– На этот раз у Риты. Рита еще в гостях у Баумгартенов, когда мы пришли знакомиться, стала чихать, глаза и нос у нее покраснели. Ну заболел человек! Такая же картина повторилась в доме Мамедова на месте преступления. У нее повторился приступ – острый, малоприятное состояние. Она вышла в сад. А я уже без нее нашел случайно – вовсе не искал, просто повезло – одну приметную мелочишку. Ниточку с бисеринками. Так Инга расшивала кисеты своему мужу. Это само по себе ни о чем не говорило. Он там бывал! Но я вспомнил про него.

Нитку, вернее, крошечный кусочек, я спрятал. Вскоре раздался звонок. Рита меня вызвала в сад взглянуть на найденную гранитную плиту. Это вкупе с ее странными симптомами и был тот самый толчок.

Мы стали разбираться, что к чему, коснулись и ее нездоровья. Я спросил, конечно, в чем дело. Оказалось, она аллергик. Ничего страшного, но есть некоторые вещи, которые действуют на нее быстро и ощутимо. И среди них такая редкость по нашим временам, как нюхательный табак! Так вот, я заказал еще и анализ бытовой пыли в комнате отдыха. Его сделали грамотно. Стало понятно, что это дедов табак. И следы свежие. Мы пришли к выводу, что он, по всей видимости там был совсем недавно.

– Но ты сказал, дед часто бывал в доме, – засомневался Олег.

– Верно! В принципе, да. Я специально очень осторожно позже поговорил со всеми. Бывал? И да, и нет. Чингиз его приглашал, если так совпало, что он дома и старик тут. Тот не отказывался. Но сам он часто приходил в гараж и мастерскую. А в другие места – как правило, нет. Просто, этого не докажешь!

Отец Марты, он же дед Лины, человек с ключами от дома куда-нибудь там зашел? Вполне возможно. Кто проверит, было или нет? Кто станет на него показывать и доказывать?

С другой стороны – всех членов семьи опросила полиция. Ни он, ни кто другой словом не обмолвились, что дед там был!

Мы тогда… это был только повод вообще его иметь в виду! Еще странность – дед куда-то делся. Отчего? Что-то знает? Видел? Боится за себя? Или не хочет выдать своих?

Семейные отмалчиваются! Затем, выяснилось, что старик болен, у него лейкоз. Он умирает. Взял, да уехал подальше в привычную среду.

Дальше… Он все же сказал своим, где находится. Лина стала ему переводить деньги. А я решил – меня в Мюнхене больше ничто не держит. С Ларисой сами разберемся. С Мамедовым – криминальная полиция. И тут вдруг Лина, которая ко мне уж раньше обратилась за помощью, попросила найти деда и убедить его вернуться. И я решил – почему, нет? У меня… ну, не важно. Словом, мы вместе поехали. С Ритой. Нашли его, поговорили… Тут и начинается история с дневником!

– А как дальше с этими, с этой парой? Лу, глянь, пожалуйста, как их зовут. Она – Яна, фамилии я не помню, – поинтересовался Мысловский в наступившей тишине.

– Об этом я мало знаю. Приедет Герман, спросим. Яна пыталась покончить с собой. Ее спасли. Ее друг Людвиг… у меня было в последнее время много забот и я не знаю подробностей. Но я передал Герману все, что нужно, а он связался с его адвокатом.

Хорошо, что ты спросил. Обязательно выясним у Клинге, чем кончилось дело. А сейчас, ребята, если есть дополнения, пожалуйста. Лу, как ты?

– Да, шеф, я готова. Уже записываю!

– Отлично. Давайте по старшинству. Нормальный разбор полетов. И выводы: что получилось, что нет. Где сомнения? Где мы сделали ошибки? Что учесть на будущее?

Они еще поработали. По кругу высказались о деле, договорились о справках и дополнениях и решили, что на сегодня все.

– Люди! А что с каминной? Как там? Я бы посидел у огонька. Где будем принимать – в столовой? Я позабыл вас спросить. Или пойти мне взглянуть? У нас, конечно, не бал и если…

– Да-да, мы тоже… есть дела поважнее, ты прав. На этот раз примем гостей в столовой. В гостиной страшно пахнет лаком. Просохло не совсем, мастер сказал, нельзя зажигать огонь, чтобы не перекосило…– Олег на мгновение задумался.

