Справа от Тани сидел немолодой баварец с бородой. Вот, он, пожалуй, был похож на придуманного ею пивовара. Но румяный полнокровный и жизнерадостный бодрячок рассказал, что он работает в банке. При последних словах он оживился.

Вы знаете, господин Берг, а я читал, что даже раньше как раз у нас в Баварии что-то уже такое было. Пивной закон? Не берусь точно сказать, возможно. Но где и когда…

Герр Фукс, я вам могу определенно сказать: в Аугсбурге считают, будто самое древнее пивное право, если можно так выразиться, появилось у них. Еще в 1143 году там городской совет издал закон, по которому пиво можно было варить только из солода, хмеля и воды. А в тринадцатом веке кайзер Фридрих Барбаросса приказал за дурное пиво платить штраф в пять полновесных гульденов – очень по тем временам серьезные деньги!

Кстати, Аугсбург и его знаменитый при Фуггерах кабачок «Облапошенный купец», так там пиво варили по-разному. С травками, не только из ячменя, а из разных смесей, да и березовое, о котором я вам уже…

Э! «Облапошенный купец»? Прелесть какая. Аугсбург это недалеко. Может, съездить? Надо после экскурсии расспросить.

Когда все кончилось, это и были ее первые слова. Она собиралась спросить о разном. Составила список еще дома. Добавила по ходу рассказа Берга к нему два пункта прямо сейчас и…

– Да, и довольно много, – начала она в ответ на предложение задавать вопросы, если они есть. – Я хотела бы знать… А почему купец «облапошенный»? Мне так понравилась, я даже подумала, если он сохранился, так посмотреть…

И осеклась. Никто же ни черта не понял. Неловко даже. Как это я? Ведь хотела спросить о бочках, какие лучше и хранят ли теперь так пиво там, где продают, и вдруг… Только она ошиблась. Берг все понял.

– Почему так назвали, я не знаю, – ответил он.– Сам кабачок не сохранился до наших дней. Но… имя Фуггер вам что-нибудь говорит? И Фуггерай? Вот это следует посмотреть. И если вы хотите…

Они разговаривали, словно были тут вдвоем. Чета Бауер переглянулась. Жена потихоньку потянула мужа за рукав и проворковала.

– Танья, моя дорогая, мы торопимся. Мы хотели бы поблагодарить и попрощаться. Я тебе вечером позвоню, и мы обо всем поговорим.

Синица и его версии

Петр решил привести в порядок свои мысли. Пожалуй, стоило записать… Кто сейчас на очереди? Роберт! Это была его версия номер один. Живет в Питере. Узнал об отце, но не испытывает к нему никаких чувств, а сам, пусть устроен неплохо, но очень ненадежно. К тому же среда. В этих клубах, где работают стриптизеры, публика, мало похожая… Ну, сравнений не осталось. Бабушка бы сказала – на институт благородных девиц. Только где они, девицы? В повседневной жизни так давно не говорят. А почему? Девчонки бегут впереди паровоза, спешат расстаться с девичеством, часто вовсе не от безумной страсти. Нет! Просто это такая инициация! Значит – своя, взрослая, востребованная!

Слово «круто» Петр Андреевич не жаловал. Он ворчал, что крутыми бывают яйца. Но их надо уметь варить, иначе…

Тут Синица, если его не остановить, пускался в рассуждения, как и сколько надо варить яйцо, чтобы получилось «всмятку», а как – в «мешочек». Затем следовал рассказ о яйцах «пашот», а если слушатель попался благодарный, и о французских омлетах в придачу. Но это уж – в качестве десерта, благо, знаменитые королевские омлеты с нашей точки зрения были сладкие блюда, похожие как раз на него.

Да, «круто» он не любил, однако, понимал, что любой юный остолоп именно так бы сказал о девице лет шестнадцати, с кольцами в носу, губах и языке, татуированной по самое не могу, подвыпившей, с сигаретой или косячком, каждое утро просыпающейся в чужой постели.

О! Крутая! А она и довольна. Ну, хорошо, она довольна, а почему я разворчался? У меня что – дети такого возраста и я…

Что – ты? – пробурчал Синица и разом прекратил внутренний монолог. Он встал, прошелся по комнате, повертел в руках мобильный телефон, но отложил и его.

