Принц и опер. Роман фантастических приключений

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

14

Всё, означенное выше, я старательно продиктовал моему «персональному собеседнику», одному из бионов, доставшемуся в наследство от настоящего Майкла. Собеседника звали Боб. Об этом настоятельно просил сэр Оскар после завершения ознакомительной встречи с ним на берегу чудесного озерка под сенью могучего камелотского баобаба, которые, как выяснилось, тоже принадлежат молодому барону Майклу Раконеру вместе с трёхэтажным «домиком» в котором я проснулся.

По мнению профессора, «мемуары» в виде ежедневного отчёта должны способствовать восстановлению «секретного донесения» не доставленного 800 лет тому назад агенту Евро-галактической конфедерации, возможно прозябающему сейчас в неведении о чём-то важном в далёком, диком и мрачном 21-м веке. Да ещё на другой планете…

Стоп! Я, кажется, путаюсь в своих показаниях…

Это я на другой планете. Я в чужой «шкуре», в чужом доме, в отдалённом от моего родного и любимого 21-го века времени. Одним словом – в будущем…

Кроме этого, по мнению сэра Оскара, ведение дневниковых или мемуарных записей поможет накапливать и сохранять новую информацию, которой я буду пользоваться, если пожелаю остаться на Камелоте, что бы существовать в теле барона.

Последняя фраза меня несколько обескуражила, и я спросил мудрого собеседника:

– А если не пожелаю остаться на Камелоте и в теле барона? То, что будет со мной? У меня есть выбор?

Сэр Оскар улыбнулся и ответил:

– В нашей жизни всегда есть выбор, малыш. Кроме перечисленных желаний, у тебя появится возможность вернуться к своему первому телу… а оттуда – на небеса…

Вполне демократичный выбор. Я состроил задумчиво-дурашливую мину, поскрёб коготками стриженую макушку и, откровенно ёрничая, сказал:

– Нет, мне лучше сосуществовать в баронах. Раньше, знаете ли, я в баронах никогда не бывал. Хочется испробовать, что это такое. Стану, знаете ли, писать мемуары, вспоминать текст секретного донесения, купаться в бассейне, накачивать мышцы. А по ночам буду бегать к шоколадной красавице Мадлен. Если, конечно, вы не возражаете насчёт ангажирования вашей ассистентки.

– Не возражаю, малыш… Доктор Мадлен Гамильтон – твоя супруга. Вы женаты уже шесть лет. У вас двое детей. И ты… вернее барон Майкл Раконер в ней души не чаял. И она его любила. Да вот несчастье с бароном прервало их безмятежное существование… Она счастлива оттого, что ты наконец-то пришёл в себя, заговорил. Она очень надеется на твоё расположение. Ты для неё по-прежнему – любимый супруг. Мне и Мадлен, а так же домашним бионам, пришлось зафиксировать в памяти забытый русский язык, что бы приблизить тебя к нам, к новому для тебя обществу…

15

Всё-таки процесс криминального умерщвления сказался на моей психике. Не иначе как двух пудовой гирькой погладили по буйной головушке молодого дикаря из 21 века. Сунул я её куда-то в неположенное место. И теперь в неё легко впитывается упомянутая мистическая «ахинея», и тут же теряется в глубинных пустотах серого вещества. События, пересказанные Бобу, и сам Боб, – чистейший бред наркомана. И всё, что есть вокруг, что привиделось или приснилось, не воспринимается в полной мере, как объективная реальность. Пока не воспринимается. Так что «пофигизм» ещё помучает меня и моё необычное окружение, приставленное ко мне или к молодому барону Майклу Раконеру. Если, конечно, это не сон…

Что-то хрустнуло у меня внутри, в моей расплющенной голове. И стало жаль Мадлен – баронессу Гамильтон-Раконер, по сути, оказавшуюся вдовой. И её детей малолетних…

Стало быть, красавица-шоколадка не уборщица из дипломатического корпуса, и не ночная бабочка из подворотни на улице Тверской. Она – единственная и любимая супруга молодого барона…

Моя супруга!!! А я – барон!!! Профессор так сказал…

Э-эх! Чужую медальку на грудь повесил и уже возгордился. Не барон я! Всего-навсего – тлен, развеянный временем к настоящему моменту на атомы…

