– Но, может быть, смерть была случайной?
– А какая разница? Заводы принадлежат семье по праву частной собственности, а Лев Кириллович не имеет к Марселисам никакого отношения и наследником быть не может, ни по каким законам.
– А что, в Европе не так? Может быть, тогда приведете пример европейского отношения к частной собственности?
– Хорошо. Возьмем Саксонию, времен Августа Сильного. Знаменитый Мейсенский фарфор, изготовленный на основе белой глины, которая добывалась только в одном месте в Саксонии, а хозяином этой земли был простой дворянин. Так вот Август Сильный был вынужден покупать эту глину по ценам, устанавливаемым самим хозяином. Единственное, что он мог сделать, это издать указ запрещавший продавать глину конкурентам. Думаю не трудно догадаться, как поступил бы в этом случае Петр I.
– Получается, что лучше вообще не заниматься этими изумрудами, поскольку даже в случае успеха я все равно ничего не получу.
– Именно об этом я тебе говорил еще, когда ты мне только сообщил об этих изумрудах. Правда, тогда я заботился в основном о твоей безопасности. Сейчас, поняв, что ты никак не можешь расстаться с этой навязчивой идеей, я наглядно показал тебе, с чем ты столкнешься в реальности. Екатерина II в манифесте от 1782 года разрешила частную добычу золота, серебра и даже драгоценных камней, но только на своих собственных землях. Иначе говоря, если помещик найдет на принадлежащей ему земле золото или изумруды, то он может на законном основании добывать и продавать их. На Урале помещиков нет, следовательно, вся земля принадлежит казне. Даже крупные промышленники, такие как Демидовы, Яковлевы и Строгановы юридически не являются собственниками земли, лесов и приписных крестьян. Вот и получается, что если ты что-то найдешь, руду, золото или драгоценные камни, ты должен заявить о своей находке местной администрации и заключить с ними договор на право разработки. Твое право первооткрывателя на разработку открытого месторождения, вытекающее из принципа горной свободы, становится фикцией, поскольку все в руках местных чиновников. Как только ты доложишь о найденном месторождении, его сразу отберут в казну. Так было всегда, даже до 1782 года, когда действовала горная привилегия, принятая еще Петром I.
– Про опасность и алчных чиновников я понял, но зачем вы мне рассказывали про то, как можно продать изумруды в Европе?
– Хотел по мере моих скромных сил облегчить тебе работу, если ты все же решишь продолжать свои поиски, благо случай подвернулся с этими пропавшими огранщиками.
– Буду или нет, я и сам не знаю, дядя Вилли.
– Хорошо, тогда напоследок я дам тебе еще один совет. Если надумаешь продолжать это дело, заручись предварительно покровительством кого-нибудь из высших сановников государства, близких к императору и обладающих реальной властью.
– Но ведь вы только что сказали, что среди них порядочных людей нет.
– Везде и всегда бывают исключения, мой мальчик, например, в окружении нашего императора есть два кристально честных человека, которые не берут взяток и это, известно всем.
– Интересно кто?
– Ростопчин и Аракчеев.
– Фавориты императора?
– Совершенно верно. С Аракчеевым не знаком, поэтому ничего о нем сказать не могу, а вот Федю Ростопчина я знаю, правда, довольно давно его не видел, но думаю, он мало изменился. Так вот, если уж к кому и обращаться, то именно к нему. Он не только умен, но еще честен, что в наше время большая редкость и оценивает людей по их деловым качествам, а не по древности рода и толщине кошелька. Если его заинтересует это дело, то он обязательно доведет его до конца и, самое главное, никогда не забудет тех, кто ему помогал.
Глава 7. Москва, 1 декабря 1797 года (пятница).
