Игры с богами

Хрипло вдохнув первый глоток, я смотрел, как мертвенно белый свет погас и на двор опустилась темнота, слегка подсвеченная всполохами умирающего костра. Темичи вытащил из кармана щепотку какого-то порошка и швырнул в кострище. Пламя взметнулось вверх метра на два, и костёл заполыхал с новой силой. Шаман, вдруг, резко обернулся и посмотрел в мою сторону. Я уверен, что за грязным стеклом в тёмной комнате меня не было видно, но Темичи смотрел мне прямо в глаза. Немного помедлив, он кивнул мне, приглашая выйти. Почему бы и нет? Быстро одевшись, я выскользнул из дома и подошёл к шаману.

– Я хотел, чтобы ты это видел, – опять это скрипучий голос.

– Зачем?

– У тебя есть предназначение.

– Какое ещё предназначение? Я – просто охранник. Даже не учёный.

– Не знаю, какое. Но оно есть.

– Каждый в этом мире для чего-то рождается, – скептически пожал я плечами.

– Нет. Твоё предназначение – особое. Ты не зря приехал сюда. Сам говоришь, что ты не учёный. Но духи сделали так, что ты тут. Сядь.

Повинуясь его голосу, словно приказу в армии, я уселся на чурбачок, стоявший тут же и, как загипнотизированный, смотрел на своего собеседника.

– Нить твоей судьбы извивается и переплетается, словно заячьи тропы, – неожиданно заговорил шаман. – Я вижу, что местами она обуглена огнём, местами мокрая от слёз и боли, а, местами, солёная от пота.

– Это было, или будет?

– Было. Нить, которая у тебя впереди, ещё чистая. Проживёшь её, тоже отметины останутся. Я для другого тебя позвал.

– Для чего?

– Голова у тебя не болит? И нога вот тут?

– Нога болит, а голова – нет.

– Вижу тёмное пятно на голове. Что-то у тебя там неладное.

– Контузия была. Заикаюсь иногда, когда нервничаю.

– А нога?

– Пулевое. Прихрамываю и болит, когда натрудишь.

– Это поправлю. Ты для своей судьбы здоровым должен быть.

– Как же ты поправишь? Врачи не могли, а у них, между прочим, дипломы есть.

– У них, может и есть дипломы, только они лечить не умеют. Они тело лечат, а нужно душу лечить. Если, душа здоровая, она сама своё вместилище, тело, то есть, отремонтирует.

– Ну, попробуй, – скептически протянул я. – Только не больно.

– Больно не будет.

Шаман достал из кармана коробочку, порылся в ней и, что-то быстро зашептав, кинул в костёр щепотку, от чего пламя заиграло голубыми оттенками.

– Смотри в огонь, – приказал Темичи.

А костёр завораживал. Переливы бирюзового, небесно-голубого, ультрамаринового или васильково-синего приковывали внимание, словно гипнотизируя. Шаман стал двигаться вокруг меня, потрясая маленьким веничком, время от времени поворачиваясь к огню и, словно, отряхивая веничек в пламя, от чего оно волновалось, шипело и брызгало искрами. Наконец, он успокоился, остановился и посмотрел на меня в упор.

– Всё, – произнёс он почти шёпотом. – Сейчас иди в дом и ложись спать.

Утром всё происшедшее ночью казалось нереальным, словно нехороший сон. Думая о том, как задурил мне ночью голову шаман, я поднялся и пошёл к умывальнику.

– Славик! – окликнул меня Игорёха. – А что ты не хромаешь сейчас?

– Почему не хромаю? – я, даже, остановился.

– Вот я и спрашиваю: почему? Я тебя уже не прихрамывающим и не представляю. А тут, идёшь, походочка ровная, как по набережной в Сочи.

– Не соврал шаман, видать.

– Ну-ка, подробнее?

– Ночью шаман колдовал надо мной. Веником над головой тряс, что-то бормотал. Сказал, что вылечит. Вылечил, значит. Выходит, теперь я и заикаться не буду.

– Что это он так твоим здоровьем озаботился? Может, и мне что-нибудь подлечит? Зубы, например. Ноют иногда.

– Говорит, что предназначение у меня.

– Какое?

– Не сказал. Но, типа, что-то исполнить я должен.

