– Что плохо лежало? – дополнила Луша.
– Ну, думаю… нет. Я собственно… Лу, нам только предстоит разобраться. Мне пока кажется, он не жулик. Он тот, кто всюду умеет увидеть выгоду. Использовать ее. Вряд ли ангел. Но… Кто из вас Драйзера читал? Никто? Известный, но основательно забытый писатель. У нас его охотно переводили, поскольку Драйзер был коммунист. Самый настоящий коммунист, убежденный, но американский. Совершенно не аскет. Большой любитель прекрасного пола и… Впрочем, это к делу не относится. Драйзер написал трилогию «Финансист», «Титан» и «Стоик». Историю жизни молодого человека, который стал миллионером. Прирожденного предпринимателя. Так он мальчишкой еще начал с того, что увидел, как распродают мыло на складе по дешевке.Он занял деньги у отца. Купил два ящика. И продал хозяину парфюмерного магазина неподалеку уж дороже, но дешевле обычной оптовой цены. И потому тот его охотно купил!
Видишь, какая штука. Это была честная сделка. Он не всучил бракованное мыло. И ничего не украл. Но этот Фрэнк Каупервуд – помню до сих пор имя – подметил все вышеперечисленное, сориентировался и действовал быстро и энергично. Деньги отцу он вернул. Прибыль осталась ему. И он ее снова пустил в оборот. У меня создалось впечатление…
– Петь, ты просто идеалист. Советский делец не мог не испачкать перышки. Даже в нормальной среде трудно остаться «в белом» и преуспеть. А уж у нас! Взятки он должен был давать или как? Чего морщишься? Не нравится, когда эдак – по-пролетарски да попросту?– возразил Олег и недоверчиво хмыкнул.
– Так я не спорю. Чего взъелись, честное слово? Классовые чувства взыграли? Но мы же, никто из нас… Слушайте братцы, какие мы пролетарии? По образованию и воспитанию, по материальному положению…
– Ох, а я, купился! – прервал Петр самого себя.– Нет, я вообще не прав. Все, что я слышал пока от Потапыча – почти одни домыслы. Фактов немного. И они таковы. Этот Мамедов богатый человек. У него деньги и собственность в России, Испании и Германии. Он не молод, ему за шестьдесят. Образование – десять классов. Четверо детей и все от разных женщин. Отцовство он признал. Женат не был. Живет в Мюнхене, но, вроде, российский гражданин. Владеет там сетью магазинов и большими процветающими пивоварнями. И это все.
– Петр Андреевич, но если Потапыч с ним знаком, у него создалось же какое-то личное впечатление? Кроме того, вы сказали, Чингиз ему помог. А это о чем-то говорит. Как дело получилось? – поинтересовалась Луша.
– О, тут ты права, Лу! – Петр улыбнулся. – Сама по себе история любопытная. Мишка, когда медом своим занялся, был зеленый. Как меда стало много, потребовалось его хранить, затаривать – слово то какое! – а потом уж продавать. Ничего этого никто не умел. А инспекции? Налоговое управление? Бюрократы и казнокрады? Скуратов стал искать по знакомым знающих людей. Попробовал – ничего не получается. Его знакомят – а те сразу замыкаются. Нет общего языка! Не его среда. Что торговые люди, что бывшие комсомольцы, что цеховики, что директора заводов, быстро перекрасившиеся в собственников… Ну, не его!
Мишка – парень упорный. Он плюнул – не хотите, не надо. Решил – сам разберусь. И думаю, быстро бы погорел или даже сел. Но однажды вечером на огонек – они с друзьями затеяли шашлык – зашел сосед с дачи неподалеку. К нему прибыла племянница со своим новым другом. Друг для нее рядом дачу снял. Эта племянница – тридцатилетняя пышная стервозная капризница, прослышав про соседские достижения, вбила себе в голову добыть материал из первых рук. Мед ее мало занимал. Но маточное молочко! Прополис! Да что там говорить – «желе-рояль»! Прямо от производителя, к тому же по-соседски, с гарантией и, значит, не обманут.