По окончании беседы профессор «спрятал» пустые бокалы, пепельницу с портсигаром в волшебный браслет и «выудил» из него же ландо. Экипаж на четыре персоны с открытым верхом. Разумеется без колёс и без пукающих и периодически выделяющих комочки экскрементов лошадок. Дизайнер видимо копировал летающий экипаж под «ретро», а мне он показался обыкновенной большой пластиковой ванной с мягкими креслами внутри. Тут же появился некто Феликс – персональный собеседник сэра Оскара. Подозреваю, что и он вылез из браслета профессора. Довольно-таки симпатичный мужчина спортивного телосложения, лет пятидесяти, чем-то похожий на Серафима. Феликс помог мне вскарабкаться на плавно покачивающийся экипаж и разместиться в левом кресле. Профессор же самостоятельно вспорхнул над бортом и плавно плюхнулся рядом. Феликс сел впереди, на «облучок», тут же уменьшился до размеров куклы Барби и переместился на вспыхнувшее перед нами облачко-экран.

– Давайте совершим небольшую экскурсию по окрестностям, – сказал профессор. – Феликс, пожалуйста, не выше кроны Биг Тома.

– Да, сэр! – сказала голова куклы с экрана.

И мы поплыли сначала под кроной Биг Тома – самого высокого баобаба на моём «дачном участке», потом вокруг его кроны, что мне жутко понравилось, и дальше, над озером, протянувшемся полукругом по границе владений барона, как Москва-река вокруг Лужников. Издали осмотрели ещё несколько деревьев-великанов, разбросанных на многочисленных зелёных холмиках. Потом полюбовались работой плавающих над чайными плантациями серебристых каракатиц, то ли собирающих урожай, то ли окучивающих кусты. Облетели невысокую скалистую гряду, соединявшую извилистой линией оба конца озера. За пределами озера и гор, находились территории не принадлежащие мне…

…Я хотел сказать: «территории не принадлежавшие» барону Раконеру…

А сэр Оскар уделил внимание изучению Скалистых гор. Так он называл небольшую каменную гряду, испещрённую разломами и небольшими пещерками. Иногда воздушное ландо зависало над выступами перед каменными гротами, и профессор внимательно осматривал пустоты, имевшие продолжение внутри гор.

Время в путешествии пролетело незаметно. Я насмотрелся на пейзажи с голубыми далями. На причудливые и величественные строения, проявлявшиеся из туманной дымки у горизонта. На бесшумно проплывавшие над нами огромные платформы в виде кругов, эллипсов, прямоугольников и треугольников. Профессор пояснил, что это транспортные средства, в основном – грузовые, иногда прогулочные – для туристов и любителей отдыхать в облаках.

В конце путешествия осмотрели «дачу», или «загородную хижину» несчастного барона. Сначала внешне – вокруг по спирали, а потом в пешем порядке по залам, апартаментам, кабинетам и будуарам. Домоправитель Серафим сопровождал меня и профессора по одному ему ведомому маршруту. Здесь без гида можно легко заблудиться.

Симпатичная донна Роза накормила нас обедом. Сэр Оскар позволил угостить себя рюмочкой местного бренди. Он же категорически запретил угощаться горячительными напитками мне. До особого распоряжения. Кроме этого не советовал пользоваться информационными каналами ТП видео, домашним телепортаном и чем-то ещё, о чём информировал только Серафима.

Прощаясь, профессор поинтересовался, где я прячу моего персонального собеседника.

Пожать плечами, демонстрируя неосведомлённость о том, где находится мой «персональный собеседник», я не успел. Волосатый юнец, напоминавший меня не стриженного, вошёл в столовую и поприветствовал нас.

– А, вот и собеседник! – воскликнул профессор. – Лёгок на помине. Вас познакомить, или сами разберётесь во взаимоотношениях?

– Разберёмся, сэр, – сказал парень и игриво подмигнул мне.

– В таком случае разрешите откланяться. – Профессор пожал мне руку и направился к выходу. Серафима и Боба, так звали волосатого юношу, он, уходя, знаками внимания не отметил. А они, кажется, и не обиделись. Но мне как-то стало не по себе…

– Ваш браслет, Майкл. – Боб протянул знакомую вещь, обнаруженную мной утром, в кармане халата. – Носите его на левой руке. Для вызова домашних бионов назовите имя. Меня зовут Боб. С Серафимом и Розой вы знакомы. Ещё где-то в доме есть Гектор и Фрам. Мы всегда к вашим услугам…

16

– Майкл, зачем ты это сделал?!

Доктор Гамильтон вошла в кабинет неожиданно и несколько смутила меня.