– Выходит, избранный ты! – заржал Игорян и хлопнул меня по плечу. – Умывайся и пошли завтракать. Нам ещё вердикт у шамана узнавать. Беседовал он с хранителями или нет, интересно. А то, может, дурит нас. Скажет, мол, был, говорил, не согласились. А сам всю ночь продрых.

– Не знаю с кем, но, говорил он ночью. Я видел.

– Слушай, ты спал, вообще, или нет? Что-то, пока мы тут бока отлёживали, много чего произошло. Ты вылечился, да ещё и подсмотреть успел, как Темичи на небо летал.

– Не летал он. Они к нему прилетали. Такие размытые, белые, как призраки.

– Не приснилось тебе?

– Нет. Я через окно смотрел. А потом призраки исчезли, и он меня позвал. Лечить начал.

– Тогда, тем более, поторапливаться надо.

Мы быстро умылись и сели за стол. Лёха достал из рюкзака палку колбасы, хлеб и принялся нарезать бутерброды. Адуш занёс в дом исходящий паром самовар и занялся чаем. Шамана не было, но за прошедшее время мы уже привыкли к тому, что он, то пропадает, то опять появляется. Позавтракали быстро, а потом принялись укладывать в дорогу рюкзаки. Шаман зашёл в дом, посмотрел на наши сборы и улыбнулся, от чего кожа на лице пошла мелкими морщинами.

– Собираетесь?

– Собираемся, – выпрямился Игорёха. – Только, знать бы, куда.

– К хранителям пойдёте. Они ждут вас.

– Вот, за это спасибо! Хорошую новость принёс.

– Хорошая, или нет, не знаю. Но выходить вам надо прямо сейчас. К вечеру как раз до озера дойдёте.

– Конечно, хорошая! – воскликнул Лёха. – Мы для этого сюда и шли.

– У хранителей свои резоны. Не всегда это хорошо. Зачем-то вы им понадобились. А, вот, зачем, вопрос. Для этого они вас сюда и вытянули.

– Никто нас не вытягивал! – даже обиделся Игорян. – Это было моё желание. Потом уже я Лёху заинтересовал и Славика подбил.

– И часто ты в свои научные походы таким составом ходишь?

– Никогда не ходил, – мой друг, похоже, растерялся. – Существует уже отработанный штат для таких экспедиций.

– А сейчас, почему, этого штата нет?

– Ну, тема уж больно щепетильная. Да и подумал я, что малым составом удобнее.

– Подумал, или тебя подтолкнули к этому?

– Да, кто меня мог подтолкнуть? Я, что, коза на верёвочке?

– Для хранителей мы все – козы на верёвочке.

– Что-то, сомнение меня берёт. С чего бы это мы хранителям понадобились?

– Им, вообще-то, он нужен, – Темичи ткнул в меня своим худым узловатым пальцем. – А вы – дело второстепенное.

– Он? А он тут причём?

– Я же говорю, что хранителей понять невозможно. Может, и на вас тоже у них планы есть, но он – обязательно. Собирайтесь быстрее. Я на улице подожду.

Мы быстро собрались и вышли из дома. Шаман ждал нас, выпрямившись во весь свой рост и глядя на утренний лес, ещё не просохший от росы, блестевшей, словно драгоценные камни в свете просыпающегося солнца.

– Пойдёте туда, – махнул он рукой. Если не будете нигде задерживаться, к вечеру будете у озера.

– Э нет! – возмутился Лёха. – Ты обещал нам рассказать дорогу, а не направление показать. Сейчас уйдём, незнамо куда, и плутать будем.

– Не будете, – убеждённо ответил Темичи. – Если туда пойдёте, обязательно к озеру выйдете. Хранители не дадут вам с дороги сбиться.

– Это так? – повернулся Игорян к Адушу.

– Раз кам Темичи говорит, значит, так и есть, – пожал плечами охотник.

– Всё, – отрезал шаман. – Идите.

Словно потеряв к нам всякий интерес, он резко развернулся и ушёл в дом. Адуш проводил его взглядом и первым пошёл в лес.

Через лес мы шли, то звериными тропами, то, просто продираясь через густой подлесок. Даже Буран не игрался, а молча шёл рядом с охотником, только временами останавливаясь и принюхиваясь к чему-то. Несколько раз приходилось огибать по большой дуге крупные завалы бурелома, так что, даже, Игорёха стал волноваться о том, насколько правильно мы идём. Не говоря, уже, про нас с Лёхой. Я, например, был почти уверен, что после последнего бурелома мы свернули совсем не туда.

