра, работавшая в военном госпитале, отправилась на юг отдыхать. Ее военная часть была расположена около Норильска, там платили по северному хорошо. В отпуске можно ни в чем себе не отказывать. И две подружки выбрали на этот раз Сочи. Одна – Женя лаборантка, возившаяся с анализами, долговязая застенчивая девица в джинсах и спортивной маечке боялась всего и вся. Она беспрекословно слушалась вторую – Жанну, яркую блондинку, развязную дерзкую оторву, в которой все было с такой же, купленной на медные деньги претензией, как ее имя и сладкие цветочные духи.
Жанна – девушка «фигуристая», по словам сестры хозяйки, с крутыми бедрам и пышной грудью, носила юбки, короче на ладонь, чем следовало и блузки без лифчика. Карминные губы, подведенные брови, взбитые кудри, высветленные перекисью почти до белизны…
Жанна говорила низким голосом, слегка растягивая слова и глядя прямо на собеседника круглыми нагловатыми глазами с зеленой кошачьей искоркой. У нее было много знакомых и каких-то дальних родственников по белу свету. И всем Жанна умела угодить. В то время, когда просто так купить и заказать то, что нужно, было нередко, просто невозможно, она не только жила удобнее других, но чувствовала себя человеком значительным и важным. Немножко даже загадочным. А это очень интересно!
В гостинице «Приморская» у нее работала тетя Клава – десятая вода на киселе. Персонал заискивал перед теткой, хорошим парикмахером. К ней и гостиничное начальство ласкалось, когда регулярно являлось «на прическу». Но она и без того была на хорошем счету.
Эта тетя Клава родом из Новгорода как-то осела в Сочи с мужем милиционером и прижилась. Там где море и юг, контрабанда пробьется как трава сквозь асфальт, сколько не корчуй. И Клаве морячки сбывали косметику, краски для волос и прочее подобное, купленное в плавание за бесценок. Но иногда ей перепадали даже ножницы фирмы Золинген, что имеет каждый уважающий себя мастер. Эти, самые дешевые, стоят и сейчас не меньше пятисот евро. А уж тогда…
Но, впрочем, не о том разговор. Клава со своим милиционером жила не тужила. И устроить племяннице номер для нее не составило проблем. Не за так, конечно…
Родственницы созвонились, было договорено, что привезти, и помимо денег – а как без них – Клавин гардероб пополнился шапкой из чернобурки. Этот фасон именовался – «стожок», и на следующий день небольшой кружок из двух дежурных по этажу, зав. производством из ресторана и мужского мастера Гоши сгрудился вокруг Клавы, разглядывая обновку.
Шапку трясли, любовались блестящим густым пушистым мехом, а он богато серебрился, и эта северная обновка пахла лесом и настоящей зимой, по которой иногда у Клавы ныло сердце.
Девиц поселили на третьем этаже в торце здания. Оно стояло на высоком берегу. А их скромный, но приличный номер имел даже небольшой балкон. И если выйти на него покурить, усевшись на пластиковый стульчик, то море становилось не только слышно, но и видно.
Жанна, которая по жизни обычно не шла, а неслась вприпрыжку, потряхивая светлыми подпаленными кудрями, задумывалась, глядя вечером на потемневшие волны, окаймленные пеной.
Что ее ждет впереди? Она хотела бы как следует погулять. Не только в отпуске… Но, может… замуж уже пора? И если да, тогда за кого?
В военной части она особенно не светилась. Стреляла глазками, умела, кому надо дать понять, что…
Нет! Для нее подцепить себе мальчика в этой голодной стае было, конечно, не проблема. Вопрос, надо ли уже сейчас. Может, рано. И если да, то какого именно?
У них в части офицеры нередко женились на кухонной обслуге. На тетках, даже уже не особенно молодых… А она, Жанна, курсы окончила – раз. Профессия у нее отличная – всем она нужна. И девочка хоть куда! Ножки, глазки, талия… Но ладно, это потом. Сегодня мы – в ресторан, а там поглядим.
В первый же день она не пришла ночевать. Боцман торгового флота подошел к Жанне сразу, как только заиграл оркестр, потом пересел к их столику и принялся заказывать девушкам мороженное, фрукты и сладкое вино. Он вежливо пригласил потанцевать пару раз и Женю, но все было ясно с самого начала.