Я сидел за шикарным рабочим столом барона в удобном плавающем кресле и пытался расшифровать записи в блокноте, обнаруженном на одной из полок. Дело в том, что на стеллажах и полках кабинета я не увидел книг, кассет или дисков, знакомых по прошлой жизни, из которых можно было бы почерпнуть какую-нибудь информацию об окружающем пространстве. Я обнаружил лишь плоские коробки, заполненные крупными цветными кристаллами. Они-то, скорее всего, и были современными носителями информации. Но как с ними обращаться, я не знал. Блокнот – тетрадь книжного формата в изящном кожаном переплёте, оказался единственной понятной мне вещью. В нём хозяин кабинета вёл записи. Текст был выполнен красивым почерком, латиницей, и, конечно же, представлял для меня совершенную абракадабру. Я даже подумал, что никогда в жизни не выучу язык этой планеты. Но, успокоился, ибо буквально все, с кем я сегодня встречался, прекрасно общались со мной на русском. Лишь донна Роза сказала свой единственный «комплемент» на «тарабацком», когда я, по воле инстинкта приобретенного от похотливого барона, удосужился её приголубить. Но и она спохватилась, услышав первые слова на русском, и сразу заговорила с прибалтийским акцентом от Лаймы Вайкуле…

Баронесса всплеснула руками и медленно подошла ко мне.

Чёрт меня дёрнул явиться именно в это помещение! Я, видимо, нарушил границы допустимого. Кабинет хозяина – территория сугубо приватная. А дневниковые записи в домах господ всегда являлись обязательным табу для остальных домочадцев. Ведь в своём дневнике барон, возможно, фиксировал нечто семейное и личное. Сейчас получу от Мадлен нагоняй!

 

– Ты мог бы посоветоваться со мной, дорогой Майкл!

– Извините, баронесса! Я всё равно ничего не понял в записях вашего мужа. В кабинет меня привело простое любопытство и желание найти какую-нибудь книгу, альбом или фильм…

– Майкл, зачем ты изменил причёску?! Ты собираешься записаться в космический легион?

– Так вы говорите о моей причёске, баронесса?

– Я говорю о тебе, мой прелестный барон!

Мягкие тёплые ладошки коснулись небритых щёк и заскользили по стриженой голове. Я собирался, было встать, но Мадлен сказала: «Т-с-с!» и, обняв за шею, села ко мне на колени. Её пухлые уста коснулись моих губ…

О-о-о! Поверьте мне на слово, я умел целоваться в прошлой жизни. Возможно Майкл и Мадлен во время сексуальных игр тоже «лобызали» друг друга и наслаждались этим, как и все разумные земляне. Но в данный момент со мной лично произошло нечто необычное. Гормоны в теле молодого барона, видимо, дремали продолжительное время. С момента утраты памяти до момента внедрения в черепную коробку нового «квартиранта» прошли бездеятельные дни, а может и недели. И вот сейчас в здоровом теле мужчины пробудилась та магическая мощь, перед которой ещё не устояла ни одна прекрасная волшебница…

А у прекрасной волшебницы тоже был «застой»…

Мы даже не удосужились спуститься на второй этаж, в знакомый мне будуар. В кабинете барона имелся не очень широкий кожаный диван и прекрасный мягкий ковёр, покрывавший всю свободную территорию между стеллажами и рабочим столом.

Мы выбрали второе…

Силы небесные ввергли нас в неописуемое блаженство и вернули на грешную землю одновременно… но не сразу. Это было нечто непередаваемое…

Собственно говоря, интимные подробности я не стал описывать Бобу, как информацию для «последующих» размышлений. И сэру Оскару они, эти подробности, то же ни к чему…

– Майкл, я знакома с историей восточно-европейских племён, живших на Земле тысячу лет тому назад. Но не думала, что они так искусны в любви. Они умели-таки делать её удивительно приятной!.. Я имею в виду – любовь…

– Ещё они умели пить водку, воровать, воевать, терпеть унижения, писать книги, картины, сочиняли музыку, создали могучую империю, успешно её развалили и совершили ещё многое, чего не делали другие народы…

Я отдыхал рядом с запыхавшейся баронессой и рассматривал узорчатый потолок кабинета. Одновременно в моём мозгу происходил необычный процесс, следствием которого стало зарождение чего-то приятного, интимного, но давно не испытываемого мной. Меня даже приподняло и повлекло к потолочным узорам, красивым и немного таинственным. И я утонул в магических завитках со своими видениями, нахлынувшими на меня из порушенных закоулков памяти…

Это было похоже на первую любовь к девочке из младшего класса. Голубева Светка, наверное, о моих чувствах и не догадывалась, а меня сводили сума её белокурая коса и огромные небесно-голубые глаза. Года три сводили, не меньше, пока я не увидел прекрасную блондинку на школьном новогоднем балу в объятиях подвыпившего старшеклассника. Они целовались, и Светке было приятно. Она даже попискивала в грубых объятиях настойчивого «соперника». В тот вечер во мне щёлкнул внутренний выключатель. Прекрасное чувство больше не зарождалось. А девчонки, которым я нравился, не только попискивали в моих объятиях, но и…

– Майкл, когда у тебя День рождения? Я хочу сделать тебе подарок.