Друг, одетый в неброский дизайнерский костюм миланского модного магазина, на несколько тысяч дороже пестрых перьев своей спутницы, явно родился за добрых четверть века до счастливого момента ее появления на божий свет.
– Лена, ты хочешь какую-то гадость для лица? Возьми деньги и купи. В гости меня не тащи, я устал, – бросил он и двинул бровями.
И его прелестница несколько увяла. Тем бы и кончилось. Но в вечернем воздухе запахло дымком. А потом молодым жареным барашком. Дядя улыбнулся.
– Это как раз у Скуратовых, я его встретил. Они вечерком затеяли шашлык. Он звал!…
– А я привез Мукузани и Кахетинское, – задумчиво заметил Чингиз.– А этот ваш пасечник, он из новых? Забор под током вокруг дворца?
– Ой, что вы, Чингиз! Он нормальный парень, я его с детства знаю. Оброс немножко мясом, как медом занялся, но без глупостей. У него что семья, что друзья – люди как люди. Батя – инженер…
– А нас не прогонит? Хотя… Посмотрел бы я…– усмехнулся Чингиз себе в усы. И распорядился. – Значит так. Лена, ты останешься. А мы сходим. Глянем, что за пасечник. Все, что можно и нужно тебе, я куплю, не кукситься! – небрежно добавил он.
Через четверть часа мужчины, переодевшись в джинсы, майки и спортивные куртки, подошли к скуратовским воротам. У Чингиза в рюкзаке позванивали бутылки Мукузани.
Мамедов одобрительно глянул на добротный бревенчатый дом, ухоженный цветник, серую поджарую вышколенную овчарку Раду, подавшую сдержанно сигнал – чужой! И кивнул.
– Верно. Ни зАмка, ни охраны. Можно знакомиться.
Когда же Михаил вышел встретить гостей и радушно пригласил хорошо знакомого соседа к себе, а тот признался, что его спутник хотел бы увидеть пчел, произошло главное и событие, окончательно покорившее сердце приезжего.
Михаил пояснил – большая пасека и основные ульи не здесь. Но если хочется полюбоваться на пчел, это все же можно.
– У меня тут колоды. Мой папа еще завел, – начал он… и замолк, удивленный внезапным восклицанием приезжего.
– Не может быть! Настоящие, из дерева? Я сам в детстве.. .У нас в Баку… Немолодой суровый человек на глазах расцвел.
Немного, но только факты
Мишка этому зубру понравился. И тот ему объяснил, как жить. Знакомство продолжилось. У бакинца в Москве были деловые интересы и эта дева. А год спустя у Потапыча обычные трудности начались. Он кому-то помешал. Не свой – этого часто достаточно. А тут еще «больно умный», выискался тоже, деньги хочет зарабатывать!
Ему намекнули – он не понял. Ему шины прокололи у микроавтобуса. Опять не понял. Ну, тогда ему пчел чем не надо покормили.
– А чем их вообще… Они же сами кормятся? Да и потом, разве они едят, а не пьют? Я, если и знала, то забыла про пчел, как там дело обстоит, – посетовала Луша и с надеждой взглянула на Олега.
– Я помню, что знал. Но знаю не так уж много. Я не энтомолог. Понадобится…
– Точно, Олег, – включился Петр, – понадобится – спросим. Есть у кого. И прочтем. А я вам пока скажу – им пчел поморили. И тут вступился Чингиз. Кому-то он позвонил, кому-то моргнул. И Мишку оставили в покое.
Потапыч жутко переживал. Не знал, как себя вести. Он понимал, что он у человека в долгу. Но как отблагодарить и чем? Ну, маялся он, ночей не спал, и, наконец, однажды решился и попросил о встрече.
Он говорит, прихожу я в ресторан. Как водится, поели, выпили по рюмке вина, и я начал мямлить. Я так и эдак, слева и справа захожу… Чингиз молчит! Смотрит на меня, словно не слышит моих речей, на вопросы не отвечает и заговаривает о другом. Под конец даже не разрешил мне за ужин заплатить! Зыркнул да пробурчал что-то вроде – молод еще со старшими-то спорить!