– Зря вы переживаете, – проговорил Адуш, видя, как мы неуверенно поглядываем по сторонам. – Мы правильно идём.

– Откуда ты знаешь? – удивился Игорян. – Тебе что-то шаман рассказал?

– Нет. Просто я чувствую уверенность. Если сверну, то тут же мной беспокойство овладевает, пока я на нужный курс опять не вернусь. Нас ведут.

– Кто?

– Избранные, наверное.

– Мракобесие какое-то, – уже привычно проворчал я. – И, самое любопытное, что мы во всём этом принимаем участие.

– Ага. И, особенно, ты, избранный ты наш.

– Хватит уже, – мне было не до шуток.

– Да, ладно, расслабься, – рассмеялся Лёха. – Шаман жути нагнал, а ты и повёлся.

– Расслабишься тут! – я в раздражении сплюнул, чего, обычно, никогда не делал. – Мне, например, совсем не нравится, что меня используют. Эти хранители рассматривают нас, как инструмент для своих дел или замыслов. А мы идём к ним, как на поводке.

– Никто не сможет заставить нас делать то, чего мы не захотим. Придём к ним, постараемся увидеть артефакт, рассмотрим, подробно запишем, сфотаем и уйдём. Всё!

– Если прав Темичи, что нас сюда приехать подтолкнули, то и дальше подтолкнут. И будем мы делать то, что от нас требуется, как миленькие.

– Да ерунда всё это! Никто меня на эту экспедицию не толкал. Ерунду городит ваш шаман.

– Кам Темичи никогда не городит ерунду, – вступился за шамана Адуш. – Он очень сильный кам. Поэтому его даже хранители к себе допускают. Ни один кам больше не может с хранителями говорить.

– То, что он фокусник хороший, это правда, – вспомнил я призраков, с которыми Темичи беседовал ночью. – И лечит отлично. Мне дипломированные врачи помочь не могли, только руками разводили, а он веничком потряс и всё. Здоров. Хоть опять на медкомиссию и в армию.

– Он не фокусник, он – кам. Поэтому и лечить умеет. А врачи ваши не камы, поэтому у них ничего и не получается.

– Много ты знаешь, – мне вспомнился наш афганский госпиталь, где измотанные врачи с воспалёнными от бессонницы глазами сутками не отходили от хирургических столов во время операции по взятию Грозного. – Врачи тоже лечат.

– Что же тебя не вылечили?

– Вылечили. Только хромоту убрать не смогли.

– А кам Темичи смог.

Большой овраг с очень крутыми склонами преградил нам дорогу. Мы сгрудились на его краю и с опаской поглядывали вниз.

– Нужно обход искать, – почесал в затылке Адуш. – Больно глубоко, и склоны крутые. Слезть, может, получится, а, вот, залезть, уже никак.

– Вот и посмотрим, насколько хранители в нас нуждаются, – усмехнулся Игорёха. – А ну-ка, почувствуй, в какой стороне обход искать.

Охотник озадаченно посмотрел на нас, пожал растерянно плечами и, потоптавшись на месте, неуверенно ткнул рукой вправо.

– Нам туда.

– Уверен?

– Да.

– Что-то не чувствую я в твоём голосе уверенности.

– Нет, – уже твёрже произнёс Адуш. – Туда надо.

– Ну, раз ты так считаешь, пошли туда.

Мы двинулись вдоль оврага, временами поглядывая, как осыпающиеся под нашими ногами комья земли летят вниз. Идти оказалось недалеко. Спустя километр наткнулись на толстое дерево, упавшее так, что образовался этакий мосточек. Охотник подошёл к нему, залез на осклизлый от лишайника ствол, подпрыгнул несколько раз, проверяя прочность, и, быстро, придерживаясь за вертикально торчащие ветки, перебежал на ту сторону. Следом за ним перешёл и Буран.

– Идите сюда! – крикнул он нам. – За ветки держитесь, а то скользко. А ствол крепкий, не трухлявый. Выдержит.

***

На обед много времени не тратили. Просто присели на небольшой полянке, на скорую руку перекусили консервами и опять вперёд. Буран, тоже, довольствовался куском вяленого мяса и, сейчас, был не прочь помочь нам в поедании консервов. Но мы не поделились, к его глубокому сожалению. Я ясно чувствовал внутри беспокойство, не позволяющее расслабиться, и, почти физически, ощущал, словно кто-то подталкивает меня в спину. Судя по всему, мои друзья испытывали что-то подобное, хоть, никто из нас не делился своими ощущениями. Просто быстро шли вперёд, не задерживаясь и ни на что не отвлекаясь.

