Принц и опер. Роман фантастических приключений

23

Что он там высматривает?

Боб неотрывно следил за водной гладью, изредка отрываясь от бинокля и отыскивая это «нечто» невооружённым глазом.

И я нацелился на созерцание водных просторов.

Поверхность озера выглядит обычной, спокойной, покрытой нежной рябью сине-зелёных волн.

У противоположного берега мириады солнечных зайчиков танцуют в озёрном бризе, и никаких подробностей в радужной какофонии света рассмотреть не возможно. Сам берег, пологий и заросший высоким кустарником, как бы подчёркивает небесную синеву с белёсыми барашками облаков и несколькими розовыми «тарелками», плывущими на их фоне.

– А ну-ка, бинокль мне в правую руку! – шепнул я браслету и получил требуемую вещь прямо в раскрытую ладонь…

…«Тарелки» на самом деле оказались белыми, отражающими розовые лучи местного светила. Летели они со скоростью 450 км/час, на расстоянии от точки наблюдения 17,8 км…

Информация в виде цифр, мелькавшая перед глазами, мешала сосредоточиться на каком-либо объекте и просто полюбоваться им. Я оторвался от прибора и, как джинну, сидящему в бутылке, шепнул:

– Убери текст с экрана!

– Нажми синюю кнопку, – сказал Боб, не отрываясь от своего бинокля и, одновременно, улыбаясь. – Голосовые команды наши приборы понимают только на гелакси.

– Ага! А браслет? Он ведь выполняет команды на русском…

– Да! – Боб повернулся ко мне. – Тебя интересует, что я наблюдаю на поверхности озера?

– Интересует, – признался я.

– Ну, так посмотри. Ориентируйся на куст с яркими жёлтыми цветами.

Я прильнул к окулярам, нацелился на жёлтый цвет, переместил экран на водную поверхность и в радужной какофонии солнечных бликов увидел плывущего человека.

До объекта – 1,7 км. И он приближался к нам со скоростью 0,6 км/час.

Я нажал синюю кнопку, убрал бегущую строку с глаз долой, и приблизил изображение до предела.

В цветных бликах мелькнуло знакомое темнокожее лицо.

– Мадлен! – воскликнул я. – Не может этого быть!

Я оторвался от бинокля и посмотрел на биона. Слуга из браслета словно ожидал моих вопросов, готовых обрушиться на него в купе с возгласами и испуганным выражением глаз.

– Это Филипп, – упреждая вопросы и восклицания, сказал Боб. – Родной брат баронессы…

– Родной брат Мадлен!? Мой шурин сбежал из тюремного замка!? – Я снова приник к окулярам бинокля. – Он, ко всему прочему, плохо держится на воде! Его нужно немедленно спасать!

24

Огромная лыжа для сёрфинга «возникла» у берега, словно из воды. Элипсообразная доска метра два длинной и полметра шириной. С закруглёнными и приподнятыми верх концами. Нечто подобное, но меньших размеров, я видел по телевизору – жители Гавайских островов любят кататься на океанских волнах, используя подобные лыжи.

– Антигравитационный скейт – индивидуальное средство передвижения по воде и над водой. Данная модификация придумана бароном Раконером для прогулок по озеру и для катания на океанских волнах. – Боб указал мне на лыжу, предлагая перейти на невиданное мной до этого транспортное средство. – Снабжено антигравитационными двигателями, управляется педалями, расположенными в средней части скейта. При необходимости может поднять груз до пятисот килограммов на высоту 50—60 метров. Но барон использовал скейт только для водных прогулок.

…Не я, опер Витковский, а барон Раконер, весьма шустро подскочил с насиженного места и оказался в центре лыжи. Под тяжестью тела скейт скользнул от берега. Меня закрутило в водовороте, и я чуть было не рухнул на спину и, следовательно, в воду. Однако правая нога отступила назад, а левая плотно легла в абрис подошвы, нарисованный на серебристой поверхности лыжи, и надавила на него пяткой. Скейт затормозил, и я принял устойчивое положение. Правую ступню тут же поставил на второй абрис, нарисованный чуть сзади, с поворотом носка наружу.