Савелий Лукич Зотов, прослуживший в московской полиции свыше тридцати лет, отличался умением всегда находить компромиссное решение к обоюдной выгоде сторон. Его одинаково ценили и уважали, как обыватели, так и преступники. Он не гнушался брать взятки, мог закрыть глаза на мелкие проступки, но никогда не шел на преступление – не покрывал убийц и грабителей. Это был типичный служака, основательный и надежный, прекрасно знающий преступный мир Москвы. Даже после выхода в отставку к нему продолжали обращаться за помощью люди, находящиеся по разные стороны закона. Зотов жил одиноко: детей им бог не дал, а жена умерла незадолго до выхода в отставку и подобная работа несколько скрашивала его существование, да и деньги были не лишними. Платили ему хорошо, и не только за саму работу, но и за молчание, а молчать Зотов умел, это знали все. Правда, его молчание объяснялось не какими-то принципами, а простой житейской мудростью – длинный язык до добра не доведет. Несмотря на свои шестьдесят лет и излишнюю полноту, это был довольно крепкий мужчина, среднего роста. Его гладко выбритое лицо в сочетании с роскошной седой шевелюрой, пышные усы и бледно-голубые глаза, насмешливо смотревшие из-под кустистых бровей, оказывали магическое действие на людей – они сразу понимали, что этому человеку можно верить. Сам Зотов всячески старался оправдывать ожидания своих клиентов, тем более что это приносило ему солидный доход.
– Мы следили за господином Штейнбергом в течение тридцати дней, начиная с 1 ноября и по 30 ноября. Свои еженедельные отчеты я регулярно отправлял Александру Васильевичу.
– Мы их читали, Савелий Лукич, – Александр Дулов утвердительно кивнул головой, – но это всего лишь хронологическая последовательность действий Штейнберга: когда и куда пошел, с кем встречался, где обедал и ужинал.
– В этом и состоит работа филера, господа. Дотошно, буквально по минутам расписать каждый день своего подопечного. Ему некогда вникать в смысл того, что происходит, да и не его ума это дело. Вы заказывали слежку за ювелиром Штейнбергом, мы выполнили свою работу, но мы не знаем, зачем вам это нужно, а потому и не делаем никаких выводов. Анализировать полученную информацию это уже ваша забота.
– У нас нет претензий к вашей работе. Все изложено четко и подробно, но некоторые моменты мы хотели бы обсудить более подробно, для чего и пригласили вас на эту встречу. Вот, вы пишете, что с 8 по 10 ноября Штейнберг обошел все наиболее крупные ювелирные лавки и мастерские Москвы. Где он конкретно был?
Зотов раскрыл тетрадь, которую принес с собой и достал два листа бумаги, исписанных мелким красивым почерком.
– Вот список всех заведений, которые посетил Штейнберг в эти три дня, там же фамилии тех, с кем он беседовал.
Александр Дулов взял листы, мельком их просмотрел и отложил в сторону.
– Очень хорошо, Савелий Лукич, а теперь поведайте нам, что он там делал?
– Подбирал камни для колье.
– Какие именно камни?
– Его интересовали только изумруды. У него на руках был образец, на который он ориентировался в своих поисках. По его словам, он получил заказ от фрейлины императрицы Сурмиловой, на ремонт изумрудного колье, часть камней которого была толи утеряна, толи повреждена.
– Вы выяснили, есть такая фрейлина?
– Насколько я помню, Александр Васильевич, это не входит в мои обязанности.
– Извините, но за те деньги, что мы вам платим, можно было узнать и эту мелочь.
– Хорошо, если уж вы так ставите вопрос, то отвечу – в свите императрицы действительно есть фрейлина Анна Степановна Сурмилова, восемнадцати лет.
Зотов собрал сведения о Сурмиловой, но предпочел не выкладывать все карты на стол. Он знал, что фрейлина бедна и ей не по карману изумрудное колье, тем более старинное, но решил, что эта информация должны оплачиваться отдельно.
– Прекрасно, Савелий Лукич, стоило из-за этого ломаться? В результате, нашел Штейнберг, что искал?
– Увы, господа, его вояж по ювелирным мастерским не дал никаких результатов. Судя по тому, что нам рассказали мастера, у них никогда не было изумрудов подобной расцветки, более того они в своей практике вообще никогда не встречали подобных камней. В России вообще небольшой выбор камней такого класса.