К озеру вышли уже к вечеру. Садящееся солнце окрасило воду в багряный цвет, и всё вокруг стало каким-то нереальным, инфернальным и потусторонним. Посередине озера клубился туман, создавая впечатление опустившегося на поверхность огромного облака. Мы встали на берегу, заворожённые красотой природы, а Буран бросился к воде и радостно стал носиться по мелководью.

– Ну, и где эти хранители? – нарушил молчание      Лёха. – Шаман говорил, что ждут нас.

– Вон, они, по-моему, – показал рукой вдаль Игорян. – Если я не ошибаюсь.

Я присмотрелся и, действительно, увидел с краю лежащего на воде облака, где пелена была пореже, какое-то движение. Что-то тёмное плыло по воде в нашу сторону.

– Лодка, что ли? – всмотрелся вдаль Лёха.

– Скорее всего, – согласился Игорёха.

Это, действительно, была лодка. Точнее, небольшой рыбацкий баркас, типа тех, что я видел, когда ездил к сослуживцу в гости в Одессу. Два крепких мужика сноровисто гребли вёслами, толкая судёнышко по спокойной воде, а на корме у рулевого рычага стоял высокий старик с седой бородой, одетый в длинную белую хламиду. Баркас прошелестел килем по отмели, гребцы выскочили из лодки и, по пояс в воде, вытащили судно повыше. Старик, неожиданно легко, спрыгнул и подошёл к нам.

– Мира вам, люди, – глубоким голосом проговорил он, выпрямившись, словно лом проглотил.

– И вам не хворать, – ответил за всех нас Игорян.

– Меня зовут Юка-тайда. Эркеш-тайда ждал вас.

– А нас…

– Я знаю, кто вы. И Эркеш-тайда знает. Поэтому, не будем терять времени. Скоро стемнеет. Рассаживайтесь, и поплывём.

Ну, было бы предложено. Мы помогли спихнуть баркас с мели, запрыгнули на него, гребцы снова впряглись в вёсла, и мы поплыли навстречу лежащему на воде облаку. Меня не покидало ощущение чего-то нереального. Словно я не наяву, а во сне, и баркас сейчас оторвётся от водной глади и полетит по этому вечернему небу, на котором, оказывается, нет ни тучки, ни облачка какого-нибудь захудалого. Странно, вроде, совсем недавно небо было облачным. Я ещё раз посмотрел на гребцов и старика и, наконец, понял, что показалось мне в их облике неправильным. У всех троих был вполне европейский тип лица. Ни приплёснутых носов, ни широких скул, ни, даже, раскосых глаз. Вполне европейские, даже слишком правильные, черты лица. И все трое были блондинами.

Стена клубящегося, густого до непрозрачности, тумана приближалась. Мы с некоторой опаской смотрели на нависающие над нами густые, словно вата, белые клубы. Наконец, лодка врубилась в белую стену и, спустя мгновенье, мы погрузились в белесую темень. Мгновенно пропали, словно отрезало, все звуки. Даже вёсла, погружаясь в воду, не издавали ни одного всплеска. Буран, и тот, до этого с интересом поглядывающий на воду, забился под лавку и испуганно молчал. Мы плыли в молочной пелене недолго. Минуты через три, туман кончился, и над нами вновь появилось вечернее небо.

Я посмотрел вперёд и увидел остров. Он был недалеко. Всего метрах в ста от нас. Прямо из воды в начавшее темнеть небо устремлялись высокие скалы с острыми вершинами. Никакой пристани видно не было, и я обеспокоенно обернулся на Юка-тайда. Старик спокойно стоял у рулевого рычага и смотрел на приближающийся берег. Может, пристань на другой стороне, и нам нужно будет обогнуть остров? Ведь, откуда-то они отплыли. Гребцы тоже не высказывали никакого беспокойства и всё так же размеренно налегали на вёсла. Интересно, как они там, в скалах живут? Отсюда, по крайней мере, ни одного подходящего места для жилья я не вижу.