Ну, это раз. А был еще и другой. Мишка, он встал на ноги и медленно, но верно имя заработал. Но перед тем, как мы познакомились, что произошло? Он же почти обанкротился. Под его маркой «Бортник» ловкие мальчики стали патоку людям подсовывать. Меду нальют сверху немножко, и довольно! Были и другие фокусы. Да вы помните. Но вот чего я тоже не знал, Мишка очень много тогда потерял. Он, главное, еще сам брал кредит! А людям надо платить, свои долги с процентами отдавать, да за аренду.. ..ну, и т. д. и т.п. И когда он нас нашел и пригласил – тоже деньги – его дело совсем стало «швах».
Ну, говорит Потапыч, если бы не семья, не дети… Даже и застрелиться нельзя!
Только однажды у него зазвонил телефон. Мишка сам уж не подходил. Жена сняла трубку. Тебя Чингиз, говорит. И верно – Чингиз из Мюнхена. Как он узнал? Видно, он Мишу не только не забыл, но и из поля зрения не выпускал.
Ну, этот времени-то терять не стал. Он распорядился. – Завтра пойдешь в такой-то банк и получишь беспроцентную ссуду. И назвал цифру…
Скуратов наш онемел, а когда к нему вернулся дар речи, стал блеять про «обеспечение», дом под Звенигородом и квартиру в Москве. В ответ же получил такие слова.
– Про квартиру и дом слышать не хочу. У тебя жена, двое детей! А что до обеспечения… Что ж! Мне твоего слова довольно. Да вот еще, сына одного, как вырастет, мне отдай в пивовары! И тут первый раз засмеялся. Бес знает, шутит он или нет! И после этого… Тут-то и наступил перелом. Мы с вами все, что надо, раскопали. Мишка оправился и снова пошел в гору. Деньги он года через два все вернул.
– Слушай, ты говоришь, не ангел, но знаешь, это как в анекдоте: очень, однако, похож! – сощурился Олег.– А поскольку так не бывает, давай теперь про всякие «но». Ты говоришь, что сейчас семьи у него нет. И не было? Что, даже жены?
– Жены? Мне кажется, он из тех, кто не женится, – покачал головой Синица.
– А слабости… Скуратов… я ж говорю, мало знает… Он что сказал? Чингиз умный, хваткий, целеустремленный как танк. И вместе с тем дремучий до чертиков. Вот ты, Луш, пчелы, помянула. Его отец держал пчел. Потому, ему, вроде, про пчел интересно. Но Потапыч убедился, он в них ничего не понимает! Да и вообще, за что ни возьмись… Не знает, что у цветов есть пестики и тычинки. Не знает, вообще, что это такое мед! Почему он бывает хороший или плохой. Отчего мед, нагретый выше шестидесяти градусов, не лучше варенья…
– Петр Андреевич, а я тоже не знаю, – наморщила носик Луша Костина.
– И нормально, Лушаня! Многие не знают. Но он и не хочет знать! Ты не знаешь, но заинтересуешься – спросишь. Постараешься понять, особенно, если тебе по делу надо. А этот – нет! Вот, к примеру, мы как-то про ток заговорили. Я тоже не очень понимаю, что это собственно такое. Ну, я юрист. Но мы в школе учились. Я знаю хоть слово электроны. И помню – это не шарики, которые -маленькие такие – бегут по проводам.
Так вот, Скуратов говорит, Чингиз «этих глупостев не знает и знать не желает»! За ним мальчик бегает и записывает. Его задача – вникать. И даже просто по хозяйству – если что понадобится, понравится барину, тот пальцем ткнет, а мальчик купит. Телевизор или там технику другую… Но на людей -зверское чутье!
– Скажи, начальник, чутье чутьем, но тебя послушать, он живет всю жизнь один. Жены нет и не было. Больше ты никого не поминаешь, – уточнил Одег Майский.
– Да не я, а Потапыч! Но пока у меня именно такое впечатление. Всегда один. Правда, есть одно исключение! Тоже интересно. Этот Чингиз сейчас в Мюнхене живет. Он раньше не то, что языков кроме азербайджанского, на котором, кстати, не может почти писать, он азбуки ни одной не знал.
– А русский?