– Пойдем дальше. Вы пишите, что 17 ноября Штейнберг беседовал в трактире Зайцева с уральским купцом Толстиковым. О чем конкретно шла речь?
– Мы выяснили, что Толстиков из Невьянска. Вам конечно известно, что ночь с 22 на 23 октября здесь был убит его земляк?
– Это знает вся Москва.
– Так вот, Штейнберг собирал информацию об убитом невьянском купце Демьяне Протасове.
– Что мог рассказать ему этот Толстиков?
Зотов подал Александру Дулову следующий лист.
– Мы это выяснили, вот запись нашей беседы. Если коротко, то за две недели до убийства Демьяна Протасова в Москве, в Невьянске был убит его отец Емельян Протасов и два работника. Если верить Толстикову, то Демьян уехал в Москву за день или два до этого, и о смерти отца не знал. Временной отрезок в две недели позволяет предположить, что убийцей отца и сына мог быть один и тот же человек.
– Московская полиция знает об этом?
– В деле нет упоминаний об убийстве Емельяна Протасова.
– Вы знакомы с материалами дела?
– Конечно, это не так уж сложно, тем более для меня.
– Уже поделились этой информацией со своими бывшими коллегами?
– Вы плохо обо мне думаете, Александр Васильевич. В этом деле я работаю на вас, все сведения, что я собрал, принадлежат вам, и только вы вправе распоряжаться ими.
– Похвально, Савелий Лукич, что вы это понимаете. Что еще сообщил Толстиков?
– В сентябре Демьян Протасов и с ним еще дюжина человек отправились в тайгу, якобы на охоту. В Невьянск вместе с Демьяном, вернулись только двое. Сразу после его отъезда убивают отца и тех двоих, что пришли с ним, а через две неделе в Москве та же участь постигла и самого Демьяна. Не нужно быть гением, чтобы понять – эти события связаны друг с другом и разгадку убийства Демьяна Протасова нужно искать на Урале, а не в Москве.
– Кто вел это дело?
– Следователь Головин.
– А если предоставить ему эти сведения, может быть, дело стронется с места? Как вы думаете, Савелий Лукич?
– Полиция все это знает, и даже гораздо больше.
– Вы только что сами утверждали, что полиции ничего не известно о смерти Емельяна Протасова.
– Это московская полиция не в курсе, а уездная и губернская знает больше нас с вами. Вполне возможно, что они уже сопоставили факты и отправили запрос в Москву, но, скорее всего дело так и останется нераскрытым.
– Хорошего же вы мнения о нашей полиции.
– Я реалист, господа, поскольку сам тридцать лет проработал в этой системе. В Москве вот выстроили версию ограбления, хотя никто не может объяснить, что вообще украли. Примерно в таком же положении, надо полагать, и расследование на Урале. Дело громкое – убиты три человека, а если считать Демьяна, то четыре, да пропало без вести в тайге еще с десяток, поэтому заниматься им будет не уездная, а скорее всего губернская полиция. От Перми до Невьянска сто верст до небес и все лесом, думаете, охота следователям мотаться туда-сюда, выясняя детали и сопоставляя факты. Так что никаких перспектив в этом деле нет, и не предвидится.
– С Толстиковым все?
– Да, подробный отчет беседы у вас в руках.
– Тогда пойдем дальше: 24 и 25 ноября Штейнберг опять ходит по ювелирным лавкам и мастерским.
– Думаю, это как-то связано с его дядей ювелиром Брандтом. Штейнберг приходил к нему домой 23 ноября, причем, инициатива встречи исходила от самого Брандта и, буквально на следующий день, он пошел по ювелирам.
– Чем он интересовался на этот раз?
– Только не чем, а кем – огранщиками.
– Ему нужны были огранщики?
– Этого я не знаю, могу сказать только, что его интересовали конкретные лица.
Зотов протянул последний листок Александру Дулову.