Скалы всё приближались и, наконец, нависли над нами, подавляя своей величественностью. Именно тут ощущалась до невозможности ясно вся дикая мощь природы, всё её величие и полное безразличие к нам, маленьким людишкам, словно блохи, копошащимся на её теле. Старик навалился на рычаг, и баркас, повернув, поплыл вдоль поднимающейся отвесно вверх базальтовой стены. Впереди показался грот, уходящий вглубь скалы, Юка-тайда повернул, и судно скользнуло в кромешную темноту. Почти сразу возникло сияние, освещая осклизлые от сырости стены и играя бликами на воде. Я поискал глазами источник света и увидел на вытянутой ладони старика что-то сверкающее, испускающее лучи, словно он держал на ладони маленькую, но настоящую звезду.

***

Тоннель был извилистый, но недлинный. Не прошло и десяти минут, как впереди слабо забрезжило, и мы выплыли наружу. Вечер уже вступил в свои права, на тёмном небе начали появляться первые звёзды, но темно не было. По всему берегу реки, в которую мы попали, выплыв из тоннеля, стояли высокие стойки с чем-то, напоминающим фонари в парке культуры и отдыха. Такие же молочно-белые шары, излучающие матовый тёплый свет. Похоже, река, или вернее, канал, кольцом опоясывал обширную долину внутри острова.

Мы пристали к мосткам на берегу и выбрались на дощатый настил, огороженный перилами. Я огляделся по сторонам. От реки вела дорожка, мощенная плоским камнем и освещённая такими же, как и на берегу, фонарями. Цепочка светящихся шаров уходила вдаль, туда, где стояли дома. Особо, ничего не было видно, но то, что дома большие и добротные, было понятно даже в темноте. Юка-тайда проследил, как гребцы привязали баркас, достали вёсла, руль, и потащили их в сарайчик, стоящий неподалёку. Мы, не зная, что делать дальше, стояли, переминаясь с ноги на ногу. Даже, Буран притих и настороженно поглядывал по сторонам.

– Пошли со мной, – наконец, повернулся к нам старик. – Устрою вас на ночлег.

– Мы бы хотели артефакт Ульгеня посмотреть, – не согласился Игорёха.

– Санаа? Он в Главном доме. Туда мы попадём завтра. И, без Эркеш-тайда мы, всё равно, не можем его показать.

– А где он? Ведите к нему, пусть разрешит.

– Не так быстро, – усмехнулся Юка-тайда. – Сегодня вы отдыхаете. Все дела завтра.

– Почему? – в Игорёхе проснулся азарт исследователя, и было видно, как ему не терпится прикоснуться к тайне.

– Эркеш-тайда сейчас с богами беседует. Это всю ночь займёт.

Даже я расстроился, что, ещё, целую ночь, ждать придётся. А на Игоряна и Лёху смотреть было жалко. Но, хотя бы, сразу не отказали. Есть надежда, что допустят к артефакту. Даже баркас за нами прислали. Никуда не денешься, придётся подождать. Мы понуро пошли по дорожке следом за стариком.

– А, откуда у вас электричество? – чтобы не идти молча, поинтересовался я. – Где-то электростанция есть, или генератор?

– Это не электричество, – не оборачиваясь, ответил Юка-тайда.

– А, что, тогда? Газовые фонари?

– Нет. Это свет звёзд, который вдохнул Ульгень в камни.

– А, если попроще? Для ничего не понимающих в вашей мифологии?

Старик остановился, пристально посмотрел на меня так, что у меня мурашки побежали по спине, потом улыбнулся одними губами и пошёл дальше.

– В скалах есть особые камни, прозрачные, похожие на стекло. Мы их находим, а Ульгень вдыхает в них свет звёзд. Проще уже не объяснишь.

– Прямо спускается к вам сюда и вдыхет? – переспросил я и осёкся, увидев, как от моей бестактности на секунду окаменело лицо моего собеседника.

– Нет. Мы складываем камни в кучу и проводим обряд, посвящённый Ульгеню. К концу обряда камни начинают светиться.

– И, горят постоянно?

– Мы умеем гасить и снова зажигать этот свет.

– А в тоннеле, у вас на ладони?

– Это тоже камень со светом звёзд. Только он не прикрыт был ничем, поэтому свет резкий, острый, а эти, на фонарях, под колпаком. Отсюда и свет мягкий и тёплый.

