Критик, решившийся рассмотреть важное творение и дать отчет о нем, должен быть совершенно чужд мелочного расчета ловителей ошибок, должен возвыситься до той степени величия, на которой стоит творение, им рассматриваемое. Объемля вполне важность сочинения, он обязан сочинителю и публике беспристрастием, должен говорить языком, достойным предмета, и мне кажется (пусть назовут это парадоксом!), что публика и сочинитель должны знать: кто берет на себя важную обязанность судии? на чем основаны права его? Никому не запрещено поступать вопреки сим правилам, но следствие бывает равно причине.

Я сказал, что кто не чувствует в себе сил обнять предмет со всех сторон, тот может заняться им в одном каком-нибудь отношении: в Европе видим этому примеры. Но верный признак, что критика не достигла зрелого возраста, если критикующие, как пигмеи, окружат великое творение и, в полном смысле, закрытые неизвестностью, начнут нападать из-за углов, ловить на выдержку слова и торжествовать победы маленького, довольного собою честолюбия. Если весь круг действий ограничивается сими нападками, смело можете сказать, что творение, подверженное им, превышает понятия и способности критикующих!

Надобно признаться: взгляд на замечания русских критиков Истории государства Российского неутешителен.

Никто доныне не явился у нас не только с критикою, вполне объемлющею Историю государства Российского, никто не предстал даже с критикою отдельно по какой-нибудь части оной. Историограф, с благодарностию принимая замечания некоторых почтенных особ, доказал, что критика не оскорбляет его. Дельный, ученый разбор, мы уверены, никогда не оскорбит писателя, надежного на свои силы. Зато он имеет полное право пренебрегать мелочными и несправедливыми притязаниями.