– Ну, телеги проходили, а вот пушки? – он поскреб подбородок. – Тут надо подумать и посмотреть! Ладно, завтра на месте и определим! – решил он и, обняв меня, похлопал по спине и, отпустив, перекрестил. – Идите с Богом!

В наступающей летней ночи мы добрались до лагеря. Капитан встретил нас, уже сидя на пне возле костра. Так же, как и все бойцы, он больше обрадовался самосаду. Голод от недостатка пищи еще можно выдержать, а вот никотиновый голод, он терзает сильнее, как говорят курильщики, даже уши опухают у них, так сильно курить хочется. Тут поневоле начинаешь думать, чем можно обмануть организм. Вот и идут в самокрутки то мох, то сухие листья, то даже сушеные грибы. Лишь бы утолить никотиновый голод. Солдаты делаются злые, дерганые, тут уж только авторитет старшины держит дисциплину у этого разношерстного войска. Вот он и взялся распределять табак. Сосчитав всех курящих, он половину кисета распределил по кучкам на каждого курильщика, а вторую половину убрал в свои запасы, предупредив всех, чтобы экономили курево. Капитанскую пайку я пока сказал убрать старшине, так как раненому с поврежденным легким курить было строго запрещено, кашель (а самосад был, по всем признакам, «горлодёр») вызвал бы вновь кровотечение внутри, а значит, неминуемо – смерть.

Бойцы разделали кабанчика на куски и поставили тушиться на костер, вторую половину мяса подсолили и завернули в листья лопуха, закопав мешок с мясом в тени кустов. Когда мясо сварилось, его очистили от костей и добавили крупно порезанный картофель с луком и морковью. Аромат тушеного мяса с овощами охватил всю поляну. Все бойцы молча подтягивались поближе к костру. Раздачей занялся сам старшина. Первым он положил в котелки смене караула, поев, они сменили караульных, которые тоже встали в очередь. Отовсюду слышались радостные возгласы о божественной пище, как дома или в ресторане. Мы тоже, с капитаном, покушали с деревенским хлебом, каждому достался ломоть душистого, из печи, хлебушка.

– Утром едем искать секретную нашу базу. Проводник покажет дорогу, ну а там уж поищем вход! – начал я объяснять ему план на завтрашний день. Он перебил меня:

– Ты что, лейтенант! Отсиживаться собрался? Прятаться? – лицо его раскраснелось, здоровая рука начала шарить по поясу, ища кобуру с пистолетом.

– Ты успокойся, капитан! Никто не собрался прятаться! Я по специальности диверсант, а значит действую в тылу врага, бью его в хвост и в гриву. Ты вот много ли убил немцев, как говорится, лоб в лоб. Мне кажется, больше положил своих солдат, чем немецких. Немец действует по науке, вначале утюжит нас самолетами, потом артиллерией, затем пускает танки, а уж потом идут солдаты. Они зачищают то, что еще осталось живое и может сопротивляться. А если в этот отлаженный механизм сунуть русский ломик, да так, чтобы все шестеренки посыпались, например, взорвать нужный им мост или пустить под откос важный поезд, ты об этом не подумал, когда хватался за пистолет? Кто больше пользы принесет – я, взорвавший поезд с немецкими танками и уничтоживший, допустим, двадцать танков, и заблокировавший хотя бы на сутки железную дорогу, или твоя батарея, которую в первом же бою уничтожат, если она обнаружит себя?

Сорокапятка могла подбить танк только когда стреляла с расстояния 500 м, что в бою равнялось самоубийству, так как после первого выстрела надо было менять позицию, враг быстро засекал место батареи. Времени для смены позиции чаще всего не оставалось. Капитан знал об этом и, помолчав, добавил:

– Ну, ты загнул, конечно, про двадцать танков за один эшелон!

– Да будь он даже пустой, сутки дорога будет закрытой, а это значит не пройдут другие эшелоны с живой силой, горючим, боеприпасами, танками. А если будет еще и связь с Большой землей, мы можем направить самолеты на станцию, где все это скопилось. Прорываясь на восток, капитан, ты, возможно, погибнешь сам и положишь своих солдат! Пользы от этого не будет. Здесь же мы можем причинить врагу больше вреда, ударяя его по слабым местам. – убеждал я капитана.