Мы замолчали, и я попытался осмыслить только что услышанное. Прозрачные камни, это, скорее всего, горный хрусталь. Видел я такие где-то, то ли в книжке, то ли в учебнике. Этакие пирамидки, пучками растущие из одного корня. Но, как заставить горный хрусталь светиться, ума не приложу. Может, я ошибаюсь, но горный хрусталь не светится. Нечему там светиться.

Дорожка привела нас к окраине посёлка. Аккуратные дома по сторонам улицы, невысокие штакетники, за которыми в свете фонарей угадывались цветочные клумбы во дворах, собаки, агрессивно облаивающие Бурана, всё было настолько сюрреалистичным, что хотелось зажмуриться и потрясти головой, словно прогоняя наваждение. Но посёлок никуда не пропадал и был таким же реальным, как и скалы, окружающие нас со всех сторон и в темноте на фоне ночного неба выглядевшие, словно зубы огромного дракона.

Наш проводник подвёл нас к одному из домов, на крыльце которого стоял мужчина лет пятидесяти, тоже, вполне европейской наружности, в меховой безрукавке, накинутой на голые плечи. Молча, они посмотрели друг на друга, потом старик повернулся и ушёл.

– Юка-тайда сказал, что вы к Эркеш-тайда пришли и вам надо переночевать. Проходите в дом. Я постелю вам.

– Когда он успел сказать тебе это? – подозрительно прищурился Лёха.

– Да, вот сейчас и сказал. Ты, Алексей, не удивляйся. Мы словами почти не разговариваем.

– Телепаты, что ли? – раскрыл я рот от удивления.

– Не знаю, что такое телепаты, но у каждого человека есть внутренний голос. И каждый человек может говорить им в голове у другого.

– А мы, что, не люди, что ли? – обиделся Игорёха.

– Люди, конечно, – мужик испугался, даже. – Самые, что ни на есть, настоящие люди.

– Но мы не можем говорить в голове другого человека.

– Это, Игорь, вы просто не умеете. А, если вас научить, то тоже сможете. Человек, ведь, не сразу, даже, ходить учится, я уже не говорю о способности читать и писать. Вы умеете только то, чему вас научили.

– Подожди, – только сейчас дошло до меня, – Откуда ты знаешь, как нас зовут?

– Юка-тайда сказал. Он каждого из вас представил мне. Меня, кстати, Саклаем зовут. Так что, будем знакомы.

Буран, наконец, изволил обратить своё внимание на заходящуюся лаем собачонку у будки под навесом и лениво потрусил к ней. Собачка обмочилась от страха и юркнула в будку, не переставая визгливо лаять. Пёс спокойно понюхал содержимое миски, одним глотком опорожнил её и попытался залезть в конуру. Влезла только задняя половина Бурана. Где-то там, внутри, приглушённый мягкой густой шерстью охотничьей собаки, выл от ужаса местный кабыздох, но Буран невозмутимо посмотрел на нас, зевнул во всю пасть, показывая внушительные клыки, и положил свою большую голову на лапы.

– Не порвёт? – немного обеспокоенно поинтересовался Саклай.

– Буран-то? – ответил Адуш. – Нет, не порвёт. Он – воспитанный.

Воспитанный Буран ещё раз от души зевнул и закрыл глаза, всем своим видом показывая, что мы можем быть свободны, а он будет отдыхать.

***

Дом у Саклая оказался просторным, а, благодаря «Свету звёзд», ещё и светлым. Я подошёл поближе и присмотрелся к, закреплённому на потолке, сияющему кристаллу. Ну, точно горный хрусталь! Именно таким я его и видел на фотографиях. Правда, там был целый пучок, когда из основания росли до десяти пирамидок, а тут пучок был явно разделён, и была только одна пирамидка, но горела она качественно. Высокая, статная, с толстой, пшеничного цвета, косой, женщина быстро собрала на стол и молча, с достоинством, удалилась.

Хозяин дома жестом пригласил садиться и, дождавшись, когда рассядемся мы, уселся сам. Так же молча, разложил из чугунка по тарелкам рисовую кашу с крупными кусками мяса и, взяв руку толстый ломоть хлеба, принялся есть. Похоже, у них тут разговоры не в чести. Ну, ничего, это мы поправим. Не все умеют говорить телепатически. А мы, и вообще, только словами свои мысли и выражаем. А аппетит разыгрался зверский. Ещё бы! Весь день по лесу шли, даже на обеде сэкономили. Перекус консервами не в счёт. А каша была вкусная! Масляно блестевшие рисинки – одна к одной, аромат – слюной захлебнуться можно, а мясо слегка жирное, мягкое, прямо, тающее во рту.

