Ему, как я его люблю».
Картину эту представляя,
Она лишь горько усмехнулась.
Нет! Даже не пошевелилась.
Всё выгорела в ней дотла.
А во дворе сиренью пахнет.
Темно-зеленые листы
Тебя погладят.
– Здравствуй, Вера!
Как хорошо, что ты вернулась!
А Фрэндик прыгает и ногу
Ее старается обнять.
И смотрит черными глазами
И ждет, когда его погладят.
Собаки тоже любят ласку.
– Ну, здравствуй, Вера!
Оглянулась.
Стоит Василий у забора.
И улыбается какой-то
Он виноватою улыбкой.
– Ну, как дела?
– Да всё нормально.
– Ну, хорошо, когда нормально.
Так значит, скоро станешь мамой?
– А ты пришел спросить об этом?
– Да так… Вот мимо шел и вижу:
Ты во дворе. Давно ж не видел.
Решил вот подойти поближе.
Чтоб поглядеть и поболтать.
– А сам-то, Вася, не женился?
– Да нет! Да и на ком жениться?
Сама же знаешь: кончив школу,
Девчонки в город уезжают.
– А я из города вернулась.
Быть может, и другие тоже
Вернутся. И найдешь невесту.
На свадьбу, не забудь, позвать.
– Да я бы на тебе женился.
Других и даром мне не надо.
Глава тридцать третья
ЛЮБА И ДУНЯША
Соседка всё стирает и стирает.
А раз стирает, значит, снова кто-то
Испортил настроение ее.
Хоть в общежитье есть стиральная машина,
Но вечно занята она
Или сломается опять.
А слесарь долго не идет,
Ведь здесь калымом и не пахнет даже.
Что ж торопиться?
Подождут засранки!
– Ну, что опять случилось-то, Дуняша? –
Спросила Люба.
– Ой, как надоело
Всё это мне!
И тяжело вздохнула.
– Вон возле склада кто-то спер трубу.
Я виновата. Высчитали, гады.
И так копейки получаешь, еле-еле
Концы с концами сводишь. А охота
Купить чего-то вкусного. И туфли
Совсем уж истрепались у меня.
Но ведь беда одна ходить не любит.
Вон Толька-паразит
Запал на Ольгу.
Подсобницей работает на складе.
На морду так себе,
Зато такие сиськи
И задница.
Моих там три вместятся.
Как муха крутится вокруг нее.
А та, смотрю, хорошая давалка.
Ох, чует сердце, Тольку отобьет.
– А что ж вы не поженитесь, Дуняша?
– Да разве против я?
Он крутится, как уж.
Всё бубонит, что надо подождать,
Вот заработает, получит ипотеку.
Снимать жилье, так с голоду умрешь.
Уж три аборта сделала.
Плюется.
– Предохранялись бы!
– Ага! Он так не любит.
Мол, кайф не тот.
А на меня плевать.
Родить уж что ли?
Надоело всё!
А тут уж как никак
Душа родная.
Нет мужиков.
И это не мужик.
Им только б трахаться
Да водку с пивом пить.
А больше-то
Им ничего не надо.
– Зачем, Дуняша, так!
Не все ж такие!
И ты найдешь
Нормального мужчину.
Дуняша бросила белье. Со злостью
Глядит на Любу.
– Мне зачем
Нормальный? Я его люблю.
Другого же и даром мне не нужно.
Да ну вас всех!
Нашлись мне утешительницы тоже!
Сидела бы в деревне у себя!
Но в город понесло! В деревне
Все женихи уже перевелись?
Уйди ты от меня! Не утешай!
Глава тридцать четвертая
НАДЯ. РАЗРЫВ С ЛЕЛЕМ
– В деревне липы пахнут медом.
Здесь камня и бензина дух.
Еще пытаются учить нас.
Вот так! Для них мы низший сорт.
Ах, Ваня! Ваня! Милый Ваня!
Тебя люблю я. Ну, и что же.
Любовь мне горе принесла.
Я для тебя была игрушкой,
Красивой и забавной куклой.
Во мне увидеть человека
Ты даже не пытался, Ваня.
– О чем ты?
Лель глядит угрюмо.
– Фантазии одни.
Я только
Люблю тебя.
Ты это знаешь.
И всё я делал для тебя.
И для ребенка буду делать.
Сполна всё дам вам.
Будь спокойна!
– Да как же не поймешь ты, Ваня?
Ты нужен мне весь целиком.
Не деньги, не твои подачки…
– Подачки?
Он поднялся с кресла.
– Какой же я дурак. Однако!
Твой хитрый план не разгадал.
