После завтрака девицы в платьях находятся в своей комнате: кто над кроватью, кто над стулом читает. Одна сидит в креслах, положив ноги на ближайший стул.
Упорное молчание, только на улице ревет корова.
– Кушать пожалуйте! – говорит лакей.
Все молчат. Лакей пожимает плечами.
– Дай мне карандаш… – тихо говорит одна; другая молча дает…
– Вот седьмую страницу перевертываю и сама не знаю, что я прочитала, – говорит третья с глубоким вздохом.
– Ах, какая скука!.. у меня ужасно болит голова… – Она закрывает глаза.
– Оттого, друг мой, что ты нагнувшись читаешь.
– О чем это люди пишут, хлопочут? Не пойму никак…
– Кушать пожалуйте!
– Je vous assure [2], ни прогрессам этим, ни новизнам, при всей доброте души моей, ей-богу, не сочувствую… tout ca m'est bien egal… [3]
– Помилуйте, mon ami [4], кто ж этого не понимает? Да возможно ли в нашем положении это сочувствие? Что для меня такое – грамотность вводится? Негров хотят освободить? дороги, канал какой-нибудь проводят?
– Я, – говорит другая, держа перед собой книгу, – в отношении ко всем этим вещам глуха, слепа и нема.
Продолжает читать. – Настает молчание. Одна говорит, качая ногой:
– Что так жадно глядишь на дорогу…{5}
– Кушать подано!
– Кажется, гром гремит, – с радостью говорят все. – Антон! гром гремит?
– Точно так: туча здоровая валит оттудова. Две подходят к окну; сверкает молния.
– Барышни! – кричит вбежавшая горничная, – какой-то молодой человек приехал.
– Кто? откуда?
– Из Петербурга… Все несутся в зал.
Молодой человек раскланивается; начинаются толки о прогрессе, о Петербурге и пр…
Июль… Все по-старому… Опять был становой. Везде неурядица; все досадуют на жизнь, провалиться хотят… Чего-то ждут, будто в дорогу сбираются… Каждый день бедность… Кругом все глухо… непробудно…
На днях видел следующую деревенскую сцену: у нашего крыльца стояли две телеги с огромными клетками, в которых сидели куры, индейки и гуси; вокруг клеток были прикреплены деревянные желоба с зернами; птицы кричали и пели. В избе моего хозяина сидел мещанин и спрашивал, не продается ли что? Кто показывал старую рубаху, кто ловил под печкой кур. В избу вошел мужик и сказал, что он продает двух цыплят.
– Поздние? – спросил мещанин.
– Да, молодые.
– А где они у тебя содержались?