– Что это за место? – насытившись, Игорёха потянулся к пиале с чаем.

– Я не понимаю, о чём ты? – Саклай собрал грязные тарелки и сложил их в таз с водой.

– Что это за посёлок?

– Это наша родина. Мы живём тут и стараемся ни с кем не вступать в контакт. Тут жили наши отцы, деды и прадеды.

– А остров? Почему он в таком густом тумане? Я, сначала, подумал, что вокруг него бьют горячие источники, но туман не был тёплым. Он был никаким. Это не пар.

– При помощи тумана Ульгень укрывает наш остров от посторонних взглядов, когда его видно, и переносит его туда, куда надо.

– Переносит?

– Да. Посмотрите в окно.

Мы, как по команде, повернули головы к окнам и поражённо уставились на белую муть. Темноты не было. Такое я видел однажды, когда во время бурана сидел в деревенской избе в глухой деревушке на Урале. За окном тогда была такая же белесая муть и, несмотря на ночь, в хате было светло.

– Что это? – вырвалось у меня.

– Это перенос. Нас уже нет на озере.

– Как же так? – вскочил на ноги Лёха, чуть не опрокинув стол. – Как мы вернёмся? Я не собираюсь оставаться тут!

– Не переживай. Старейшины знают, что делают. Даже, если вы будете умолять старейшин, вас тут не оставят. Тут живут только хранители.

– И ты хранитель?

– И я.

– Как он, хоть, выглядит, артефакт этот?

– Я и слова-то такого не знаю. Что это такое?

– Ну, амулет этот, который вы храните?

– Санаа, – подсказал Адуш.

– Это лучше самому увидеть. Вот, решит Эркеш-тайда вас к нему допустить, сами увидите.

– Адуш, – повернулся к охотнику Лёха. – А почему сана?

– Душа, по-нашему. Душа Ульгеня.

– Ну, надо же! Не больше, ни меньше. Звучит поэтично. А как на самом деле?

– Уж, поверь, в сана действительно есть часть души Ульгеня, – убеждённо тряхнул головой Саклай. – Иначе, как бы мы перемещались?

– Кстати, куда? – поинтересовался я. – На другое озеро, в океан, или на другой континент?

– Я не знаю. Я, всего лишь, низший хранитель. Живу, веду хозяйство, участвую в обрядах и верю. Вера – главное. Она питает санаа. И я никогда не бывал по ту сторону гор. Вам все расскажут верхние хранители, если сочтут нужным.

– Так, у вас тут своя иерархия? – заинтересовался Игорян. – То есть, все обязанности распределены?

– А, как же? Так всегда было. Кому-то надо обеспечивать общину, кому-то – учить детей, кому-то – строить, кому-то обряды вести, а кому-то – на небеса ходить, с духами верхними, а то и с самим Ульгенем говорить. Тут, от способностей зависит, которые ещё в раннем детстве проявляются.

– Слушай, Саклай, – поинтересовался я. – Что вы за народ? Вы же не алтайцы? Вот, алтаец самый настоящий. Адуш, покажись.

Адуш, явно польщённый, вниманием, поднялся во весь свой невысокий рост и важно выпятил вперёд подбородок, пытаясь сделать придать своему плоскому скуластому лицу солидное выражение.

– Видишь? – показал я на охотника. – А, теперь, в зеркало посмотрись. Я видел мало ваших. Всего два гребца, Юка-тайда, да тебя. Не знаю, как остальные, но, если всех вас переодеть в современную одежду, вы ничем не будете отличаться от европейцев. Тех же норвежцев, например.

– Я не знаю, кто такие европейцы, или норвежцы, – задумчиво потёр рукой подбородок Саклай. – Но, наши предания говорят о том, что мы – потомки древнего народа, когда-то научившего человечество науке, ремёслам и письму.

– А, откуда вы, тогда, взялись?

– Нас создал, научил всему и прислал сюда Ульгень. Для того, чтобы вытащить человечество из дикого существования.

– Ну, прямо легенды об Атлантиде и Гиперборее, – хмыкнул Игорёха.

– Я, даже, больше скажу, – засмеялся Лёха. – Живое подтверждение легенд.