– Там мы – армия, а здесь непонятно кто! – пробовал он парировать мне.

– Мы и здесь армия. – я расстегнул гимнастерку и показал ему край полкового знамени.

Он погладил его здоровой рукой, из краешка глаза скатилась скупая мужская слеза:

– Убедил, лейтенант, командуй. – и он поднялся с пня и лег на свою лежанку, размышляя о том, что он не понял человека и сразу плохо о нем подумал.

Утром отряд поднялся, ездовые запрягли коней и батарея, выросшая за счет окруженцев, двинулась к хутору. Впереди шел дозор из пограничников, справа и слева также шла охрана. Выходить из леса не стали, и я отправился на хутор вдвоем с разведчиком Смирновым. Дед, по-видимому, ждал нас, так как вышел на крыльцо и, узнав меня, помахал рукой. Следом вышла Аленка в простенькой одежде с котомкой за плечами. Дед вынес из сеней свой мешок и старенькую «Берданку» (охотничья винтовка – прим. автора). Закинув все это за плечи, он двинулся в сторону огорода. Я махнул рукой, и моя «армия» двинулась вслед за нами. Мы шли по какой-то старой, заросшей мелким кустарником, просеке. Пересекали ручьи, взбирались на косогоры. Утопали в глубоком мху, под которым проступала вода, и наконец вышли к обеду к болоту, края которого было не видать. Дед приказал всем готовить слеги, лошади идут в середине. По каким-то ему известным приметам он нашел только ему знакомую тропу. Осторожно ступил в жижу и, прощупывая перед собой слегой дорогу, пошел, погружаясь по щиколотку в болото. Лошади было заупрямились, но когда их взяли под уздцы, также ступили в воду, сзади орудия толкали расчеты. Медленно, но мы удалялись от берега, и, казалось, болоту нет конца. Время от времени дед останавливался и по каким-то признакам определял направление, и колонна снова двигалась за ним, как нитка за иголкой. Лишь к вечеру мы вышли на остров, выжатые, как лимон. Дед показал родник, где могли помыться те, кто оступился и искупался в болоте. Развели костер, и стали готовить ужин, благо была еще картошка и половина кабанчика.

– Слушай, дед, а как же нам выходить, если вдруг не будет тебя? – спросил я.

– Я поставлю вешки из березы, если пойдете отсюда, держитесь левой стороны, если с того берега, то правой. Ширина гати два метра, поэтому держите другую вешку в поле зрения и направляйтесь в ту сторону, куда показывает ее ветка. – оглаживая свою бороденку, продиктовал мне дед в записную книжку.

Это было важно, и я все записал. Дед поел и тронулся, груженый вешками, которые он ставил через каждые 50 метров. Вскоре он исчез из вида. Мы же намазались его вонючей мазью от комаров, которых тут собралось на пиршество великое множество, наверное, со всего болота. Гул стоял зловещий, как будто эти болотные вампиры говорили, что доберутся до нас. Лошади жались к костру, спасаясь в его дыму от кровососов. Я приказал ездовым разжечь дымокуры лошадям. Только после этого они могли приняться за еду. Я же прошел немного вглубь леса, чтобы быть и недалеко от гати и родника, и чтобы нас не засекли с воздуха. Вскоре нашел такое место в распадке, где можно вырыть землянки, а сверху все прикрывают раскидистые кроны сосен. Да и комаров показалось меньше, чем у болота. Позвал всех перейти после ужина на новое место, да и огни костров будут не так заметны. Так с хлопотами и обустройством пролетела ночь. Утром завтракали картошкой, приправленной чуть тушенкой, с одним сухарем на бойца. Продукты имеют такое свойство, иногда кончаться, что и случилось сейчас. С чаем проблем не было, на полянах росла душица, кипрей (он же иван-чай), зверобой, возле болота – мята, смородина, лабазник. Поставил Алену заготавливать цветущие травы, показал, как резать, как сушить в тени деревьев, развешивая пучками. Дал ей двух бойцов, остальных отправил в разные концы острова искать что-то необычное для этих мест, что выделяется из всего этого.