– По-русски он хорошо говорит. Правда, с сильным акцентом. А пишет жутко. И вот представь, что вышло. Когда у него уже очень много денег завелось, он стал недвижимость покупать. Вначале в Испании. У него там дома, рестораны и отель. Затем поездил по свету, и Германия ему больше других по душе пришлась. Там есть сети русских магазинов. Он взял, да одну из них купил. А сам поселился в Мюнхене, для чего обзавелся домом. И в доме этом…
Ну я уж упоминал, что Чингиз не знал языков. И в соответствии со своей натурой, учить не намеривался. Но это же неудобно, когда ты в другой стране живешь. А он, тем временем, постарел. Уюта захотелось.
Подруги у него не переводились, но жил он один. Подумал-подумал наш друг Чингиз и сделал вот что. Он нанял семью и поселил в своем трехэтажном особняке. Муж стал садовником, водителем и вообще мастером на все руки. Жена готовила и убирала. Дети… О детях я расскажу потом. Ну, ребята, вы же понимаете, у меня мама со своим мужем в Мюнхене живет. А потому я кое в чем лучше Мишки разбираюсь. Так вот. Таких, как эта семья Ленц, народ из бывшего Союза между собой обычно зовет – «наши немцы» в отличии от «наших прочих» эмигрантов, которых полным полно. Они приехали в качестве так называемых «поздних переселенцев». Германия в свое время решила, что все этнические немцы имеют право вернуться на родину, если захотят. И когда такая возможность появилась, «наши» поехали. Надо заметить, есть разные «поздние». Скажем, из Румынии – приехали целыми поселками. Из Польши и из других мест.
Нам тут важно, что Ленцы сохранили язык в семье. Они свободно говорили, мало того, даже прилично писали по-немецки. Это огромное преимущество для новоиспеченного эмигранта! И сразу скажу – среди наших большая редкость. Об этих Ленц я сам уже навел кое-какие справки, поговорив подробно с одним из них. Позже я вам объясню, с кем. А пока слушайте выжимку из того, что я знаю сам от мамы об эмиграции и этого рассказа.
Приехали они вшестером – родители жены, семья Ленц и их дети. Сразу смогли объясняться всюду, где это нужно. Оформление у них поэтому прошло быстро и удачно. А это, порой, длинная занудная нервотрепка. Может, благодаря знанию языка они попали в Мюнхен, а не в какую-нибудь дыру. В общем, удача за удачей!
И вот старики получили солидную пенсию и быстро нашли квартиру в пригороде. А «молодые», которым было за сорок, принялись за поиски работы.
Вот тут постепенно выяснилось, что их преимущество – язык, при всей своей важности, оказалось первым и последним их достижением.
Папа Генрих раньше работал на заводе. Он кроме школы ничего не кончал. Свидетельств никаких не имел. Парень был самый простой – учиться не умел и не привык. Мама Марта трудилась в заводской столовой. Ей тоже кроме восьмилетки предъявить было нечего. В Германии же наступили тогда времена, когда, куда не ткнись, требовалось учиться. Причем всерьез. А на их взгляд, и долго – года два три…
Люди другого склада со свободным немецким учиться бы не пошли, а побежали. Другие, но не они.
За сорок – это не молодость. Но и до пенсии далеко. Ленц растерялись и затосковали. Помогли неожиданно родители. Некоторое время спустя пенсионеры, живущие под Мюнхеном, потихоньку познакомившись за пивом и шахматами с соседями, подыскали Генриху место. В России полной аналогии для этой работы нет. Называется она – Hausmeister. И представляет собой…
– Подожди, Петь. Я догадаюсь. Интересно же, – прервал рассказ Синицы Олег. – Можно ведь из этимологии попробовать. Хаус, естественно, дом. А потом -мастер. Значит, домашний мастер. Верно, в больших домах есть мастерские, куда жители приходят, если им нужно что-то починить.
–Тепло, но все же мимо денег, – ответил Петр. – Хаусмайстер, надо сказать, любимый персонаж анекдотов и комедий на бытовые темы. Ну а всерьез в первую очередь он отвечает за чистоту и порядок. Он убирает дом и улицу перед домом, стрижет газон и кустарник во дворе, заведует отоплением и чинит, если что поломалось. Но только по мелочам. И у него от всего в доме ключи.