– Оптические оси зеркал! – добавил он.

Хохма была рискованной. Петр – юрист юристом, а в школе учился хорошо. Основной курс физики он знал вполне прилично. Как звали жену Бойля – Мариотта его спрашивать не стоило.

Но обошлось! Начальник пропустил мимо ушей последнее замечание Майскова. Зеркал в каминной было много.

В двенадцать все разошлись, чтобы вечером собраться для встречи друга и делового партнера шефа Германа Клинге.

Домик на Маросейке, избушка на курьих ножках выглядел небольшим. Но только на первый взгляд. У него был подземный этаж, а в нем гараж на несколько машин. Из гаража шел ход, которым весьма удобно пользоваться, если надо, не привлекая лишнего внимания, уйти по своим делам. Ход – вернее его назвать туннелем – выводил довольно далеко. Впрочем, внутри в «Ирбисе» полно чудес. Обо всех долго рассказывать. Всему свое время. Сейчас-то речь о другом. Все машины агентства остались себе стоять. А вот курьер Леня отправился в аэропорт на роскошном лимузине. Темно синюю очень представительную машину арендовали, заранее хорошенько обследовали, сделали на ней контрольную поездку и убедились – все в порядке.

Да, Леня отправился, а ирбисовцы остались ждать. Перед отъездом он позвонил в отель убедиться, что номер, заказанный из Мюнхена на имя Клинге готов и свободен. Портье подтвердил заказ и прочитал его еще раз для верности. Леня удивился.

– Сколько? – переспросил он. Портье снова повторил.

– Вы уверены?

– Никаких сомнений. Я сегодня на дежурстве. И мне перезвонили как вы сейчас. Все именно так, как хотел гость. Не сомневайтесь. Он говорил по-английски, но с этим у меня нет проблем.

Ленька и не сомневался. Шератон есть Шератон. Что ж, Клинге не мальчик. Планы у него могли измениться.

Без всяких приключений курьер встретил мюнхенский самолет, привез Клинге и.. .ммм… сопровождавших его лиц в отель. Затем дождался, пока они отдохнули и приготовились, и доставил гостей в Ирбис. Только… туннель, о который мы упоминали, заканчивался в соседней улочке. Он выходил наружу в сооружение, в точности похожее на высоковольтную подстанцию. Снаружи! А внутри… ну, назовем его теплой проходной!

Курьер набрал код. Дверь открылась. Небольшая процессия вошла внутрь. Мысловский впустил их и, поздоровавшись, наоборот, сел в машину и доставил ее на место.

Леня, на вполне сносном немецком болтавший всю дорогу с Клинге, увлек его и… других гостей по туннелю в Ирбис, где они поднялись на второй этаж на лифте. Затем, никем незамеченные, проследовали в верхние комнаты. Щелкнули замки. Леня набрал телефон Олега и доложился.

– Так. Полчаса осталось. Синица подъезжает. Тетя Муся уже накрыла на стол. Ровно в шесть вы входите! Ты понял меня? Отбой! – услышал взволнованный студент.

Сюрприз готовился тщательно. Пусть, тайна, известная хотя бы двоим, уже не тайна. Как знать, не заболей Синица серьезно и тяжело, так, что долго не был в «избушке», все б сорвалось. Вся таинственность однажды раскрылась. Но старая поговорка про несчастье, которое, порою, помогает счастью, сработало. Петр ни о чем не догадался!

Он тоже приоделся. На нем был светло-серый костюм. Синий галстук в полоску и слегка отросшие, аккуратно подстриженные усы были ему, определенно, к лицу.

Луша, взглянув на шефа, решила, что он, похудев, помолодел и это тоже кстати.

Накрыли стол. Предполагался легкий ужин. В шесть Герман Клинге в сопровождении Лени вошел в столовую, где его уже ждал Петр. Друзья обнялись. Синица краем глаза отметил, как много на столе приборов. Но не успел он удивиться, в комнату вошел Олег, а с ним… Брови Синицы поползли вверх. Яркая блондинка в темно синем смокинге, замшевых туфельках с цокающими каблучками… Он никогда ее не видел. Такую женщину он бы не забыл. И вместе с тем… какое знакомое лицо!

– Питер, позволь тебе представить. Фрау Яна Вишневска, которая…, – начал Герман Клинге.

