Следователь и Корнеев. Повести и рассказы

11

Озадачив Валентину поиском возможного любовника Корнеевой, я решил переключиться на отработку новой версии и допросить Берсенёва. Незадолго до убийства он укладывал ламинат в квартире Корнеевых. Почти месяц ламинатчик находился рядом с Корнеевым и мог получить информацию о готовящейся сделке и наличии у Корнеева крупной суммы денег. Поэтому вполне мог оказаться причастным к убийству. Наверное, как писателю, чтобы написать один хороший рассказ, надо написать десять неудачных, так и следователю – выход на нужный след предполагает плутание по десяти ложным. При этом ложный след имеет все признаки верного пути. Тут можно при желании увидеть всё: и преступника в честном человеке с его скрытым интересом, и хитрую, искусную маскировку, и попытки направить следствие по ложному пути. А если немного пережать в своём усердии, то можно получить и явку с повинной. Десять направлений, и по каждому – своя явка с повинной. И каждый раз, когда следователь ступает на этот новый след, сердце его в какой-то момент замирает – а вдруг это есть то самое настоящее! Тот самый единственно верный путь! Как у грибника, разрывающего кочку и уже видящего своим внутренним взглядом под ворохом прелой листвы крепкую грибную шляпку. Или как у азартного игрока, открывающего карту. Самое главное, надо ступить на этот путь и пройти его.

И раньше я уже пытался звонить Берсенёву по номеру сотового телефона, который дала Корнеева. Однако абонент постоянно оказывался недоступен. Наконец в строительной фирме удалось получить информацию о том, что мастер работает в Сысертском районе. Как заверил меня руководитель строительной фирмы, село Никольское всего лишь в часе езды от Екатеринбурга. На своей застоявшейся «Ладе» я до Никольского доехал за сорок минут с ветерком. Благо трасса была отличная. Когда оказался на месте, то почувствовал, что поездка хотя бы в одном своей цели достигла – я от быстрой езды немного воодушевился и, как говорится, воспрял духом, компенсируя некоторое тревожное состояние из-за весьма скромных достижений в расследовании.

Село мне понравилось. Раскинувшееся на старом Челябинском тракте, вдоль необыкновенно красивого озера, оно было населено, судя по всему, умелыми рыбаками. То у одного, то у другого дома можно было увидеть искусно вырезанного из фанеры окуня, леща, щуку. На любой вкус. Это означало, что у хозяев можно при желании разжиться рыбкой. Противоположный берег озера густо порос лесом, источавшим многочисленные чистые, профильтрованные лесным болотом ручейки, которые и питали это озеро. Лес поднимался в живописные синие горы. Здесь, ближе к югу, горы уже не казались дикими, как на севере области, где я был недавно в командировке. Там горы пугали непроходимыми болотами, полусгнившими березами и поваленными соснами. Тут же лес радовал, успокаивал сказочным видом, светлым отражением в озере, уместившим в себе и прозрачное весеннее небо, и голубые горы. Мой следственный опыт, однако, подсказывал, что нередко под светлой озёрной гладью на поверку оказывается губительная болотная ряска. Да я и не собирался здесь открывать купальный сезон. Мне надо было лишь ковырнуть одного человечка, скромного на вид труженика, который вполне может оказаться матёрым убийцей.

Берсенёва я нашёл быстро. Увидев меня, он не удивился, словно давно ждал следователя. Занятия своего плотник, однако, не бросил, продолжал подколачивать свежевыструганную доску.

– Ишь какой умелый и расторопный мастер! – насмешливо покачал головой Корнеев. На этот раз он не плёлся, как обычно, за мной, а чуть ли не оленем скакал впереди, словно ведомый предчувствием скорой развязки. – У меня так три недели ламинат стелил. Ровно неделю на одну комнату. С бесконечными перекурами да опозданиями. Всё вынюхивал чего-то, приглядывался. Думаю, он просто, господин следователь, боится смотреть вам в глаза. Вот и не отрывается от работы. Шуганите-ка его, допросите-ка с пристрастием! Чую, рыльце-то у него в пушку!

Однако я не спешил отрывать Берсенёва от работы. Задавая вопросы, внимательно следил за ним. Человек производил или ловко пытался произвести впечатление хорошего плотника. На моих глазах, отвечая на вопросы, он мимоходом установил на недавно выстроенной веранде красивые перила из жёлтой, как только что взбитое масло, липы. Аромат свежей древесины напомнил детство. Взгляд невольно остановился на валявшейся скрученной стружке. Волнующий, как хорошие женские духи, тонкий запах древесины пробудил вдруг во мне желание поднять с земли стружку и спрятать в кармане. Берсенёв перехватил мой взгляд и замолчал. Видать, ждал, поддамся ли я первому импульсу или же задушу свой душевный порыв.

– Вы заметили? – воскликнул обрадовано Корнеев. – Стоило вам спросить про деньги, как он тут же замолк, сбился. Тот ещё ловчила! А денежки-то как любит! Втридорога содрал с нас за свою халтуру!

Тем не менее плотник если и отрывался от работы, отвечая на очередной вопрос, то потом неизменно к ней возвращался.

– О деньгах я с Корнеевым не говорил, – пояснял Берсенёв. – Все денежные расчеты по работе производятся на фирме. У нас всегда так. А как по-другому? Я же не частник. Конфликтов между нами не было. К работе моей он претензий не имел. Да и какие они могли быть? Дело своё я знаю. Смотрела и принимала работу его супруга. А самого Корнеева я видел редко. Да можно сказать, и не видел. Так, один-два раза. Обратил внимание, приходил и уходил он всегда с шумом. Никогда не раздевался и не разувался. Так, прямо в башмаках, по новым полам топал из комнаты в комнату, рылся в мебели, вещах, ругался с женой и уходил. Меня не замечал. Слышал как-то, кричал он на жену: «И ещё на коттедж претендуешь!» А потом: «Голову тебе оторву – на раз. Вот лучше ты меня не зли!» В общем, та ещё семейка.

– Обычный приём, господин следователь! – Корнеев, словно он не призрак, а новомодный экстрасенс, стал делать руками какие-то пассы над головой Берсенёва. – Не верьте ему! Вы ещё увидите его подлинное лицо! Без этой маски работяги-простачка!

Да кому я верил в этой жизни? Кто хоть раз окажется в обманутых простаках, тот уж никому не доверяет. Спасибо Светлане за науку! Тем не менее в чём-то плотник снискал моё уважение. Наверное, тем, что он, как и следователь, работая со своим материалом, искал тот единственный результат, ради которого и строилась вся его деятельность. Только у него этот результат называется гармония, а у меня – справедливость. Пожалуй, так. Не меньше.

Я пригласил Берсенёва в стоящий неподалёку дом, оформил протокол допроса и вскоре поехал обратно. Выводы делать было рановато. Пока никто из проверяемых не дал повода работать с ним вплотную и интенсивно. Берсенёв не вызвал никакого подозрения. Честный, простой работяга. Так же и владелец автосалона Смольянов по большому счёту тоже оставался для меня вне подозрений. Хотя складывалось впечатление, что ему известно больше, чем было сказано. Так и не допрошенный Бекетов, другой товарищ пострадавшего Корнеева, показался мне конченым человеком, ни на что не способным. Но то, что он так ловко ушёл от общения со мной, всё-таки настораживало. Логичным и обоснованным было поведение челябинского компаньона Корнеева. Водитель Корнеева Калабошкин – хотя и скользкий тип, но какой-то уж явно ограниченный и тупой. Такой способен в своей машине придушить человека и неделю ездить с трупом на заднем сиденье. Но вряд ли его хватит на продуманное и дерзкое нападение. Месть со стороны родственников убитого Корнеевым таджика? В принципе, это возможно. Но пусть эту версию Валентина проверяет. Мне она кажется маловероятной. Всё-таки версия о семейных разборках предпочтительнее. Уж больно жёсткой женщиной Корнеева мне показалась. Вот уж никогда бы не подумал про Светлану! Да ещё, конечно, неохваченные связи самого Корнеева что-то могут дать…

Ну, ладно, хватит об этом. Ровное, с гладким асфальтом полотно дороги от Никольского до Челябинской трассы, лентой разворачивающееся в причудливых, но плавных изгибах, спусках и подъёмах на фоне живописного соснового леса, заставило меня увлечься быстрой ездой. И, уже не думая над деталями дела, я придавил педаль газа до пола, полностью отдаваясь ощущению скорости. И снова, в который уж раз, услышал отца:

– Не гони!

Я бросил взгляд на стрелку спидометра и, невольно вздрогнув, притормозил. Когда вдруг, совсем неожиданно, появился поворот на новую Челябинскую трассу, стало жалко, что снова придётся вливаться в общий поток.

Сегодня мне предстояло ещё одно следственное действие. Оперативники никак не могли доставить в следственное управление Бекетова. Дверь в его квартиру всегда была на замке. Складывалось впечатление, что в прошлый визит на Вторчермет увидеться с ним удалось случайно. На этот раз я решил приехать к Бекетову с понятыми, при необходимости вскрыть квартиру и произвести там обыск. Так всё и вышло. Бекетова дома не оказалось. Пришлось вызывать из ЖЭУ слесаря, который, пытаясь отжать ригель замка, стал возиться с дверью неожиданно долго. Кончилось тем, что один из оперативников с силой пнул дверь, выбив замок, и мы все прошли в квартиру. Я приступил к обыску, методично, от входа и по часовой стрелке. Понятые растерянно оглядывались – присаживаться здесь было негде, а чем дольше здесь находишься на ногах, тем больше было шансов попасть рукавом в кастрюлю с прокисшим супом или наступить на валявшиеся прямо на полу слякотные огрызки огурцов. По встревоженным лицам понятых было видно, что они опасаются, не извлечёт ли сейчас следователь из-под кровати покойника. Из-под кровати я, однако, извлёк не труп, хотя по сгустившемуся в квартире аромату гниения можно было допустить и такой вариант, а чёрный пластмассовый дипломат. Повеселевшие оперативники, поманив пальцем понятых, сгрудились вокруг меня. Два миллиона рублей насчитал я в дипломате! Два миллиона в ровных, аккуратно перевязанных бумажными лентами пачках.

– Оп-паньки… – произнёс вполголоса кто-то из милиционеров. Кажется, Федосеев, самый старый в Центральном райотделе оперативник.

Все присутствующие такому исходу следственного действия явно обрадовались и закурили вдруг разом, зашумели. Даже пожилые понятые качали головами и возбуждённо обменивались впечатлениями от находки. Дрожащими от волнения пальцами я снова стал пересчитывать деньги. Два миллиона. Это означало, что убийца Корнеева найден!

12

Уже в следственном управлении вынес постановление о заключении Бекетова под стражу. Не верилось, что преступление раскрыто. Точно так же не верит порой в свою удачу рыбак, дёрнувший удочку с взметнувшейся в небо рыбкой. Она трепещет и сверкает на солнце серебром чешуи, парит рядом со стрекозами и, кажется, готова устремиться вместе с юркими стрижами в небо. Только не на берег, только не в рыбацкий садок! Следственный опыт подсказывал мне, что впереди ещё предстоит тяжёлая, кропотливая проверка всевозможных оправдательных версий Бекетова. Для того чтобы найденная улика заиграла, требовалось сделать очень много. Предстояла нудная процессуальная работа. Необходимо идентифицировать дипломат и провести его опознание; деньги также надо будет связать с конкретным фактом их выдачи определённому лицу. А пока что я назначил криминалистическую экспертизу для выявления отпечатков пальцев на дипломате.

Многим нравится азартно ловить рыбу. Но никому – чистить её от осклизлой неподатливой чешуи, вспарывать живот и потрошить живую и вёрткую, отчаянно выскальзывающую из рук. Маловероятно, что Бекетов полезет на раскалённую сковородку правосудия добровольно, без усилий с моей стороны. Достаточно тупо сказать следователю: «Я не знаю, откуда в моей комнате дипломат. Кто-то подбросил», – и мне уже давить на него будет нечем. Правда, есть ещё оперативники с их специфическими методами выколачивания признания. Это самый простой и лёгкий способ раскрытия убийства. Опер Федосеев, ещё тот плут, оправдываясь, говорил: «Если инструкция для лётчиков написана на крови, то Уголовно-процессуальный кодекс составлен романтиками и мечтателями. Как его не нарушить?» В какой-то мере он прав. Законодатель продолжает видеть в убийце человека, даже если тот перестал быть таковым. Тем не менее методы оперативников мне не подходили. И не только потому, что я боялся сесть в тюрьму вместе с милиционерами. Мне было известно, что как легко подозреваемый пишет в кабинете оперативника явку с повинной, так же легко он от неё в дальнейшем отказывается. При этом первоначальное его признание вкупе с имеющейся пусть и не стопроцентной уликой очень часто становится залогом обвинительного приговора. И нередко – ошибочного приговора.

Валентина принесла из Орджоникидзевского РУВД список родственников погибшего таджика. Но я даже не взглянул в него. Список так и лежал сиротливо на краю стола, где его оставили. Было уже не до него. Послал по следу Бекетова оперативников. Распорядился также установить и доставить на допрос людей из его окружения. Только я отдавал одно распоряжение, как тут же, по другому телефонному номеру, торопил экспертов. Расследование принимало уже обычную рутинную и в какой-то мере канцелярскую форму. Валентине, чтобы она сильно не расхолаживалась, пришлось поручить подготовить опознание найденного у Бекетова дипломата. Ей также предстояло найти понятых и подобрать парочку схожих чемоданчиков для демонстрации свидетелям. К исходу дня я провёл это опознание. И Корнеева Светлана, и водитель Калабошкин подтвердили принадлежность чемоданчика погибшему Корнееву. Таким образом, следствие располагало одной из важнейших улик – дипломатом с деньгами. Теперь следовало найти огнестрельное оружие, из которого были произведены два выстрела в Корнеева. Во всяком случае, уже можно было утверждать, что один из причастных к убийству фигурантов (если соучастники вообще имелись в этом деле) установлен. Это Бекетов – друг пострадавшего. Как я и предполагал, убийца оказался из ближайшего окружения жертвы. Теперь всё зависело от оперативности и умелости сотрудников милиции и от того, насколько быстро они произведут его задержание. Боже упаси сейчас дать слабину и позволить убийце ускользнуть куда-нибудь в глухомань. Ориентировки в отношении Бекетова были направлены в аэропорты, автостанции и железнодорожные вокзалы Екатеринбурга и Челябинска. Однако задержали его совсем неожиданно и не там, где ожидалось. Беглый киллер попался с сумкой, набитой полторашками пива, недалеко от дома своей подруги, там же на Вторчермете. Бекетов как завёлся, видимо, ещё при задержании, так и продолжал шуметь уже у меня в кабинете. Радостные от удачно выполненного задания, оперативники были с Бекетовым необычно вежливы и корректны. Непривычно улыбчивые, как японские дипломаты на официальном приёме, они сдали мне Бекетова и быстро ушли.

– А парочку хороших отрезвляющих тумаков?! – возмущался Корнеев, провожая оперативников. – Кто даст Бекетову хороших отрезвляющих тумаков? Пиво они пошли пить!

Разговаривать с Бекетовым было бесполезно. Он совершенно меня не видел. Своим пьяным взглядом он гонял Корнеева по кабинету из угла в угол и кричал:

– Дипломат? Какой такой дипломат? Подбросили! Черти! Мать вашу! – Он махал руками и вертел головой по сторонам, как рассерженный павиан. Пришлось мне вызвать конвой и отправить Бекетова в следственный изолятор. Работать сейчас с ним было бесполезно. Кроме чертей, похоже, он никого не видел.

Заключение криминалистической экспертизы меня удивило. Отпечатки пальцев на дипломате принадлежали другому лицу. Пьяница Бекетов спрятал дипломат с деньгами под своей кроватью, но предварительно стёр с него отпечатки своих пальцев и дал подержать его постороннему человеку – так, что ли, получается? Странно, ничего не скажешь. На моей памяти бывали случаи, конечно, когда прибывшие на место происшествия генералы заляпывали своими шаловливыми ручками орудие убийства и другие важные улики. Но в этом случае я сразу исключил такую возможность. Теперь остаётся только предположить, что дипломат Бекетову действительно подбросили. Хотя если бы хитроумный убийца решил подкинуть чемодан, то почему он не сделал такую простую вещь – не избавился от своих отпечатков пальцев? Да ещё и деньги, два миллиона. Из-за купюр убить человека и затем их выбросить, только чтобы ловчее замести следы? Достаточно оставить пустой дипломат.

Новая встреча с задержанным мне ничего не дала. На этот раз он, наоборот, был очень немногословен. Только устало отрицал свою причастность к убийству. Я распорядился, чтобы принесли одну из полторашек пива, изъятых при задержании, и один стакан. Бекетов широко улыбнулся при виде хмурого милиционера с пластиковой бутылкой. Тот нёс пиво, как от себя отрывал.

– А чего стакан-то один? – удивился подозреваемый. – Тащи второй!

– Ну-ну! – урезонил я Бекетова. – Ты пей своё пиво, нас угощать не надо!

– Вот это я понимаю, гражданин следователь! По-человечески! – радовался он, распечатывая бутыль и торопливо заполняя стакан тёплым, пенистым напитком.

– Ох, и скользкая эта рыба, Бекетов! – сказал Корнеев, сопровождая взглядом стакан.

Нет, не может человек так ловко притворяться! Не мог он меня перехитрить! Похоже, думал я, он ведёт себя вполне искренне и естественно. Уж больно глупо как-то получается. По-серьёзному, значит, замочил бизнесмена, а затем бросил деньги под кровать и пирует где-то с синявками и дешёвым пивом?

– А почему бы и нет, господин следователь? – крутился рядом со мной Корнеев. – Разве это не вы говорили, что в жизни всё идёт рядом, рука об руку? И глупость, и мудрость. И святая простота, и изощрённое лукавство… Колите, колите его, пока он тёпленький! Не дайте ему выскользнуть! Ох, чувствую по его тухлому взгляду – это ещё та рыба!

– Ну что? Я так понял, дело раскрыто? – Брагин жестом пригласил меня присесть, продолжая набирать номер на массивном, стилизованном под старину телефонном аппарате. Не дозвонившись, он положил трубку и уставился в угол, словно видел сидевшего там своего предшественника, горемыку Вадима Потапова. Нет, конечно, Вадима он не видел, хотя тот смотрел на Брагина в упор. Это просто манера у начальника была такая, не смотреть собеседнику в глаза. Я уже догадывался, начальнику не очень комфортно было со мной в одном отделе. Подозреваю, что из его памяти не выветрились те щелчки по носу, которые я давал ему, когда он ходил у меня в стажёрах.

– Сейчас начнёт, – предупредил меня из своего угла Вадим. – Будет склонять тебя на фальсификацию.

– Иван Иванович, когда статистическую карточку на раскрытие убийства выставишь? Ты что, обвинение Бекетову ещё не предъявил? Чего тянем-то? Я уже шефу доложил, что дело раскрыто…

– Лизоблюд! – не выдержал Вадим, вскочив со стула. – Мало того что на моём месте оказался случайно, он ещё подчиненных подбивает на должностное преступление! Как дал бы ему в нос сейчас!

В бешенстве Вадим скинул на пол пепельницу из под локтя Брагина.

– Чёрт! – выругался Брагин и стал, пыхтя, собирать окурки с пола. – В общем, так, Иван Иванович. Предъявляй обвинение Бекетову, выставляй карточку на раскрытие. – Он поднял на меня раскрасневшееся лицо и добавил: – Иначе неприятности будут у нас обоих.

Валентина куда-то исчезла, а разыскать её не доходили руки. Сейчас я в основном работал с оперативниками Федосеевым и Полушкиным.

Федосеев был уже стар для оперативника, но хитёр как чёрт! Он перебрал все службы в милиции. Начинал с участкового, затем поработал следователем, розыскником, потом сидел в дежурной части. И вот, дослужившись до подполковника, дорабатывал до пенсии оперативным уполномоченным. Управлять им было совершенно невозможно. В группе моего сопровождения на обыск к Бекетову он появился, скорее всего, из любопытства. В дежурке сидеть ему было скучно. Теперь, когда убийство обещало перейти в разряд раскрытых, он проявлял завидную активность. Буквально не покидал мой кабинет, ожидая дальнейших указаний. Второй оперативник, Полушкин, – ещё совсем молодой, но не менее хитрый, чем старый Федосеев. Ко мне он напросился, чтобы избежать более трудоёмкого задания этапировать двух опасных преступников из Сургута. И вот они сидели, комфортно устроившись в следственном кабинете, курили свои дешёвые сигареты и пили мой дорогой кофе, ожидая дальнейших указаний. К себе в отдел они уходить не хотели. Подобрались два хитреца!

– А может, прессануть его, Иваныч? – поинтересовался Полушкин, отхлёбывая из чашки горячий ароматный напиток. Он оседлал стул верхом, так, чтобы можно было удобно облокотиться на спинку стула, удерживая в одной руке чашку, а в другой дымящуюся сигарету. При этом он делал вид, что не замечает, как пепел с его сигареты сыплется прямо на свежевыкрашенный пол. Ему было лень искать пепельницу.

Федосеев закатил глаза к потолку, качая укоризненно головой, как бы говоря: «Ну что с такого взять!» Он отлично знал, что маленький, пухленький, женоподобный Полушкин никогда не участвовал в подобных незаконных и опасных мероприятиях, проводимых иногда по отношению к особо наглым и строптивым подозреваемым.

– Надо вот что, – сказал я, раздражённо тасуя материалы уголовного дела. – Надо очень тщательно, чтобы не пропустить никого, опросить всех жильцов в доме, где проживает Бекетов. И если кто из них что-то может сказать о чужих визитёрах, появлявшихся в доме в последнее время, – сразу их тащите на допрос ко мне.

Я замолчал, углубившись в изучение материалов дела. Мне казалось, оперативники после этого должны бегом бежать на Вторчермет и выполнять моё поручение.

– И я бы вот что ещё сделал, Иваныч, – сказал Полушкин, наполняя, наверное, уже четвёртую или пятую чашку кофе, – надавил бы на Бекетова, а не состоял ли он в преступной связи с Корнеевой? В смысле, не был ли он её любовником?

Почувствовав моё недовольство, они поставили чашки на стол и ушли. Ну как с такими бездельниками быстро раскроешь дело? Да ещё когда тупой начальник давит тебе на мозг.