Вот и девчонка из деревни!
Ты фору дашь любой. Как ловко
Всё закрутила!
– Ты о чем?
Глядит испуганно на Ваню.
– В чем ты меня подозреваешь?
– В чем? Ты даже тут хитришь. Но больше
Не проведешь меня уже.
Ты план, конечно, хитроумный
Задумала. Всё изначально
Спланировала, рассчитала.
Сплела такую паутину,
Как муху глупую поймала.
Дурак! Конечно же, мужик богатый.
Прельстить его, захомутать,
Чтоб бросил он семью, женился.
А как он женится, то сразу
Любовником обзавестись.
И даже если он узнает,
Совсем не страшно. Разведемся.
Отдать от должен половину
Всего, что только он имеет.
Не половину! Больше даже!
Две трети! Есть еще ребенок.
– Ты это…
Надя отступила.
– Серьезно? Или пошутил?
Нет! Так не шутят!
Зарыдала.
– Уйди! Я не желаю видеть
Тебя! И не желаю слушать!
Уйди!
– Конечно же, уйду!
– Нет!
Надя слезы вытирает.
Смеется он.
– Здесь всё твоё.
Твоя квартира, мебель, телевизор,
Посуда и плита на кухне.
– Здесь ты хозяин.
Вещь одна
Принадлежит тебе не может.
Я эта вещь. Но этой вещью
Ты больше, Ваня, не владеешь.
– Прислать такси или пешочком
Сама дойдешь? Дорогу знаешь?
Но Надя молча собирала
Одежду в сумку.
С этой сумкой
Она явилась из деревни,
Желая город покорить.
– Ну! Ну! – кивнул
И хлопнул дверью.
Всё! сумка собрана. Присела.
И засмеялась.
– Ну, и дура!
Какой же глупой я была!
И ладно!
Так нам девкам надо!
А то губу-то раскатила!
Богатой стала! Фу ты! Ну, ты!
Я за границей отдыхаю.
Шофер катает персональный
На фитнес, в модные салоны,
По вечерам же рестораны,
В которых за один лишь вечер
Спускаешь столько, что доярке
Не заработать даже за год.
Да! Сумочка немного весит.
И на автобусе доедешь.
С души как будто бы свалился
Тяжелый камень. Улыбаясь,
Она идет по тротуару.
Одета просто, но со вкусом.
Уже живот чуть-чуть заметен.
И смотрят встречные мужчины
Так плотоядно на нее.
Глава тридцать пятая
ВЕРА. ПОРА РОЖАТЬ
Видно жизнь хорошая
У сельчанок здешних!
Вечером на лавочке
Сядут, как наседки,
Языками чешут,
Семечки клюют.
Все узнаешь новости
Местные от кумушек.
Сны свои расскажут,
Телесериалы,
Даже о политике
Порой поговорят.
А представьте в городе:
Все по норам спрячутся,
Никакого дела
До соседей нет.
Всё в деревне общее.
Есть и злопыхатели.
Люди всё же разные.
Что тут говорить!
– Ой! Смотрите «скорая»!
А к кому торопится?
Ой! Смотрите к Веркину
Дому. Значит, срок
Подошел. И точно
Варя вышла с Веркою.
Вот! Дождалась внуков!
– Нынче это быстро.
И без всякой свадьбы.
Сколько одиночек
Развелось у нас!
С мужиками туго.
Всё, что поприличней
По рукам прибрали,
И остались только
Алкаши одни.
«Скорая» рванула.
Помахали Верке.
– Ну, иди, Варвара!
Что там расскажи!
Варе уж за сорок,
Темная, худая,
Мужиков, конечно,
Уже не привлечет.
Села на скамейку.
– Вот такое дело!
Увезли в роддом.
А давно ли Верка
Бегала соплюхой,
С куклами играла.
Время как летит!
– Это точно, Варя, -
Ей кивают бабы.
– И сама недавно
Молодой была.
– Ой, да я-то ладно!
Мне чего ведь надо:
Лишь бы только Верке
Было хорошо.
Внуку или внучке
Крепкого здоровья,
Чтоб нужды не знали
И как люди жили.
– Это так! – вздохнули.
– Время птицей мчится.
Не успеешь глянуть,
Жизнь уже прошла.
Глава тридцать шестая
ЛЮБА И САША
С неба яблоко упало.
Надкуси, мой дорогой!
Надкусил, как на мадонну,
Смотрит, затаив дыханье.
И три самых главных слова
Он сказать сейчас ей хочет,
Но никак не наберется
Духу, чтобы ей сказать.