Первое, что обнаружили бойцы, была взлетно-посадочная полоса. Полоса была поросшая лишайником и травой, но местами до сих пор проглядывал бетон. С одной стороны, она начиналась от внушительных размеров скал, и заканчивалась, упираясь в лес. Мы прошли к скалам, на которых росли сосны и мелкий кустарник. Что-то было не так, и это что-то уже бросилось в глаза. Подойдя вплотную к скале, я понял: большие громоздкие ворота были замаскированы под скальную породу. В специальных карманах под камень была засыпана земля и высажены кустарника, которые маскировали дверь. Мы попробовали откатить эту воротину, и она неожиданно легко заскользила по рельсу, откатываясь в сторону и открывая проход внутрь. Внутри стоял сумрак, но в падающем от дверного проема свете увидели стоящий «кукурузник» – ПО-2. Возле него, на стеллажах, лежали бомбы и запчасти, с другой стороны бочки, по-видимому, с горючим и маслом. Рядом с ними стоял генератор, от которого провода поднимались к потолку и уходили внутрь штольни. Бойцы стояли, раскрыв рот от такого увиденного.

Заработал генератор, выпуская выхлопные газы в трубу, которая выходила наружу, в гущу кустарника, где дым рассеивался незаметно. Свет осветил рельсы, которые уходили вглубь, за железные двери. Открыв их, увидели длинный коридор, освещенный тускловатыми лампами, по краям решетчатые двери с пломбами. Через решетку мы увидели большое помещение, на деревянных полках в котором стопами лежали кальсоны, гимнастерки, шинели, шапки, телогрейки, матрацы, простыни и прочее имущество. Во втором отсеке – мешки с крупой, мукой, ящики с тушенкой, сигареты, водка, копченые продукты, печенье и многое другое, в третьем – оружие, боеприпасы, мины противотанковые и противопехотные, минометы с запасом мин, пушки 45 мм со штабелями снарядов, в общем, очередная пещера Алладина. С другой стороны были расположены казармы с двух ярусными кроватями. Была продумана система водопровода и канализации. Свежий воздух подавался принудительно через вентиляционные трубы. Продумана система осушения, поэтому везде было сухо, нигде не капало. Железные печи стояли в казармах и штабе. Дымоходы терялись где-то в скале, и я догадывался, что они тоже устроены умно и незаметно.

Ну что ж, мне здесь нравилось, и я подозвал старшину и приказал принять склады под свою ответственность, а поначалу выдать всем сухой паек и по сто грамм горячительного. Не дай Бог, еще заболеют от купания в роднике после болота. Бойцы растопили печь в казарме, чтобы обсушиться и разогреть банки с тушенкой. Некоторые отваривали в котелке гороховый концентрат, добавляя туда в конце варки тушенку. Сухарей им старшина не пожалел, выдал и по пачке папирос «Армейские» по цене 4 коп. 3 сорт Гродненской сигаретно-ферментационной фабрики БССР. По словам старшины, та же самая мохра, но красиво курится.

Поставили караул у ворот с двумя пулеметами, заставив их выложить бруствер из камней и сделать окоп глубиной сантиметров семьдесят, дальше шел камень. Пулемет торчал из амбразуры, выложенной из булыжников, еще бы закрыть в три наката и самый настоящий дзот. Вторую огневую точку организовали на скале, над воротами. Также пришлось выкладывать пулеметное гнездо из камней и прикрывать зеленью, чтобы не бросалось в глаза. Подъем на скалу нашелся случайно, когда один из бойцов пошел по-маленькому в заросли молодых сосенок и обнаружил широкую щель между скалами, где были вырублены ступеньки, ведущие наверх. Сделав пулеметные гнезда, оборудовали их связью – полевыми телефонами, которые старшина выдал начальнику секретной базы, то бишь капитану. Я же напросился в начальники штаба со свободным выходом на операции. В штабе на стене висела большая 2х2 метра «километровка» этого района, где подробно были изображены дороги, реки, мосты, железнодорожные станции и пути, хутора, деревни и другие населенные пункты. Я нашел наш остров, окруженный болотами, которые обозначены, как непроходимые. С другой стороны острова, в километре за болотом проходила автомагистраль Любешов-Маневичи, через 20 километров она пересекала реку по совмещенному с железной дорогой мосту. Понятно, что он охраняется, но уж больно это лакомый кусок. «Но как пересечь болото в этом месте?» – думал я. Вышел на берег и осмотрел в бинокль округу, и тут меня привлек лист, подгоняемый ветерком, он лихо скользил по поверхности. Эврика! Аэроглиссер – это мощный катер, который может идти и по воде, и по земле. То, что мне и нужно, главное найти бухту, где я могу оставить безопасно аэролодку. Сказав часовым, что я обойду остров, в ближайшем лесу перенесся в Москву с пересадкой в Тюмени, где переоделся и захватил десяток пачек «баксов».