Ну и Марта начала убираться. И сперва устроилась в начальную школу. Ездить надо было далеко, скромная зарплата, зато постоянная работа. А значит, медицинская страховка, пенсионные отчисления… Жизнь потихоньку налаживалась. Так прошло несколько лет. Дети учились. Марта перешла тоже уборщицей к зубному врачу, где служила и на работе, и на дому. Так вышло ближе к дому, дай не в пример больше денег. И как раз у зубного врача встретил ее наш бакинский эксцентричный миллионер.
Он, хоть и супермен, но живой же человек. Не из стекла и бетона сделан. Как-то зуб у него заболел под коронкой. Ночью. Наутро сделалось невтерпеж. Они и прибежали к врачу с переводчиком из наших эмигрантов. Надо сказать, эмигрантов в Мюнхене полно, как я уж тут говорил. Кажется – чего лучше человеку без языка? Но Скуратов обмолвился, что Мамедов неохотно к ним обращался.
– А почему? – полюбопытствовала девушка.
– О, это интересно! Напомни, потом подробно поговорим. А сейчас скажу только: он очень трепетно к налогам в Германии относился. И бурчал, что «эти», мол, вечно по-черному заработать норовят. То пособие получают, а сами налево зашибают. Или еще как-нибудь…
– Шеф, ну не говорил ли я, что он ангел? Впрочем, тут и ангела мало. А дальше я не силен. Это подумать надо, чтобы у коммерсанта душа болела о налоговых поступлениях другой страны! Я понятно излагаю?
Олег возвысил голос и сделал значительное лицо,
– Ты, друг, скоморошничаешь. А дело не так уж тривиально. Я тоже заинтересовался. И вот что услышал. В России и Азербайджане Чингиз в этом был не хуже, но и не лучше других. Искал пути платить поменьше и находил. Жуткая коррупция, говорил. Платим чиновникам в карманы. А немцы свою страну в порядке и холе держат. И как раз на налоги! – парировал Синица. И после небольшой паузы добавил.
– Что касается Мамедова… Брось ты. Какой там ангел? Наоборот, акула типичная. А лучше – личинка богомола! И не спрашивайте меня сейчас, почему. Все равно не расскажу. Стоп, о чем я говорил? – он рассеянно взглянул на своих сотрудников.
– Вы, Петр Андреевич, с коронки у акулы капитализма перескочили на переводчика…
– Верно. Чтобы понятно было, в Мюнхене и в стране вообще врачи работают так. Они открывают приемную, где чаще всего один, а реже два три специалиста обслуживают пациентов. С ними обычно еще вспомогательный персонал – прежде всего сестры, приглашенный бухгалтер, этот приходит не каждый день, и все, кто требуется еще в зависимости от специализации. Это носит название – «Праксис» (die Praxis). Женского рода, кстати, слово. Там непременно имеется нужное оборудование, небольшая лаборатория – сложные анализы отсылают на сторону – а кто-то, конечно, убирает. И что, к примеру, рентген? Он как, у каждого свой?
Рентген делается на месте почти всегда. Мелкие операции, скажем, у ортопеда – тоже. И многое другое. Все зависит от самого врача. Они охотно работают в связках. Один стоматолог оперирует, другой – нет. И отсылает своих к определенному коллеге. Но погоди. Нас ведь интересует уборщица!
Она в тот день пораньше, чем обычно, пришла. Марта, как правило, не видела пациентов у начальника. Убирают после и до приема. Это ж медики. Там во время работы чисто УЖЕ должно быть. Но после небольшого ремонта в служебном туалете срочно потребовалась помощь. Словом, пришла она. И услышала русскую речь.
Эта Марта – такое пышное солнышко – хлопотушка, хохотушка и болтушка. Весь народ уже разошелся. Наши одни остались, так как явились без «термИна»…
– Без чего они явились?
– Без… ох, сейчас. Очень просто. К врачу приходят по записи. Дата записи называется – термИн. Так и говорят -«я получил на такое-то число термИн», «сделать термИн» и т. д. То же самое и куда угодно: в ведомство, в парикмахерскую, на переговоры по поводу работы. Даже к себе домой.