– Всего пять человек, все данные здесь.
– Вы выяснили, зачем он их искал?
– Нет.
– Считаете, что это не входит в ваши обязанности?
– Причина не в этом. Этих людей нет в Москве. Год назад все они вместе с семьями уехали в неизвестном направлении сейчас о них ничего не известно.
– Что могло объединять этих огранщиков?
– Только то, что все они специализировались на огранке бриллиантов.
– Вы хотите сказать, что в Москве кроме них никто не умеет этого делать?
– Судя по тому, что нам удалось узнать, это были лучшие специалисты. Как нам объяснили, чтобы подготовить квалифицированного огранщика, нужны годы и далеко не каждый способен стать хорошим мастером. Это высокооплачиваемые работники, таких нелегко переманить, поскольку нужно предлагать раза в два больше, чем он получает. Представьте на минуту, сколько нужно денег, чтобы переманить пятерых таких специалистов?
– Может быть, они подались в Петербург?
– Если нужно, мы проверим этот вариант, но думаю, их там нет. Уровень зарплат в Петербурге несколько выше, но не настолько, чтобы люди бросили свои насиженные места и сломя голову полетели неизвестно куда. Одного еще можно, но пятерых сразу – нет.
– Хорошо, Савелий Лукич, давайте рассчитаемся.
Александр Дулов выложил перед Зотовым пять сторублевых ассигнаций, которые тот положил в карман и с видимым облегчением покинул кабинет.
Когда за Зотовым закрылась дверь, Алексей достал из секретера початую бутылку коньяка, два стакана и тарелку с нарезанным дольками лимоном.
– Слушай брат, – начал Алексей, – я не понял, за что ты отстегнул этой жирной свинье пятьсот рублей?
– Не пятьсот, а семьсот пятьдесят, не забывай про аванс. Во-первых, таков был уговор – по двадцать пять рублей в день, а во-вторых, его информация стоит этих денег, я даже считаю, что он сильно продешевил.
– Ну-ка, сделай милость, просвети неразумного младшего брата, – смеясь, сказал Алексей, разливая коньяк, – что же такого важного содержала его информация?
– Он раскопал эти убийства в Невьянске и теперь у нас появился шанс выйти на изумрудный рудник. Невьянск город маленький, там все как на ладони, все друг друга знают, там трудно что-то утаить. Если постараться, то наверняка можно найти ниточки, которые приведут нас к руднику. Так что Зотов нам здорово помог.
– Подумаешь, догадался поболтать с уральским купцом, это мы и сами могли сделать.
– Могли, но не сделали, потому что не додумались, а вот Штейнберг додумался, и Зотов это не пропустил в отличие от нас. Почему-то никто из работников трактира не донес тебе, что ювелир беседовал с одним из постояльцев, а ведь многие из них состоят у тебя на довольствии.
Алексей решил пропустить упрек, поскольку сам уже понял, что это его недоработка. Чтобы как-то успокоить брата он предложил выпить, а после перевел разговор в другое русло.
– С изумрудами понятно, Штейнберг искал того, кто мог купить эту партию в Москве.
– И не нашел, потому что изумруды вернулись обратно на Урал. – Закончил его мысль Александр.
– А вот причем здесь эти огранщики? – Заметил Алексей. – Вот скажи, зачем мелкому ювелиру органщики, которых он не может нанять? Когда я чего-то не понимаю, мне становится до жути интересно и появляется желание во всем разобраться.
– Пока ничего не могу сказать, нужно переговорить с Золотовым, может быть он, что дельное подскажет.