И в глаза глядеть не может.
Лишь украдкой, как воришка,
И уверен, если глянет
Он сейчас в ее глаза,
Сразу всё понятно станет,
Не нужны слова любые,
Ведь глаза соврать не могут,
Даже если врут уста.
– Поздно, Саша.
Со скамейки
Поднялась устало Люба.
– Знаешь, в общежитье строго.
Комендантский час у нас.
Опоздаешь, комендантша
Докладную сразу пишет
И инспектору по кадрам
Отдает ее она.
Та еще суровей будет,
Пропесочит, отругает,
Пригрозит: «При повторенье
Сразу вылетишь, как пробка!»
– Понимаю, – молвил Саша.
– Провожу тебя? Не против?
Я-то комнату снимаю.
Хоть во сколько приходи!
– Я бы тоже. Только деньги
Посылаю я в деревню.
Моя мама – инвалидка.
Подрастает младший брат.
– Понимаю! Понимаю!
Молча он шагает рядом…
За руку не смеет даже
Взять. Вздыхает и молчит.
– Ну, пришли! – сказала Люба.
– До свидания!
– До завтра!
– До свидания! А знаешь,
Я хотел тебе сказать.
Я живу один в квартире.
Комната с перегородкой.
И в двухкомнатной квартире,
Получается, живу.
Мне две комнаты не надо.
И одной вполне хватает.
Может быть, вторую, Люба,
Ты займешь? Там есть кровать,
Шифоньер и телевизор.
Кухня есть и ванна с душем.
Вот такое, значит, дело.
Тут же Саша напугался,
Побледнел, застыл на месте.
– Нет! Ты только не подумай,
Что я что-нибудь чего-то.
Даже в мыслях нет такого,
То есть я, наверно, зря
С этим глупым предложеньем.
Не подумал. Глупость брякнул.
Если я тебя обидел,
Ты прости меня. Я глупый.
И не знаю, как я должен
С девушкою говорить.
Люба тихо засмеялась,
Рот ладошкой прикрывая,
И глаза ее смеются.
– Я уверена, что нынче
Нет таких, как ты, – сказала.
– Ты, как будто, Александр,
Из далеких лет явился.
– Да мне тоже говорили.
Я какой-то малахольный
И совсем несовременный,
Что таких, как я, клюют
Все, кому не лень… Конечно,
Мямля я и трус, наверно.
И тебе со мною скучно.
Я же серый, не умею
Пошутить, развеселить.
– Это что еще такое?
Может быть, сейчас заплачешь?
Ты прекрасный, смелый, умный,
Просто ты себя не знаешь, -
Так сказала громко Люба,
Каблучком сердито топнув.
И за шею обхватила,
И на цыпочки привстала,
В струнку вытянулась Люба
И его поцеловала.
Он еще поверить в это
Не успел – ее уж нет.
Только стук дверей услышал.
Может, всё ему приснилось?
Нет! Совсем и не приснилось.
Всё случилось в самом деле.
Он бы в пляс сейчас пустился,
Если бы умел плясать.
Он по городу ночному
До глубокой ночи бродит.
Улыбается прохожим.
Те спешат в недоуменье.
Может, это псих какой-то.
Разве можно улыбаться
Незнакомым просто так?
Жизнь прекрасна. Он так счастлив.
Эх, запеть бы! Но сдержался.
«Люба! Любочка! Голубка!
Как же я люблю тебя!
Нет тебя на свете лучше!
Красивей ты всех красавиц!
Счастлив я!»
Он засмеялся.
Вот и дом, где он живет.
Глава тридцать седьмая
НАДЯ В РАЙЦЕНТРЕ
Пока весенний колокольный звон
Разносится по городу кругами,
Почувствовала Надя, что в душе
Какой-то перелом произошел
Она сейчас совсем уже не та.
Какая-то уверенность и мудрость
В ней поселились.
Сейчас другой родился человек.
Автовокзал… Народу же! На митинг
Попробуй столько собери людей!
«Ну, вот считай, что я почти что дома!»
– Надежда! Ты ли это?
Обернулась.
Пред ней Марина
С сумкой вот такущей!
С Маринкою работала на дойке.
– Да! А тебя сейчас и не узнать.
Такая городская стала вся.
Ты изменилась. Ты красавица такая!.
Ты в гости, Надя? Маму навестить?
– Да нет! Решила вот назад вернуться.
Не прижилась я в городе чего-то.
Нос у Маринки даже покраснел
И, сумку на пол опустив,
Подняла руки. Хлопает глазами.
– Да как же так? В деревне говорят,
Что за богатого ты замуж вышла, Надя.