– Интересно, какой? Раньше у меня с подарками было как-то не очень…

– Так, когда же?

– Первого сентября. Помню, в школе меня всегда поздравляли одновременно с началом учебного года и с Днём рождения. Я родился первого сентября 1980 года. Родился в роддоме номер семь, что на улице Новый Арбат в Москве. Нет, тогда это был проспект Калинина. Роддом знаменитый. О нём даже в фильме «Место встречи изменить нельзя» упоминается. Кажется, имени Грауермана. Наверное, был такой доктор-акушер. Впрочем, не знаю. Может быть и не акушер…

– И какое имя придумали тебе родители?

– Имя?.. Володя! В честь Высоцкого… Он умер сразу после окончания Олимпийских игр в Москве, незадолго до моего рождения… А-а! Мадлен, я кажется, вспоминаю! Ко мне возвращается память…

Мадлен прильнула к моему плечу и провела ладошкой по груди. Бившееся после любовного марафона сердце плавно успокоилось.

– Вот и хорошо. Не напрягайся. Остальное ты тоже вспомнишь. Не сразу. Не торопи события… Так ты хочешь узнать, что за подарок будет у тебя на День рождения?

Я оторвал взгляд от потолочных узоров, «рухнул» на ковёр и обернулся к Мадлен.

– В нашем времени подарки делали сюрпризом. Но если у вас на планете Камелот это происходит иначе, то, пожалуйста, не возражаю. Оглашайте список, баронесса.

– Сегодня первое декабря…

Мадлен загадочно притихла.

И я на секунду задумался. До первого сентября ровно девять месяцев…

Хитрые глазки Мадлен стрельнули в меня пронзительным залпом экзаменатора, заинтересованного в положительном ответе абитуриента.

Кажется, она знала дату моего рождения до моего признания!

Желаете сюрприз, сударь? Так получайте, повелитель чернокожей красавицы и новоиспечённый дон Жуан!

– Ты уверена, что такой подарок у меня будет?

– Если ты, мой милый барон, не станешь возражать!

– Не стану, баронесса. Но мне ещё нужно познакомиться с другими детьми. Ведь они есть, и тоже… в некотором смысле – мои.

– О! Значит, ты разговаривал с сэром Оскаром и о нас? Обо мне и детях? И, следовательно, думал о нашем дальнейшем совместном существовании…

– Думал, баронесса, ещё как думал. К сожалению, с тобой рядом теперь будет не барон Майкл Раконер.

– Кто же?

– Витковский Владимир Семёнович. Старший оперуполномоченный уголовного розыска… Мент…

17

Никакой другой информации о себе, любвеобильном, я в этот день поднять «на-гора» не смог.

Мадлен успокаивала, говорила красивые и приятные слова и не отходила от меня до самого вечера.

После ужина она неожиданно объявила о своём отбытии в королевский замок близ Эльсинора.

– Дети, – коротко сказала она. – Тебе сейчас к ним нельзя, а я должна быть рядом. Не скучай, родной. Поработай сегодня с Бобом. Не отпускай его от себя…

Боб «вылупился» из браслета как чёрт из табакерки, стоило лишь подумать о нём. Правда, запаха палёной серы я не почувствовал. От парня реяло приятным мужским одеколоном. Одет он был подстать мне – в светло-зелёную тенниску, просторные коричневые брюки и светло-коричневые туфли. И стрижка у него была – «аля Гоша Куценко»…

Ну что? Заказать слуге «летающую тарелку» и рвануть с ним на «дискотеку». Интересно, есть ли здесь нечто подобное?

Может и есть! Только не про нашу честь!

– Сегодня отличная погода, Майкл, – Боб шёл впереди и услужливо распахивал и раздвигал передо мной многочисленные двери. – Предлагаю подняться на верхнюю веранду. Там вы всё подробно расскажете о себе и о событиях сегодняшнего дня. У вас, вероятно, накопилось много впечатлений.