– Которой вы спасли жизнь, – подхватила Яна, – в этой земной жизни больше ничего не боится! Я нашла господина Клинге, я его… долго охмуряла. И мы выработали план!

Я упросила Германа. Мы вместе прилетели. Я вовсе не хочу вам мешать. Но… вы не только меня вытащили за ниточку. Хоть она была уже очень тоненькой! Вы Людвига… Его же отпустили! Знаете, он в реабилитационной клинике. Но он мечтает и…

Сейчас заплачет!

Яна все время говорила по-немецки. Народ ничего не понимал. Только Леня, который, ее в ее, решил, что синеглазая красавица – подруга Германа, слушал и медленно, но верно осознавал свою ошибку. Из ее взволнованной речи он смог не так много уяснить. Но… точно, не подруга!

Пока Яна жала руку Синице и сбивчиво снова и снова благодарила, в комнату на подставке с колесиками въехала одна из самых тяжелых таинственных «коробок Клинге» в сопровождении тети Муси.

– Тут… кое-что, – Яна махнула рукой, – а остальное… Господин Клинге, вы уж потом без меня… я исчезла! Но вы, – она опять подбежала к Петру Андреевичу, – должны мне обещать, что когда будете в Мюнхене, мы встретимся! Иначе Людвиг меня убьет!

Яна вышла. И снова заговорил Олег.

– Петя, у нас есть еще гости. Они мечтали сделать сюрприз. И я взял на себя смелость, уговорить их зайти. Они тоже хотят тебя поблагодарить и познакомиться. Все втроем. Ты разрешишь?

И снова не успел мало что понявший Петр Андреевич сказать «да», как в комнату вошла маленькая девочка. Ее яркие черные глаза светились любопытством. Щечки были похожи на снегирей зимой. Белые бантики в горошек, платьице веселого розового цвета, сумочка в такой же горошек… Смешная, занятная, девчушка остановилась посреди комнаты. Отчаянная решимость что-то сказать переполняла ее маленькое сердце.

– Здравствуйте, дядя Петр! Меня зовут Кира Ленц. Со мной папа Эрик и мама Мила. Они хотят сказать спасибо. Вы помогли нам… разобраться. Они стесняются, а я нет! Я хотела вам подарить свою куклу. А мама Мила считает, куклы мальчикам не годятся, мальчики играют в машинки. Ну… мы с ней и с папой подумали. Сходили в зоопарк. Папа мне показал там диких кошек. Он говорит, Ирбис – снежный барс. И вот мы его нашли! Барс гораздо лучше машинок. Ведь он живой!

Кира достала из сумочки белого мягкого дикого горного кота и вручила Синице.

– Эй, клопешник, спасибо. А… откуда ты знаешь, который – я? – голос Петра дрогнул. Но белого «барса» в серое пятнышко он крепко прижал к груди.

– Ты же рыжий! – ответствовал ребенок.

Взрослые, даже те, что знали, что к чему, так оторопели от этого выступления, что Эрика Ленца за руку с его Милой никто почти и не заметил.

Милка уткнулась носом в платок. Малышка подбежала к отцу. Эрик схватил ее на руки.

Несколько секунд все молчали. Потом… Киру тормошили и целовали. Родители ее благодарили Петра и все со всеми знакомились.

Ленька с Эриком то и дело шелестели на ухо бедному Герману, надоедая ему переводом происходящего. В общем, нормальный дурдом!

Спустя некоторое время суматоха улеглась. Договорились, что Эрик с Милой отбудут по делам, которых у них много, а Кира останется. Ей было интересно взглянуть на здешних зверей, тетя Муся обещала вкусные вещи. Да и вечером в огромном городе малышке не место.

– Дома лучше, – решительно заявила тетя Муся. Ужин продолжался. Время близилось к семи. Олег встал и попросил внимания.

– У нас сегодня необыкновенный день! Наш руководитель и вдохновитель, владелец и директор выздоровел. Друг «Ирбиса» и партнер Герр Клинге приехал в гости. Мы все очень хотели, чтобы вечер прошел как можно интересней. У нас в запасе есть разные сюрпризы. И если вы думаете, что это все, вы никогда еще не были так далеки от истины!

Шеф, коллектив тебе слегка морочил голову. Прости! Гостиная, она же каминная, готова. И там подадут десерт. Мало того. Фея нашего домашнего очага Мария Тимофеевна превзошла себя. Всех ожидает торт и лотерея. Орехи счастья! Я вас попрошу в каминную.