– То есть как?
– А приходит к тебе кто-то просто так на квартиру. Тот же хаусмайстер, человек из домоуправления, свидетели Иеговы там, а ты им и говоришь.– Нет, я занят. У вас же нет термИна! То есть, им не было назначено. Вы не договорились на определенный срок. Ну вот, я опять забыл…Марта – сдобное солнышко! Теперь вспомнил? – Олег сделал в воздухе мягкий жест, словно слепил колобок. – Да, так люди, которые, взяли да пришли – всякое бывает, например, с острой болью – ждут, пока пройдут все по записи. И вот когда в комнате для ожидающих стало пусто, Марта подошла поговорить.
Семья Ленц
Она рассказала про себя. Про где живет и что делает. И про семью. И про здешнюю их жизнь. Про погоду. И что будет у них к обеду бульон и пирожки с капустой. А потому ей домой надо вовремя поспеть. Марта как раз объясняла, что убирается у врача, когда ее позвали. Сестра обратилась к ней с просьбой. И удивленный Чингиз услышал, как Марта бегло свободно с ней разговаривает. Очень она понравилась Чингизу…
Так это началось. Мамедов – человек предусмотрительный на свой лад. Он подождал. Все обдумал. Навел справки и о ней, и о муже. Затем предложил им у него на пробу поработать и остался доволен.
Он оформил их сначала на «базис» – есть такая форма работы или приработка. А через полгода предложил к нему перебраться. С тех пор они у него живут.
Ну, я уж упоминал, что у этих людей были дети. Младший сын тогда был подростком. Этот спокойный толковый парнишка, прилично, но без особого блеска учившийся в реальном училище, куда больше интересовался футболом, чем науками. Эрик охотно помогал отцу в саду и в мастерской, которую оборудовали во флигеле, а с Чингизом вместе ездил на стадион, когда играли «Байерн Мюнхен». Благо, с билетами у него не было проблем.
Старшая девочка тоже еще училась, но скоро должна была учебу закончить. И с ней было благополучнее всех. Тоненькая, похожая на мальчика Лина тогда чуть выше брата. С хвостиком на макушке вечно в джинсах и на велосипеде, она выросла совсем немецкой девочкой и по-русски говорила из всей семьи хуже всех. Лина была немножко близорукой, а потому носила смешные пестрые очки, делавшие ее похожей на стрекозу.
Лина школила брата, потому как младший, но если что не так, стояла за Эрика горой. И они вместе все еще охотно шалили, даром, что она была совсем взрослая девица.
Родители ее слегка побаивались. Твердый характер, совсем другие интересы. Само стремление учиться отличало ее от них и, что скрывать, делало слегка чужой. Бабушка, та тоже больше благоволила Эрику. А дед… один дед любил Лину сдержанной глубокой любовью, такой же немногословной и основательной, как он сам.
Чингиз как-то научил ее играть в нарды. Вскоре она уже обыгрывала его, хитро поглядывая на взрослого дядю, который смешно сердился, фыркал в усы и бормотал.
–
Линка, ни стыда ни совести. Опять? – Иногда он ворчал, смеясь
–
Шантрапа!
Она не понимала. А потому не обижалась. Но все равно и не думала поддаваться. Не тот характер. Вот этот-то характер ее и вел.
–
Наша порода! Моя Линуська любому шороху задаст. Золото а не девка. Всюду – от победы к победе, – говаривал не чаявшей в ней души дед. Он ценил образование. И очень гордился ее успехами. Гимназией. Целеустремленностью,
дисциплинированностью и напором. У девушки были большие планы. И дед это понимал.
Как перевести немецкое слово Kaufmann? Kaufen – это покупать. Mann -человек. Человек, который покупает? Покупатель? О, вовсе нет. Скорее, тот, кто продает. Но не только. Этот самый кауфманн делает многое другое.
Как ни странно, совсем не просто оказалась найти в богатейшем русском языке нужный эквивалент. Ближе всего, пожалуй, коммерсант в самом широком смысле слова. Деловой человек. Старые словари со своими предложениями -торговец, лавочник – конечно не отвечают на вопрос.