На лице директора агентства «Ирбис» отразилась несвойственная ему задумчивая грусть.

Роберт – не девица, какие… какая связь? Ну, скажем – в таком клубе всякая шантрапа любит время проводить. У стриптизера вполне могут быть криминальные знакомства. Собственно, не у стриптизера – тоже. Но… Что я хочу сказать? Мне пришло в голову, что этот Роберт мог, к примеру, в клубе рассказать про папашу. И не обязательно сам, но… О, тут множество вариантов! Консультанты – как получить наследство. Исполнители. Сочувствующие. Но, чтобы не усложнять, надо выяснить, где был Роберт во время свадьбы сестры.

Да, и еще одна задача. Где был Роберт, когда Чингиз… Ну, мы пока не знаем, как там дело было, но… Но! Если выяснится, что он приехал в Мюнхен…

Да, такие соображения у меня были. А на деле… Роберту подвернулась халтура на несколько месяцев. Он уехал с труппой артистов разных жанров на гастроли. Турне шло по бывшим республикам и странам восточного блока. Они начали с Молдавии, из нее отправились в Румынию, там задержались – дешево и неплохие отели, а потом снова двинули по клубам Чехии, Словакии и, под конец, Польши. Никаких сомнений в его присутствии на гастролях нет!

Вторая версия нравилась Петру меньше. Не так интересно. Он тогда прикинул. Почему Лариса переехала в Питер и, судя по некоторым признакам, впопыхах? От кого у нее дочь? Что за таинственность?

Она хорошо относилась к ребенку. Девочка была ухожена, сыта и заботливо одета. Особого тепла у Ларисы не было ни к кому. Уважения к знаниям – тоже.

Она не пыталась Киру пораньше чему-нибудь учить, водить в кружки и т. д. Но свой долг выполняла. В ее бумагах не нашлось никаких признаков, даже намеков на алименты, упоминаний об отце или поисках его. Что, если это отец? Он мстит или хочет забрать ребенка?

Но снова выяснилось: Лариса служила медсестрой в двух лучших клиниках в Норильске. Она была очень красивая девушка, одевалась прекрасно и со вкусом. У нее всегда водились деньги. Ее охотно приглашали в компании. Одна из ее знакомых рассказала ей о том, что процветающее направление в медицине – искусственное оплодотворение.

Ей стало известно, что есть доноры спермы. Им за это платят хорошие деньги. С другой стороны есть люди – мужчины и женщины, – которые естественным путем не могут иметь детей. Сперма от донора в таком случае – хороший выход для обоих. Нечего говорить, однако, как важно бы будущим родителям было знать, кто этот донор! Он должен быть здоров, без вредных привычек, внешне привлекателен. Для интеллигентных людей было бы также огромным преимуществом убедиться, что донор тоже способный и образованный человек. Только по закону донорство стопроцентно анонимно!!!

Лариса, на свой лад необычная девушка, о таких говорят – с большим запасом криминальной энергии, призадумалась, узнав о гинекологическом центре «Надежда».

Центр был знатный. При нем работала частная лечебница со своим стационаром, операционной и родильным отделением. У них был и банк спермы. К отличным местным специалистам приезжали коллеги из Питера и консультировали пациентов. Там даже приглашали хирургов с именем, когда возникала необходимость или было особое желание пациента.

Чистота, хороший уход, лучшие врачи – все это стоило больших денег. Но пациенты – как водится, чиновники, управленцы, новоиспеченные богатеи и жулики всех мастей – не скупились.

Прошло немного времени, и Лариса крепко подружилась… вовсе не с главврачом, нет! С человеком, которого раньше называли начальником отдела кадров. Теперь он именовался, конечно, менеджером и был заместителем директора. А знал уже абсолютно все про всех и обо всем в самых мельчайших подробностях…

Так, об этом подробно в отчете у Лушеньки. Она пишет.

Платон Макарович Долгов, энергичный усатый живчик, да к тому же холостяк, слегка за пятьдесят, врезался в Ларису, бедняга, и очень скоро если не все, то многое уже знала и она.