И пока никаких вопросов! – замахал руками Майский. Он хлопнул в ладоши. Хихикающие синицинские соратники вытащили откуда-то круглые нашлепки и запечатали рты. На красных кружочках на двух языках крупными буквами было написано одно слово – «печать».

Следующие минут пять ирбисовцы, включая Леньку, изъяснялись одними жестами, а Герман с Синицей хохотали, глядя на эту уморительную пантомиму. Впрочем, что им оставалось?

Каминная – так называли гостиную – находилась этажом ниже. Туда спустились по лестнице. Майский, зайдя вперед, сделал руками пару пассов и отворил дверь.

Им открылась замечательная картина.

В комнате горел камин. Отблески пламени отражались в шести зеркалах, по периметру ее украшавших. Еще горели электрические канделябры. И тоже у зеркал. Потолок был задрапирован серебристой тканью.

Посреди комнаты на круглом столе сиял начищенным серебром старинный парадный сервиз. Искрились бокалы цветного хрусталя. Шампанское в ведерках со льдом, янтарный и сизо-лиловый виноград… Смешки как-то сами собой замолкли.

Луша, по-прежнему молча, развела присутствовавших по местам, но сесть не разрешила. Она указала им рукой вперед и тоже хлопнула в ладоши. Раздался гонг. С легким шипением раскрылись резные ореховые дверцы лифта, соединявшего кухню и гостиную.

Свет погас. Что-то прошелестело. В следующую секунду вдоль стен засияли невидимые светильники. Вступила музыка. Звуки арфы хрустальными колокольчиками полились вместе с этим светом.

Шесть человек стояли полукругом лицом к нише лифта. А из нее вышла девушка. Она сделала шаг вперед и музыка смолкла.

На девушке было кружевное платье, в волосах живые цветы. Она улыбалась. В полной тишине девушка что-то прошептала. Слов никто не разобрал, зато не было сомнений – из всех присутствующих шести она увидела только одного.

Рита!

– Рита, Рита, Рита… нет, я, похоже, сошел с ума. Это галлюцинации, – бормотал тем временем владелец Ирбиса.

Как сомнамбула он обошел стол. Рита стояла, не двигаясь. Ирбисовцы дружно выученным движением сняли со рта печати. Леня ловко открыл шампанское и наполнил хрустальные бокалы.

– Прозит! – первое слово отчетливо прозвучало, пробудив заколдованное царство.

– А это кто? Она – Золушка? – вдруг раздался детский голосок. Кира, про которую все забыли, улизнула от тети Муси и пробралась посмотреть. Это называется обручение! – назидательно умудренным тоном сказал Леня.

И тут уж все загомонили. Клинге посмеивался. Петр хлопал своими пушистыми ресницами и то обнимал счастливых соратников, то тряс их, хватая за грудки.

– Как же это? Ах вы – конспираторы! И все знали? Нет, все??? Луш, да ты у меня – «девушка Бонда», а мужики… Я ж вам задам, но это потом. Потом!

– Э, ребята, взгляните на малышку, – Мысловский кивнул на девочку. Кира тем временем, забравшись на стул, деловито дегустировала шампанское из цветного бокала.

– Стоп, шампань для взрослых! – Дима попытался забрать «игрушку», ребенок тут же заверещал.

– Давайте-ка усадим Кирочку в сторонку, дадим ей что-нибудь вкусное, -резонно предложил Олег, – я принесу стул, а вы…

– Закройте лифт! – раздался в это время голос сверху, – тогда получите стул! Решили без торта остаться? Ишь, шантрапа, нельзя доверить им ребенка!

Дверцы захлопнули. Лифт проследовал наверх и вернулся. В нем, сидя на стуле, прибыла тетя Муся. В руках она держала блюдо. Рядом стоял сервировочный столик, а на нем торт.

Это произведение кулинарного искусства заслуживает отдельного описания! Торт состоял из бутонов, облитых глазурью! Бутоны с ореховой, вишневой, ванильной, шоколадной и бог знает еще какой начинкой, увенчанные в середине вензелем из имен Петра и Риты помогала делать вся дружная команда. Торт вышел роскошный. Блюдо, напротив, было небольшим и скромным.