Катаешься на дорогих машинах.
Вся в золоте. И во дворце живешь.
– Вранье всё это!
Надя отмахнулась.
– Там богачи сидят и только ждут,
Когда невесты к ним приедут из деревни.
А тут другая женщина подходит
Из их деревни.
– Ой! Едва признала.
Как изменилась ты, Надежда! Не узнать.
Уж не девчонка. Женщина. Решила
Свою деревню, значит, навестить?
А что же на автобусе ты едешь,
Не на машине? Для таких автобус,
Как я или Маринка, нищебродов.
– Я тоже нищебродка, тетя Оля.
Вот в этой сумке всё мое богатство.
– Смотрите! Надя!
Вот еще знакомый.
А там еще, еще, как будто полдеревни
Сегодня на вокзале собрались.
Ах, да! Ведь пенсию сейчас дают.
Понятно! И в ЗАО-то получку тоже дали.
Глава тридцать восьмая
ВЕРА ХОРОНИТ РЕБЕНКА
Стоит наш батюшка на камушке,
Поет прощальную молитву.
Хотя младенец некрещённый,
Греха он совершить не мог.
Лежит он в гробике, как куколка.
Из-за цветов не видно личика.
В своей короткой детской жизни
Он «мама» не успел сказать.
Бог дал, бог взял – как говорится.
Но как вы объясните матери,
В глазах которой свет померк
И жить не хочется ей больше,
За что страдания великие?
Уж лучше б смерть ее прибрала.
Она грешна. Она виновна.
Как будто душу оторвали
И тоже в землю опустили.
А впереди лишь мрак кромешный.
Утрачен смысл бытия.
Остался только малый холмик.
И всё! А мать сожгла пеленки,
Пинетки в печь и распашонки,
Коляску отдала мальчишкам,
Чтоб ничего случайно дочке
О горе не напоминало.
Вот и понянчилась с внучонком.
Уж лучше Бог ее б прибрал!
Лежала Вера трое суток.
Еды совсем не принимала.
Лицо у дочки почернело
И не осталось больше слез.
В конце концов не удержалась,
Присела мать к ее кровати,
Погладила ее, а Вера
Глядит безмолвно в потолок.
– Какое горе! Только, Вера,
Нельзя так сильно убиваться.
Гневишь ты этим только Бога.
Тебе послал Он испытанье,
Должна ты выдержать его.
Жизнь продолжается. Всё будет.
И радости, и горя много
И близких смерть.
Так мир устроен.
На это нечего роптать.
Смирись же, Вера! Будь покорна
Ты Божьей воле!
– Ладно, мама!
Я всё отлично понимаю.
Не уговаривай меня!
Болезнь проходит. Горе тоже!
Переживу! Не бойся, мама!
Тут дверь тихонько заскрипела
И приоткрылась. В черном Надя
Стоит смиренно у порога.
– Ну, ты чего застыла, Надя?
Пришла так проходи давай!
Подруге Вера улыбнулась,
Приподнялась.
– Не знаю даже,
Быть может, я пришла некстати.
Скажите, сразу я уйду.
– Да проходи, ей Богу, Надя!
Ведь ты же Верина подруга.
Прошла. А Вера на кровати
Присела. Тихо улыбнулась.
– Я вижу у тебя животик.
– Да вот всё как-то получилось.
– А где отец? С тобой приехал?
– Да нет! Женатый он.
– Кобель?
– Ну, где-то так.
– Смотри, как складно
У нас с тобою получилось.
Пожили в городе, ребенком
Успели мы обзавестись.
Да только моего… Да ладно!
Словами горю не поможешь.
А знаешь, что…
Глядит на маму.
– А в доме есть у нас вино?
– Ну, это… сделаю, девчонки.
Я быстро. Вы уж приготовьте
Себе тут что-нибудь на стол!
Сидят они до поздней ночи
Две закадычные подруги,
Две деревенские девчонки.
То посмеются, то поплачут.
И говорят о том, о сем.
Они теперь уже другие,
Мудрее стали, посерьезней.
И каждая себе сказала:
– Какой же дурой я была!
В окно на них луна глядела.
И звезды им мигают. Что уж!
Жизнь продолжается, девчонки.
Вы только душу сохраните,
Не истреплите по углам!
Кто знает, что там будет дальше.
И счастье будет, и ненастье.
Отчаиваться же не надо.
Ведь это очень тяжкий грех.
Глава тридцать девятая
ЛЮБА ЕДЕТ ДОМОЙ
Конечно, родилась я поздно,
Не современная совсем.
