Вместе с тем, также необходимо подчеркнуть, что определенные семантические нюансы и аспекты диалектического метода заключаются в следующем. Так его (метода) теоретические алгоритмы, процедуры и законы могут использоваться разнородными философскими школами и концептуальными направлениями в качестве основополагающих гносеологических инструментов. При этом, любая релятивизация и трансформация их (процедур) сущностных непреложных и неотчуждаемых аксиоматических принципов и оснований должна апперцепироваться всеми ментальными течениями как абсолютно негативная и неприемлемая аберрация. Кроме того совершенно неважно какие именно сферы, сегменты и уровни присущие гетерогенным имманентным и/или трансцендентным структурам многомерной системы мироустройства исследуются при помощи его (метода) интеллектуальных операций. Поскольку доминантный и первостепенный смысловой аспект, связанный с его (метода) непосредственным использованием, заключается в абсолютной неизменности и неоспоримости базовых эпистемологических постулатов, формул, положений и алгоритмов последнего (метода). Более того, следует заметить, что диалектическая методология, в совокупности с иными гносеологическими подходами, позволяет рациональному субъекту максимально корректно, адекватно и разносторонне исследовать разнородные процессы, ноумены, феномены, события, предметы, знаки, симулякры и т.д.. При этом сам средиземноморский философский метанарратив, инкорпорирующий в себя гетерогенные ментальные подходы, предназначенные для концептуального апперцепирования, интерпретирования и осмысления тех или иных метафизических, онтологических, космологических, антропологических, аксиологических, этических, эстетических и т.д. семантических парадигм, матриц и оснований, является, наряду со всеми остальными крупнейшими оригинальными и специфическими интеллектуальными мета-эпистемами других суверенных и уникальных обществ, совершенно самобытным сегментом как индоевропейской культуры в частности, так и планетарной цивилизации в целом. Соответственно, с одной стороны, диалектический метод представляет собой уникальную и специфическую полиаспектную гносеологическую структуру, а с другой – его основополагающие доктрины, процедуры и алгоритмы являются абсолютно инвариантными и неопровержимыми концептуальными установками.
Одновременно с этим, сами основополагающие операции, законы, положения и алгоритмы диалектического подхода обладают следующим смысловым содержанием. Во-первых, совершенно очевидно, что каждая из разнородных оппозиций в процессе диалектического становления симультанно и негативирует, и аффирмирует, не только экзистирование противоположного ей модуса, но и свое собственное наличие. При этом самоутверждение, осуществляемое любой из них (оппозиций), одномоментно продуцирует отрицание отрицания, инициируемого в отношении последней ее непосредственной антитезой. Тогда как, производимое каждой из них (оппозиций) аутонегативирование, одновременно генерирует аффирмирование негативирования, реализуемого ее противоположностью по отношению к последней. Во-вторых, само диалектическое развертывание всегда весьма корректно и отчетливо иллюстрирует симультанное наличие как тождества, так и различия между гетерогенными антитезами. Безусловно, кристально ясно, что необходимо всегда продуцировать дистинкцию между сходством и тождеством, конгруэнтностью и идентичностью, аналогичностью и гомогенностью и т.д.. В-третьих, каждая из оппозиций, участвующая в процессе последнего (развертывания), способна функционировать при помощи модальных режимов потенциальности и актуальности. При этом, любая из них (оппозиций) также может идентифицироваться рациональным исследователем в качестве отдельных оригинальных и специфических манифестационных либо моментов, либо состояний, либо моментов-сотояний, характеризующих (или репрезентирующих собой) одну и ту же унитарную и целостную самобытную структуру. Так сами те или иные диалектические дискурсы и развертывания, а также всевозможные их атрибуты и аспекты можно рассматривать и экзегетировать посредством диахронического, синхронического и диахронно-синхронического структуралистских подходов. В-четвертых, последняя (структура) также должна сигнифицироваться посредством таких классификационных дефиниций, как уникальность, сингулярность и универсальность. И наконец, последнее, каждая продуцируемая рассудочным субъектом диалектическая операция всегда имеет два базовых противоположных друг другу уровня. При этом, вполне понятно, что несмотря на эксплицитную и транспарентную дистинкцию между ними (уровнями) они всегда неразрывно и симультанно коэкзистируют друг с другом. Кроме того всевозможные самые разнообразные процессы, реализующеся в одном из них (уровней), всегда будут диаметрально противоположны последним (процессам), развертывающимся – в другом. Наряду с этим безусловно, следует понимать, что любые концептуальные и дискурсивные практики присущие диалектическому подходу носят поливалентный, экстраординарный, энантиодромический и парадоксальный характер. Поскольку именно последний (характер) и лежит в основании его (подхода) базовых и фундаментальных методологических принципов, постулатов, операций и формул.