Если спросить сотрудников самых разных фирм, контор, мелких и крупных организаций про их профессию, они ее назовут, используя как раз это слово. Оно было прежде лишь в мужском роде. Теперь бесчисленные Kauffrau довершили грамматическое разнообразие.
И вот в «экспедиции» работают экспедиционскауфрауен. В турагентстве -райзекауффрауен, так как «райзе» означает поездка. Далее, собственно, везде. Есть они и на почте, и в любой фирме, специализирующейся на продажах и покупках чего угодно – от запасных частей машин и механизмов, до предметов роскоши или химических реактивов и легких фракций нефти.
Кауфманн означает род деятельности и профессию, а также позицию и присвоенную квалификацию. Чтобы им стать, надо учиться. Для этого есть очень широкая сеть средних специальных учебных заведений. Там учатся три года. Затем сдают государственный экзамен, который принимает независимая комиссия. Но можно, конечно, получить и высшее коммерческое образование. Такой человек пишет в своей визитной карточке – дипломкауфманн и каждый понимает, что он отличается от «просто» такого же без диплома образовательным цензом.
Девочка Ленц училась всегда с интересом и хорошо. Она сумела кончить гимназию и поступила в университет изучать экономику.
Что до младшего Ленца, он, кончив школу, сперва не ставил перед собой сложных задач. За партой ему сидеть больше не хотелось.Зато он по-прежнему играл в футбол. И однажды капитан команды – сын пивовара после игры обмолвился, что отец ищет ученика.
–
Может, кто хочет, ребята? – вопросительно глянул он на своих.
Эрик недолго думал. Почему нет? Друг представил его. И его взяли. Родители не возражали. Парень, поступив учеником в пивоварню, принялся за работу.
Время шло. Эрик, понемногу взрослея, все больше убеждался, что этот случайный выбор – его судьба. Ему очень нравилось! Он тоже нравился и делал несомненные успехи.
Но кто особенно был доволен таким развитием событий, это Чингиз Мамедов, к тому времени заинтересовавшийся этим делом с разных сторон и решивший купить парочку пивоварен себе!
Да, да – Чингиз! Несколько лет Мамедов в Мюнхене жил не тужил, не замечая самого города. Ему нравилось, что вокруг красиво и ухожено. Он менял машины и с удовольствием ездил – очень аккуратно, ничем не напоминая безбашенных южных молодцов – по отличным здешним дорогам. Он любил и ценил хорошую еду и вино. И обошел мюнхенских гастрономов, сравнивая достоинства баварской традиционной кухни с турецкими кулинарами.
Деловые партнеры его то и дело приглашали. Так он убедился, как много городе разных разностей. А кулинары знают, чем удивить. Дальше больше. Ему старались угодить. У Парижской площади в переулке за домом с лианами, усыпанными лиловыми душистыми цветам, повар француз готовил ему изысканный десерт. Он обедал у японцев и у китайцев. Или проводил вечер в ирландском пабе чуть в стороне у знаменитого в городе рынка овощей и фруктов.
Первое время он жил в Мюнхене наездами. Потом осел насовсем. Этому предшествовало немаловажное событие. Оно, словно океанская волна, что надувает паруса, но и топит корабли, выносит камни и брызжет белой пеной на берегу, имело разные следствия.
И кто сказал, что Чингиз не жениться? Что – никогда… Есть известная фраза, про слово «никогда».
Агентство Ирбис. Первые результаты.
На Маросейке нужно свернуть в переулок, углубиться немного и повернуть еще раз, а потом проходным двором проскользнуть внутрь между чудом уцелевших домов и домишек туда, где за чугунной решеткой живая изгородь из густейшего колючего кустарника закрывает зрителю обзор. Позвонив и подождав положенное время, можно войти.
Если, конечно, назначено. Времена, когда любой мог взойти на высокое крыльцо и сам позвонить в дверь особнячка под красной крышей, прошли. Домик на курьих ножках сейчас тоже умел поворачиваться «к лесу задом, ко мне передом». Но не для всех.
Петр Андреевич Синица, дипломированный юрист, бывший следователь, не женат – нет, нет, не участвовал – открыл детективное агентство, собрал небольшую отличную команду, а потом выстроил как в сказке для нее дом.