Марию Тимофеевну вывели под руки. Торт вынес Леня и поставил на стол. Все зааплодировали. Олег поднял руку и попросил внимания.

– Перед тем, как поздравить наших друзей с помолвкой, мы по старому обычаю сейчас устроим небольшую лотерею. У тети Муси в руках блюдо, на нем шоколадные орехи. И Луша… Лушенька, ты готова?

– Почти! Лень, приступай!

Леня достал плотный красный шарф и завязал Луше глаза.

– Вот, кто хочет, может проверить! Итак, в бумажных корзиночках шоколадные орехи. Для всех. Мы посчитали.

– И мне? – пискнула Кира.

– А как же? И тебе! Но сиди тихо, иначе не получишь! Ребенок замолк.

– Внимание! Ореховая фея у нас тоже тетя Муся. Орехи все заколдованы. В корзиночках написано – открыть ровно через неделю, в десять часов иначе не сбудется! Так, Мария Тимофеевна?

Тетя Муся энергично закивала.

– Еще одно. Орехи обязательно открывать! Не зубами…

– А чем? Щипцами как Щелкунчик? – Ленька защелкал как филин клювом на охоте.

– Леонидис! Не перебивай старших. Найдешь, чем. Кусать сразу не надо, понял? Ну вот. Сейчас в полной тишине я буду выбирать их и спрашивать: Лушань, кому орех?

– А кто…?

– Ленька, не возникай! Тоже я!

– Я вытащу, – он взял длинные серебряные щипцы с роговыми наконечниками, – а Лу, стало быть, с закрытыми глазами скажет, кому!

– Майский! Я прошу слова, можно? – подал голос Синица, – Ты не сказал нам, что в орехах.

– Да, виноват. А это – самое главное. Внутри ядрышки. А среди них – золотое. Значит, кто вытянет, верней, кому достанется… Тому и счастье. Давай!

Они сыграли в «орешки». Олег щипцами хватал корзиночки с большими с детский кулак шариками из шоколада и раздавал по очереди, каждой старательно приклеивая имя, чтобы не перепутать. Странное дело! Синицы, среди перечисленных, не было.

– Эх, дожить бы! Еще через неделю… Но утром. А это хорошо. Просыпаюсь, а у меня в орешке счастье! – мечтал Ленька.

Потом снова хохотали, снова поздравляли обрученных, снова рассматривали кольца, болтали всякую чепуху, и, наконец, высыпали в сад, где было подготовлено последнее действо праздника. Во внутреннем дворике с другой стороны «избушки», который тут трудно было даже предположить, устроили танцевальный настил для танцев. Небо осталось ясным. Но над землей взвился тент. Вокруг него расположились колонны с отоплением. Вскоре в саду сделалось тепло. Но Петр все же набросил невесте на плечи шаль.

– Сейчас они включат снова музыку. А мы будем танцевать. Ты не устала? Если нас ждет еще ковер самолет, я бы не очень удивился. Пойдем?

Вальс поплыл над зимним садом Ирбиса. Петр повел свою невесту по кругу. И тут совершенно бесшумно расцвели зеленые звезды, цветные фонтаны, алые спирали и лилово синие узоры. Начался великолепный фейерверк!

Жених с невестой танцевали. Друзья стояли вокруг. «На хозяйстве» в этот вечер был, прежде всего, Леня. Он и принял сигнал, что вернулись Яна с Эриком.

Через часок Леня повез Клинге обратно в отель. Гости разошлись. Рита с Петром еще раз одни станцевали в саду и ушли. Они остались ночевать в «избушке».

А Кира уговорила Эрика выйти в сад и посмотреть перед сном звездочки.

Фейерверк кончился. Кира огорчилась. Остались, правда, конфетти. Они переливались в лунном свете. Собрать? Девочка нагнулась. На земле что-то белело. Листочек! Она подняла бумажку и сунула в сумочку. Нечего говорить, что ребенок устал от всего пережитого. Им отвели комнату. Пора было в кровать. И Мила принялась разбирать Кирины вещички.

Куртка, шапка, ботиночки… Вдруг из сумочки Киры выпала бумага. Белый листок, исписанный от руки, был слегка испачкан и источал слабый аромат духов.

– Кирусь, что это?

– Я нашла, а тетя Рита потеряла. Я хотела… но только я забыла. Устала! Мам – Мил! Я же умею читать?