У нее созрел план. Она решила сделать ход конем – устроить свою жизнь неординарно. Совсем не так, как повела бы себя просто искательница больших денег.

Деньги? Она не была жадной и скупой. Замуж? Пока не хочется. Да и неверное это дело. Много обязательств. А если северный миллионер на ней женится сегодня, то завтра другая девушка точно так же сможет запросто его завоевать.

Тогда он Ларису бросит. Значит, суды. А высудишь достаточно или нет, еще вопрос. Разве, если у них будут общие дети? Но, вдруг он отберет у нее детей? Нет, детей жалко. Это она на себе испытала. И уж своих детей… холодная Лариса в этом вопросе все-таки далеко не пошла.

Ларчик, давай сегодня я в «Северной звезде» столик закажу, – Платон состроил умильную рожу и дернул Ларису за халат, когда она заскочит к нему в кабинет получить подпись в ведомости.

– Вечером? Там, Платоша, начальство гуляет сегодня вечером. У мэра день рождение. Я уколы делала, так директор с мэром об этом по телефону трепались, кто приглашен, кто нет…

– Да пусть! Они наверху. Там этот зал для ВИЦ ты знаешь. А мы с тобой внизу с народом. Поедим и потанцуем, а Ларочка? Нам они зачем? Начальство! Знаешь… Лет пять назад эти все…

Он помолчал. Старый кадровик, образование – десять классов, армия, сверхсрочник, а потом кадры – он знал как облупленных «тутошних и теперешних» и крепко их не любил. Человек, чтивший иерархию, он их держал за выскочек, презирал на вороватость, а больше всего за наглость и хамоватую напористость.

– Пойдем, девочка! Я… просьбу-то твою не забыл. Ну… покажу тебе там его! Издали глянешь, а ты решишь. Скажешь – добро, хорошо. Я с Полей уж договорился.

Полина Дюжева – старшая сестра, отвечавшая за банк спермы, Долгову приходилась племянницей. Маленькая юркая сноровистая сорокалетняя хохотушка одна воспитывала сына. Она была у дядьки в неоплатном долгу. Ее сынок – веселый кудреватый балбес время проводил на стадионе. Футбол! Он был крепок как пенек, ел за двоих, а от его голоса в соседних домах дрожали стекла. И все ж таинственным образом Леха Дюжев сделался счастливым обладателем белого билета. Армия ему не грозила.

История Лушиного отчета требует отдельного рассказа

Луша Костина, приехав в Норильск, стала искать знакомых Ларисы. И без особых трудов нашла Платона Долгова. Казалось бы, удача. Однако сначала она была разочарована.

Немолодой дядька был немногословен. Не слишком приветливый, он произвел на нее впечатление недалекого человека. Общался он нехотя и явно тяготился необходимостью отвечать на ее вопросы.

Никогда бы ей его не разговорить. Помог случай. На его служебном столе Луша заметила программку Шапито и улыбнулась.

Платон Макарыч, вы цирком интересуетесь? А в Норильске есть цирк? Здесь же холодно. В шатре не выступишь…

И вдруг собеседник неожиданно оживился. Он заговорил про цирк, употребил несколько профессиональных словечек, заметил, что Луша могла бы на его взгляд… И тут она его прервала рассказам об училище, о цирковом прошлом, а Долгов совсем размяк.

Выяснилось, что он из цирковой семьи, но на особый манер. Его отец был изобретатель, умелец. Он делал для цирковых уникальную аппаратуру. Такой человек в цирке ценится необычайно! Он может придумать номер – раз. От его умения и надежности часто зависит жизнь артистов – два. Он же и делает «чудеса»! Какой иллюзионист – кудесник без своих мастеров? Разве – бывает иногда, но редко – он мастерит сам себе.

Он женился, ясное дело, на своей, дочери потомственного фокусника. Жена его работала у отца ассистенткой. И сам он вошел в династию «Дергач».

Но вернемся к Долгову, что получил фамилию отца. Он ребенком начинал в номере «гуттаперчевых гимнастов». Мальчик подавал надежды и очень был увлечен. Но повредил сухожилие, да так, что с карьерой на манеже пришлось расстаться навсегда.