Полтора года назад братья решили взять под контроль всех крупных ювелиров Москвы. После долгих споров остановились на двенадцати фамилиях, и в каждой из этих мастерских у них был свой, прикормленный осведомитель. Цель проста – обнаружить канал поставки ворованного золота и отслеживать крупные заказы. Именно для этой цели он подобрал и вылечил Золотова. Пока курировал работу по контрабандному золоту старший из братьев – Александр. Ежемесячные отчеты о деятельности двенадцати самых крупных ювелирных мастерских Москвы поступали непосредственно к нему. Сразу после того, как стало понятно, что купца убили из-за изумрудов, он дал соответствующую ориентировку своим агентам, однако, ни в одной из мастерских украденные камни не появились. Прошло чуть больше месяца, вполне достаточно времени, для того, чтобы их продать, однако полная тишина. Может прав этот старый пердун Зотов, заявляя, что ответы на все вопросы мы найдем на Урале?
– Брат, ты о чем задумался? – Алексей отработанным приемом плеснул в каждый бокал на два пальца коньяка. – Думаешь, как избавиться от своей мегеры?
– Оставь мою жену в покое. – Александр взял бокал и стал смаковать ароматный напиток.
– Слушай, есть великолепные вдовушки, хочешь, познакомлю?
– Такие же шлюхи, как и остальные твои пассии.
– Зато, какие мастерицы. – Загорелся от возбуждения Алексей. – Ты даже не представляешь, что они вытворяют в постели. У мертвого поднимут!
– Брат, когда я представляю, сколько мужиков на них залезало, меня мутить начинает.
– С каких это пор ты стал таким брезгливым? Помнится раньше, ты не прочь был заглянуть в публичные дома и никакого отвращения местные жрицы любви у тебя не вызывали?
– Молодой был, глупый. Сейчас поумнел. Да и какая это любовь за деньги?
– Насчет любви не в курсе, брат, а вот удовольствие доставят по полной программе. Твоя «доска» вряд ли на такое способна.
– От нее этого и не требуется. – Раздраженно ответил Александр. – Ее удел рожать детей и вести домашнее хозяйство.
– Так и я о том же говорю. Пусть себе рожает и ведет хозяйство, а удовольствие можно и на стороне получить. Есть одна вдова, правда не голубых кровей – купчиха, но хороша стерва, и самое главное, никаких тебе взаимных обязательств. Тебе даже платить не придется, она и так богата сверх меры. Купишь там шампанского, конфет и так кое-чего по мелочи, не с пустыми же руками идти в гости. Живет одна, приходить можешь в любое время, хоть днем, хоть ночью, ей без разницы.
– А как же эти… женские дела?
– Не забивай голову, она тебя так обслужит, что ты даже знать не будешь, что у нее там какие-то дела. Я же говорю – мастерица на все руки. Она давно ищет солидного, постоянного партнера. Замуж идти не хочет, сохраняет независимость, да и капитал, доставшийся от покойного мужа, целее будет. Решай брат, а то уведут, такие дамы на дороге не валяются.
– А сам чего?
– У меня и так две, не знаю, как с этими справиться, на третью не сил ни времени не останется.
– Ладно, подумаю. – Нехотя согласился Александр, чтобы только отвязаться от брата. – Лучше давай решим, что со Штейнбергом делать?
– Брат, чем тебе помешал этот нищий ювелир, у которого ни денег, ни связей, ни людей нет. Ты хоть представляешь, во что обойдется поездка на Урал?
– У него есть богатый дядя.
– Не смеши, Брандт кристально честный человек, он никогда не занимался темными делишками. Это знают все местные воры – никому из них и в голову не придет нести ему ворованное золото или ювелирные изделия. Так что с этой стороны можешь быть спокоен, Брандт никогда не одобрит незаконные действия своего племянника. Меня больше волнует это старый боров Зотов. Слишком много он знает и ведет себе очень независимо.
– Насчет Зотова ты прав, но убрать его сейчас мы не можем. Слишком рискованно, многим известно, что он работал на нас. Даже сегодня он приехал не один, в пролетке его ждали два бывших сослуживца. Впрочем, до тех пор, пока мы не найдем изумрудный рудник, никакой опасности он не представляет, ведь ничего противозаконного мы не делам. Так что с Зотовым разберемся позже. Сейчас главное – время. Наша задача опередить всех, и первыми выйти на изумрудный рудник. Вот тогда можно будет обрубать концы.