– Давай-ка раздеваться! Постой, читать? Умеешь. Только читать чужие письма нельзя! А ты прочла?

– Я хотела… у меня не получилась. И я сердюсь! Теперь ты попробуй!

– Сержусь! И славно, что не получилось. Это по-немецки. Наш папа мне объяснял. Там письменный шрифт другой. Я тоже не сумею. И… Мышка, это же листочек. Не знаю, кто его потерял!

– А я знаю. Он пахнет тетей Ритой. И вот – там ее цветы!

Кира встряхнула бумажку. На стол упали слегка увядшие фиалки. Мила озадаченно присвистнула.

– Мы папе отдадим. Да это, небось, и не письмо. Почерк тут… Нет, все равно. Я не понимаю. Ну, спи, мое солнышко. Давай, я тебя поцелую.

– Эрик! Взгляни, пожалуйста. Детеныш что-то нашел. Может выйти неудобно. Говорит, тетя Рита потеряла. Сложенный листок на немецком без конверта. Может, и ерунда? Знаешь, неловкая ситуация. Если важно, а мы невольно прочитали…

– А где нашла?

– Да здесь только что в саду! Смотри, оно еще влажное, тут даже след каблучка. Эрик взял листок. Не понять это было невозможно. Взрослый человек, знающий немецкий… Вот именно! Кроме него в доме таких чужих уже не было. И что делать?

Крупным уверенным почерком на сложенной бумаге было написано: «Моя любимая! Я просил твоей руки и был счастлив, что ты ответила – «да». Но я сказал – есть препятствие. Я не решился тогда договорить. И ты поймешь, почему. Так случилось, что я не могу иметь детей! В одном из моих первых дел на работе я перенес…»

Эрик быстро скомкал белый листочек и взглянул на Милу. Он обнял ее, прижал к себе так крепко, что она пискнула, и потянул за собой.

– Пошли!

– Что ты там увидел?

– Мил, это, письмо. Рита его потеряла. Оно, правда, важное. И не для посторонних глаз. Они дома, мы – у них в гостях. Можно бы отнести его снова в сад. Сделать, все, как было, пока наша маленькая разведчица его не отыскала. Но… вдруг кто еще найдет?

А можно его вернуть. Тогда Синица поймет – мы читали! Значит, эти решения… оба хуже! И мое тоже не блеск! Но я все-таки решил.

С этими словами он увлек Милу обратно с сад. Похолодало. Все уже было убрано. Внутренний дворик приведен в порядок. Ничто не напоминало о празднике. Тент сложили. Настил для танцев из толстого пластика покоился в подвале. Колонны – обогреватели – тоже. Только несколько металлических пластин для фейерверка еще остались пока стоять.

Светились лишь два окна. Да слабый свет из сторожки, выходившей на сторону переулка, отражался на полированных поверхностях.

Эрик достал зажигалку.

– Мил, я покурю.

Он зажег сигарету, потом порвал на мелкие кусочки письмо.

– Хочешь поджечь? Еще бы!

– Ох, ты сама – детеныш!

– Ладно, дай скорей зажигалку, застукают!

– Бери!

Но огонек не сразу загорелся. Влажный листок сначала почернел, потом затлел краешек и наконец, вспыхнул рыжий язычок. Тише! Слышишь? Разговаривают!

Под окнами на третьем этаже был небольшой закрытый балкон. Выпуклый иллюминатор, теплый стеклянный аквариум, весь изнутри увили лианами. Снаружи людей не удалось бы рассмотреть даже на близком расстоянии. Но голоса…

Это была двухуровневая квартирка Петра. Капитан оставался на своем корабле, когда приходила такая фантазия. Сверху спальня. Внизу кабинет и этот вот балкон. Он с Ритой спустился вниз. Света они не зажигали.

– Петер, я так хочу, чтоб у одного из нас было ядрышко!

– Ни за какие деньги! Я тут же съем собственный орех, а твой… давай – ка я тебя ограблю! Ты суеверная? Я просто проглочу орехи. Тогда мы не узнаем, есть ядрышко или нет! Попробуй, докажи, что его не было!

– Малыш, мое счастье – это ты! Смотри, за окном тихо, словно мы не в столице, а в лесу. Я никому не позволю…

– Ой! Тихо? А там огонь! – Рита прижалась носом к стеклу. Где?

Но листочек догорел. Петр ничего не увидел.

– Это, наверно, отражение. Фары… Кометы с метеоритами…

Риты с метеоритами. Луна! Нет, ты меня поцелуй… пошли отсюда! Кроме тебя я глядел только на девочку.

– Да? Почему? Я ж ничего не понимаю. Она болтала, все смеялись… завтра же начну снова заниматься!

– Я тебе переведу. Она называет этих ребят только папа и мама. И, похоже, ей с ними хорошо, а они счастливы.

– Это «мама и папа» я поняла без перевода!

Притаившиеся как набедокурившие школьники Эрик с Милой слышали, конечно, только гул голосов. Они бочком пробрались к двери, боясь, устроить шум, но все обошлось. Было еще совсем не поздно. Но в одиннадцать в «избушке» все взрослые и дети спали без задних ног, мало чем отличаясь друг от друга.

Дмитрий Сергеевич Мысловский – солидный семейный положительный человек утром за завтраком начал осторожно подлизываться к жене. Он уплел приготовленный ее омлет с ветчиной, с аппетитом закончил салат и собрался сварить какао – это он иногда делал сам. Жена не проронила ни словечка. И Дима знал, почему.

На днях она его уговаривала сходить в кино с друзьями – соседями. После чего они были званы на пирог. А он застрял в Москве. Получил для этого отпуск. Случай, правда, был уникальный. И никакие отговорки… Ох!

Дима был в заговоре. Его роль в операции «обручение» была существенной. Он отвечал за «Шератон». Он, когда наступил час «икс» и Клинге прислал разрешение, распаковал таинственные коробки. Он привел двух молчаливых ребят, и они быстро, сноровисто подготовили все технические чудеса.

В коробках еще нашлись испанские и итальянские вина, французское шампанское! Интересно… Но это все же не главное.

Как мог Дмитрий Сергеевич Мысловский пропустить такой номер? Обручение шефа Ирбиса? ТАКОЕ обручение? Ну, как?

– Пупсик! Не дуйся. Я тебе привез коробочку, – Дима потянул жену за халатик.

– Не смей… ну, порвешь же… не называй меня пупсиком, Митяй!

– А ты не злись. Вот, гляди! Тетя Муся мне для тебя упаковала. Пирожные!

Жена Ира сдалась. Они не ссорились надолго. Что сделаешь? Посмотреть, действительно, интересно. У Димки всегда тайны. Такая работа…

В коробочке были эклеры. Но разные! Ванильные, шоколадные, кофейные… Вот, отлично! Вечером на десерт будет очень кстати. Но это явно, не все! Лукавая физиономия мужа…

– Ладно, прощаю! Иди, я тебя поцелую! Я вижу, что-то еще. Ой, может, наоборот, плохое? – испугалась боевая подруга.

– Да, нет. Ну, что ты! Все в порядке. Смотри, орех. А я сберег для тебя!

Он поставил на стол затейливую картонную корзиночку. Сбоку крупно на красной наклейке было выведено – «друг Ирбиса Д. С. Мысловский».

– Открой. Там шоколадный орех. Если повезет, внутри, есть ядрышко. Тогда…

– И ты мне принес?

Растроганная Ира стала так нежно благодарить Димку, что торжественное извлечение… или как? «вскрытие» звучит судебно-медицински, щелкание – неуместно.. .ну, это самое – шоколадного ореха чуть было не сорвалось по весьма уважительным причинам.

– Нет, давай откроем!

– Умираю от любопытства. А как?

– Постой. Еще одиннадцать минут. Велено сегодня всем одновременно ровно в десять!

– Смотри, он из двух половинок. Так и задумано. Прямо ножичком и все. Нет ядрышка – не надо. Возьмешь, да съешь! Это бесподобный шоколад. Я пробовал. Они специально заказали.

– А кто?

– Это все домоправительница Синицы тетя Муся. Ей сделали половинки. А дальше она сама. И никому ни слова! А ты не знаешь, что там? Понятия не имею! Ну, ядрышко…

Они достали швейцарский ножичек. Жена осторожно водрузила орех на тарелку с салфеткой и нажала. Тисненые половинки раскрылись, остро запахло шоколадом. Они были толстые. Орех – литой и увесистый. Только в середине он имел выемку величиной с крупную жемчужину. В ней лежал шарик, завернутый в прозрачную бумажку.