Цирк Платон Макарыч, однако, продолжал любить. И они с Костиной быстро нашли общий язык. Сначала поговорили об униформе, потом о джигитовке, потом…

Платон Макарыч, не время сейчас, но яс вашим папой очень познакомиться хочу! Я ж о нем слышала, это он «дракона» придумал! А в Сочи – ну помните, конечно, Сочинский цирк? Всегда ждали «дракона» и так его и называли – Долговский аттракцион.

Долгов – сын полыценно засиял. Луша напомнила о знаменитый фокусе старой цирковой семьи Дергач. Их дети работали на трапеции. Отец с ассистенткой, выбегавшей на манеж в сияющем стеклярусом наряде с перьями на головке, собирал полные залы на «дракона». Ассистентка – гибкая эффектная женщина, танцевала, отвлекая внимание. А тем временем на арене фокусник в индийской чалме с изумрудным камнем, словно глаз гигантской змеи, на круглом столике извлекал из воздуха светящийся изнутри золотой шар.

Вступала музыка, и шарик начинал расти. Струнные пели – он, светясь все ярче, вращаясь и меняя форму, превращался мало-помалу в огромное яйцо. Медные подхватили – яйцо налилось алым цветом. И, наконец, раздалась барабанная дробь!

Яйцо к тому времени принялось слегка потрескивать. Из него полетели искры, прожектора скрестились на куполе. В этот момент грянули литавры. Яйцо раскололось. Прямо под купол вымахнул трехглавый дракон. Три его головы, развернувшись, одновременно выдохнули пламя, а в зале раздался рев!

– Лушенька, они у меня на покое – мама с папой. Как они будут рады! Такая девушка молоденькая, да из своих, а папу знает. Помнит его прошлую славу. Они старые альбомы покажут… знаете, а я сейчас сразу позвоню… вы к нам надолго?

После этого все пошло как по маслу. Долгов немного подивился – цирковая девочка пошла в детективы. Порадовался – толковая и хорошенькая. А о Ларисе погоревал.

– Лушенька… я человек незамысловатый. Она очень красивая женщина была. Со мной… дружила. Какая там с ее стороны любовь? Я не ишак – я же понимал.

А все ж… она совсем одна на свете была. А к мужикам как-то у нее… вот веришь ли, не веришь, я человек опытный, тертый! Не лежала у ней душа к мужикам! Меня спросить… никого она не любила.

Платон Макарович, я все последнее время Ларисой занимаюсь. Я вам не только верю, но именно так сама думаю. Странная холодная девушка. Странная холодная горькая у нее судьба. Хоть не сказать, что ей всегда не везло.

– Верно! – хлопнул по столу ладонью Долгов и окончательно перешел с Костиной на ты.

– Вот ты смотри, она что не задумает, получала! Деньги у нее были. Одно время… я знал про ее отца – так он, как дочь выросла, платить было перестал. Но Ларка не пропала! Работа у ней была такая, что девочка всегда на виду. Красавица… Захотела в Питер, так помогли… А перед тем Кирочка и все такое!

– Тут у нас есть центр «Надежда»… – начал Платон Макарыч и замолчал.

– Видите, я как раз на это натолкнулась. Мне надо понять, разобраться, кто мог ей смерти желать. Я с вами хитрить не буду. Мы отрабатываем версию за версией. Вы знаете про отца Лары? Он очень богатый человек. И у него есть еще дети, мальчики. Может, причина – борьба за наследство? Мой шеф занимается отцом. Еще один сотрудник – этими братьями. Моя задача узнать про Кирочку. Кто ее отец? Почему нигде про него ни слова? Никаких алиментов? И вот еще. В Питер многие хотят. Только.. .А она не сбежала? Ну, словом… расскажите, пожалуйста, что знаете. Ларисе вы не сможете навредить!

– А девочке? – засомневался Долгов.