Между тем, как известно, базовые доктрины, процедуры и алгоритмы диалектического метода, разработанные и конституированные древнегреческими мыслителями, достигают своего полнообъемного интеллектуального выражения и оформления в классических философских произведениях Платона. Безусловно, в других оригинальных культурах и социумах, относящихся не только к индоевропейскому, но и к иным цивилизационно-хронологическим ареалам, существовали и существуют гетерогенные ментальные школы, руководствующиеся родственными или идентичными (или соотвествующими) ему (методу) концептуальными формулами и операциями. Так, некоторые буддистские учения (в особенности такие интеллектуальные направления, как шуньявада (или мадхьямика), татхагатагарбха и дхьяна (китайское чань и/или японское дзен)), даосская философия и многие другие теоретические системы и трансцендентальные течения оперируют с тождественными – в той или иной степени – диалектическому подходу гносеологическими методологиями. Кроме того, вполне понятно, что диалектический метод также весьма основательно, детально, нюансированно и разносторонне представлен в трудах, афоризмах, речах и высказываниях "семи мудрецов", "досократиков", Гераклита, Сократа, Аристотеля и иных мыслителей, принадлежащих к различным эллинским философским школам и направлениям. Однако именно гениальные сочинения крупнейшего античного философа Платона иллюстрируют предельно развернутую и подробную многомерную, многоплановую и поливалентную полнообъемную версию диалектического дискурса. Соответственно, кристально ясно, что всевозможные самые разнообразные ментальные практики диалектического толка, стоящие во главе всего западного (и, шире, средиземноморского) интеллектуального метанарратива в целом, непосредственно инициируются семантическим содержанием последних (сочинений).
Вместе с тем, подавляющее большинство интеллектуалов, принадлежащих к гетерогенным западноевропейским и иным философским школам и течениям различных темпоральных этапов, справедливо отмечают, что именно в своем программном сочинении (и/или диалоге) "Парменид" Платон весьма корректно и разносторонне проиллюстрировал доктринальные принципы, процедуры и алгоритмы диалектической методологии. Так структура данного произведения конструируется посредством определенной концептуальной модели и представляет собой серию разнообразных диалогов между гетерогенными мыслителями. Что касается художественной фабулы, репрезентированной не только в данном трактате, но и во всех остальных его трудах, то она выстраивается по классическим канонам средиземноморской античной литературы и имеет несколько основных эпизодов и/или частей: пролог, начало и развитие сюжетной линии, кульминация, финал и эпилог. Все произведения Платона, таким образом, носят многоуровневый и поливалентный характер, иллюстрируя многообразную калейдоскопическую и спектральную экспозицию, имеющую как метафизическое, онтологическое, космологическое, гносеологическое и антропологическое, так и этическое, эстетическое, символическое, риторическое и художественное измерения. Конечно, совершенно очевидно, что в его монументальных сочинениях тотально и всеобъемлюще доминирует интеллектуальный метадискурс, отражающий именно семантические аспекты полновесной философской матрицы, а не гетерогенные фантасмагорические и сюрреалистические имагинации свойственные сфере искусства. И поэтому его классические работы даже спустя тысячалетия не утрачивают свою эпистемологическую легитимность и релевантность, поскольку они являются наиболее корректным, глубинным, фундаментальным и аутентичным отражением античной средиземноморской (и, шире, индоевропейской) философской мысли, относящейся к пространству идеалистического метанарратива.
Итак, Платон посредством интеллектуала Парменида, являющегося одним из действующих и доминантных протагонистов его одноименного трактата, на примере разносторонних, поливариантных и многоуровневых энантиодромических взаимоотношений между противоположностями, экспозиционирует как читателю, так и всем остальным персонажам данного прозведения основополагающие постулаты, методы и алгоритмы диалектического дискурса. При этом в данном философском сочинении он (Платон) в качестве оппозиционных друг другу инстанций рассматривает такие фундаментальные структуры, как "Έν" (Единое) и "πολλά" (многое). Однако, кристально ясно, что вместо последних при помощи диалектического подхода могут осмысляться и интерпретироваться всевозможные самые разнообразные антитезы. Вместе с тем, в самом начале данного диалога он (Платон) посредством персонажа Парменида конституирует базовые законы, процедуры и принципы диалектического метода, заключающиеся в следующих ментальных аффирмациях. Во-первых, с его точки зрения, необходимо предельно корректно рассмотреть и экзегетировать всевозможные взаимосвязи и корреляции не только между вышеуказанными оппозициями (Έν καί (и) πολλά), но и между интериорными модусами любой из них. Во-вторых, каждую из этих противоположностей необходимо максимально адекватно и обстоятельно проанализировать при помощи всевозможных специфических и отдельных онтологических, космологических и гносеологических представлений. Одновременно с этим, также следует абсолютно корректно и исчерпывающе осмыслить определенный смысловой аспект, а именно: каким образом любое из них (представлений) детерминирует и экзегетирует сами взаимоотношения между этими антитезами. При этом безусловно, вполне понятно, что все вышеобозначенные гетерогенные взаимосвязи и корреляции осуществляются посредством разнородных режимов модальности. И наконец, нельзя забывать, что все дескриптированные выше процедуры, также должны рассматриваться посредством не только последних (режимов), но и категорий времени, пространства, количества, качества, отношения и т.д.. Кроме того, также необходимо подчеркнуть, что от понимания и герменевтики таких концептуальных дефиниционных пар, как трансцендентное и имманентное, абсолютное и релятивное, эссенциальное и акцидентальное, аподиктическое и стохастическое, эндогенное и экзогенное и т.д., отражающих разнородные свойства, предикаты и уровни этих противоположностей, косвенно и/или напрямую зависят семантические параметры и атрибуты самого диалектического дискурса. Более того, не менее важно обладать точной и верифицированной информацией, декларирующей о вертикальной и/или горизонтальной системе координат свойственной его (дискурса) экспликации.
Наряду с этим, следует отметить, что Платон в диалоге (или сочинении) "Парменид" предельно отчетливо иллюстрирует полиаспектную, энантиодромическую и поливалентную смысловую природу диалектического дискурса. Так, осуществляя рассмотрение и интерпретирование гетерогенных взаимосвязей и корреляций как между вышеуказанными противоположностями, так и между интериорными элементами каждой из них древнегреческий мыслитель постулирует пусть и парадоксальные, но вместе с тем аксиоматические диалектические принципы, алгоритмы, постулаты и процедуры. Он (Платон) посредством протагониста Парменида утверждает, что любая из этих оппозиций, симультанно (безусловно, ранее уже подчеркивалось, что данную лексему следует экзегетировать не в хронологическом, а в трансцендентальном смысловом ключе) не только самотождественна и нетождественна своей антитезе, но и идентична последней (антитезе) и нонаутоидентична. И если первое аффирмирование не заключает в себе никаких противоречий и полностью соответствует законам и операциям аристотелевской формальной логики, то второе, – напротив, с ее (логики) точки зрения, ретранслирует совершенно некорректную и даже весьма абсурдную теоретическую позицию. Однако, диалектический дискурс, в отличие от последней (логики), декларирующей о "законе исключенного третьего" (выражающегося в формуле: "либо А, либо не-А".), не признает категоричных односторонних, моновариантных и однозначных ментальных заключений. И поэтому, само различие между всевозможными разнородными противоположностями автоматически продуцирует определенные смысловые предпосылки для генерации тождества между ними, и наоборот. Так, вполне понятно, что между дистинкцией и идентичностью существует неотчуждаемая и неликвидируемая когерентность, позволяющая обеим этим концептуальным дефинициям симультанно характеризовать определенные эманационные состояния (и/или моменты) присущие тем или иным взаимосвязям и корреляциям между гетерогенными антитезами. Соответственно, согласно диалектическому подходу, если рассудочный субъект декларирует о различии разнородных оппозиций между собой, то он одновременно с этим конституирует и их тождество друг с другом, поскольку оба эти аспекта (т.е. различие и тождество) основываются на неопровержимых фундаментальных и универсальных свойствах и предикатах, атрибутирующих экзистенциальную природу последних (оппозиций).
Вместе с тем, отношение самых разнообразных инстанций и взглядов к своему внутреннему ареалу также базируется на противоположных друг другу семантических аспектах, репрезентирующихся посредством таких вышеуказанных концептов, как "тождество" и "различие". Безусловно если самотождественность гетерогенных структур и идей не вызывает никаких логических противоречий и контрадикторностей, то их нетождественность своей интериорной сущностной природе является, на первый взгляд, весьма сомнительным и абсурдным утверждением. Однако Платон, продолжая повествование от имени Парменида в своем одноименном диалоге (или трактате), аффирмирует, что в основании дефиниции "тождество" лежит понятие "различие", и наоборот. То есть данное обстоятельство, в свою очередь, позволяет, в определенном смысле, инициировать гносеологическую конвергенцию этих теоретических концепций между собой. Так, античный мыслитель акцентирует внимание не на интериорном семантическом содержании каждой из антитез, а на самих эпистемологических и/или экзистенциальных (и/или космологических) актах и феноменах, являющихся теми или иными манифестационными состояниями (и/или моментами), представляющими собой различные аспекты самих взаимосвязей и корреляций между ними (антитезами). Данный концептуальный ракурс позволяет ему выстраивать диалектическую дискурсивную полемику в контексте совершенно иной системы координат, репрезентирующей собой не сами оппозиции, а самые разнообразные потенциальные и актуальные атрибуты, предикаты и способы их взаимодействий друг с другом. Соответственно, кристально ясно, что если в основании тождества между гетерогенными противоположностями лежит различие между ними, то первый эманационный статус (и/или кайрос) (т.е. тождество), детерминирующий один из аспектов взаимоотношений последних (противоположностей) друг с другом, не может не находится в неразрывной и неотчуждаемой когерентности с последним (т.е. различием), и наоборот. Кроме того, сами "тождество" и "различие", являющиеся оппозиционными друг другу категориальными дефинициями, в определенном смысле, симультанно взаимно и дополняют, и исключают, и отрицают, и утверждают, и обосновывают, и обусловливают друг друга. Поэтому, когда Платон декларирует о самотождественности каждого уникального и специфического концептуального и/или онтологического (и/или космологического) конструкта, он, одновременно с этим, постулирует, в определенном смысле, и его нонаутоидентичность.
В то же время, необходимо подчеркнуть, что многие интеллектуалы, принадлежащие не только к той или иной философской школе, но и к различным темпоральным периодам парадигмы Модерна, самым разнообразным образом и при помощи разнородных дискурсивных практик рассматривали и интерпретировали основополагающие доктрины, процедуры, алгоритмы и принципы диалектической методологии. Одни из них обнаруживали и фиксировали одну и ту же единую и целостную всеобщую границу между теми или иными противоположностями, интегрирующую последних между собой и являющуюся, по их мнению, непосредственной причиной и предпосылкой для их симультанного как тождества (или сходства), так и различия друг с другом. И уже на основании этого ментального представления продуцировали все остальные аподиктические спекулятивные суждения, выводы и заключения. Другие – декларировали о том, что каждая из тех или иных оппозиций всегда репрезентируют собой аллогенную по отношению к своей собственной антитезе матрицу. При этом сама аллогенность, выступающая в качестве определеного предиката и свойства, атрибутирующего каждую из тех или иных противоположностей, конституирует их тождество (или сходство) друг с другом, всегда указывающее на различие между ними. На этих трансцендентальных сентенциях и аффирмациях данные мыслители – как уже подчеркивалось ранее – выстраивали все остальные свои рациональные дискурсы. Однако, оба эти лагеря, несмотря на высказываемые ими разнородные и, в какой-то степени, противоположные друг другу концептуальные позиции, касающиеся проблематики диалектического дискурсивного становления, абсолютно солидарны друг с другом относительно определенного смыслового аспекта, декларирующего о том, что всевозможные возникающие парадоксальные, поливалентные и экстраординарные конфигурации и состояния (и/или моменты) последнего (становления) всегда репрезентируют себя именно посредством платоновской эксэфнитической (от др.-греч. "Έξαίφνης" – "вдруг", "внезапно", "моментально" и т.д.) мгновенной манифестации. Соответственно, совершенно очевидно, – и это уже отмечалось ранее, – что сами диалектические взаимоотношения между гетерогенными антитезами, наряду со всеми остальными гносеологическими и онтологическими (и/или космологическими) процессами и феноменами, следует осмыслять и интерпретировать посредством не только синхронического, и не только диахронического, но и синхронно-диахронического структуралистского метода.
Кроме того, в основании спекулятивных суждений и заключений, принадлежащих к вышеуказанным ментальным кругам и обладающих, на первый взгляд, различными экстериорными семантическими значениями, лежат идентичные концептуальные эпистемы, базирующиеся на обнаружении у тех или иных оппозиций всеобщих и универсальных гомогенных свойств и характеристик, симультанно иллюстрирующих как тождество, так и различие между ними (оппозициями). Соответственно, первое (т.е. тождество) указывает на наличие определенных всеобъемлющих и тотальных однотипных атрибутов и параметров присущих каждой из тех или иных антитез, тогда как второе (т.е. различие) – на эксплицирование при помощи последних (атрибутов и параметров) оригинальной и самобытной индивидуальной интериорной эссенциальной природы каждой из них (антитез), автоматически противопоставляющей себя какой-либо универсальности и унификации. Таким образом, абсолютно любые концептуальные точки зрения, связанные с исследованием и экзегетированием тех или иных отдельных смысловых аспектов динамического диалектического дискурсивного развертывания, несмотря на свою экзогенную разноплановость и гетерогенность, всегда будут базироваться на идентичных семантических положениях и принципах. Более того, рассмотрение и интерпретирование диалектического дискурса посредством диахронического и/или синхронического теоретического подхода, не сможет, кардинальным образом, релятивизировать релевантность и легитимность последних.
Между тем, Платон также продуцирует основополагающие силлогистические формулы, заключающиеся в том, что одно суждение выводится из другого. Прекрасным примером, в данном случае, может служить весьма известный и хрестоматийный силлогизм, выводящий малое (или единочное) утверждение из большого (или всеобщего) и основывающийся на продуцировании последующих и финальных выводов из предшествующих им абстрактных сентенций. Он имеет трехчастную структуру, включающую в свою матрицу две эпистемологические посылки (или предпосылки) и один вытекающий из них логический вывод и выражающуюся следующим образом: "Человек (естественно, осмысляемый не как отдельно фиксируемый рассудочный актор, обладающий разнородными внутренними свойствами и внешними предикатами, а как общевидовая (или общеродовая) универсальная инстанция) – смертен; следовательно, если Сократ (или какой-либо другой персонаж) – человек, то значит он – смертен". При этом, следует подчеркнуть, что в данном случае, именно инициирование иллюстрации дискурсивной алгоритмической схемы, присущей самой силлогистической конструкции и базирующейся на совершенно конкретных, непротиворечивых и строгих рациональных и логических процедурах, имеет доминантное и первостепенное семантическое значение. Тогда как все абсолютно справедливые скептические рассуждения и замечания, касающиеся самой возможности постулирования посредством последней (конструкции) неопровержимых, бесспорных и безальтернативных полновесных аутентичных и верифицируемых трансцендентальных заключений, в данной ситуации, являются не только второстепенными и незначительными, но и совершенно излишними эпистемологическими элементами и поэтому должны остаться без какого-либо корректного и разностороннего внимания, рассмотрения и экзегетирования. Поскольку, в данном конкретном случае, важно именно продемонстрировать аналитическую и логическую структуру самого силлогистического подхода, а не исследовать и интерпретировать гетерогенные глубинные смысловые аспекты, непосредственно связанные как с гносеологией, так и с его (подхода) функциональной ролью в тех или иных интеллектуальных развертываниях. Кроме того, следует отметить, что помимо эллинистического (и/или платоновского) силлогизма, состоящего из трех вышеобозначенных спекулятивных процедур, также существует индийский силлогизм, включающий в себя пять базовых ментальных операций: тезис, основание, пример, применение и заключение. То есть, кристально ясно, что данное обстоятельство эксплицитно декларирует о наличии гетерогенных автономных и суверенных самобытных культур и цивилизаций, обладающих не только своими специфическими силлогистическими методиками, но и собственными уникальными и полноценными логическими, концептуальными и гносеологическими системами.
Более того, вполне понятно, что сама граница, продуцирующая и аффирмирующая дистинкцию между скептическим и догматическим миропредставлениями, является очень тонким, а также весьма условным и релятивным семантическим сегментом. Так как, кристально ясно, что каждое из них (миропредставлений), при определенных эпистемологических, трансцендентальных и иных смыслообразующих контекстуальных обстоятельствах, может совершенно свободно трансформироваться в свою абсолютную противоположность. Вместе с тем, необходимо отметить, что какими бы ментальными формулами и концептуальными принципами не оперировала бы диалектическая методология, она всегда будет стоять во главе – наряду с другими основополагающими интеллектуальными подходами – всех самых фундаментальных полисемантических и поливалентных философских мыслительных процессов, позволяющих максимально корректно, адекватно и разносторонне исследовать многоуровневую, многомерную и многоплановую матрицу мироздания. Соответственно, кристально ясно, что несмотря на все продуцируемые рациональным актором посредством последней (методологии) парадоксальные, экстраординарные и энантиодромические полиаспектные теоретические построения, суждения и заключения нельзя не признавать фундаментального и релевантного значения ее процедур и постулатов для самых разнообразных гносеологических реализаций.
Одновременно с этим, следует констатировать, что одни мыслители, принадлежащие к гетерогенным эпистемологическим школам и цивилизационно-темпоральным ойкуменам, рассматривают диалектическую методологию в качестве самодостаточного и исключительного ментального подхода, предназначенного для корректного исследования и интерпретирования различных интеллектуальных проблематик. Другие же философы, напротив, критикуя последнюю, пытаются всеми возможными способами преодолеть все ее эпизодические гносеологические контрадикторности и парадоксы, возникающие, по их мнению, с определенной перманентной периодичностью. Однако, обе эти противоположные друг другу теоретические позиции не только признают диалектический подход в качестве либо базового инструмента познания присущего рациональному мышлению, либо фундаментальных атрибутов, свойств и постулатов, принадлежащих к матрице гилетического космоса, либо каких-то иных семантических аспектов, но и экспозиционируют, помимо логических заключений и безапелляционных догматических (и/или скептических) моновариантных представлений, именно саму динамическую дискурсивную полемику, развертывающуюся между ними посредством его (подхода) основополагающих процедур, алгоритмов и законов.
Наряду с этим, если даже предположить, что сама диалектическая методология представляет собой именно трансцендентальный инструментарий уникальных структур рассудочного мышления, полностью автономный от всевозможных эмпирических аспектов чувственного восприятия. То данное утверждение совершенно не означает, что диалектический метод является каким-то кратковременным интеллектуальным сбоем и/или заблуждением, спродуцированным, по мнению крупнейшего германского мыслителя И. Канта, либо изощрёнными и экстраординарными софистическими приемами, либо патологическим и глубочайшим откровенным невежеством. Так как продуцируемые им (методом) разнообразные гносеологические операции, несмотря на всю свою парадоксальность, энантиодромичность и поливалентность, а также отчужденность от материальной действительности и апостериорной сенсуальной перцепции, осуществляются по строго определенным концептуальным законам, алгоритмам и принципам, отрицающим какие-либо иррациональные и делирические девиационные теоретические конструкции и абсолютно не противоречащим доктринальным постулатам корректных, систематизированных и последовательных рациональных полемических практик. Таким образом, диалектическая методология, существующая обособленно от всех коннотативных атрибутов гилетического космоса и эмпирического чувственного восприятия, а также представляющая собой трансцендентальные процедуры, является неотъемлемым и ингерентным полноценным эпистемологическим инструментом специфической рассудочной мыслительной деятельности. Хотя, безусловно, Г. Гегель весьма скептически относился к подобного рода утверждениям, декларируя о том, что вопрос о субъективности (и/или интерсубъективности) или объективности, корректности или ошибочности разнородных гносеологических принципов является наиболее актуальным и первостепенным для подлинных философских исследований. Так, в данном случае следует подчеркнуть, что именно эти ментальные заключения германского мыслителя и позволяют рациональному субъекту отличить все гетерогенные эпистемологические метадискурсы (идеалистические, атомистские, реалистские и т.д.) друг от друга в их различных изложениях и изданиях.
Вместе с тем, Г. Гегель в своей программной работе "Наука логики" ("Wissenschaft der Logik") писал о том, что его коллега И. Кант продекларировал о неизменности, существующей еще с древнегреческой античной эпохи (то есть, без малого, двадцать столетий), постулатов и положений аристотелевской формальной логики. Он (Г. Гегель), в свою очередь, согласился с этим замечанием и заявил о немедленном качественном, позитивном и конструктивном переосмыслении и модифицировании ее (логики) основополагающих доктринальных аспектов. Однако, взятый Г. Гегелем на вооружение, а также оформленный им (безусловно, не без помощи других интеллектуалов) в конкретные концептуальные формулы и гносеологические конструкции диалектический метод практически мало чем отличался от философских полемических практик античных мыслителей – Гераклита и Платона. То есть данный ментальный подход, в своем глубинном эссенциальном измерении, не претерпел никаких кардинальных трансформаций и, в определенном смысле, хронологически представляет собой не менее – или даже более – архаичное явление чем формальная логика. Если, конечно, приписывать ее финальное издание именно Аристотелю, а не другим мыслителям или школам, функционировавшим в иные исторические периоды. Более того, ранее уже отмечалось, что и формальная логика, и диалектическая методология, в сущности, являются базовыми конвенциональными гносеологическими инструментами, преобладающими не только в средиземноморской философской среде, но и в других ментальных течениях и направлениях, принадлежащих как к разнообразным индоевропейским, так и к иным цивилизационным ойкуменам. При этом, сам вопрос касающийся отношения этих теоретических подходов к тем или иным концептуальным структурам, демонстрирующим либо феноменальную реальность, либо трансцендентальное мышление, либо какие-то иные семантические конструкции, сферы и измерения, безусловно, остается открытым. Таким образом, если учитывать темпоральную ретроспективу самого диалектического метода и вместе с тем не оставлять без должного внимания категоричную и безапелляционную позицию Г. Гегеля относительно законов формальной логики, то можно констатировать, что первый (метод), также как и последнии (законы), нуждается в качественной интеллектуальной герменевтике, переоценке и модификации.