Жена, не веря своим, глазам, взяла тяжелую горошину, развернула…

– Митька, это золото! Да посмотри же – проба… Это недоразумение, наверно, это не нам!

– Золотое ядрышко… Счастье… – на Диму стоило посмотреть.

Он бросился звонить. Но телефон сначала был безнадежно занят. Он несколько раз пытался снова. В Ирбисе никто не отвечал!

В Москве в это же время похожие сцены происходили еще в нескольких местах.

Лукерья Костина сначала запрыгала от радости, потом всмотрелась и тоже бросилась к телефону.

Олег Майский – любитель и знаток, сию секунду оценил драгоценную полновесную горошину высокой пробы. Он схватился за голову. Но… решил немного выждать. Мешать Петру? Это ж не пожар! А если не Петру, то – кому? Нет, он сначала подумает!

Ленька сплясал фанданго, прошелся на руках, проорал несколько английских ругательств и помчался к подружке на мотоцикле.

Эрик с Милой отворили орешек своей дочки точно по часам. Увидев ядрышко, Мила улыбнулась. Все правильно.

– Но орешки не простые, В них скорлупки золотые…– Продекламировала она. – Эрик, ты не помнишь? Тебя не здесь учили!

– Мне бабушка читала. Я знаю наизусть царя Салтана. Там дальше про изумруд…

– А что ты такой задумчивый? Нашей девочке везет! Смотри, как она радуется.

– Мил, взгляни. Ядрышко настоящее. Что делать будем?

– А какое еще? – совсем не удивилась Мила.

Эти удивительные ребята могли только настоящее счастье подарить совсем маленькой девочке. Несчастья у ней уже были, – тихонько добавила она.

Герман нашел ядрышко. Полюбовался. А затем написал Петру письмо, где сказал, что это был незабываемый вечер. Подарок – тоже незабываемый! И он решил заказать себе кольцо на память, а бусину счастья оправить в серебро. Нет, лучше в слоновую кость!

Только Рита чуть не проспала назначенное время. Петр ходил вокруг и боролся с желанием ее растормошить.

Приученный с детства держать слово, он честно ждал до десяти. Она не просыпалась!

– Рит! Мне очень жаль тебя будить. Но… орешек! Я же страшно любопытный. Это все придумала тетя Муся. А мне? Чтобы она МЕНЯ забыла? Ни в жизнь! Тут что-то не то. И я не успокоюсь, если…, – шептал он в розовое от сна ушко.

– Петер, милый… открой, пожалуйста, без меня. Я… полчасика… сам же и виноват, а будишь…

Ему было нечем крыть. Он знал.

Рита свернулась калачиком и сонно потерлась носом об его щеку. Синица встал и достал корзиночку. «Нашей Рите» прочел он на наклейке. Петр взял орех. На донышке лежала записочка. Потом, – решил Петр.

Он извлек ножик, почти как у Мысловского, только меньше. Орех на блюдечке на гладкой поверхности скользил. Как бы… а, вот! В шкафу нашлась пиала. Одно движение и увесистый шарик – бусина литого золота легла на ладонь Петра Андреевича Синицы.

Проба, крошечная буква «м», матовая поверхность… Бусина была просверлена. Он хорошо ее знал. Еще бы! Он сам заказывал это ожерелье. И сам дарил.

Да, записка! – Петр схватил бумажку. Она была адресована… ему!

Владелец Ирбиса схватился за голову. Счастье? Он был счастлив. И растроган до глубины души, да так, что по его рыжей – у него все было рыжее – двухдневной щетине, по снова уж пушистым усам скатился тоже шарик, но поменьше. Он очень напоминал… но не будем углубляться!

– Малыш, вставай! Ты выиграла. Но спать мы будем позже. Мне срочно нужна твоя помощь. Твой вкус, женская интуиция. Какой-нибудь ловкий ход.

Вперед! Надо купить ожерелье, браслет… ах ты, понятия не имею… брошь, королевскую корону!

Мы идем брать ювелирный магазин!

– Чтооо? – сонливость мгновенно улетучилась. Бравый волонтер Рита – сна ни в одном глазу – свечкой взлетела над кроватью. Она, усевшись по-турецки, уставилась на Петра.

– Вместе… грабить? – Рита покосилась на свое одеяние. Синице нравилось кружево. И на его любимой было прозрачная туника с вытканными кое-где по кружевному полю цветами. Но только – кое-где…