– Я думаю… надеюсь, тут будет все в порядке. Они успели оформить брак. И муж Эрик… ну, тот, что теперь, вдовец, сейчас собирает документы, чтобы ребенка удочерить. Он увезет ее в Мюнхен, если все получится. Эрик, кажется, порядочный парень. Он по профессии пивовар. Теперь у него будет даже своя пивоварня! Я была у него в Питере. Знаете, Платон Макарыч, малышка его зовет папой!

– Ну, раз так –да я и сам думаю… Тут юридически все равно. Потом, Лара так и так письменно отказалась! – пробормотал себе под нос негромко Долгов.– Ладно, – он серьезно без улыбки взглянул на девушку, – я уж решил. Ты к нам придешь, а я обдумаю, чтобы без ошибок. Ты запишешь с моих слов, я прочту и подпишу. Человек умер. Дело серьезное. А ты мне тоже, знаешь, копию паспорта и удостоверения из агентства, что скажешь?

Платон Макарыч глянул на Костину выжидательно и встретил прямой светившийся уважением ответный взгляд.

– Что я скажу? Один друг у нее, бедняги, был!

Через пару дней Петр Андреевич Синица получил от своей помощницы Костиной следующий письменный рапорт:

Резюме: в центре «Надежда» вели учет доноров. Это была легальная акция на нелегальном правовом поле. У центра имелось финансирование на научные цели. Они проводили самостоятельную работу. Лариса решилась на искусственное оплодотворение. Но хотела знать донора. Его и выбрал Долгов.

С помощью Платона Макарыча «Надежда» вела учет. А потому он знал всех. Донором стал местный холостяк тридцати семи лет, владелец рыбных промыслов и банка «Ресурсы» Константин Бережной.

Долгов навел справки. Этот богатый человек был неглуп, кончил в Свердловске институт с красным дипломом и очень следил за своим здоровьем. Он был пловец, баскетболист и гонщик на мотоцикле. Даже подруг он выбирал – спортсменок!

Костя, парнишка из обычной семьи – отец военный инженер, а мать врач, в студенческие времена, и несколько лет спустя они вовсе не купался в золоте. Донорам хорошо платили. К тому же… ну, что скрывать! Новое, экзотическое дело звучало интересно.

План кампании был такой. Лариса рожает ребенка, А когда ему исполнится годик, обращается к его отцу и кается. Она ему скажет:

Она, де, медсестра в больнице. В «Надежде» тоже подрабатывала. Поэтому она знает, кто у ней донор. Что дивится, между своими-то…

Вышло все случайно. Она просто хотела здорового малыша без отклонений, а среди сильно пьющего мужского населения Норильска такое маловероятно.

Вы, мол, Константин Иванович, и без меня знаете, что к чему. А у меня такая судьба! Я – сирота. И я хочу своему ребенку другого детства. Я вас не думала беспокоить. Но, чувствую, что одна не справлюсь. Я себя переоценила. А вы, если сомневаетесь, так сделаем генетическую экспертизу. Сейчас с этим нет проблем!

И все у нее снова срослось без сучка и без задоринки. Здоровая девочка росла, ни в чем не нуждаясь. Лариса оказалась заботливой, хоть и холодноватой матерью. Долгов их навещал и поддерживал, а он много чего мог.

В назначенный срок она связалась с Бережным и тот – человек рациональный, пожалуй, похожий на нее, спокойно выслушал эту историю, внимательно оглядел молодую красавицу, подержал румяную черноглазую Киру на руках и… немедленно организовал экспертизу. А убедившись, что малышка – его биологическая дочь, он назначил Ларисе постоянное содержание и взял с нее расписку, что она не имеет к нему отныне и впредь никаких имущественных претензий.

Затем он пригласил ее в ресторан, проводил домой и остался ночевать. Эту последовательность действий он стал время от времени повторять с методичностью хорошо организованного человека.

Прошел год. Костя – заядлый рыбок, вышел в море с друзьями на баркасе. Поднялся ветер, начало штормить, несколько случайностей… беда грянула и подкосила этого до сих пор удачливого парня. Его смыло волной, ударило о баркас, да так, что выжить он выжил, но остался парализованным на всю жизнь.