И как на белую ворону,
Другие смотрят на меня.
Сейчас не так, как пишут в книгах.
Девчонки раскрепощены.
Ночные клубы, вечеринки,
Без всяких обязательств секс.
Бери от жизни всё, что можешь –
Девизом стало молодых.
Как можно больше удовольствий!
Оставь проблемы для других.
Но сыр бесплатный в мышеловке
Бывает только, и за всё
Платить приходится. И плата
Бывает эта велика.
Хотя я не права, наверно.
Кто обобщает, упрощает.
И в многоцветье одноцветье
Увидеть только может он.
Жить надо так, чтоб не стыдиться
Своих поступков. Остальное
Не так уж важно. А за модой
Гоняться тоже, что за тенью.
Она уже постель стелила.
И тут звонок. Какой-то номер…
Она его впервые видит.
Кто это может ей звонить?
– Ой, Люба! Здравствуй! Тетя Маша,
Твоя соседка. Не узнала?
Ну, как дела твои, Любаша?
У Любы сердце защемило.
– Да что случилось, тётя Маша?
– Ой! Только не переживай!
Да так оно нормально вроде.
Сережка учится неплохо.
– Да говорите, тетя Маша!
Случилось что-то с мамой? Ну!
– Да. Приступ был. Она в больнице
Сейчас лежит. Ну, а Сережка
У нас. Такие вот дела.
– Всё так серьезно?
– Ой, не знаю.
Но всё же позвонить решила.
Такие вот дела, Любаша.
За братика не беспокойся!
Он поживет пока у нас.
Вот так.
– Спасибо, тетя Маша.
Всю ночь она без сна лежала
И плакала. А ранним утром
Уже стояла у дверей.
Ждала инспекторшу по кадрам.
Пришел Степаныч, запыхался.
– Конечно, Люба. Понимаю.
Такое дело. Всё же мама.
Ну, это, Люба… Возвращайся,
Как это, значит… Как родная,
Ты, это… стала для меня.
И это… вот возьми немного.
Ребята наши подсобрали.
– Зачем?
И старческую руку
Отодвигает от себя.
– Ты это… так не надо, Люба.
Обидеться ребята могут.
У нас традиция такая
Всегда друг другу помогать.
– Ну, правда, лишнее.
Зачем же?
Получку вот недавно дали.
– Да знаю я твою получку.
Бери, тебе я говорю!
Тут молча Саша подошел,
Сказать хотел он что-то Любе.
Но мнется, не промолвит слова.
– Спасибо вам! – сказала Люба.
– Всё! до свиданья! Мне пора!
– Чего ты встал? – шепнул Степаныч.
– Как чурка хлопаешь глазами?
Ну, ты мужчина или тряпка?
Беги, скажи ей что-нибудь!
Она шагает к остановке
И ничего она не слышит.
Догнал ее и, задыхаясь:
– Я, кажется, люблю тебя.
– А если кажется, то, Саша,
Крестится надо!
И в автобус,
Что замер и по-джентельменски
Пред нею двери распахнул.
Она лишь вечером добралась
До Чернореченска. В больнице
Сказали; пусть приходит утром.
Сейчас ее уже не пустят.
Таков порядок.
– Но скажите,
Хотя бы, как она.
Я дочь.
– Поймите, девушка, – сказала
Ей медсестра.
– Я лишь дежурю.
Не лечащий я врач.
– Но всё же!
Как мама чувствует себя?
– Давайте поглядим!
Листает.
– Вчера ей камни удалили.
В реанимации она.
– А состояние какое?
– Ну, вот выходит, что не очень.
– Пожалуйста, хотя б глазочком
Позвольте на нее взглянуть?
– Да как вы только не поймете:
Нельзя!
– Всего одним глазочком!
Я даже заходить в палату
Не буду. Умоляю вас!
– А мне потом влетит за это.
– Я столько не видала маму.
Ну, разрешите хоть взглянуть?
– Ну, ладно! Вот халат, бахилы.
Лишь через дверь. Нельзя в палату!
Идемте!
Мамочка родная!
Как похудела, почернела,
Лежит и глаз не открывает.
Да хоть живая ли она?
Позвать ее хотела: мама.
И еле-еле удержалась.
Пошла. Куда идти? Не знает,
Где эту ночь ей переждать.
Одно лишь место – на вокзале.
Хоть есть знакомые, но как-то
Ей неудобно завалиться:
– Позвольте переночевать!