В двухтысячных Москва сильно изменилась. Обменяв 2000 долларов на рубли по 28 с копейками за один «бакс», я прошел по магазинам для рыбаков и охотников. Но то, что они предлагали, меня не устраивало. Видя мое недовольное лицо, ко мне подошел пробивного вида мужик.

– Чего ищем, молодой человек? – грызя семечки, поинтересовался он.

– Аэроглиссер, или, как у нас называют, аэролодку, грузоподъемностью 0,8-1 тонн. Скорость можно небольшую, 10-20 км, по цене договоримся. – озадачил его я.

Он крякнул и, почесав свою «репу», сказал, что ему надо посоветоваться. Он отошел в сторону и, достав продолговатую черную коробочку, потыкав в нее пальцем, начал разговаривать по ней, как по трубке с таксофона. Прижав кольцо ко лбу, мысленно спросил Хранителя, что это такое. Ответ пришел мгновенно: «Телефон будущего». Это была моя мечта, – носить телефон в кармане, и всегда можешь связаться с друзьями и родным дедом.

Подошел мужик и, оглядев меня критично, спросил, есть ли у меня деньги на такую покупку, так как стоит она более двух тысяч долларов. Я сказал, что есть, но оплата после показа аэролодки в действии. Он достал ключи и пригласил меня на осмотр покупки.

Машина иностранного вида с кольцами на капоте, легко несла нас в сторону Строгино, судя по указателям. Повернув на Неманский проезд, мы через дворы выехали на старицу реки Москвы. Возле берега на волнах покачивался белоснежный аэроглиссер хорошего водоизмещения. Рядом на берегу разместилась компания из трех бритоголовых, в кожаных куртках, накаченных парней. Двое пили пиво из банок, третий, полулежа, жуя сигарету, рассматривал меня.

– Валёк, этот что ли лох собрался прикупить мою «ласточку»? – спросил он мужика, что привез меня на эту поляну.

Тот кивнул и подошел к парням, взяв банку с пивом.

– Ну, рассказывай, «лошара», откуда узнал про мою «ласточку», кто надоумил тебя позариться на нее? Ты даже не представляешь, – перешел он на крик. – как я зол, да я просто разорву тебя, «петушара», за одни твои грязные мысли о моей «ласточке», кровью ссать будешь, говно свое жрать от боли, все мне отдашь, чтобы только я тебя не убивал!

Думая, что он меня сломал, запугал, потом он тихо сказал:

– Ну, ты, конечно, можешь откупиться, так как я сегодня добрый! Валёк сказал, что ты располагаешь «баксами», ну мы и это принимаем! – он оскалился в улыбке, светя золотыми зубами.

Так он и умер, словив пулю «вальтера» в глаз. Бойцы его вскочили и попятились к берегу, один пытался выхватить пистолет из-за пояса на спине, но с пулей в животе упал и засучил ногами от боли.

– Кто еще пытается сопротивляться? Мне патронов не жалко, там, откуда я, этого добра много! – держа их на мушке, проговорил я.

– Сказал бы сразу, что из наших, ничего бы и не было, и «Золотого» не надо было бы валить! – проворчал Валёк.

– Тебя придется валить, Валёк! Ты слишком много знаешь!