Сразу вслед за этим крупные и мелкие щуки принялись растаскивать бережновское добро. Особенно свирепствовал его двоюродный брат. Родители Константина, замученные претензиями заимодавцев, стали уже бояться лишиться квартиры и средств на уход за беспомощным сыном. Но так далеко, к счастью, дело не зашло. Судебным решением Бережному и прямым наследникам следовало получить четверть его капитала. И тут Долгов оценил опасность ситуации.

– Я им помог, – пояснил Платон Макарыч. – Родители знали про ребенка. Это были люди старого закала. Они плохо разбирались в новой реальности. И мы, обсудив с ними положение дел, решили так. Лариса молодая. У нее своя жизнь. Пусть пройдет время. Утрясется как-то, Кирочка подрастет – познакомятся. Сейчас – лучше нет. Пусть у врагов, которые тут же обнаружились у беспомощного отныне Кости, не будет повода бояться претензий еще одной, неожиданно обнаружившейся наследницы.

Распоряжение о ежемесячной выплате прекратили, чтоб не оставлять следов. Лариса переехала в Петербург. На ее счет положили крупную сумму, которой должно было хватить на жизнь на несколько лет.

– Да! Опять полно интересного. Но не за что ухватиться! – Петр проголодался. Поесть? Это дело. И надо переключится. Опыт показывает, это всегда полезно для работы. Нужны другие эмоции!

Похороны

Похороны Мамедова удивили народ, как и другие его дела. Для человека его нрава, образа жизни, бессемейного бирюка пришло довольно много людей. Хотя, с другой стороны, понять это обстоятельство было можно. Народ был связан с покойным исключительно по работе.

Петр пришел на похороны вместе с Ритой. Он, стоя в сторонке, мурлыкал себе под нос нечто в рифму. Она прислушивалась, невольно поглядывала на него, но напрасно.

Вот если б кто понимал по-русски на этом кладбище в центре города, где давно уж почти не хоронят, так как нет места, то услыхал бы такие стихи:

– Мистер Твистер, Бывший министр, Мистер Твистер, Миллионер, Владелец заводов, Газет, пароходов, Вернулся в гостиницу «Англетер». Нет, не то! А дальше как? А, вот: Владелец заводов, газет, пароходов, Приехал – ту-ту-ту – в СССР!

– Да ну. Не особенно подходит. Да и забыл. Вот, честное слово, память-то у меня хорошая, как же там в середине?

Петр думал о том, что покойный и здесь много чего имел. Пришли те, кто работал в его двух пивоварнях, имел с ним торговые дела, сотрудничал так и сяк. Конечно, все они тут.

Он присмотрелся и показал на них глазами Рите. Она поняла и незаметно придвинулась поближе.

Немцы тихонько переговаривались. Чувствовалось, они друг друга мало знают. А вот в группке слева – сразу видно, что наши. Это из его русского магазина. Он продал сеть. Но оставил себе один, получше. Пришли трое: директор, бухгалтер и зав по перевозкам, азербайджанец Ахмед. Они держались особняком.

Петр, одетый скромно, с шарфиком на шее и в джинсах, не выделялся совершенно. Он подошел поближе.

– Чингиз, чудак! Кто бы мог подумать, распорядился обо всем заранее. Здоровый был мужик. И вот же… Ты посмотри – какие похороны. Да на этот, как его, манер… Евангелисты хоронят. Я не пойму, он же, мусульманин? Хрен его знает, во что он верил, может, и ни во что. Но если говорить про обычаи, кто ж еще? – сказал Ахмед.

– Евангелисты – это Лука, Фома, Матфей и Иоанн. Ты хочешь сказать – протестанты, дядя Ахмед, – поправила молодая бухгалтер, неплохо ориентировавшаяся в Мюнхене и окрестностях.

– А вообще, правда. Я тоже ни шиша не пойму. Совсем был не такой человек. И вот же. Предусмотрел!

Отдельно в первом ряду вместо родственников стояли трое – Генрих с Мартой и ее мать. Больше никого.

– А где дед? – мелькнуло в голове у Петра, но тут же и забылась.

В группе провожающих произошло какое-то движение. Люди расступились. Пронесся легкий ропот. Головы повернулись. И тут же стало тихо.