Мышцы ног (как и рук в случае с донной Розой) помнили заученные бароном движения.

Я развернулся к берегу, что бы увидеть Боба и получить от него дополнительные указания.

Под навесом никого не было.

– Куст с жёлтыми цветами на противоположном берегу, – сказал голос биона из браслета. – Поторопись, малыш…

– Издеваешься!

Ответа не последовало.

Педаль для правой ноги обозначала повороты влево-вправо, левая руководила скоростью и тормозом. Поскольку в моей прошлой жизни я любил кататься: летом на велосипеде, а зимой на лыжах, то быстро сообразил, как удерживать равновесие, используя возможности педалей. И меня понесло вдоль берега, прямо и зигзагами, а потом уже и к жёлтому цветочному «маяку».

Метрах в трёхстах от противоположного берега я обнаружил курчавую голову Филиппа, обозначенную ярко-красным воротником спасательного жилета. Причалил к юноше. Он же, заметив приближающийся скейт, перестал грести и наблюдал за моими виражами. А потом принялся рассматривать уже меня, округлив чёрные зрачки, синеватым овалом глазных яблок.

На протянутую руку Филипп не обратил внимания, и пришлось вытаскивать парня за «шкирку». Благо жилет оказался прочным.

Филипп, кроме спасательного жилета, имел на себе вполне приличную одежду. Голубую куртку на молнии, белые спортивные брюки и синие туфли. Извлечённый из воды юноша вполне уверенно пристроился на «борту» моего корабля, отстегнул жилет, и что-то в нём нажал. Образовавшийся при этом красный жетон с пятирублёвую монету, спрятал в карман куртки. Влага из одежды буквально через пару секунд стекла на скейт, и парень уже не походил на мокрую курицу. Туфли заскрипели, словно надетые впервые. Полы куртки легко затрепетали на ветру. И лишь чёрные кудри всё ещё источали крупные капли, медленно сползавшие по коричневым щекам…

Филипп показался мне очень похожим на сестру. Правильные черты лица, большие глаза с озорными искорками, средней пухлости губы, круглый подбородок. Выше среднего роста, телом – сухощав, младше меня лет на десять…

Стоит передо мной, рассматривает мою физиономию и мою же монументальную фигуру. В хитреньких глазках ни благодарности, ни критицизма. Примерно так студенты из Африки смотрят на бледнолицых москвичей. Ненавидеть им нас не за что, да и любить – тоже…

Осторожно, что бы ни уронить спасённого шурина в озеро, я развернул скейт в сторону баобаба и носком левой ноги прибавил газу…

Видит Бог – мне понравилось парить над озером. Скейт легко касался водных барашков и оставлял позади радужный шлейф из мелких брызг.

Филипп повернулся лицом к ветру, принял походную стойку и уверенно руководил гибким телом, когда я совершал резкие виражи. У самого берега я резко затормозил, и мы по инерции, друг за другом, выскочили на ковёр из зелёных колокольчиков. Парень немного пробежал, запнулся в траве и рухнул в неё, недовольно пробурчав. Я же устоял…

А скейт в это время перекочевал в браслет.

– Пуппэ! – сказал Филипп, покрутив пальцем у моего носа. Следующее предложение было длинным и по интонации очень походило на воспитательную тираду донны Розы. Интересно, чем это юноша не доволен?

– Русского ты, конечно, не знаешь! – сказал я Филиппу, попутно отлавливая палец чернокожего родственника взмахом левой. Филипп осёкся и присел, спасая пленённую конечность.

– Сорри! Сорри! – промяукал шурин. Я отпустил палец. В школе я учил немецкий. Но знаю, что «сорри» по-английски, это как «пардон» по-французски. Извиняется, стало быть, Филька…

Боб похлопал меня по плечу. Я оглянулся.

– Класс! Ещё пару специальных тренировок на воде и уровень барона Раконера будет восстановлен! Наступят лучшие времена, и мы обязательно покатаемся на волнах Северного океана.

– За комплемент – спасибо. Будь любезен, Боб, переведи, что сказал обо мне этот висельник, бежавший из острога?