Тот побелел и начал пятиться, прячась за парней, пока один не врезал ему в челюсть и не выпихнул на середину поляны.

– Не надо! – он упал на колени и пополз ко мне. – Не надо, не убивай! Тебе нужна эта чертова лодка, забирай! Не надо ни денег, ничего! Эта лодка была «Золотого», она ему больше не нужна, забирай, только не убивай!

– Все оружие в лодку, патроны тоже! Малейшая попытка, и пуля накажет! – я повел стволом, и они начали складывать на дно пистолеты, обоймы, и даже ножи.

У «Золотого», и у парня с пулей в животе они тоже забрали пистолеты и отошли в сторону. Я завел двигатель у аэроглиссера и, прострелив колеса у их джипа и у «Ауди» (как я узнал, что это «Ауди»? А кто теперь разберет как, может научился телепатии, слишком много я имею волшебных навыков, полученных у Сварога), полетел вдоль старицы.

Скрывшись от глаз, я повернул браслет и оказался у острова. Заглушив двигатель, по инерции подплыл к острову и, привязав конец веревки к стволу ивы, отправился к своим. Теперь я мог перекинуть через болото десяток бойцов за один раз, с оружием. А это уже сила. На шум мотора прибежала дежурная группа во главе со старшиной. Увидев меня и неизвестную лодку необычной формы, они засыпали меня вопросами. Отбрехался, что нашел ее за тем лесом, дескать, дрейфовала у берега, вот я ее и поймал. Все восхищались, лишь один старшина смотрел на меня изучающим взглядом, так как я так и не переоделся, и был в джинсах, совсем для них неизвестной одежде, и с пачками долларов. Повернув браслет, я попросил Сварога, чтобы группа со старшиной уснула, а через 10 минут, все забыв, проснулась. Миг, и все спят. Я перенесся в Тюмень, выложил деньги, переоделся, и вновь переместился в 41-й год на болото. Присев на глиссер, я ждал, когда бойцы проснутся. Первым проснулся старшина, так как он был рядом со мной, за ним дежурная группа.

– Вы, ребята, осторожней, болотный газ, если в него заходишь, усыпляет, а потом, как его относит, и вы дышите чистым воздухом, вновь просыпаетесь! Вот гляжу на вас, вроде умные! Чего толпой бежите? Как вас учат, расстояние между бойцом, в розыске, не более 3 метров, или на расстоянии видимости, а вы, паразиты, всей толпой в газовый капкан и угадали. А если бы это был вражеский шпион и убил бы вас, красных бойцов, кому Родина доверила оружие и защиту своих рубежей? И это под руководством красного командира, старшины Сидорова Юрия?

Тот зашвыркал носом и, прокашлявшись, промолвил басом:

– Прости, командир, хотел. как лучше! Исправимся. – он рявкнул на своих, – Иванов на пост по охране лодки, всем остальным на базу! – и пошел рядом со мной, повесив новенький автомат ППШ на грудь.

Теперь у всех нас было новое оружие, склад НКВД был для нас, как награда. Впрочем, раз он создавался для отряда НКВД в тылу врага, он и служит для этой цели, так как просто отсиживаться мы не собираемся. Словно прочитав мои мысли, старшина спросил меня:

– Когда немца бить будем, товарищ лейтенант? Вон даже лодка интересная, с винтом как у самолета, у нас есть. Теперь, я так думаю, не придется брести по болоту.

Придя на базу, прошли в командный центр, где уже находился капитан. Раненая рука у него уже начала действовать, и я первый раз увидел его улыбку. Старшина рассказал, что я поймал чудо-лодку, на которой можно пересечь болото, тот тут же захотел ее посмотреть в действии. Пришлось идти и показывать. Решили обучить двух-трех бойцов управлять ею, чтобы могли встречать группы взрывников на краю болота и перевозить их через него. Для этой цели взрывникам выделялась рация и в аварийном случае оговаривался световой сигнал: в солнечный день зеркалом, ночью фонарем.