К ним шла молодая женщина в черном. Все теперь смотрели только на нее. Петр ее не знал. Она была стройная, довольно высокая в туфлях на каблуках. Черная шляпа с полями и перьями и перчатки до локтей отделяли ее от этого кладбища, группы людей в партикулярном платье и, пусть кладбищенской, но обыденной обстановки неяркого осеннего дня и негромких разговоров, как вступление симфонического оркестра отделяет концерт от легкого прибоя ожидания в зале.

– Кто это? – услышал Петр. Это спросил директор магазина. И сейчас же на немецком тот же вопрос прошелестел среди остальных. Их было человек тридцать. И потому получилось, будто порыв ветра задел крону дерева.

Девушку никто не знал.

Но вот она подошла и негромко поздоровалась. В руках у нее был сверток, упакованный в серебристую бумагу так, что содержимого не было видно. Его она, глядя поверх голов окружающих, протянула Марте.

На лицах Ленц отразилось сначала изумление, затем…

– Лина! – ахнула мать и тут же прикусила язык. Зато заговорила сама Лина. Ее слова звучали отчетливо. Язык, насколько мог судить Синица, был безупречен, а манеры…

Голова, слегка откинутая вперед, металл в грудном голосе и в то же время нескрываемое волнение, сдержанность и страшное возбуждение. Она была словно звенящая тетива. Голос иногда прерывался. Глаза… нет. Ни одной слезинки Лина нет проронила.

– У меня горе. Чингиза Мамедова больше нет, – начала она.– Я не знаю, и никто пока не знает точно, что случилось. Я не хочу об этом сейчас думать. Этим его не вернешь. А он был полон жизни и планов на будущее. Ведь это был необычный человек. Сдержанный и волевой, он жил так, как считал нужным. Чингиз не был ангелом, вовсе нет. Он всю жизнь боролся за хорошую жизнь, как он ее понимал. А когда борешься, то бывают жертвы с обеих сторон. И вот как раз теперь он решил, исправить ошибки и помочь взрослым детям. А еще… Он впервые за всю свою долгую жизнь захотел иметь семью.

Девушка замолчала. В руках у нее не было ничего. Но на плече, почти незаметная на черном строгом платье, висела сумочка. Такие дамы берут в театр. В ней уместился бы разве ключ, платочек да помада и все.

Но еще для одной вещи места в ней все же нашлось.

Лина глубоко вздохнула. Было видно, как трудно ей продолжать. Но вот она справилась с собой. Ее рука в перчатке скользнула в сумочку.

– Я… сейчас скажу важное. Не спрашивайте, почему. Не знаю. Мне хочется сказать, и потому я скажу. Я – невеста Чингиза Мамедова. Мы скоро должны были пожениться. Мы с ним ждем дочь! А теперь…

Она вскинула высоко руку. На солнце – гладкое, серебристого цвета с несколькими камешками в середине цветка – блеснуло кольцо. Кто-то из русских отчетливо шепнул «платина». Синица поморщился.

Но все оторопели. Сделалось совсем тихо.

– Я чувствую… я должна сказать людям, которые пришли его проводить. Да, я была его невестой. Ну а теперь… теперь я его жена! – в полной тишине ее голос звенел словно флажолет у струнного инструмента.

Лина тем же странным слепым движением передала кольцо матери, медленно стянула перчатки одна за другой и, пока они скользнули на землю, левой снова взяла свое кольцо и надела его на правый безымянный палец.

Она была очень хороша – тонкая, высокая, в черном, со светлыми волосами вокруг бледного лица. Ни грамма косметики, только блестящие широко раскрытые глаза с расширенными зрачками.

Лина снова протянула руку назад, ни слова не говоря. Марта как сомнамбула вернула ей сверток, уверенная, что делает как надо, сама не зная почему. Одно движение и сверток раскрылся с легким сухом треском.

Девушка извлекла из него темно лиловые длинные цветы. Это были оранжерейные петунии, траурного цвета. Крупные словно лилии, они издавали сильный аромат. В центре необыкновенного букета алел большой стрельчатый цветок.