– Филипп обозвал тебя безмозглой куклой и пообещал надрать задницу крапивой.

– За что!?

– Не знаю…

– Хорошо, при случае сам у него спрошу…

25

Серафим и донна Роза несказанно обрадовались появлению в нашем доме господина Филиппа Гамильтона младшего. Значит, где-то на необъятных просторах планеты Камелот обитает ещё и старший Филипп Гамильтон. И этот старший – отец Филиппа и Мадлен – а по совместительству мой тесть, в этом мире числится не простой пешкой, а фигурой облеченный властью, раз «именитого преступника» освободили из тюрьмы досрочно, вполне официально, но совсем необычно. Доставили в летающем остроге к дому и выбросили поблизости в озеро, снабдив спасательным жилетом…

За что посадили шурина в летающий «замок Ив» и почему досрочно освободили из заключения, Боб мне не сообщил. Наводящих вопросов я ему не задавал, а он, словно оберегая мою, раздувшуюся от пустоты голову, лишь изредка комментировал услышанные диалоги.

И ничего-то конкретного я не узнал из его коротких комментариев, сделанных мельком вместо дословного перевода задушевных бесед Филиппа с домашней челядью.

А вот Филиппу, похоже, обо мне что-то сообщали. Ибо он, мой новый родственник, после очередной цитаты, произнесённой Серафимом, неожиданно сменил имидж домашнего любимчика и шалуна-говоруна на личность вполне приземлённую, сочувствующую, желающую помочь…

Обеденная трапеза, организованная для гостя – одного из хозяев дома и прилегающей территории вместе с баобабами, озером и горными отрогами – напоминала «Тайное вечерие», где я высвечивался в роли Иуды, уже получившего свои тридцать серебренников. Я даже почувствовал себя неловко. Во мне что-то засвербело внутри, захотелось узнать подробности из жизни семейства Гамильтонов, да и о Раконерах не мешало бы у Боба спросить. Или у Мадлен. Но её нет рядом со мной, а Бобу, по-видимому, категорически запрещено удовлетворять моё любопытство. И он всё время увиливает от ответов на вопросы, или «глушит» моё, не всегда настойчивое, любопытство. А в данный момент вообще не контролирует меня. Шурин Филипп всё дольше и дольше задерживает внимание Боба. Словно тот получил задание наблюдать за новым объектом, и моя персона ему уже не интересна.

Думаю, что я угадал. Потому что никто, в том числе и персональный слуга, не обратили внимания, когда я покидал гостиную, воспользовавшись незнакомым для меня выходом…

26

С внутренним устройством дома я ознакомился, но не настолько, чтобы свободно ориентироваться, блуждая по коридорам и проходным залам. Выйдя из гостиной, попал на лестничную площадку. Вверху мне делать было нечего, а внизу, попав на первый этаж, я мог бы выйти из дома и без присмотра Боба побродить по ещё не изученным территориям. Я стал спускаться вниз. Миновав пару пролётов, оказался на площадке первого этажа, но выхода ведущего на улицу или внутрь дома не обнаружил. Лестница же вела вниз и вместе с тлеющим фитильком любопытства приглашала преодолеть ещё пару маршей и посмотреть на тайны, хранящиеся в подвалах дома.

Следующая площадка оказалась широкой, но слабо освещённой. Напротив лестницы, по которой я спустился, стояла стеклянная сторожевая будка с самым настоящим охранником в ней. Слева – неприметная металлическая дверь. Справа – за решеткой – ещё менее освещённый не широкий тоннель, наклонно ведущий в подземелье. Во мраке я едва рассмотрел теряющийся в отдалении ряд тусклых огоньков. Он прерывался метрах в двадцати от входа, уткнувшись в очередную дверь, или сворачивал в сторону и там имел продолжение.

Охранник, зорко наблюдавший за мной, услужливо встал из кресла и вышел из будки. Узнал, заулыбался и степенно шагнул навстречу.