Глава 8. Москва, 11 апреля 1798 года (среда), Большая Лубянка. (Этот дом Ростопчин купил только в 1811 году, а в 1798 году он его снимал).
Генерал-адъютант императора Павла I Федор Васильевич Ростопчин, уволенный со всех должностей, правда, по его собственному прошению, возвращался из Петербурга в свое имение и, будучи проездом в Москве, задержался здесь на несколько дней. Известие о том, что некогда всесильный фаворит императора уже три дня проживает в первопрестольной, в доме на Большой Лубянке мгновенно облетело город. Однако никто за это время не только не навестил опального вельможу, но даже не удосужился хотя бы написать пару теплых слов. Впрочем, Федор Васильевич никого не винил и ни на кого не обижался. За свою жизнь он видел падение таких «монстров» как Орловы, Панины, Зубовы, по сравнению с которыми его собственная фигура казалась ему мелкой и незначительной. Все идет по кругу: еще вчера ты в зените славы, люди ловят твой взгляд, заискивают и пресмыкаются, а уже завтра от тебя шарахаются как от чумного, боясь не то что заговорить, даже поздороваться. Остановившись в своем московском доме, он не собирался разъезжать с визитами по друзьям и знакомым, ставя тех в неловкое положение и уж, тем более, устраивать приемы, он просто хотел отдохнуть. Последние полтора года были очень напряженными, отняли много сил и сейчас Ростопчин наслаждался тем, что с утра до вечера валялся на диване в своем кабинете, отвлекаясь только обед и ужин. Любой врач, не задумываясь, поставил бы диагноз – жесточайший приступ меланхолии, и был бы в корне, не прав. Никакой депрессии, а тем более апатии к жизни у Федора Васильевича не было, просто его энергичная, деятельная натура была выбита из привычного рабочего ритма, и требовалось время, чтобы это осознать и найти себя на новом поприще. Вынужденное безделье и одиночество Ростопчина были нарушены вечером третьего дня, появлением неожиданного посетителя.
– Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. – Отрекомендовался незнакомец, подавая слуге шляпу и саквояж. – К его превосходительству по государственному делу.
Старый камердинер Ростопчина Петрович, был ошарашен подобным заявлением и, не зная, как поступить отправился к хозяйке.
– Барыня, там посетитель к Федору Васильевичу, прикажите доложить?
Екатерина Петровна, жена Ростопчина, молодая, смуглолицая брюнетка, стоя у стола, помогала кормилице пеленать недавно рожденную дочь.
– Кто такой? По какому делу?
– Ювелир, говорит по государеву делу.
– Петрович, какое государево дело? Всем известно, что …
Продолжать Екатерина Петровна не стала, просто махнула рукой.
– Ладно, иди, я сама сейчас доложу Федору Васильевичу.
Войдя в кабинет, Екатерина Петровна подошла к дивану, села рядом с мужем и стала гладить его кудрявые волосы.
– Федя, там к тебе пришли.
– Кто? – спросил Ростопчин, ловя руку жены и покрывая ее поцелуями.
– Какой-то ювелир, говорит по государеву делу.
– Странно, о том, что я в отставке знает уже, наверное, каждая собака в Москве, какой смысл обращаться ко мне, да еще с подобными вопросами?
– Тогда я скажу ему, что ты болен.
– Нет, Катюша это не вежливо, поскольку человек пришел, надо его хотя бы выслушать. Предупреди только, что мне нездоровится, и что я приму его у себя в кабинете.
Екатерина Петровна вышла, а Ростопчин встал с дивана, поправил бархатный халат и, взяв шандал с тремя свечами, стоявший в изголовье, перенес его на стол. Когда в дверях появился посетитель, Ростопчин уже привел себя в порядок и сидел за рабочим столом. Вошедшему было не более тридцати, чуть выше среднего роста, худощавый, довольно приятной наружности, одет был аккуратно, по последней европейской моде. Густые русые волосы волнами спускались на плечи – «никаких париков не надо» с завистью подумал Ростопчин.