Девушка в полной тишине взяла цветы, опустила их на гроб и пошла прочь. Все молчали.

После похорон всех пригласили в кафе у входа на кладбище. Петр, слава богу, здесь еще никого не хоронил. Значит, и на поминках тоже не был. Их всех, человек двадцать, рассадили за столы и официанты стали приносить еду и напитки. Это было скромное кафе над цветочным магазином, где продавались все необходимое от леек и лопат до обычных для кладбищ растений, цветов, венков и декоративных композиций.

Люди негромко переговаривались. Распоряжалась Инга Баумгартен. А Марта спустя некоторое время подошла к Петру и села за его стол. Она снова совсем притихла и не принимала участия в разговоре. Только один раз подала голос и она.

Рита намеренно нейтральным тоном заговорила о наследовании вообще, о том, как сложно бывает в семьях, когда надо делить имущество. Остальные вяло поддержали эту тему. Сама Рита вставляла междометия тоже без эмоций. Как вдруг она обратилась к Петру, глядя на него, словно они сидели только вдвоем.

– Петер, у господина Мамедова в сейфе было завещание. И мне пришло в голову… Теперь, после того, что госпожа Лина Ленц нам рассказала, оно, возможно, устарело? Там было же…

В этот момент Марта, словно проснувшись, подняла голову.

– Завещание… Лина только позавчера с нами поговорила. Мы не знали. Теперь она каждый день другая. Я ее вот сегодня не узнала… Что я хотела-то? – растеряно спросила она.

– Вы хотели нам объяснить про завещание, – напомнил Петр.

– Завещание? Да, верно, Чингиз сделал потом другое. Он оставил все, как было для детей, для меня и моего папы. Но остальное… Весь его капитал теперь Лине! Лине и девочке. Ох, да! Пивоварня – это тоже, как раньше, – вымолвила она и замолчала.

Если человек не стар и не болен и вдруг внезапно умирает, жизнь его ближних может обратиться в полный хаос. Нечто подобное вполне можно было ожидать теперь.

Чингиз – одинокий волк, бессемейный, не очень общительный чудак, живущий давно в Германии почти без языка. Строго говоря, без близких и без друзей… Он дела держал под своим контролем. У него были подчиненные, посредники, служащие, домашняя обслуга. Был еще Эрик на особом положении.

Эрик? Тот сидел в Петербурге. Его держали там дела, а, в первую очередь, маленькая Кира.

Эрик… А кроме него? Чингиза-то больше не было, а самые разные дела. Например, где документы? Как, кому и сколько следует теперь платить? Где вообще деньги? Ну хорошо, слава богу – дом и участок его. За них плату не потребуют. Пока. Хоть расходу и обслуживанию, налоги. Ну, ладно, сейчас еще не до этого. Но ведь есть вещи… да вот, хотя бы, похороны! На что и где хоронить?

Как только первое оцепенение прошло, море вопросов всплыло и принялось бурлить в голове бедняги Марты. Она искренне горевала. Ее жизнь несколько лет была устроена так удобно! Она и ее семья жили как за каменной стеной.

И вот теперь, потрясенная неожиданным поворотом, Марта отчаянно искала, на что бы опереться. Так хочется не думать… А, вот! Будет кто спрашивать…

Она работала у хозяина. Он полюбил ее дочь. Они собрались пожениться. Вдруг он внезапно умер! Ее дочь – наследница огромного состояния. У нее – Марты будет внучка. Они – вся семья отныне и навсегда не будут иметь финансовых забот! И все!

– Рита, это же… я должен сперва переварить. Вы понимаете, Лина эта! Вы ее еще не видели. Не говорили с ней. Но и то производит впечатление, правда? Ее внешность, голос, что и как она говорила! – взволнованно начал Петр, когда они простились и остались, наконец, одни.

– Петер, красавица, одетая как принцесса, всюду, не только в таких необычных обстоятельствах производит… – кивнула девушка, но он не дал ей договорить.

– Красавица? Это была девчонка похожая на мальчишку. Вы бы ее на улице не приметили среди тинейджеров. С хвостиком на боку и в шортах! На велосипеде! Да у нее, верно, кольцо в губе и татуировка на…