Глава сороковая
НАДЯ. ПРИВОЗЯТ ИЗ РОДДОМА
Когда отхлынут холода,
И снег просядет, почернеет,
Как бриллианты засверкают
Сосульки на карнизах крыш,
Опять поверить в перемены
Душа желает. Всё плохое
Пускай растает, как сугробы,
Уйдет, как талая вода…
Таким погожим днем весенним
Вернулась Надя из роддома.
Привез сосед ее на «Ниве».
И не одну. С крикливым свертком.
А у крыльца ее подруги
Встречают так, как будто Цезарь
Вернулся в шумный Рим с победой
Над беспокойными врагами.
И где они цветы достали?
Как будто бы оранжерея
У них в деревне существует.
Визжат и прыгают, как дети.
Передают из руки в руки,
Как эстафету, этот сверток.
– Ой! Вылитая тетя Зина.
– Нет! Мамин носик, подбородок!
Ну, вырастит такой красавец,
Всем девкам сердце разобьет!
Одна стоит в сторонке Вера.
Такое хмурое лицо.
Вот-вот она сейчас заплачет.
К ней Надя подошла и молча
Младенца протянула ей.
Сначала Вера испугалась,
Попятилась, уперлась в стенку.
– Возьми! – сказала тихо Надя.
Испуганно взглянула Вера.
Хотела сразу отказаться.
Но бережно взяла малютку.
Открыла личико, глядит.
– Какой хороший!
Улыбнулась.
А по щеке бежит слезинка.
И тихо Вера засмеялась.
– Смотри! Он что-то говорит!
– Ну, что сказать еще он может?
Кормить пора. Проголодался.
Ну, что стоим мы перед домом?
Давайте заходите, девки!
Одни на стол взялись готовить,
Другие помогают Наде. И счастье
У них написано на лицах.
Еще бы! Ведь свершилось чудо.
Свидетельницы новой жизни
Они сейчас. И нет важнее,
Дороже этого момента.
Глава сорок первая
ВЕРА И ВИТЯ
Витя – очень знаменитый
В районе тракторист.
Что ни месяц, то в «районке»
Фотография его.
Хоть комбайн давай,
Хоть трактор,
Хоть бульдозер,
Всё он любит.
Всё обшарит, всё почистит,
День и ночь работать может.
Губернатор был на поле,
Жал он Вите крепко руку,
По плечу он Витю хлопал
И хвалил его. А грамот!
Как обоями, обклеить
Можно целую квартиру.
Вот такой он знаменитый!
Он бы мог найти девчонку,
Но совсем не напрягался,
Потому что лишь о Вере
Были думы у него.
А когда она вернулась,
Он обрадовался сильно.
Что с того, что от другого
Был ребенок у нее.
Жизнь-то – не прямая тропка,
Много всяких загогулин,
То на горку, то под горку,
То вообще дороги нет.
Он под окнами у Веры
Просидеть мог до рассвета.
Если б только не работа,
То вообще б не отходил.
– Ты чего к ней привязался? –
Говорила сыну мама.
– Тоже мне нашел невесту.
Что там в городе она
Вытворяла, мы не знаем.
Витя сразу погрустнеет,
Хлопнет дверью и уйдет.
И спросят меня у двери, куда приду:
– И зачем нам эти истории?
Мало ли что с кем происходит.
А нам зачем об этом знать,
Как три деревенских девчонки,
Не отмеченных талантом
Или богатым умом,
Хотели стать счастливыми?
Ну, покантовала их жизнь, помяла.
А зачем нам об этом знать?
У нас своих проблем по горло.
Но только о нас вот не пишут книжек
И фильмов про нас не снимают,
И песен о нас не поют.
Наверно, вы совершенно правы
И нужно было писать не о них,
А о том, как ведущая «Дома-2»
Отдыхает на курортах Испании,
Как бывшая балерина позирует ню,
Выставляя на обозрение прелести.
Может быть, найдется богатенький буратино
И кинется, давясь горячей слюной.
Или о поп-певице,
Какой у нее дворец,
Что она до сих пор не сосчитала,
Сколько же в нем комнат.
Только о них все пишут.
В глянцевых журналах – о них,
По телевидению чуть ли не каждый день.
Про интернет и говорить не будем.
А вот об этих девчонках
Никто не писал.
Папарацци за ними не гоняются.
И девяносто девять и так далее процентов людей
Ничего не знают про Веру, Надежду, Любовь.
И что самое удивительное:
Они нисколько не обижаются,
Что совершенно обделены вниманием
Средств массовой информации.
А я вот, не спросив их согласия,
Взял и написал о них.
Им, конечно, это не понравится,
Как и всем остальным. Ну, и пусть!
Мне с ними было интересно.
Я хотел записать их мысли,
Проговорить их переживания,
Прожить их жизни. Вот и всё!
Глава сорок вторая
ЛЮБА. ПОХОРОНЫ МАТЕРИ
Хоронить – не боронить.
Закопали, крест поставили.
И остался холмик глины
На земле от человека.
– Вот и всё. Теперь без мамы
Мы с тобой вдвоем остались, -
Говорит братишке Люба.
– Сильным будь, ведь ты мужчина.
Брат прильнул к сестре. Не может
Он понять никак, что маму
Он живую не увидит.
Нет! Поднимется и снова
Возвратится. А иначе
Быть не может. Не бывает,
Чтобы мама вдруг исчезла.
– Мамочка! Вернись! – он плачет.
– Никогда тебе плохого
Не скажу теперь я слова.
Буду делать всё. что скажешь.
– Ну, довольно! Хватит плакать.
Все ушли уже, Сережа.
Надо тоже возвращаться
Нам домой. Обед прощальный
В нашем доме. Понимаешь?
– Понимаю.
Кто-то сзади
Кашлянул
И взял за локоть.
Люба резко обернулась
И глазам своим не верит.
– Саша! Ты? Да как же это?
– Вот решил к тебе приехать.
Не могу себе представить
Своей жизни без тебя.
И втроем пошли в деревню
В дом, где стол их ждал печальный.
Глава сорок третья
НАДЯ. ВСТРЕЧА С ОДНОКЛАССНИКОМ
Вот и зима кончилась.
Поехала Надя в райцентр.
Надо что-то весеннее
Купить из одежды себе.
Ходит она по базару.
Долго стоит у прилавков.
Цены здесь всё же пониже,
Чем в магазинах. Купила
Курточку и сапоги,
Сыну Алеше детское,
Мяса немного, масла.
Вот и считай, от получки
Осталось почти ничего.
С сумкой идет к вокзалу.
Рядом остановилась
Синяя иномарка.
– Надежда! Привет!
Поглядела.
Федя – ее одноклассник.
Был он тихим мальчишкой,
Худеньким, круглолицым.
Теперь настоящий мужик.
Еще и усы отрастил.
– Ну, как поживаешь, Надежда:
– Нормально. А ты?
– Потихоньку.
Вижу идешь к вокзалу.
– Ну, да! На автобус.
– Понятно.
Слушай,
Зачем на автобус?
Садись! Довезу до дома.
– Но ты в Нестеровке же вроде?
–Ну, да! А какая разница?
Подумаешь, километров
Пару десятков лишних.
И сумка, смотрю, тяжелая.
Он вылез, открыл багажник.
– Да как-то мне неудобно.
И денег почти не осталось.
– Надя! Ну, что такое?
Обидеть меня желаешь?
Я разве похож на барыгу?
И сумку из рук берет.
Положил ее в багажник.
– Давай залезай быстрее!
Домой? Или хочешь куда-то
Еще? Завезу! Скажи!
– Домой.
– Ну, тогда погнали!
Глядит на него Надежда.
Да! Парнем он вырос видным.
Просто красавцем стал.
– Женился, наверно, Федя?
– Да как-то всё не выходит.
Да и сказать по правде,
Хороших девчонок нет.
Одни малолетки. Школу
Закончат и сразу в город.
А ты, я слышал, вернулась?
– Вернулась. Есть сын у меня.
– О сыне я тоже слышал
С мамой живешь?
– Конечно.
А где ты работаешь, Федя?
– Работал немного в ЗАО.
Да фермером стать решил.
Бычков держу на откорме.
Коровы есть, свиньи. Сегодня
Бычков привозил на сдачу.
И хоть заработал неплохо,
Кредиты надо платить.
Но думаю лет так этак
На ноги встану крепко.
Не думай, что похваляюсь.
Знаешь, какой азарт!
– Что ты один справляешься?
– Нет! Тут один не успеешь.
Своих нанимаю в деревне.
У нас безработных много.
Но контингент ненадежный.
А где здесь других найдешь?
Мелькают посадки, машины.
«Вот никогда б не подумала,
Что Федя, такой тихоня,
И на тебе, фермером станет.
Да! Время людей меняет».
– Не против ты будешь, Надя,
Если сверну на заправку?
– Да что ты! Какое против!
Ты здесь хозяин, не я.
Заправились. Федя вернулся.
Как фокусник, из-за спины
Достал он букет.
– Не подумай,
Что с умыслом. Я же богатый.
Сегодня могу позволить
Девушке сделать подарок.
– Ну, Федя! Спасибо, конечно.