К полуночи они проводили лаборантку до номера, чтоб не боялась, и сказали, что пойдут и погуляют при луне…
Боцман Леша был в восторге. Ему под конец просто повезло. Следующий день был последний. Отпуск кончился. И вдруг девочка, такая сговорчивая и горячая! Ну ничего, в дороге отоспится. До Клайпеды ехать далеко. Да, жаль завтра уезжать… Как только ей сказать об этом?
Ну, он и не сказал. Зачем девушку расстраивать?
Как бы удивился женатый Леша, если б узнал, что об этом тут же Жанне шепнула официантка. Обслуга в гостинице – очень хорошо информированные люди, нередко, просто по должности – хорошо. Так вот. Узнав, о том, что кавалер завтра отбывает, Жанна захлопала в ладоши.
– Тем лучше. Это так, поразмяться – паренек. Ты ж понимаешь – понабьются сюда девчонки и ждут! Вот гляди, – она кивнула в стороны сдвинутых столов, где сидели в кружок молодые женщины и пели хором.
– Фабрика «Карамель» гуляет! Он – такой боцман этот, невидаль для девчат. Сокровище уже, что в штанах! Да при деньгах! А я? Я молчала, да посмеивалась, пока он хвост распускал. Но у меня в госпитале и вокруг мужиков, что грязи под ногами. И все облизываются! А деньги у меня тоже есть, я работаю. Он думает.... Нет, это я поиграла и дальше пошла!
Официантка – стройная, высушенная солнцем крепкая и сухая женщина слегка за сорок, пловчиха и дочь потомственного рыбака усмехнулась.
– А ведь и верно, Жанка! Ты у нас северная зубастая лисица. Здешним не чета. Ты только… смотри, аккуратно! Я тебя подстрахую. С чужими не надо, поняла? Они… разные бывают, эти… игроки!
Она знала, что говорила, местная уроженка Галя!
А Жанна развлекалась в свое удовольствие. Они с подругой загорали, купались каждый день. Плавали, правда, обе плохо, робко, у берега. В воду голову опускать не умели. Но плескались и веселились, а потом усталые, растягивались на бережке.
Советский сервис им не слишком мешал – курортные очереди, безобразные столовки, всего этого можно благополучно избежать, когда есть в Сочи знакомые.
Девушки наведывались на рынок, похожий на музей, такая там была красота. Овощи, фрукты, южные деликатесы. Народу на рынке было немного. Люди больше приходили полюбоваться на это великолепие – янтарный виноград, алые гранаты, одуряюще душистые дыни и пестрые арбузы. Но девчонок с Севера заоблачные цены не пугали. И они не спеша с удовольствием обязательно что-то себе выбирали.
Обедать они обычно ходили в Приморской в ресторан, где их тоже держали за своих. А вечером… вечером неизменно жизнь украшали кавалеры Жанны.
Женя стоически переносила роль подружки. Она не ожидала от Жанны такой прыти. Та через два дня на третий растворялась в ночи с разными знакомыми. Но Женька была – могила. Она никогда не трепалась о ближних на работе. С другой стороны, вот у нее сейчас отпуск. И если бы не Жанна, сидеть бы ей дома. Ну, в лучшем случае под Житомиром у двоюродной сестры. Было у девушек общее и кроме работы. Женя тоже, как и Жанна была сирота!
Дней через десять девчонки отоспались, подрумянились на Кавказском солнце, Жанна даже иногда пробовала нырять, когда произошло первое знаменательное события. Тихоня Женя… познакомилась с Толиком!
Парень из Адлера работал на аэродроме техником. Он был постарше девиц, имел армию за плечами и большую семью с сестричками и старшими, уже женатыми братьями.
В Сочи Толя приехал как раз к одному из них на день рождение, которое тот, капитан пограничного катера, решил отметить в ресторане.
Худенький невысокий Толя заметил Женю в голубом платьице, когда Жанкин ухажер по сложившемуся уже ритуалу повел ее танцевать и вежливо доставил обратно, не воспользовавшись даже местной особенностью приглашать даму на два тура. Женина русая стриженая головка с челкой плыла среди танцующих почти вровень с партнером, командировочным из Свердловска, ухлестывающим за Жанной грузноватым дядькой лет за пятьдесят.