…Язык мой не прилип к гортани, но мне совершенно не хотелось разговаривать. И этим я мог обидеть слугу. Опять во мне что-то выключилось. Думать по-русски не получается, гелакси не знаю…

А охранник, наулыбавшись и насмотревшись на меня, что-то спросил на «тарабацком» и замер в ожидании ответа. Я же молча обошёл будку, заглянул внутрь и за неё. Привычка, оставшаяся с ментовских времён, когда во время дежурства по отделу приходилось проверять уличные наряды ППС.

На предмет чистоты у меня, как у «проверяющего», вопросов не возникло. Оглядел охранника – и он смотрится отменно. Отутюжен и застёгнут на все пуговицы, словно магазинный манекен. И амбре от него исходит терпимое, даже приятное. Без примесей никотина и алкоголя.

По комплекции и поведению парень напоминает садовника Гектора – такой же мускулистый, с пристальным и умным взглядом. Скорее всего, это – ещё не встречавшийся мне бион по имени Фрам. Именно так называл его Боб, представляя домашних слуг, готовых служить хозяину в любое время суток.

Я похлопал парня по мускулистому плечу и показал на закрытую дверь. Наверное, там нет для меня ничего интересного. Скорее всего – запасы продуктов на случай «ядерной зимы»… Фрам снова что-то спросил. Я, не задумываясь о содержании сказанного, кивнул, давая положительный ответ на вопрос.

Дверь смачно чмокнула, и бесшумно отползла вправо. Внутри загорелся яркий свет. Я прикрыл лицо ладонью и попробовал рассмотреть открывшуюся перспективу…

Вентиляция работала исправно. Прохладный ветер ударил мне в спину, колыхнул паутинные стропы, висевшие на потолке, и втянул их вместе с накопившейся в подвале затхлостью в щели воздушных фильтров.

Помещение просторное, по площади не меньше занимаемой всем домом. Десятка три квадратных колонн и длинных перегородок держали на весу массив здания. Стены и колонны выкрашены в голубой цвет, потолок – в белый, а пол вымощен синей плиткой…

По всей площади подвала расставлены стеллажи, на которых громоздятся ящики, коробки, свёртки. Справа от входа распластался массивный стол с придвинутым к нему стулом. Возле стола приютилась металлическая тумба с множеством полочек и ящичков. Похоже на картотеку или хранилище коробок с кристаллами – носителями информации. В стене напротив стола – дверь сейфа…

Ну и какого чёрта я попёрся вниз? Здесь нет для меня ни чего интересного… И в тоннеле, что за решеткой напротив, скорее всего – тоже.

– Владимир Семёнович, заходите!..

Я от неожиданности вздрогнул. Голос был не знакомым – рокочущим и без акцента.

– Не бойтесь!..

Чья-то сильная рука подтолкнула меня в помещение. Я перешагнул порожек и оглянулся…

27

…Весенний субботник в милицейских подразделениях Москвы и Подмосковья назначили на конец апреля…

Как и в ушедшие в быль времена, в коммунистические праздники «весны и труда», нам предстояло навести порядок в помещениях отдела и на прилегающей к зданию территории.

Как и раньше, свободные от службы сотрудники дружно собрались на импровизированный митинг и выслушали речь начальника отдела с призывами «отдать толику своего труда на благо, и во имя…»

И мы безвозмездно и с удовольствием отдавали – драили, подметали, ремонтировали и красили часов приблизительно до двух дня. А после обеда, как и в былые времена, стали собираться в небольшие группки, по срокам выслуги, по должностям и званиям, по службам и личной признательности друг к другу, чтобы организовать небольшие фуршеты. Кажется, нечто подобное происходило и в гражданских организациях. Но в милиции это было и есть по настоящее время…

Новоиспечённый оперуполномоченный Василий Соколов, извинившись перед коллегами, то есть перед нами, примкнул к старым приятелям из роты ППС. Что, само собой разумеется, с его стороны было поступком правильным. Ибо с операми он контактировал ещё не в полную силу, а друзья из ППС для него останутся друзьями до пенсии.

Эрик Левин и ваш покорный слуга, утратив целостность питейной тройки, примыкать к оперативникам из соседних кабинетов не пожелали. Решили вдвоём посетить пивной бар и отдохнуть в более культурной среде…

И мы уже направили стопы в нужном направлении, как на мой мобильник поступил звонок от Сушко. Антонина, теперь руководившая самостоятельным милицейским подразделением – женским медицинским вытрезвителем, приглашала меня и Эрика на фуршет…

Отказываться было не удобно.

Я сообщил о приглашении спутнику, он состроил мину недовольства, а Антонина, словно почувствовала нерешительность в наших действиях, добавила через телефонную трубку «информацию к размышлению», не терпящую волокиты при исполнении:

– Володя, не смейте отказываться! Тебя с Левиным вовсе и не приглашают на сабантуй, а приказывают немедленно явиться ко мне в служебный кабинет: подполковник милиции Чернов и майор милиции Сушко!..

Шикарный букет для майора и недорогой шотландский виски московского разлива для подполковника мы осилили, вывернув содержимое своих карманов и кошельков. И букет и виски пришлись ко двору, так как в небольшом уютном кабинете Антонины как раз и не хватало весенних красок и запахов, призывающих к созерцаниям и ощущениям…

Будучи чуть-чуть подшофе, нас встретили аплодисментами новоиспечённые подполковник Чернов и майор Сушко, восседавшие рядышком за квадратным столом, словно жених и невеста. В совершенно новых кителях с погонами, соответствующими присвоенным званиям. Слева и справа от «молодых» приютились две девицы в красивых штатских платьях.

Первые минуты встречи были отданы коллегам. Рукопожатия, поцелуи, комплементы, похлопывание по плечу, размещение букета среди тарелок с закусками, откупоривание бутылки с виски, тосты – стоя и по очереди, с доставанием из бокалов с напитком звёздочек, согласно званиям. И, наконец, суетное рассаживание вновь прибывших гостей за столом…

Меня и Эрика представили присутствующим дамам.

Рядом со мной оказалась жутко красивая, черноволосая, кареглазая и совершенно без комплексов – Раиса.

Эрику в соседки досталась белокурая Светлана. За распушившимся передо мной букетом, помещенным Антониной в большую фаянсовую вазу, я её как следует, не разглядел. Тем более, Эрик уже начал рассказывать длинный грузинский тост, а Раиса попросила меня за ней поухаживать. В смысле – положить в её тарелку оливье и, возможно, потискать под столом моей левой рукой её правое аппетитное колено. Это, конечно, мои домыслы, но Рая была бы не против. Опыт подсказывал…

Виски огненным ручейком прожгло лазейку где-то под сердцем и устремилось вверх. Некоторая неловкость, возникшая в начале, постепенно исчезла.

И как это бывает всегда в наших смешанных русских компаниях, вскоре потекли задушевные беседы. Сначала возникла одна тема на всех, и её поддерживали все присутствующие. Потом тему растащили на части и в компании образовались группки, решавшие свои меркантильные вопросы, интересующие только их, пусть даже стихийно организовавшихся, с ежесекундными интересами…

Не трудно догадаться, что после очередного тоста я повернул голову налево, где встретил томный взгляд Раисы. Разговорились. Оказалось, что они со Светланой работают в городской поликлинике. Светлана терапевтом, а Раиса невропатологом и ещё кем-то. Они раза два в месяц дежурили в медвытрезвителе, чем немного пополняли семейный бюджет.

Виктор Васильевич, сняв китель с подполковничьими погонами, предложил немного «развлечься» и потанцевать. При этом он, будто бы не первый раз навещает кабинет Антонины, легко обнаружил в одном из шкафов магнитолу с Си-Ди дисками и включил лёгкую танцевальную музыку.

Раиса приклеилась ко мне накрепко, что-то мурлыкала о бесперспективной женской доле, и при этом, позволяла вести себя в танце, словно пушинку в воздушном потоке по стеснённому кабинетному пространству под ритмичные звуки аргентинского танго. Всё было решено, когда я нежно погладил правой рукой её податливую спину и посчитал пуговицы на лифчике. Она вздохнула и прижалась щекой к моему плечу…

Виктор Васильевич, на обнимавшись во время танго с Антониной, неожиданно объявил перекур.