– Да уж, накопилось!

Мы вошли в кабину, напоминавшую лифтовую, но несколько просторнее, и Боб нажал на пульте пару кнопок. Только что зашторившаяся дверь тут же разошлась, и мы вышли на круглую площадку на крыше дома.

– Сегодня будет прекрасный закат. Мне нравится наблюдать за заходом солнца. Изумительная цветовая гамма, переходящая в томные сумерки…

– Послушай, Боб, – прервал я спутника, начавшего экскурс в местные красоты. – Цветовые гаммы мы непременно понаблюдаем. И мемуары я постараюсь тебе продиктовать, с впечатлениями в превосходной степени. Но и ты посвяти мне несколько минут. Расскажи, в какую заваруху я вляпался? Что произошло с бароном Раконером? Почему он потерял память? Почему именно меня, то есть моё сознание, поместили в его мозг? Кроме этого у меня будут ещё вопросы. Я не смог их задать сэру Оскару. Дело в том, что новый наполнитель головы барона, тоже не совсем в норме. Меня постоянно что-то тормозит. Вроде бы знаю, о чём намереваюсь задать вопрос или рассказать что-нибудь, и тут же – облом.

– Да, барон. Я в курсе. Контузия, полученная вами в прошлом, стала причиной амнезии – частичной потери памяти. В этом состоянии вас записали на биоматрицу, а затем загрузили в мозг Майкла. Все, что было в вашей прошлой жизни, вы обязательно вспомните. И всё дозволенное для вашего информирования о нынешнем положении, вы обязательно получите. Но сначала понаблюдаем цветовые гаммы, рождённые нашей прелестной Тау…

Боб оказался непоколебимым, словно выполнял заданную кем-то программу, и усадил-таки меня в плетёное кресло лицом к заигравшему разными цветами солнцу, только что прильнувшему румяным овалом к волнистой линии горизонта.

И действительно, у горизонта происходило нечто необыкновенное. Особенность местной атмосферы влияла на прохождение неярких лучей заходящей звезды, и радужная игра света несколько минут украшала небосклон причудливым природным калейдоскопом.

«Томные сумерки» медленно обволокли меня с ног до головы. Словно в прозрачной дымке приблизили лиловое небо с яркими звёздами, скрыли горизонт и вытеснили всё, что находилось рядом. Я запарил в густом, тёплом и пряно пахнущем воздухе. И уже не хотелось вспоминать о своём «первоисточнике», чем-то там занимавшимся в начале 21 века, об идиотическом сообщении, почему-то очень важном для супершпиона из далёкого будущего…

…В августе 1994 года мы с мамой отдыхали в доме отдыха в Крыму, близ Евпатории. Там тоже были удивительно красивые вечера, обволакивающая сознание приятная духота, и «томная», внезапно наступавшая ночь. Крымская августовская тьма поначалу пугала своей непроницаемостью. Но потом завораживала и заставляла любоваться ею нескончаемо долго. В той темноте, среди южных звёзд, удивительно крупных и близких, ко мне впервые пришли фантазии о множественности обитаемых миров. Не как к астроному или фантасту, а как к четырнадцатилетнему мальчишке, увлекающемуся футболом, коллекционированием марок и значков.

– Вот у этой звезды, – сказала мне мама, показывая на одну из мерцающих в крымском небе «прекрасных зорь», есть планета, похожая на Землю. И там существует жизнь, может быть – разумная…

Тогда я не разбирался в созвездиях, и сейчас в них не силён. Могу, конечно, найти на ночном небосклоне Большую медведицу или созвездие Ориона с его знаменитым поясом. Но на какую звезду мама показывала в тот вечер – не помню. Может быть на Тау, только что ушедшую за горизонт и окунувшую меня и Боба в инопланетную «нирвану»…

За приятную тишину в «томных сумерках» я мысленно поблагодарил слугу из браслета. Он стоял рядом, готовый выполнить любое моё желание. Однако предложенную тему – ответы на вопросы – не поддержал.

Через полчаса я попробовал диктовать Бобу свои впечатления о первом дне пребывания в сумасшедшем мире. А ещё через пять минут меня сковал мозговой «паралич». Я не мог логически формулировать мысли и членораздельно произносить ту околесицу, которая рождалась в голове убиенного восемьсот лет тому назад московского сыщика Володьки Витковского…

Обескураженный таким состоянием рассказчика, Боб «накормил» меня полудюжиной кисло-горьких таблеток и дал выпить полбокала шипучей жидкости…