– Да, ладно! Тебе спасибо!
– А мне-то за что?
– Ну, знаешь…
За то, что ты есть на свете.
Я рад, что тебя я встретил.
Ты нравилась мне всегда.
– Не надо об этом, Федя!
– Пожалуйста! Всё! Не буду.
Вырвалось. Но от сердца.
И всю остальную дорогу
Молчали они. И каждый
Думал своё. Ни разу
Он не взглянул на нее.
Подвез до самой калитки.
– Давай занесу я сумку!
– Не надо! Спасибо, Федя!
И вдруг для себя неожиданно
Чмокнула Федю в щеку.
Сумку схватила и быстро
Почти что бегом к крыльцу.
– Зачем я сделала это?
Вот дура! Сама не знаю.
Ей стало легко и весело
И рассмеялась она.
Федя захлопнул багажник.
– Что это было, однако?
Решила она посмеяться?
Или такой расчет?
Поехал и всю дорогу
Думал он о Надежде.
«Это моя Надежда.
Другой мне надежды не надо.
Вот заглянуть бы ей в душу,
Что у нее на сердце.
Можно ли мне надеяться.
Был бы такой прибор:
Наводишь его на девушку,
Кнопочку там нажимаешь,
И сразу понятно всё».
Глава сорок четвертая
ВЕРА. С ВИТЕЙ В МАШИНЕ
Недавно Верина мама,
Глядя на дочь исподлобья,
Сказала:
– Ну, сколько можно
Уже убиваться, Вера?
Этим гневишь ты Бога.
Жизнь продолжается дальше.
Ты о себе подумай.
Вся еще жизнь впереди.
Вера грустно взглянула.
– Что ты имеешь в виду?
– Имею в виду я Витьку.
Я по глазам вижу.
Глаза никогда не обманут.
Или мечтаешь снова
В город что ли уехать?
– Да ни о чем не мечтаю.
Кому я нужна там в городе.
Только что ж ты не спросишь:
А я-то люблю его?
– Ты одного полюбила.
– Не надо об этом, мама.
– А почему не надо?
Где он, возлюбленный твой?
Ребенка заделал и скрылся.
Вот уж любовь какая!
Ладно! Живи, как хочешь.
Сердце ты мне разрываешь.
Мать же, конечно, дура.
Что же слушать ее.
– Мама!
– Не буду! Не буду!
Больше ни слова об этом
Не буду тебе говорить.
Три дня она Вере слова
Ни одного не сказала.
Обиделась мать на дочку.
Да что же за жизнь такая!
Из магазина Вера
Как-то в обед возвращалась.
Ходила до этого в школу.
Заняли место ее.
В ЗАО что ли дояркой?
Не выдержит дня, уж точно.
Это лишь Надька трехжильная
Может работать там.
Может, в райцентре работу
Ей поискать? Продавщицей?
Вон магазинов там сколько!
Но надо жилье снимать.
И будешь жить на копейку.
И маму одну оставить
Тоже не хочется Вере.
Не знает, как поступать.
Тут «жигули» тормознули,
И Витька выскочил чертом.
Радуется. Улыбаясь:
– Позвольте вас довезти?
Села.
– Откуда машина?
– Вчера вот купил. Объезжаю.
– А мы такие богатые?
– Не жалуюсь. Есть кое-что.
А, может, давай прокатимся?
– Ага! До ближайших кусточков.
– Эх, Вера! Какого мнения,
Однако, ты обо мне.
– Забыл, как когда-то лапал
Ночью меня на дороге.
Тащил. Едва убежала
Тогда от тебя домой.
– Ты это…Прости за это!
Ну, выпил тогда с ребятами.
А я же не пью. И крышу
Как будто сорвало тогда.
– А знаешь, машину, Витя,
Конечно, объездить надо.
Давай покатаемся что ли?
Дома-то делать нечего.
Виктор ажно подпрыгнул.
Резко газу добавил.
– Ты только лихачь, но не очень,
А то разобьешь машину.
А он на седьмое небо
Как будто взлетает. От радости
Готов он горланить песни.
Еле сдержал себя.
Ехали вдоль посадки.
Потом по дороге неслись
Потом полевой дорогой,
Свернул и через околок.
– Ой, Витя! – сказала Вера.
– Останови машину!
– Что-то, Вера, случилось?
– Плохо тебе?
На месте
Машина застыла. Вера
К нему повернулась и крепко
Его обняла за шею.
И долго взасос целовала.
Он сразу поверить не мог.
– Родная! Любимая! Вера!
Люблю я тебя безумно!
Целует ей щеки, шею,