Курящий Чернов и некурящий Левин «смолили» ядовитые сигареты, а я вкушал их «аромат», перемешивая с фантазиями о предстоящем продолжении флирта с Раисой. Мы не разговаривали. Каждый думал о чём-то своём. Меня же мучил интимный вопрос: – куда пойти? – ко мне, или к ней?..

Виктор Васильевич, ловя мой блудливый взгляд, улыбался и доброжелательно подмигивал, поддерживая наметившуюся инициативу насчёт романа. Эрик покачивал головой, толи, осуждая, толи, одобряя мои невысказанные задумки. Но мысли вслух никто не озвучивал. У каждого была своя тайна.

Женская половина компании без нас не бездействовала. О чём-то шепталась и, возможно, перемалывала наши косточки. Будь мы не во хмелю, нам бы икалось.

И результат обмена мнениями «про наши души» оказался совершенно неожиданным…

По крайней мере, для меня…

28

…Дверь бесшумно захлопнулась. В помещении потемнело, и потоки воздуха больше не рвались к освобождённым от пыли решёткам.

Невысокий, крепкого сложения мужчина лет пятидесяти стоял возле дверной притолоки и наблюдал за мной. Это был не бион. У него во взгляде проецировалось пара высших образований и человеческая усталость. Да и пахло от него человеком и табаком. Наверное, курил трубку или дорогие сигары…

Одет не броско. Куртка, брюки, тенниска и туфли слились в одно серое пятно. Тёмные с сединой волосы и смуглое лицо гармонируют с одеждой. Лишь чуть раскосые глаза светятся тёмными вишенками, а под тонкими стрелками усов мелькают перламутровые полоски зубов.

– Сержант королевской криминальной полиции Браун. – Мужчина оттолкнулся от притолоки и прошёл мимо меня к столу. – Питер Браун…

Я промолчал, так как полицейский, скорее всего, знал обо мне достаточно, коль назвал моё настоящее имя.

Сержант осмотрел поверхность стола, на первый взгляд совершенно чистую, и витиеватым движением руки включил экран, вспыхнувший в центре столешницы. Быстро «перелистал» страницы с текстами, что-то нашёл в них и несколько раз нажал указательным пальцем в нужных местах. Потом, словно хлебные крошки, смахнул со стола изображение и повернулся к тумбе. В одном из ящиков нашёл прозрачную коробочку с фиолетовыми кристаллами, щурясь, прочитал надпись на ярлыке. Удовлетворённо кивнул и сел на стул.

– Так и будете стоять, барон? Делайте себе кресло и присаживайтесь подле меня. И пива бы сейчас, тёмного, пинту, или две…

Гравитационный поднос с напитками из браслета до этого извлекал Боб. Однако бион остался наверху, в гостиной. И об этом я уже собирался сообщить сержанту. Но тот, театрально похлопав себя ладошкой по седому виску, показал мне на браслет и попросил потереть его, словно лампу Аладдина.

– Извините, Владимир Семёнович! Вы ещё не привыкли к персональному синтезатору. А управляющего браслетом, всемогущего мастера Чака вы, вероятно, оставили вне досягаемости. Но, полагаю, у вас должны быть запасные бионы…

Юноша, похожий на первый вариант Боба, высокий, длинноволосый, наряженный в пёструю одежду, с красивым дымчатым котом на плече, проявился после второго прикосновения к браслету. С независимым, скорее развязанным видом, без приветствия, бион шагнул к столу и вытаращился на сержанта. Мне показалось, что парень, скорее готов кинуться в драку, нежели исполнять его желания. Сержант не смутился и произнёс короткую фразу на гелакси, одновременно показывая биону на меня. Тот, словно нехотя, обернулся…

Нет, слуга не упал передо мной на колени, и не стал по стойки «смирно», как это делал минуту назад сторож по имени Фрам. Парень нагло улыбнулся мне в лицо и дёрнул головой, что в наше дикое время означало бы: «ну чо те надо, мурло?»