– Разрешите представиться ваше превосходительство – Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. Благодарю, что изволили принять.
– Приятно познакомиться, Генрих Карлович. Сразу хочу предупредить, что в настоящее время я нахожусь в отставке и никакого влияния на государственные дела не имею.
– Мне это известно, ваше превосходительство.
– Ну, если вас не смущает мое положение опального, то прошу садиться. И, поскольку я не занимаю никаких должностей, обращайтесь ко мне по имени отчеству.
– Спасибо, Федор Васильевич – произнес ювелир, усаживаясь в кресло напротив хозяина – учитывая состояние вашего здоровья, постараюсь быть краток.
– Да, пожалуйста.
– В конце октября прошлого года мы с другом засиделись в трактире Зайцева, что в Охотном ряду. Погода стояла плохая, дождь, слякоть, домой идти не хотелось и мы решили провести вечер в игорном салоне «Червовый валет», что располагается в этом же доме на третьем этаже. Карты я не люблю, поэтому мы играли в шахматы. В перерыве между партиями, когда мой друг решил немного размяться, ко мне подошел незнакомец и, уточнив, что я ювелир, выложил на стол два зеленых камушка, вот таких.
Штейнберг достал из кармана и положил на стол камушек в форме призмы, с полдюйма длиной, невзрачного травянисто-зеленого окраса. Ростопчин взял камень, покрутил его около горящей свечи, рассматривая со всех сторон, и положил обратно. По выражению лица опального фаворита было понятно, что это чудо природы не произвело на него никакого впечатления.
– Напоминает осколок бутылочного стекла – резюмировал он.
– Вы недалеки от истины, Федор Васильевич, поскольку ювелиры действительно используют стекло для имитации драгоценных камней. То, что передо мной камни ювелирного качества, пригодные для огранки мне было понятно, но какие? Камней зеленого цвета довольно много, от дешевого агата, до баснословно дорогих изумрудов и в необработанном, природном виде их легко спутать. Я решил, что он хочет продать эти камни, и как оказалось, не ошибся, вот только продавал он не два камня, а партию весом около фунта. Предложение меня заинтересовало, нужно было только определиться, что это за камни. Незнакомец согласился дать мне один камень под залог в пятьдесят рублей. У меня была только сотенная купюра, а у него не было сдачи и по обоюдному согласию я забрал оба камня. Договорились встретиться на следующий день вечером у меня в мастерской.
– Как я понимаю, встреча не состоялась?
– Вы угадали, Федор Васильевич. Той же ночью моего незнакомца убили. Оказалось, что он снимал номер в меблированных комнатах у Зайцева, тут же на втором этаже. Рано утром меня разбудила полиция, и до обеда я просидел в участке.
– Что показало следствие?
– Собственно говоря, почти ничего. Установили личность убитого – уральский купец Демьян Емельянович Протасов из Невьянска. Предположительный мотив убийства – ограбление, поскольку никаких денег и ценных вещей в номере не нашли.
– А они у него были?
– Деньги были, хотя бы та сотня, что я отдал ему в залог. Что касается каких-либо драгоценностей, то я не заметил на нем, ни перстей, ни браслетов, ни даже цепочки от часов.
– А камни? Вы сказали полиции про камни?
– Только про те два, что он отдал мне в залог.
– Камни конфисковали?
– Да, я отдал их под расписку.
– Тогда откуда у вас этот. – Ростопчин указал на камень, лежавший на столе.
– Каюсь, Федор Васильевич, я отдал полиции другие камни.
– С какой целью?
– Мне очень хотелось их исследовать, а в номере убитого никаких камней не нашли.
– И к какому выводу вы пришли?
– Изумруды, Федор Васильевич, очень высокого качества.
– Насколько мне известно, в России нет изумрудов, во всяком случае, до сих пор никто их не находил.
– В настоящее время изумруды добывают только в Перу и Египте. Я консультировался по этому вопросу у своего дяди, ювелира Брандта. Так вот, по его мнению, эти изумруды из неизвестного ранее месторождения.