Подготовили первую группу взрывников, которые должны взорвать мост через реку Стоход (правый приток р.Припяти), по нему проходят автомобильное сообщение Любешов-Маневичи и железнодорожная ветка. Мост, конечно, охраняется, вот и надо узнать, какими силами и как. Поэтому решил идти с ними, да и просто не хотелось сидеть без дела. Начали со сбора вещей:

1. Сто кг тола. Думаю, что на мост должно хватить. Если разделим груз на всех, то это по 10 кг на брата.

2. Противотанковые мины ТМ-39 весом 6,7 кг для подрыва поездов.

3. Личное оружие и боеприпасы.

4. Сухой паек из расчета 5 дней (сухари, тушенка, курево).

5. Личные вещи (запасные портянки, бритва, мыло).

6. Рация, фонарь.

Итого набралось на каждого по 30 кг груза, который распределили по вещмешкам, не забыв взять с собой дедову жидкость от гнуса.

Вышли на рассвете, часа в четыре утра, над болотом стоял густой туман, поэтому шли на аэролодке по компасу, ожидая, что в любой момент можем наткнуться на топляк или другое препятствие, и тогда из этих топей не выбраться. Впереди сквозь туман зачернел лес, и я, сбавив скорость, тихо причалил к берегу. Обученный боец пересел на место водителя и, лихо развернув лодку, уплыл обратно на остров. Мы же, проваливаясь в сыром грунте, побрели к зарослям тальника, за которым начинался дремучий сосновый бор. Засек это место на карте, сделав зарубки на деревьях. Отсюда будем сигналить лодке. На сухом месте сделали привал, после чего я отправил двоих вперед дозором, не хватало еще наткнуться на немцев или полицаев. Все ж к обеду, когда до дороги оставалось не более трех километров, мы наткнулись на окруженцев. Старая заросшая дорога вывела нас на вырубку, где в тени деревьев разместились полуторки с прицепленными пушками 76 калибра. Стояли два танка БТ-7 с пушкой КТ-28. Как только мы вышли из-за деревьев, нас окружили солдаты с винтовками наперевес. Вскоре подошел капитан и, держа руку на кобуре, потребовал документы, и рассказать, что мы здесь делаем. Я достал из гимнастерки документы и передал ему. Прочитав, он положил их к себе в карман и потребовал сдать оружие и пройти к командиру. Предложив бойцам отдохнуть в тени, я передал свою снайперку и пистолет капитану, оставил у ребят свой вещмешок и отправился с ним к палатке командира. Повсюду под деревьями лежали раненые, слышались стоны и матерки. Запах гноя и крови стоял на этом пятачке боли. Даже некоторые часовые стояли с перевязанной головой. Видно, здорово потрепали их немцы. Комдив Зыков с перевязанной левой рукой сидел за патронным ящиком и рассматривал карту с нанесенными на нее значками. Услышав шаги, он поднял голову, усталыми глазами вопросительно взглянув на капитана.

– Товарищ комдив! Задержаны подозрительные люди с оружием в расположении дивизии! – отчеканил капитан и подал мое удостоверение командиру дивизии.

– Свободны, капитан! – махнул он ему здоровой рукой.

Прочитав документы, он спросил, что я тут делаю. Тогда я расстегнул и снял гимнастерку, доставая тяжелое полотно полкового знамени. Комдив, посмотрев на номер полка, спросил: «Полковник Корнеев жив?». Я отрицательно мотнул головой: «Попали под бомбежку, меня контузило, когда очнулся – никого в живых не застал. Из штабной машины спас знамя и забрал документы убитых командиров».

Комдив вновь поморщился от боли в руке, которая, по-видимому, сильно беспокоила его.

– Товарищ комдив! Прикажите принести мой мешок, в нем бальзам из трав, помогает быстро заживлять раны. Своих бойцов я быстро поставил на ноги!

– Позови часового, лейтенант! – попросил комдив.