Кто следил за его расследованиями, знает, что в этом доме у него живут звери и птицы, есть уютная бабушка на хозяйстве, сверкающая кухня и настоящая печь… Да мало ли!
Что же касается самого хозяина… Петр – рыжеусый пижон с густой шевелюрой отливающих медью волос и веселыми круглыми серыми глазами, ценил и любил комфорт. Он серьезно интересовался модой и весьма тщательно выбирал себе одежду, получая нескрываемое удовольствие от процесса. Но при этом, не испытывая нужды в деньгах, никогда не купил бы себе ничего только престижа ради. Самого дорогого и слишком модного. В одежде он был убежденный англоман. А вот стряпню охотно пробовал самую разную, но решительно всем другим предпочитал русскую кухню.
Петр – верный поклонник покойного Похлебкина, иногда читал вслух из него своим соратникам осенними вечерами под гудение огня и треск полешек в изразцовой голландской печи. При этом он… Да, еще он курил трубку. Этих трубок имелась у Петра целая коллекция. Тут надо сознаться, что Синица не был настоящим курильщиком. Хотя запах табака очень любил.
Однако, больше процесса ему нравилась процедура! Достать табакерку, понюхать сначала не спеша, набить трубку, примять в чашечке табак, раскурить и пускать колечки…
И вот на этом месте можно уже это дело завязать. Если нет зрителей, конечно.
Ну, жизнелюб! Да, Петр с удовольствием варил кофе, собственноручно, без всяких агрегатов, которые глубоко презирал, лопал вкусные вещи, одевался, собирал трубки и сигары, но больше всего он любил своих ребят, ведомых и охраняемых домоправительницей тетей Мусей.
На этот раз, приняв решение отложить повседневные дела и заняться просьбой Скуратова, Синица сперва разослал их по делам. А получив первые доклады от них самих и ответы на запросы различных ведомств, которые умел ускорить с помощью прежних связей и знакомств, а иногда и личного обаяния, Петр Андреевич уселся читать и обдумывать полученные результаты.
– Начнем, благословясь! – Петр включил ноутбук а рядом положил блокнот как привык. – У Мамедова четверо детей. Три сына – парни. Одна – молодая красивая девушка. Он не чадолюбивый. Вообще семью не завел. Но вот пришла пора и он заинтересовался потомками: дозрел! У почему?
Тут могло как угодно повернуться. Кто-то из парней больше понравился. Тогда прочих по фигу! Наоборот, разочаровал – опять к свиньям!
Неизвестно, что он за фрукт, сам Чингиз. То ли для него одни мальчики в цене? Традиционалист, наследника возжаждал, ну и… То ли… Впрочем, человек противоречив. Вполне могло случиться по-другому. Увидел фею Ларису и растаял! Вдобавок, Эрик, его избранник и дипломированный пивовар, решил на ней жениться. Вот и конфликт. Прочие наследники – с носом!
Кстати, если для кого-то дело в наследстве, зачем гробить Ларису? А почему не Эрика? Например, потому, что ее проще. Во всяком случае – эти Мамедовские дети для меня первые подозреваемые. Уже целых три. Ну, посмотрим, что говорит Костина. По телефону она щебетала как-то огорченно, пробыла в Питере недолго и отправилась дальше в Норильск. Теперь пора вникнуть, что к чему.
Луша Костина, отправленная Синицей в Питер, без приключений добралась до места назначения, а устроившись, сразу позвонила Ленцу. Они тут же договорились.
Луша город немного знала. Добраться до Гороховой не составило труда. Эрик ее ждал. И она, нажав внизу кнопку вызова и набрав код, легко взбежала по той же широкой мраморной лестнице, по которой однажды торжественно и не торопясь спустилась вниз белокурая красавица-невеста, чтобы больше никогда сюда не вернуться… Ей открыли. Жених, а лучше сказать, вдовец, похудевший, с покрасневшими от бессонницы глазами и трехдневной щетиной на осунувшемся лице, поздоровался с ней и пожал руку. Для чего высокому Эрику пришлось несколько пригнуться.