Лично я – не драчун. В школьные годы я и мои сверстники поколачивали друг дружку – двор на двор. Но это было детство. А в ментовские времена я изредка навещал спортзал частного охранного предприятия «Герат», где ребята показывали мне приёмы из восточных единоборств типа «ушу». И всё, и ни какой практики с применением полученных знаний! Как-то не приходилось на службе их применять. Даже преступников брали без рукоприкладства и «кололи» их не кулаками, а интеллектом. А вот барон Раконер, был прямо-таки перегружен бойцовскими приёмами. Кулаки не успели зачесаться и сделали невероятное…

Симпатичный, дымчатого окраса кот, на мгновение остался висеть в воздухе, так как вполне надёжная опора неожиданно выскользнула из-под него, гулко ударилась о металлическую дверь и сползла на пол. Животное с удивлением зыркнуло на меня и мягко приземлилось рядом с бионом…

В моей памяти сверкнули глаза донны Розы. Она, как и этот умный кот, так же откровенно удивилась поведению барона Раконера – неосмысленному деянию его рук.

А у Витковского ёкнуло под сердцем, и мерзопакостная противность от содеянного выдавила капельки пота на высоком лбу барона…

Да-а! Удивляются верные слуги неадекватному поведению хозяина!.. И моему поведению, соответственно…

Мы с Эриком Левиным иногда баловались «криминальными шарадами» требовавшими логически выверенных решений для вычисления истинных преступников. У Левина это получалось лучше. Он был убедительным и настойчивым в беседах с гражданами, подозреваемыми в совершении преступлений. А некоторые наши коллеги добивались «признания» с помощью «силового воздействия», что было ошибкой и приводило к казусам в дознании и к выговорам от руководителей…

Если умным роботам из будущего присуща искренность, то напрашивается вывод: – не стал бы настоящий барон делать подобных глупостей своими руками…

И я, Владимир Витковский, – не стал бы.

Значит, что-то у нас с Майклом не состыковывается. Но это всего лишь мой вывод, о себе – сердитом…

Чёрт знает что! На кого грешить?..

Как и зачем я это сделал, толком объяснить не могу. Видимо барон был не простым человеком. Или являлся настоящим рабовладельцем, если наказывал слуг таким варварским способом. Впрочем, не без моей помощи. Но я-то, будучи в шкуре мента, такого себе никогда не позволял. Честное слово…

– Браво! – воскликнул сержант, откинувшись на спинку стула. – В древней полиции умели-таки наказывать наглецов. Но, не будем портить ваше имущество, барон. Заказывайте кресло и пиво!..

Поверженный бион стрельнул недобрым взглядом в мою сторону, вскочил и юркнул в браслет. Не извинившись…

Или я должен был попросить у него прощения?..

– Будет вам и кресло и пиво, – басисто произнёс дымчатый кот на чистом русском. – А вы, барон, настоящий хулиган! – добавил он и лапой подтолкнул ко мне знакомый деревянный диск, нагруженный бокалами с пенными шапками. Кроме пива на подносе возникла ваза с разноцветными шариками, источавшими пряный аромат. Рядом лежал синий жетон, в котором находилось спрессованное кресло.

Поднос я переправил к сержанту, а жетон, потискав в руке, бросил на пол, как только услышал шипение воздуха. Спустя минуту я уже нежился в удобном надувном кресле и созерцал сладострастную физиономию кота, соизволившего принять из моих рук пару ароматных шариков. Этими же шариками наслаждался и сержант Браун. И сногсшибательным пивом тоже…

– Искали что-нибудь?.. Или случайно забрели в подвалы? – Браун опустошил второй бокал и с вожделением взглянул на третий.

– Искал выход на улицу, – ответил я. – Вниз спустился ради любопытства. А вы как сюда попали, господин сержант? Похоже – инкогнито? Или тоже наблюдаете за мной?.. В этом доме все охраняют мой покой, жаждут воспоминаний о прошлом, и не позволяют загружать память ненужной информацией.

– А вы, я вижу, нарушаете запреты?..

– Не очень активно.

– А хотелось бы?