Вошедшему часовому он приказал найти капитана Васильева и принести вещмешок лейтенанта. Через пару минут капитан занес вещмешок. Я достал бинты, фляжку с настоем трав, и попросил комдива выйти на свет, так как в палатке был полумрак. Разбинтовав привычно плечо, я осмотрел рану. Пуля прошла насквозь через мягкие ткани, не задев костей, но рана воспалилась. Промыв ее настоем трав, я смоченным тампоном делал вид, что чищу рану, сам же, сосредоточившись, своей энергией залечивал ее. Краснота и опухоль спадала, но и моя энергия истощалась. Прекратив, я попросил капитана срезать желтую пленку с сосенок и, приложив их с двух сторон на раны, перебинтовал плечо. Комдив пошевелил рукой и, не ощутив привычной ноющей боли, удивленно сказал: «А ведь меньше болеть стало! Спасибо, лейтенант! Много у тебя такого бальзама? А то видел, сколько у меня раненых, а ведь еще два дня назад была полнокровная дивизия! – он вновь тяжело вздохнул, видно вспомнив жестокие бомбежки, воющий звук «Юнкерсов», треск пулеметных очередей и разрывы бомб. Вспомнились лица убитых молодых солдатиков, которые еще ни разу не брились, лишь недавно окончили десятый класс.

«Мы безусые парни, и грош нам цена.

Нас безжалостно сгрызла злодейка-война.

Мы в три слоя, в три слоя лежим под Москвой.

Лишь вчера из-за парты с тобой…»

(отрывок из стих. Н.Сунцова «Десятиклассникам, не вернувшимся с войны»)

Встряхнув головой тяжкие воспоминания, комдив пригласил меня и капитана обратно в палатку.

– Рассказывай, лейтенант, куда направляешься, а то видишь, из командиров нас осталось только двое, я да капитан, а из дивизии если наберется полк, то хорошо будет. Оставайся, хорошие бойцы нам нужны, а вы, я смотрю, хорошо укомплектованы, даже рация есть, мне сказал капитан! – проговорил комдив.

– Задание теперь у всех одно – бить врага! Ну а мы хочем взорвать мост через реку Стоход, что прервет автомобильное движение и железнодорожное!

Я показал на корте расположение. Комдив проследил взглядом расстояние от своей стоянки до моста, выходило около тридцати километров.

– Послушай, лейтенант, а если я тебе дам укомплектованную роту, ты сможешь захватить и удержать мост, пока мы не перейдем на тот берег?

– Сколько у вас полуторок, чтобы перевезти раненых? – вопросом на вопрос ответил я.

– Сколько? – повернулся комдив к капитану.

– Исправных восемнадцать, три в ремонте и четыре не подлежат восстановлению! – четко отрапортовал капитан.

– Значит фактически двадцать один грузовик! По норме входит в кузов 16 бойцов, уплотним раненых и загрузим по 25 раненых, итого 525. Прицепим на тросах неисправные грузовики, куда еще разместим сто раненых. – считал я. Комдив перебил меня и спросил у капитана общее количество раненых.

– Утром санинструкторы доложили, общее количество раненых две тысячи четыреста двадцать человек, из них шестьсот восемь тяжело раненые, умерло двадцать семь. – отчитался он.

– Значит, надо сделать пять рейсов, чтобы перевезти всех, а фронт стоит за рекой Случь, а это почти двести километров по занятой немцами территории! – подсчитал я, глядя на карту.

– Придется постараться, за ночь они могут сделать только два рейса, значит придется тебе, лейтенант, стоять три ночи и три дня! И стоять насмерть, не дать немцам захватить мост. Людей я тебе дам, полнокровную роту, артиллерию, пулеметы. Патронов не густо, но дам, ты главное продержись!

– Продержусь, товарищ комдив! Но вначале мы должны одновременно взорвать железнодорожные пути у Любешова и Маневича, чтобы исключить подвоз подкрепления и техники. Одновременно с подрывом путей уничтожаем охрану моста, захватываем стратегическую высоту в поселке, откуда все должно простреливаться, и тогда даем сигнал вам выступать.

– А что, капитан, неплохой план у лейтенанта! – поддержал комдив меня.

– Разведка нужна! Мы же не знаем даже, сколько там расквартированных фрицев, а лейтенант уже все захватил, всех разгромил! – проворчал капитан.

– Конечно, капитан, вначале разведка! Все ж я обучался как диверсант, так что понапрасну людьми не буду рисковать. – ответил я.