Тот у Жанны шансов не имел, довольно быстро в этом убедился и как человек неглупый, заказав девчонкам в качестве прощального жеста кофе гляссе, откланялся.
Он откланялся, а Толик подошел! Жанна его заметила издали. Прямо к ним шел симпатичный парень, аккуратно, модно, но без выкрутасов одетый и причесанный. Она одобрила его внешний вид, стала приветливо улыбаться, как вдруг!
Парень миновал броско накрашенную блондинку Жанну, сидевшую вполоборота к нему. Сделал еще три шага и…
– Простите, девушка, если вы еще не устали… Разрешите… Потанцуем? Он наклонился к Жене, и та, не веря своим ушам, вспыхнув, послушно поднялась. Они ушли танцевать. Жанна осталась одна!
Да. Ничего страшного, конечно. Но она не привыкла… За соседним столиком хихикали подружки из Горького с двумя сержантами отпускниками. Ей отчего-то показалась, будто потешаются над ней. И что за чушь лезет в голову!
Музыка кончилась. Сальвадоре Адамо замолк. Но Женя не вернулась. Спустя несколько минут вступил местный диксиленд. Стало понятно, что пара осталась и продолжает. А она сидит!
Девушки в зале всегда старались занять столик, который обслуживала Галя. Жанна приподнялась и поискала официантку глазами.
Выпить, что ли? Взять да и заказать сто грамм коньяка? Надо сказать, с этим делом у Жанны Демушкиной был полный порядок в танковых частях. Она – девка справная, любившая и умевшая готовить, если надо вполне могла сварганить настоечку на рябиновом ходу. В госпитале у них глупостей не терпели. Но в закрытом поселке продавался спирт. И они делали «клюковку», когда клюкву везли из тундры. А то давили голубику или морозили рябину, а уж потом, как горечь с нее сойдет, заливали подразведенным спиртом, сахаром засыпали и к Новому году имели отличное первоклассное домашнее вино.
Были и среди дамского пола любительницы за галстук заложить. Но не Жанна. Курить курила. И то не так, чтобы очень. Она, скорей, любила иногда подымить, чем жить не могла без табака.
А, это мысль! Достать сигареты… Она закурит и успокоится, вот и Галя ее заметила, сейчас подойдет.
Галя, действительно, от дальней стенки направилась уже к ней, как вдруг в зале произошло какое-то движение. Оркестрик замолк, танцующие направились кто куда – к своим столикам, на воздух, на террасу и просто к стенкам, чтобы дождаться музыкантов. А в это время время группа мужчин, войдя в зал, устремилась к единственному незанятому столу в самом центре зала.
Стол, сервированный и уставленный приборами, сиял крахмальной скатертью под большой люстрой. Бокалы из настоящего хрусталя на нем вспыхивали на свету цветными искрами. А в середине рядом с вазой с большущей чайной розой красовалась табличка с надписью «спец. заказ».
Группа, человек пять шесть разного возраста, но все только мужчины, двигалась к этому, видно, как раз ими заказанному столу, а навстречу им уже летел официант Автандил. Он радушно приветствовал солидных клиентов и принялся пожимать им руки. И Жанна невольно заметила, что все они, и гости и официант, поглядывают на одного.
С ним первым поздоровался Автандил, его усадили на почетное место, его почтительно расспрашивают о том, что заказать.
Пока Жанна косилась на вновь прибывших, Галя тихонько подошла и остановилась у нее за спиной.
–
Глянь, – негромко проговорила она так, что кроме девушки никто не услышал, – видишь, это местные воротилы. Тот постарше рыбу продает.
Она указала глазами на седого мужчину в темном костюме с галстуком несмотря на жаркий южный вечер.
–
Эти два брата в джинсах – табачники. В горах плантации есть и женщины… Да что я тебе рассказываю, табачники и точка. А два другие на фруктах и на вине.
–
Галка, ты мне скажи, там у них такой в белом пиджаке..
.У
него, смотри, как интересно, рубашка вишневая, а галстук – как будто специально подбирали, точно такой, только посветлей! Он, кажется, самый молодой, но они… просто приседают от… не знаю уж, от чего. Боятся, что ли? Чего смеешься? Он секретарь райкома? А может, начальство из Москвы? Южный, однако, мужик. Сразу видно. Так, кто?
– Нет, он не секретарь. И откуда, я не скажу, сама не знаю. Что южный – это точно. Галстук ему наверняка подбирали. Может, в Лондоне или Париже. Где захочет, там и подберут.
– Ну, не томи! Я лопну сейчас. Кто же он такой?
– Миллионер! Он часто здесь бывает. Они все под ним ходят. Но я только это и знаю. Ну, имя еще. Этого парня зовут Чингиз.
Отчего-то у Жанны екнуло сердце при этом имени, хоть сам миллионер на ее вкус был не так чтоб очень, не Тихонов. Если уж из южных ребят выбирать, то кто там приходит в голову? Разве, Вахтанг Кикабидзе? Одет, правда, хорошо!
– Жан, тебе принести чего? А то мне пора, – прервала ее размышления Галя.
– Ой, прости, моя золотая, Женьку увели, так я… Знаешь, принеси нам, пожалуйста, ликера. Какой у вас получше? Как оттанцуется, выпьем за нее!
Жанка – в сущности хоть и пустельга, но не вредная деваха, через минутку готова была уже порадоваться за свою безропотную верную подружку.
А когда та вернулась и познакомила ее с Толиком, они в этот вечер поменялись ролями. Выпив отличного ликера «Красный камень» – только для своих – за знакомство, Толя позвал Жанну потанцевать, предварительно, правда пожав Жене руку и попросив ее ОДИН танец без них поскучать.
– О! – Жанна поняла брови. – Так он, все же ко мне клинья подбивает, но стесняется, и…
Додумать она не успела. Они с Толей поднялись и пошли к оркестру. Идти было недалеко. Толя обогнул колонну и… чуть по пути не столкнулся с человеком, энергично направившимся прямо к ним. Ошибиться было невозможно. Два соседних столика уже опустели, сидевший там народ тоже отправился танцевать.
– Мать моя мамочка! – не сдержалась медсестра, – да это же… Ни на кого не гладя, к их столику приблизился давешний миллионер, сделал приглашающие движение и негромко добавил пару слов. Чудеса продолжались! Белопиджачный Чингиз предложил руку Жене! Обе пары, не сговариваясь, протанцевали всего один танец. А, вернувшись на место, перезнакомились.
Новый Женин партнер быстро уговорил их перебраться в свою, тем временем несколько поредевшую компанию – остались одни «табачники» – и принялся радушно всех угощать. Он весело болтал, ухаживал за девушками, не забывал при этом оказывать слегка подчеркнутое внимание механику Толе. Да так, что тот и не подумал обидеться. Потому что очень скоро все стало ясно. Миллионера Чингиза совсем не интересовала скромненькая Женя.
Вечер закончился тем, что все уселись в черную Волгу «директора фабрики» из Баку, так представился Чингиз, проехались по вечернему Сочи и договорились завтра, в воскресный день отправиться на катере на морскую прогулку.
Толю ждали у брата. В гостинице в семидесятые тоже был строгий режим. Жанне на этот раз не хотелось сразу быть слишком покладистой. Ее, кстати, никто и не торопил…
Словом, примерно в полночь их чинно проводили домой, мужчины распрощались, все договорились на завтра и обменялись телефонами.
Эта встреча, случайная, под южным небом, веселое и никчему не обязывающее знакомство, имело очень серьезные последствия.
– Лу, ты это вообще про Чингиза или? – спросил Синица, слушавший до сих пор, не перебивая.– Мне все про него интересно. Но, я понял так, что ты про девушку уже накопала, и…
– Да, шеф, извините. Увлеклась. Я же вам еще ничего не объяснила. Это из дневника. Мне Эрик дал ее бумажки. Все разрешил просмотреть, даже письма. Она хранила черновики. Дал прочесть, что у ней осталось. Взглянуть на вещи, на комнату. Там не много. Она была… Знаете, книг почти никаких. Есть письма. Чужие то – еще ничего. А уж ее собственные Эрику… Просто Эллочка – людоедка. Убожество!
– Зато, – голос Луши сделался торжественным и довольным, – я нашла дневник! Это серьезная удача. Я вам, по-моему, говорила!.
– Постой… Вот это сюрприз! Как-то плохо вяжется с людоедкой. Впрочем… человек противоречив. И про нее – нет, не говорила.
– Не Ларисин, ее матери дневник! И хоть она тоже не член союза писателей…
– Ах, матери? Это да. А что не член СП – как раз отлично. Нам только членов СП не хватало для полного комплекта. Подпольные цеховики есть, есть модерные пивовары – такой компот, можно несварение желудка запросто схлопотать. Но ты меня не слушай. Это все, кроме пивоваров, из СССР. Ты же у меня молодая!
– Не, я молочно-восковой спелости. Я знаю… Да, что я сказать хотела? Там дальше, если коротко, немножко про девушку Женю. Они с этим Толиком поженились примерно через год.
А Жанна дня через два переехала из Приморской к этому Чингизу и до конца отпуска у него жила. Потом она улетела вместе подругой к себе на Север. А там сколько надо времени миновало и маленькая Лариса родилась. Прошу любить да жаловать!
– Как, а с Чингизом уж больше ничего? – удивился Петр.
– Почти. Они еще встречались несколько раз и все. Но он про девочку знал. И с самого начала деньги переводил. И такие солидные были деньги, что у этой дурынды Жанны… У нее, видно, и так был ветер в голове. А тут… Она себе няню наняла и о дочке редко вспоминала. Сумела перебраться из военной части в Норильск, устроилась в госпиталь сестрой и, судя по всему, связалась с какой-то шантрапой.
– Так. Ничего себе. И где же она сейчас? Ларисе было двадцать пять лет. Значит, мамаше – она же была такая юная – всего-то лет сорок пять?
– Где? Ну, наверно, там же. В чистилище. Шеф, эта Жанна в скором времени села. Мухлеж с лекарствами. Инъекции какой-то дряни для повышения потенции с летальным исходом. Села она, и там, в тюрьме быстро умерла. А девочка угодила в детский дом. И тут вмешалась, представьте себе только, девушка Женя, которая взяла и разыскала отца. Она по-прежнему в Адлере. И все дальнейшее уже от нее. Я с ней по телефону говорила. Но, понимаете, за достоверность…
– Нормально, Лу! Двигай дальше. Мы пока экстенсивно работаем. Слушаем всех. Читаем все. А уж потом будем анализ и синтез делать, – заметил Петр.
– Вообще… Смотри, это же целый роман! Мишка считал, Чингиз детьми недавно только интересоваться начал!
– Верно! Он странный человек. Денег не жалел, но… Ну, понимаете, деньги, они многое могут. Когда мать у нее умерла, Ларисе уж было лет тринадцать.
Жанна, попав под суд, ее к какой-то дальней родственнице пристроила. Кому надо сунули, оформили опекунство, да и все дела. Но что-то там не срослось.
Дева росла нелегкая. Родственница собралась замуж. И когда Жанны не стала, она и денег не захотев, сдала девчонку органам опеки. А те уж, не долго думая, – Луша помолчала.
– Так вот. Быть бы Ларисе в этом детском доме до совершеннолетия, как по закону положено, но Женя сумела, не знаю уж как, до Чингиза достучаться. И он кого-то прислал.
Коротко говоря, если свести все воедино – этот дневник, Женины рассказы, самого Эрика и еще документы, которые пока мне удалось посмотреть, тогда так.
Лару определили в интернат. Там ей было не сладко, а с ней и того сложней. Учиться эта девчонка никогда особо не стремилась и не любила. Но аттестат все же получила. И потом, не знаю уж как, с помощью Чингиза или нет, но кончила медучилище и сделалась как мать медсестрой. И вот, вы знаете, обычно, если кто из родителей яркий черноглазый брюнет, как этот Чингиз, а мама блондинка, то ребенок удается в отца. Даже если родиться светлым, непременно с возрастом потемнеет. Но у них вышло наоборот. Эта Лариса выросла и стала… Словно снегурочка – большущие такие глаза, густые волосы, и все это как у северной феи.
– Хорошенькая? – с неподдельным интересом уточнил шеф.
– Очень! Это как раз самое главное и есть. Стройная голубоглазая красавица получилась. И очень быстро. Вы знаете, мне как-то не по себе… Я же в душу к ней… ее уже нет, судьба тяжелая. Мать легкомысленная вертихвостка. Без отца. Вскоре – просто сирота. И все-таки. Ну, видите, должна же я вам рассказать, хоть это неприятно. Там у нее были письма от подруг. Так вот. Судя по всему, она холодно и точно решила сначала получше устроиться у себя в Норильске. И этому помог первый… друг.
Он был какой-то шишкой в их городе. Но лечатся все! Вот и познакомились. И ей стало там в Норильске удобно и хорошо. Потом она подцепила кого-то из Питера. И перебралась туда. Я почему знаю? Это совершенно откровенно обсуждают ее подруги. И ни одного слова про любовь. Никаких романов или там увлечений. Один расчет.
– Лушенька, но у нее же девочка есть! А кто отец? – несколько озадаченно спросил Синица.
– Вот! Самое интересное – этого я пока не знаю. И ни одного слова об этом – ни письменного, ни устного, хоть человек такого склада как Лариса… Зачем она вообще родила? И если да, то почему… Она ни копейки не получала для девочки. Никаких следов алиментов. А Эрику сказала – давай с тобой договоримся. Это мой ребенок. Если хочешь, он станет наш. Но никаких расспросов не хочу я!
– Ультиматум… Дала понять – не нравится, не надо! – предположил Петр.
– Я думаю, да. И он так понял и замолчал. Он очень любит ее… И он, видите, такой… западный уже парень. Он считает – дети никогда не помеха. А взрослая двадцатипятилетняя девушка… У нее обязательно кто-то был на полную катушку.
– Ну, ребенок! Очень хорошо! Они себе и еще нарожают! И знаете, что? Этот ребенок, маленькая девочка – вот она-то очень на Чингиза похожа!
– Да, – протянул ее собеседник – весьма непростая девушка. Где-то имеется все-таки отец ее дочки. И мы не знаем… Ему вполне могло не понравится, что Лариса выходит замуж. Совершенно не исключено, что он объявится и потребует девочку себе, доказав как-нибудь отцовство.
– Зачем как-нибудь? – возразила Луша. – Теперь это просто. Генетическая экспертиза, только и всего. Но вы правы. Я тоже подумала о неизвестном отце. Ну, и еще о ее «друзьях». Это все женатые люди. Ведь ей могли отомстить! И кое-какие шаги уже предприняла. Позже – как раз об этом. Не все стразу.
– Верно. А есть какие-то приметы?
– Пока нет.
– А мы еще не касались наследства и Эрика. Как он вообще-то появился?
– Эрик? Ничего загадочного. Ведь мы знаем, Чингиз, постарев, проявил впервые родительские эмоции. Сама Лариса, исправно получая деньги, никогда ему… скажем так, не надоедала. Она не стремилась с ним познакомиться поближе. Но он, перебравшись уже в Мюнхен насовсем, как-то пригласил дочку к себе. Так она познакомилась с Эриком. Как я поняла, тут было прямое попадание. Не так уж много времени прошло, как он сделал предложение и получил согласие.
– Лушаня, а после свадьбы как? Молодые где хотели жить?
– В Мюнхене! Они и с этим не собирались тянуть. План был такой. Сначала у Эрика в его квартире всем спокойно привыкнуть к новому месту. Устроиться ей на курсы учить язык, ребенка определить в детское учреждение… Это, кстати, не так просто, Эрик сказал, в Мюнхене очереди в ясли и сады. Ну а потом… Чингиз им дом к свадьбе собрался подарить. Но так, чтобы они сами смогли выбрать, где и какой. Такие все серьезные шаги и решения! И, я бы сказала, принятые и впрямь как-то слишком быстро.
– Ты знаешь… Мне мама рассказывала, как на ее глазах все больше пар стало появляться. Он – европеец… – поддержал шеф разговор о международных браках.
– Немец?
– По всей вероятности, на человеке же не написано. Она – азиатка. Откуда? По-разному. Из Вьетнама, с Филиппин, из Таиланда… Часто уже коляска рядом. Тут что удивительно? Там, в Баварии по крайней мере, где мама давно поселилась, а ее муж еще раньше – люди теперь по много лет живут вместе, но не женятся! У них нередко даже и дети есть. Черт знает почему так происходит, но это другой вопрос. Когда же какой-то тип захочет себе выбрать подругу в Азии, ее ему нельзя привезти к себе, не женившись. И он сразу женится! Не долго думая, без испытательного срока, без… Ну понятно, без обычный рациональных выжиданий. И делают это именно зрелые люди. Молодежь все-таки…