– Хочется! Но с моей головой это не возможно. Может сотвориться какая-нибудь болезнь. Сознание, например, потеряю. А мне доверили такое симпатичное тело! С титулами, женой – красавицей, богатством и какими-то там проблемами, которые кто-то уже решает за меня. Или за барона Раконера.

– Я знаком с вашим личным делом, Владимир Семёнович. – Браун указал на коробку с кристаллами. – Информация, поступившая из прошлого, очень скудная. Пополняется только вашими воспоминаниями.

– Моими воспоминаниями? Но я их ещё до конца не озвучивал! Мы с Бобом только собирались это сделать, сегодня вечером…

– Ваши воспоминания фиксируются через имплантант с первой минуты пребывания на планете. А диктовку мемуаров профессор Оскар придумал, что бы скрыть от вас некорректность принудительного опроса памяти пациента. Вашей памяти. Я тоже думаю, что для биона вы бы сочинили несколько иную историю. Например, утаили бы интимные подробности вчерашней встречи с Мадлен. Это для совестливого человека нормально. Но именно в этот момент вы вспомнили самое главное – своё имя. И ещё что-нибудь вспомните, как только любящая супруга снизойдёт до вас…

Браун взял с подноса следующий бокал и отпил половину содержимого.

– А здесь я, Владимир Семёнович, оказался не по делу оперуполномоченного Витковского. Наоборот, интересуюсь проблемами барона Майкла Раконера…

– И в этой связи пребываете в его доме инкогнито?

– Для прочих обитателей замка – да. А ваши воспоминания меня интересуют только с точки зрения любопытного сыщика, желающего знать, кого нам подсунули в тело барона.

– Нашли что-нибудь, интересующее вас?

– Некоторые факторы в вашем поведении не соответствуют психологии Майкла. У вас с бароном отмечается частичная несовместимость. Вы заметили, что совершаете поступки не свойственные вам. Сегодняшний конфликт с бионом, отношение с Мадлен и некоторые мелочи, вами не отмеченные, говорят, что в теле барона Раконера ещё не выветрился его дух. Или поселился дух кого-то третьего. Хотя мозг ему почистили основательно. Не знаю, к какому бы выводу пришёл профессор, ознакомившись с данным материалом, но я считаю, что вас можно использовать в качестве моего помощника в раскрытии преступления совершённого в отношении барона. И не только…

– С моей-то пустой головой?

– Уже не пустой. Ваша память активно восстанавливается, коллега. Вы правильно определяете оставленное в прошлом пространство. Соединили его со временем. И ускорять этот процесс мы не будем. А вот кое-какую информацию из жизни Майкла я вам дам. Это для того, что бы вы оценивали сложившуюся на данный момент ситуацию в семье барона и на планете в целом. Поверьте мне – она не простая, эта ситуация. Думаю, и синхронный переводчик вам пригодится. Общаться с окружающими вы сможете не сразу, но перевод разговоров я вам обеспечу. Чип с переводчиком можно поместить на персональный имплантант, К сожалению, в вашу память нельзя загрузить разговорный гелакси. Он помешает процессу восстановления памяти…

– Что значит – загрузить в память гелакси? Я же не компьютер!..

– Это означает: научить понимать язык и правильно им пользоваться – разговаривать без акцента.

– Я с немецким языком лет десять воевал. Бесполезно. А ваш гелакси в меня и подавно не войдёт. По крайней мере, не в этой жизни.

– Вы не знаете возможностей современной психопедагогики. Лично я русский выучил за десять минут. Закончу дело – удалю его из памяти за две минуты. Больше, Бог даст, не пригодится.

– И когда же мы начнём совместную розыскную деятельность?

– Может быть этой ночью. Меня не должны видеть домашние слуги и, в особенности, ваш Боб. Я бы доверился мастеру Чаку, но его, похоже, изъяли из вашего многофункционального прибора. Остальные бионы без приказа хозяина с управляющим информацией не делятся. Между прочим, у вас наступило время обеда. Режим нарушать не советую, он способствует скорейшему выздоровлению. И обязательно отдохните после обеда. Это я вам – рекомендую…