– Вы намекаете на Урал?
– Не только я, Брандт тоже придерживается этой версии.
– Это просто догадки, или есть конкретные факты?
– Среди уральских самоцветов Брандт уже находил бериллы и аквамарины.
– Какая здесь связь?
– Изумруд, аквамарин и берилл – это один и тот же камень, только разной расцветки. Похоже на цветные стекла. Обычное стекло без примесей прозрачно, как горный хрусталь или берилл. Если мы при варке стекла в бесцветную массу введем минеральные добавки, например, соединения меди или железа, то получим стекла разных цветов. От количества этих добавок будет зависеть насыщенность цвета. Опытным путем можно создать широкий спектр разнообразных цветов и оттенков. Таким образом, Ломоносов изготавливал разноцветную смальту для своих мозаик. То же самое происходит и в природе, при образовании камней, с той лишь разницей, что здесь нельзя перемешать всю массу, чтобы равномерно распределить окраску. Поэтому на кристаллах, как правило, четко виден переход от области насыщенного цвета к бледной или даже бесцветной. Горный хрусталь по природе бесцветный, его фиолетовая разновидность – аметист, а желтая – цитрин. Берилл – бесцветный, его голубая разновидность – аквамарин, а зеленая – изумруд.
– Я знаком с Вильгельмом Брандтом, он опытный ювелир и его мнение это весомый аргумент. Хорошо, Генрих Карлович, допустим, у купца был фунт изумрудов. О каких суммах в таком случае идет речь?
– Здесь трудно говорить о конкретных цифрах, можно только предполагать. В партии могло быть две-три сотни камней и если за каждый платить по пятьдесят рублей, то вся партия могла стоить от десяти до пятнадцати тысяч рублей.
– Это за фунт изумрудов?
– Точнее, за фунт изумрудного сырья.
– И это выгодно?
– Судите сами – Штейнберг достал из кармана маленький бумажный пакетик, аккуратно развернул его, и выложил на стол ограненный камень прямоугольной формы – вот, что я получил из одного кристалла. Великолепный изумруд весом три карата. Реальная стоимость этого камня по самым скромным прикидкам девятьсот рублей серебром, а заплатил я всего пятьдесят и то ассигнациями. По официальному курсу это тридцать восемь рублей серебром.
– Да, впечатляет. А сколько может стоить вся партия?
– Вы имеете в виду, после огранки?
– Да.
– Учитывая, что при огранке камни потеряют три четверти веса, то и в этом случае стоимость партии будет не менее двухсот тысяч рублей. Причем, и это еще не все, Федор Васильевич. В природе изумруды ювелирного качества, как правило, редко превышают вес один – два карата. Именно о таких камнях я и говорил, но если среди камней будут экземпляры весом более двух карат, как тот, что лежит перед вами, то их цена может быть в десятки раз выше.
– Вы это серьезно?
– Вполне. Вы видели когда-нибудь бриллиант «Орлов»?
– Не только видел, но даже держал в руках скипетр.
– Вам известно, во что обошелся российской казне этот бриллиант?
– Да, четыреста тысяч рублей.
– Этот бриллиант весит двести карат, получается, по две тысячи рублей за карат. Понятно, что камень уникальный, соответственно и цена тоже, но не будем забывать – качественный изумруд дороже алмаза одинакового с ним веса, поэтому вполне допускаю, что эта партия после огранки могла стоить и миллион рублей.
– Фантастика! И это всего один фунт камней! Примите мои извинения, Генрих Карлович, честно говоря, я скептически отнесся к вашему заявлению насчет государева дела, особенно, когда увидел сам камень, теперь понимаю, что был не прав. Можно только догадываться, сколько теряет казна. Хорошо, Генрих Карлович, тогда у меня вопрос. Если в Москву прибыла такая большая партия изумрудов, то где она? Если купца ограбили из-за камней, то ведь их все равно должны продать, а покупателем может быть только ювелир.