– Тоже мне, нашли подтверждение, – скептически скривился я. – Вы посмотрите, они же в средневековье застряли!

– Ну, во-первых, никто эти легенды на веру принимать не собирается, – отмахнулся Игорян. – А, во-вторых, технократическое развитие цивилизации не является единственным вариантом. А то, что в нашем обществе назвали бы чудом, а учёные сплошь бы скрежетали зубами от бессилия, тут – на каждом шагу. Вот и думай теперь.

– Да, что ту думать? Голова кругом идёт!

– Я предлагаю не заморачиваться, – предложил Лёха. – Лучше поспать. А завтра встретимся с их старейшиной. Как его?

– Эркеш-тайда, – услужливо подсказал Адуш.

– Да, вот именно. Вот завтра нам Эркеш-тайда всё и объяснит. Если захочет.

Мы улеглись на уложенных на пол ватных матрасах, и, последнее, что я видел, когда уже засыпал, это Саклай, проводящий раскрытой ладонью под светящимся кристаллом. Кристалл стал затухать и, наконец, в комнате стало темно.

Утром нас разбудил хозяин дома. Его молчаливая жена быстро соорудила нам завтрак и, как и вчера, удалилась.

– Кушайте быстрее, – поторопил нас он. – Старейшины готовы вас принять.

– А Эркеш-тайда? – Игорёха со смаком намазывал на крупно порезанный кусок хлеба жёлтое, покрытое капельками конденсата, масло.

– Не знаю. Это, как он решит.

– А без него нам, какой резон с вашими старейшинами встречаться? Допуск к санаа только Эркеш-тайда даёт.

– Я не знаю, будет ли он там, – пожал плечами хозяин дома. – Мне сказали разбудить вас, чтобы вы могли направиться в Главный дом. А там всегда старейшины заседают. Может, и Эркеш-тайда там будет. Вы же сюда к санаа шли, и вас на остров допустили. А сюда мало кого пускают. Значит, покажут вам санаа.

– Ладно, мужики, – оборвал разговор Лёха. – Так гадать можно долго. Быстро завтракаем и идём. Ты же, Игорь, видишь, что он не знает ничего. На месте всё ясно выясним.

Немудрёный крестьянский завтрак умяли быстро и поднялись из-за стола, с нетерпением поглядывая на Саклая. Тот понял нас с полувзгляда, встал и кивнул головой на выход. Под навесом Буран грыз большую кость, а рядом что-то ела из миски местная собачонка, настороженно поглядывая на своего огромного соседа. Увидев нас, пёс с сожалением оторвался от своего лакомства, подошёл к Адушу и вопросительно заглянул ему в глаза.

– Пошли уже, – похлопал Адуш своего верного друга по холке. – Будет ещё на твоём веку много костей.

Только сейчас, при свете дня, удалось нормально осмотреться. Довольно большой посёлок, добротные дома с резными наличниками, под окнами высажены цветы, а во дворах крупные хозяйственные постройки. Ухо сразу уловило звуки деревенской жизни: мычание коров, блеянье коз, хрюканье свиней, кудахтанье кур, гогот гусей и вездесущий лай собак. Я оглянулся в ту сторону, откуда мы вчера пришли и увидел дорожку, выбегающую из посёлка и тянущуюся по изумрудному от травы полю до самого причала. А там, вдали, стеной поднимались мрачные скалы. Но, больше всего, меня поразило небо. Салатовые и светло-зелёные переливы волнами шли по всему небосклону и делали его пугающе красивым.

Возле ворот стояла повозка, запряжённая лошадью, понуро щиплющей траву у забора. Кажется, это была пролетка, хотя, с таким же успехом, она могла называться и бричкой, и тарантасом и, даже, дилижансом. Не силён я в гужевых транспортных средствах. Вот, если бы «Жигули» были, сразу бы сказал, какая модель. Или, «Москвич», например. В кузове пролетки сидел и спокойно смотрел на нас Юкка-тайда. Неожиданная встреча.

– Садитесь, поедем уже, – немного насмешливо проговорил старик. – Не ожидали меня увидеть?

– Признаться – нет, – ответил Игорёха. – Какими судьбами?

– Я – старейшина этой деревни. Поэтому, именно, мне и было поручено встретить вас. Ведь, именно, моя деревня стоит у пристани.

– У вас, что, не одна деревня? – удивился я.