– Сколько вам надо времени на разведку? – спросил комдив.

– Сутки. – ответил я.

– Что нужно для этого? – поинтересовался комдив.

– Мои люди, и еще двадцать противотанковых мин! – отчеканил я.

– Мины есть, только, правда, немецкие, мои саперы сняли, когда мы прорывались. – вставил капитан.

– Ну тогда и одного сапера в помощь. – тут же оборзел я.

– Ну, хорошо! Выступайте! Капитан, выдай лейтенанту мины и людей! – приказал комдив. – Жду хороших вестей, лейтенант! – пожал он мне руку.

Оставив взрывчатку, мы загрузились минами немецкого производства «tellermine 35». Сапер вкрутил на место взрыватель TMi Z 35, выставив на белую риску (sicher), предварительно вставив чеку. Он же припер вместо двадцати мин все, что у него были, которые они сняли, то есть тридцать две, а это по три штуки на брата, плюс оружие, продукты и прочее. А к тому же еще рация и катушка телефонного провода, которую по нашей просьбе выделил старшина. И вот мы, нагруженные как ишаки, скрылись в зарослях шиповника, растущего вдоль старой вырубки.

Идем осторожно, след в след, если нарвемся на мины, то погибнет один. Да и врагу труднее определить, сколько людей прошло здесь. Впереди подал сигнал дозорный, вышли к дороге. Залегли за деревьями. Машины проходили часто, но в основном колоннами, нам же нужна одиночная, и желательно без повреждений. Придется вновь воспользоваться моими волшебными свойствами. Оставив за себя одного из пограничников, отошел метров на сто вдоль дороги, чтобы бойцы не видели, и, повернув браслет, сделался невидимым. Приготовив «ТТ», стал ждать колонну, которую увидел издалека. Грузовики шли с натугой, видно везли тяжелый груз. Дождавшись, когда последний поравняется со мной, я, повернув кольцо, пожелал оказаться в кабине. Миг, и я нахожусь между шофером и офицером. Ударом ребра ладони по горлу я отключил офицера, а рукоятью «ТТ» – шофера. Ну не хотелось мне марать кабину и одежду фрицев. Нажав на тормоз, я остановил машину и, сделавшись видимым, вылез из кабины. Пока не было других машины, вытащили фрицев в лес, а машину отогнали на старую дорогу, которая вела на вырубку. В кузове были складированы ящики с 20 мм патронами к зенитным орудиям «Эрликон». Все ж не даром я сканировал мозг учителя немецкого языка, смог все прочитать. Вернулись бойцы, принесли одежду офицера и шофера с документами.

– Допросили фрицев? – спросил я разведчика.

– А чего их допрашивать, они ж по-нашему ни бельмеса! – хохотнул он. – Вот я их и прирезал.

– Поторопился, надо было все же допросить. – посетовал я. – Кто у нас умеет водить машину? – обратился я к бойцам.

Отозвались двое, в том числе и разведчик.

– Переодевайся в немца, а я в офицера. Остальные в кузов, прячьтесь за ящики! – скомандовал я.

И вот мы, не спеша, едем в сторону моста. Время от времени нас обгоняют более быстроходные машины. Частенько из кузова проезжающей машины слышатся звуки губной гармошки и нестройный хор немцев. Через час мы въезжали в поселок, за которым был мост. На краю деревни на высоком холме стояла когда-то каменная церковь, но война не пощадила ее, колокольня была разбита полностью и лежала, развалившись на части, рядом со стенами, как бы укоряя людей: «Что ж вы, звери, творите?». Рядом с церковью на холме стояла зенитная батарея «Эрликонов» из двух орудий, еще два стояли за мостом. Решили вначале убрать немцев на холме, откуда просматривалась вся территория вокруг.

– Главное, оставьте мне ящики! – наказал я своим бойцам.

По едва заметной дороге мы стали подыматься на холм. Дымя старым мотором, грузовик еле-еле дополз до первого расчета «Эрликона». Ко мне уже спешил унтер-офицер СС, я вышел из кабины, и он, вытянувшись во фрунт, отрапортовал мне: