Работа для Бекки

Не отвечает Костик, не может понять, чего добивается от него эта странная женщина, мама мальчишки, которого похоронили целый месяц тому назад.

– Лешенька, а ты не видел его? Леша, отвечай!

Помутнение постепенно перешло в помешательство. В эти минуты она совершенно не осознавала себя, даже не помнила, что делала потом, когда мальчишки испуганно поспрыгивали с тополя и разбежались в разные стороны, подальше от этой странной женщины.

Кажется (но за точность она не ручалась), она металась по двору, звала сына, но он не отзывался, и она никак не могла понять – почему, а потом вдруг опомнилась, когда Наташа Санькова и дядя Миша из третьего подъезда взяли ее под руки и, говоря успокоительные слова, повели прочь со двора, где все смотрели на нее как на сумасшедшую. Да она и была такой в те минуты.

– Не надо тебе сейчас оставаться одной, – говорила Наташа. – Ты не ходи домой. Пойдем ко мне. Я накормлю тебя, выпьем по рюмочке!

– Да, Лариса, Наташа права, – говорил дядя Миша, помогая ей подняться по ступеням. – Тебе надо выпить.

Она не отвечала, послушно передвигая ногами. Но когда они поравнялись с ее квартирой, вырвалась из их рук, влетела внутрь, и захлопнула за собой дверь. Накинула цепочку, не понимая, зачем это делает, и прислонилась спиной к голой стене. С собачьим поскуливанием сползла по ней на пол, прямо в пыль, перемешанную с тополиным пухом, и, прижавшись лбом к линолеуму, во весь голос зарыдала. В дверь стучали, но она ничего не слышала. Потом принялись звонить, она по-прежнему не реагировала. «Лара, Ларочка, не дури! – кричала из-за двери Наташа. – Открой, я с тобой посижу, душу друг другу изольем! Лариска, не будь дурой!» Должно быть, она решила, что Бекки может покончить с собой.

И не ошиблась. Не отзываясь на крики из-за двери, Бекки лежала на полу еще какое-то время, пока не почувствовала в себе силы подняться на ноги. Наташа уже не просто стучала – она долбила в дверь ногой и одновременно давила на кнопку звонка в некоем сбивчивом, одной ей понятном ритме.

– Наташка, перестань, – сказала Бекки отчетливо. – Хватит ломиться, со мной все в порядке.

– Точно? – спросила Наташа.

– Совершенно точно. Иди домой, ничего со мной не случится.

Она говорила эти слова, а сама уже направлялась к ванной, где хранилась крепкая бельевая веревка.

Наташа больше не звонила – должно быть, ушла, уверившись, что с соседкой ничего страшного не случится. Бекки вошла в ванную, нашла на полке веревку, и, тихо бормоча себе под нос: «Так надо, Бекки, так надо. Это не страшно и не больно, тебя уже один раз пытались задушить, ты знаешь, что это такое», вошла в гостиную. Подняв голову, взглянула на то место на потолке, где когда-то висела роскошная хрустальная люстра, а сейчас зияла темная дыра, из которой торчал хищный крючок. «И люстру забрали, сволочи, – шептала она, оглядываясь по сторонам в надежде найти хоть что-то, что могло бы сойти за табурет. – Все забрали, сволочи. И Андрея, и Пашку! И меня забрать хотели…» Она выглянула на лоджию и обнаружила там деревянный ящик. Довольно расшатанный, но ничего – выдержит. Она вытащила его на середину комнаты и поставила под крючок.

«В самый раз. Как будто специально для этого создан.»

Она встала на ящик, он зашатался, но она устояла, придержавшись за потолок.

«Ничего, это не долго…»

Быстро соорудив петлю, она надела ее себе на шею, набросила веревку на крюк, вытянула ее на нужную длину и привязала.

«В книгах, помнится, в подобных случаях что-то говорили про мыло, – вспомнила она вдруг. – Странно, зачем нужно мыло? Это же так просто…»

Взявшись за веревку обеими руками, она дернула ее и тихонько порадовалась: держится крепко.

«Сейчас, Пашенька, подожди, – подумала она. – Я иду к тебе».

Напоследок глубоко вздохнув, она отпустила веревку. Ящик зашатался. Она взмахнула руками, машинально пытаясь сохранить равновесие, и какое-то время ей это удавалось, но потом она услышала сухой хруст, когда ящик сложился на стыках, и в голове у нее сразу же зазвенело. Это было совсем не так, как в первый раз, это было гораздо больнее, и она сразу поняла, что сделала что-то не так. Петля не затянулась, узел на ней был слишком крепким, чтобы дать веревке проскользить в нем, и веревка очень больно давила на подбородок, а узел столь же больно давил на затылок, и было такое чувство, словно какой-то ошалевший от пьянства великан пытается оторвать ей голову. От боли она закричала, дергаясь в петле, как марионетка на нитях, но от этого стало только больнее. Зрение пропало, хотя глаза у нее были широко раскрыты, она попыталась ухватиться за веревку рукой, но не смогла ее поймать и забилась в судорогах.

Как видно, Бог уже давным-давно знал, когда и как ей суждено умереть, и его планы на ее счет никак не были связаны с веревкой. После долгих мук в незатянутой петле голова ее все же выскользнула из веревки, и Бекки рухнула вниз, прямо на покореженный ящик, окончательно сломав его своим телом. Доски ударили по позвоночнику, щепки впились в спину, но этой боли она уже не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала. Пришло вдруг невероятное облегчение и столь же невероятное равнодушие – ни о чем она больше не думала и ничего больше ей не хотелось. Она просто лежала в неподвижности и наслаждалась отступающей вдаль болью. Так она пролежала очень долго, может быть, час, может быть, два. Времени она не ощущала. В звенящей голове то и дело проскакивала одна и та же мысль: «Пашенька, прости меня, у меня ничего не получилось… Пашенька, прости…»

Когда она смогла пошевельнуться, дело уже шло к вечеру – это она поняла, увидев в окне низко торчащее в тополях красное солнце. Звон в голове притих, зато она стала чувствовать боль и, скривившись, выдернула из бока длинную щепку. На белой блузке появилось и тут же расползлось большое кровавое пятно. Она чувствовала, что в спине торчит еще одна щепка, но никак не могла до нее дотянуться, а когда ей это наконец удалось, то она громко вскрикнула, извлекая ее из проткнутых мышц. Кровь бежала по телу, но она не обращала на нее внимания. Тяжело поднявшись с пола, она сняла окровавленную одежду, бросила се и отправилась в душ. Забравшись в ванну, она включила воду, села на холодный фаянс и, обхватив себя за колени, долго сидела под студеными струйками, постепенно коченея и покрываясь «гусиной кожей». Она плакала, но слезы моментально смывались водой.

Она могла бы сидеть так еще очень долго, если бы снова не раздался звонок в дверь. «Позвонят и уйдут», – решила она, не пошелохнувшись. Визитер, однако, оказался настойчивым и не думал сдаваться. Тогда она выбралась из ванны, обтерлась найденным на полке единственным полотенцем и вышла в прихожую.

– Кто? – спросила она, вытирая мокрые волосы, с которых текли на линолеум потоки воды.

– Это я, – послышался осторожный Наташин голос. – Ты как?

– Нормально. Что тебе надо?

– Да нет, ничего. Просто проверить хотела.

– Проверила?

– Проверила.

– До свидания.

Не желая больше разговаривать, Бекки ушла в комнату и надела свою окровавленную одежду, не представляя, что делать дальше.

А дальше она просто легла на голый пол, закрывшись руками от бьющих в голое окно прощальных лучей солнца, и, свернувшись калачиком, крепко зажмурилась. Она не хотела видеть пустоту, которая ее окружала и ощущать пустоту, царившую у нее внутри.

Ей было очень плохо. Так плохо, что нормальному человеку это даже представить себе невозможно. Она снова плакала, но уже не столь непроизвольно, как вначале, – сейчас она хотела этого, надеялась, что от слез полегчает, все ждала, когда камень спадет с души, но момент этот никак не хотел наступать. Наоборот – с каждой минутой камень становился все тяжелее, и скоро она поняла, что слезы не помогут. Слезы еще никогда и никому не помогали.

Когда она нашла в себе силы вновь открыть глаза, солнце уже успело закатиться за скрытый домами горизонт, и в комнате, как и за окном, стало темно. Все люстры, торшеры, бра и прочая осветительная техника, которая раньше в квартире была в изобилии, ныне отсутствовала, плафон с лампочкой остался лишь в ванной, и она решила довольствоваться хотя бы им. Распахнув двери ванной на всю ширину, она зажгла свет и тут же вспомнила о презенте Влада. Это было весьма кстати, потому что она вдруг почувствовала зверский голод. Достав из пакета кагор и икру (к счастью, банка оказалась стеклянной, а не железной, с обычной крышкой на резьбе, и консервный нож не понадобился), она расстелила пакет прямо на полу, сымитировав наличие скатерти, и щепкой от ящика вдавила пробку внутрь бутылки. Отпила немного прямо из горлышка, двумя пальцами зачерпнула из банки икру и отправила в рот. Влад не обманул – икра действительно была свежая, без малейшей горчинки, малосольная, крупная и упругая. нисколько не давленная. Сама не заметила, как съела почти всю банку, прямо так, без хлеба (да и где его было взять?), запивая сладким вином.

«Надо жить, – думала она, стараясь гнать лезущие в голову мысли о самоубийстве. – Надо жить, Бекки. Надо начать с нуля. Это не так уж сложно, ведь у тебя есть профессия, есть квартира…»

В том, что квартира по-прежнему принадлежит ей, она очень сомневалась – как видно, Андрей в самом деле имел массу кредиторов, но сейчас ей не хотелось думать на эту тему. Есть профессия и есть квартира – и баста. Все остальное будет зависеть от того, насколько быстро она оправится, придет в себя и сможет начать жизнь заново.

Надо только найти работу. Работа – вот что сейчас самое главное. Да, устроиться на порядочную работу сейчас не так-то просто, но она знает массу людей – все старые друзья Андрея, – у них свои фирмы и магазины, и наверняка кто-то сможет ей помочь.

Да, она просто начнет жизнь сначала.

Словно всего этого кошмара и не было…

* * *

Секретарша у Малянова оказалась костлявой низкорослой девицей с жидкими прямыми волосами, в общем, вид ее в представлении Бекки никак не вязался с ее должностью. Ни длинных ног, ни златокудрой копны волос, ни выпирающего далеко вперед бюста, и почему-то сразу вспомнилась старая шутка: «Не смотри, что у меня грудь впалая, зато спина колесом», и непроизвольно лезло на язык неприятное слово «страшилка».

Впрочем, голос у секретарши оказался очень приятным, прямо-таки ангельским, и Бекки немедленно прониклась к девушке симпатией.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила «страшилка».

Бекки кивнула.

– Мне нужен Малянов Дмитрий. Отчества, простите, не знаю. Он у себя? – она кивнула головой на двери кабинета.

– Да, конечно, и как раз свободен.

«Страшилка» в мгновение ока оказалась у дверей и распахнула их перед Бекки.

– Дима, к тебе посетитель!

Бекки подумала, что если уж «страшилка» называет своего начальника по имени, значит, между ними наверняка имеется личная связь, но вместе с тем никак не могла представить себе, как рослый красивый Малинов, «гроза женщин», занимается сексом с этой замарашкой. Что-то тут не так. И она решила: «Малянов – нарочно завел себе страшненькую секретаршу, чтобы не ревновала жена».

Малянов, хозяйски развалившись в неустойчивом на вид кресле, сидел за большим черным столом, с деловым до неприличия видом уткнувшись в какую-то бумагу. Когда Бекки вошла, он сразу отбросил бумагу и вышел из-за стола, протянув к Бекки свои огромные руки.

– Здравствуй, Лариса, – сказал он, и они обменялись легким рукопожатием. – Рад видеть тебя живой и здоровой.

Он выдвинул из-за стола еще одно кресло и указал на него рукой: «Присаживайся». Бекки села. Малянов кинулся к бару у стены.

– «Мартини» с тоником? Или, может, чего покрепче?

– Спасибо, ничего не надо. Я пришла по делу.

Малянов прикрыл бар и с интересом повернул к ней голову. Впрочем, особого энтузиазма в его взгляде заметно не было. Как видно, он очень опасался тех дел, по каким могла пожаловать к нему вдова не так давно убитого человека.

– Тебе нужны деньги? – спросил он прямо.

Но Бекки только пожала плечами.

– Конечно, деньги мне тоже нужны, но я не хочу ничего брать в долг. Прежде всего мне нужна работа. У тебя крупная фирма, Малянов, наверняка в ней и для меня найдется местечко.

Малянов тут же скуксился. Как видно, мысль о работе ему не очень понравилась. Он вернулся за стол и с шумным вздохом опустился в кресло. По выражению его лица Бекки моментально поняла, что Малянов не даст ей работы. И поняла почему. Впрочем, Малянов не стал кривить душой, бормотать что-то неопределенное и уходить от прямого ответа. Он был откровенен.

– Я должен объяснить тебе одну вещь, Лариса, – сказал он, глядя на запечатанное белыми жалюзи окно. – Дело в том, что твой муж – земля ему пухом – за несколько последних месяцев наделал такое количество глупостей, какого не совершил, наверное, за всю свою жизнь. И самая большая его глупость в том, что он связался со Стэном. Но это еще полбеды. Хуже всего то, что он решил нажиться на деньгах этого Стэна. Я, конечно, подозревал, что к добру это не приведет, но предпочел молчать – если бы дело у Андрея пошло хорошо, он мог бы заработать неплохие деньги. Но все равно это была глупость. Я очень зол на него, Лариса. Своим поступком он поставил в очень неприятное положение и своих компаньонов. Я говорю не только о себе, речь идет и о Мартынове, и о Дитрихе, и о Климове! Обо всех, кого ты привыкла считать друзьями своего мужа. Для постороннего взгляда он оказался необязательным компаньоном и несостоятельным должником, и эта неприятная этикетка автоматически приклеилась и к нам, его друзьям, которые долгое время делали с ним один бизнес.

– Я все это прекрасно понимаю, – перебила его Бекки. – Я не такая дура, чтобы мне надо было разжевывать элементарные вещи. Но согласись – в работе ты мне отказываешь вовсе не поэтому. Я права?

Малянов отвел глаза от окна, но на Бекки по-прежнему не смотрел. Теперь он принялся разглядывать свои пальцы.

– Да, – наконец сказал он. – Мне не хотелось этого говорить, но раз ты сама обо всем догадалась… Да, Лариса, я боюсь. Сейчас не то время, когда можно оказывать услуги близким людям Андрея Бубнова. Если это докатится до Стэна, я превращусь для него в «раздражающий фактор», а мне этого не хочется. Андрею надо было подумать о последствиях, прежде чем связываться с ним. Извини, Лариса, но я не могу дать тебе работы. Не обижайся. Ты же знаешь – у меня тоже семья. Танька вот-вот родить должна! Не могу. Денег – дам. Без всяких расписок. Так сказать, междусобойчик. Договорились?

Бекки помотала головой, поднимаясь с кресла.

– Пожалуй, мне пора.

– Ты не обиделась? – спросил Малянов, впервые за все время посмотрев ей в лицо.

Она усмехнулась.

– Обиделась… – сказал Малянов. – Понимаю. Но и ты должна меня понять! Знаешь, если уж ты не хочешь взять у меня деньги, то прими хотя бы совет: не ищи работу у друзей своего мужа. Никто на это не пойдет. Все боятся. Тебя будут жалеть, будут предлагать деньги, но работу тебе никто не даст. Разве что…

Уже у дверей Бекки остановилась и с интересом повернулась к Малянову.

– «Разве что»? – повторила она.

– Если хочешь, можешь наведаться к Джутову. Он всегда симпатизировал тебе. Возможно, ради тебя он сможет наплевать и на Стэна, и на самого черта. Конечно, сначала он тоже будет предлагать тебе деньги и слышать ничего не захочет о работе, но если ты будешь настойчивой… Ты меня понимаешь?

– Он что – влюблен в меня? – спросила она с усмешкой.

Малянов покрутил пальцами у лица.

– Что-то вроде того. Но не так, как ты думаешь.

– А как же?

– Весьма своеобразно. Ты сама это поймешь…

Она покинула кабинет Малянова несколько озадаченная. С Петей Джутовым они познакомились года четыре назад на одной вечеринке, которую Андрей устроил для друзей. Он отмечал какой-то контракт, который – как он тогда считал – послужит трамплином для его дальнейшего финансового роста. Позже выяснилось, что Андрей вновь влип в какую-то аферу, и никакого финансового роста не последовало, а последовали очередное безденежье и скандалы по поводу выхода ее на работу, однако сейчас она думала не об этом. Она думала о Джутове. Это был языкастый парень тридцати пяти лет, смуглый и волосатый – просто патологически волосатый, – именно поэтому он никогда не расставался с карманной электробритвой на батарейках. Брился несколько раз в день во всех подходящих и неподходящих для этого местах, испытывал явное удовольствие от самой процедуры и называл себя «орангутангом», при этом оглушительно хохоча.

Особой симпатии Бекки к нему не испытывала. Впрочем, и неприязни тоже. Скорее, это был некий опасливый интерес, причем с его стороны даже интереса не было – он ее словно бы и не замечал. Так обычно относятся к ребенку: могут подарить ему подарок, сказать пару ласковых слов, но как только появляется серьезный папа – ребенок сразу отступает на второй план и его место занимает деловой разговор с серьезным родителем. Приблизительно так Бекки оценивала их с Джутовым отношения. И вот надо же – оказывается, он влюблен в нее, и не просто влюблен, а весьма своеобразно. Вот только знать бы, что Малянов имел в виду под словом «своеобразно»…

Офис Джутова располагался довольно далеко, едва ли не на другом конце города. Денег у нее не было, но идти пешком не пришлось. Желающих ее подвезти дожидаться не пришлось – не успела она пройти и нескольких десятков метров, как рядом остановилась белая «Тойота», тонированное окошко опустилось и в нем замаячила черная белозубая физиономия.

– Дэ-эвушка, такой жара на улицэ, а ты – пэшком. Са-адыс, да-авэзу с вэтэрком!

Бекки указала ему пальцем вперед.

– Катись, катись!

Кавказец разочарованно пожал плечами: «Я просто хатэл подвэзти…» – и укатил вдаль на своей «Тойоте», однако не успела ее белоснежная корма исчезнуть за первым же поворотом, как рядом вновь скрипнули тормоза. Черный джип. Она решила не обращать внимания и продолжать путь, словно ничего не произошло, но дверка джипа вдруг распахнулась, и ее окликнули:

– Бекки?

Она быстро повернула голову. Ни машины, ни парня она никогда не видела, но поскольку услышала свое старое, еще студенческое прозвище, ее разобрало любопытство.

– Разве мы знакомы?

Парню было лет около тридцати. Крупный, широколицый, с взлохмаченными здоровенной пятерней темными короткими волосами, которые торчали вверх, как щетина у обувной щетки. На носу – маленькие солнцезащитные очки. Он в упор смотрел на Бекки поверх черных стекол. Глаза у него оказались голубые, пронзительные и не выражали ничего, кроме нетерпения: «Садитесь поскорее, девушка, нечего тут народ задерживать». Одет он был в черные штаны и черную джинсовую куртку, накинутую прямо на голое загорелое тело. Рукава закатаны по локоть. На шее у него Бекки заметила золотую цепочку с оригинальным кулоном – небольшой золотой кинжал, полувытащенный из ножен, украшенных витиеватым арабским узором.

– Мы знакомы? – повторила она, не дождавшись от него ответа.

– С одного боку, – отозвался он. – Садись, не тяни.

Переваривая его ответ, она забралась в салон.

– Предупреждаю, – сказала она, – мне далеко. Почти на другой конец города.

– Куда именно?

– Площадь Калинина.

– К Джутову собралась?

Она недоверчиво скосила на него глаза. Нет, она его не знала, но слишком много он знал о ней, чтобы эта встреча оказалась случайной.

– Кто ты? – прямо спросила она.

Он не ответил, только сплюнул в окно и увеличил скорость.

– Ты был другом Андрея? Но почему тогда я тебя не знаю? Или ты недавно в Городе?

Он посмотрел на нее, как смотрят на надоевшего попрошайку.

– Нет, таких друзей, как твой муженек, у меня не водилось. Впрочем, я был в курсе всех его дел. Глупых дел, между прочим. Ты, как любящая жена, должна была на него повлиять.

Она отвернулась. Сказала негромко:

– Я пробовала. Но он меня не слушал.

– Так я и думал, – кивнул парень. – Во всяком случае, дурой ты не выглядишь.

После этих слов они замолчали надолго. Когда они были уже недалеко от офиса Джутова, парень заметил:

– Не в моих правилах давать советы, но с Джутовым рекомендую быть поосторожнее. Не тот он человек, к которому следует обращаться за помощью такой женщине, как ты.

Она заинтересовалась.

– А к кому следует обращаться за помощью такой женщине, как я? Уж не к тебе ли?

– Вполне возможно. Но своей помощи я не предлагаю, поскольку знаю, что ты все равно откажешься. Ты настороженно относишься к незнакомым людям. И правильно делаешь, между прочим.

– Разреши полюбопытствовать: откуда ты меня знаешь?

– О-о, мне многое о тебе известно! Лариса Семеновна Бубнова, в девичестве Бекетова, семьдесят пятого года рождения, замужем с 1994 года за Андреем Бубновым, местным коммерсантом с большими амбициями и крошечными мозгами…

– Его убили! – резко сказала Бекки.

– Я знаю, – спокойно отозвался он.

– Не смей говорить о нем плохо.

– Тогда я лучше помолчу. Я не могу сказать хороших слов о человеке, который осознанно отдает в руки подонков свою собственную семью.

Бекки закрыла лицо руками. Она вовсе не собиралась плакать, просто ей не хотелось, чтобы кто-то видел выражение ее лица в этот момент. Парень за рулем без стеснения резал правду-матку, и она не нашлась, что ответить. Он выражал ее собственные мысли – те самые, которым она до сих пор не дала пропуска на поверхность своего сознания!

– Что ты от меня хочешь? – спросила она едва ли не жалобно.

– Ничего, – ответил он просто. – Пока ничего. Но ты должна знать: в последнее время ты попала в поле зрения людей не самой чистой репутации. Ты им позарез нужна, и мне не хотелось бы, чтобы ты погибла, так и не узнав, в какую игру тебя втянули.

В груди у нее похолодело. Это был страх, но страх не совсем обычный – не за собственную шкуру, что, впрочем, вполне естественно, когда тебе сообщают вдруг, что твоя скромная личность заинтересовала преступников, а несколько иное чувство. Неизвестность страшила Бекки гораздо больше. Но она виду не подала, растерла ладонями щеки и спросила:

– Как твое имя, парень?

– Зови меня Маугли, – ответил он, притормаживая у светофора.

Она не смогла даже улыбнуться. Хотя нечто подобное и ожидала от него услышать – по крайней мере, знала, что подлинного имени своего он не назовет.

– Кто ты?

Парень вдруг хищно оскалился – именно так она расценила появившуюся на его лице улыбку.

– Бандит, – ответил он, ослепительно сверкнув зубами.

– Я так и думала…

Через минуту джип уже въезжал во двор здания, где на втором этаже располагался офис компании Джутова.

– Что за дело у тебя к этому типу? – спросил Маугли, когда одну ногу Бекки уже поставила на асфальт. – Неужели собираешься просить у него деньги?

– Чужие деньги мне не нужны. Мне нужна работа.

– Хочешь работать на Джутова? – он явно был удивлен. – Не лучший выбор, знаешь ли! Это тебе Малянов посоветовал?

– Господи, тебе и это известно!

– Мне известно гораздо больше. К сожалению, я не могу запретить тебе работать на Джутова, потому что взамен должен буду предложить работать на себя, а это не очень почтенное занятие. Однако предупреждаю: будь начеку. Не очень-то доверяй Джутову, у него зловредный язычок и шаловливые ручки. Так что не рассчитывай, что работа на него придется тебе по душе.

– Я не боюсь работы!

– Я не о том. Впрочем, скоро сама поймешь. До свидания.

– Прощай, – пожав плечами, отозвалась Бекки.

О Маугли она уже не думала. Она думала о предстоящей встрече с Джутовым и потому никак не отреагировала на слова, которые Маугли бросил ей уже в спину:

– Не очень-то теряй голову, когда начнутся большие неприятности. Я буду держать тебя в поле зрения. И, если понадобится, разыщу.

Она вновь пожала плечами, даже не повернув головы. А спустя секунду вообще забыла о его существовании, потому что вошла в прохладный офис и закрутила головой, читая указатели на стенах. Вскоре она остановилась перед дверью, на которой значилось: «ООО «Зебра» (оптовый магазин, ком. 306)». Чем торговал Джутов, Бекки не знала, да это ее и не интересовало – половина населения страны чем-то торговала: булавками и тесемками, памперсами и тампаксами, компьютерами и пиратскими копиями программ к ним, и Бекки нисколько не удивило бы, если бы выяснилось, что фирма Джутова распространяет порнопродукцию или лекарства с истекшим сроком годности. Сейчас ей было глубоко плевать на все. Она не побрезговала бы любой работой, подвернувшейся в этот момент.

Офис оказался крошечным, пыльным и прокуренным. Дымовые разводы витали в воздухе тут и там, было губительно душно, и в какой-то степени вызывал недоумение тот факт, что находящиеся в офисе люди не только не корчатся в предсмертных судорогах, но даже находят в себе силы смеяться над нелепыми шутками собственного производства.

Впрочем, как только Бекки вошла, смех немедленно стих.

– Лариса?! – услышала она удивленное восклицание из дымовой пелены откуда-то справа и повернулась на голос.

Туман раздвинулся, из его недр на передний план вынырнул Джутов. Лохматый, но по обыкновению свежевыбритый. В пальцах у него была зажата полуистлевшая сигарета, и он явно искал глазами что-то, способное заменить ему пепельницу, но не находил и едва сдерживал раздражение. Дело кончилось тем, что он погасил сигарету о каблук своего дорогого штиблета и забросил окурок в дальний угол, окутанный дымом. Там кто-то возмутился, но Джутов махнул на него рукой.

– Здравствуй, Лариса! – голос его, обычно такой оглушительный, в этом дыму потерял половину своей пронзительности. – Какими судьбами тебя занесло в мою берлогу? Женщине здесь совсем не место, сама видишь!

Да, она это видела. Здесь были только мужчины, от тридцати до пятидесяти, и все смотрели на Бекки с величайшим интересом и явным удовольствием.

– Я по делу, – сказала Бекки, озираясь.

Сквозь дым проступали контуры заваленного бумагами серванта у стены, на единственном в комнате столе стоял изрядно закопченный компьютер, тоже заваленный бумагами, а в углу располагался холодильник, снизу доверху обклеенный этикетками от жевательных резинок.

– Конечно-конечно, – засуетился Джутов. – Только давай пройдем ко мне в кабинет – здесь чертовски накурено!

Он взял ее под локоть и увлек за собой, к белой двери, которую Бекки только сейчас заметила. Они вошли в крошечную квадратную комнату, и Джутов поторопился закрыть за собой дверь, пока в проем не хлынул дым из офиса. «Вот, здесь легче дышится», – пробормотал он, вдруг вскочил на стол и принялся лихорадочно дергать оконную створку. Поначалу она не поддавалась, но потом вдруг послышался страшный хруст, и окно распахнулось. Прохлады, впрочем, это не прибавило – с улицы в кабинет устремился жар, пахнущий автомобильными выхлопами и раскаленным асфальтом. Джутов понял, что сделал глупость и, растерянно хмыкнув, снова прикрыл окно.

– Я могу чем-то помочь? – поинтересовался он, спрыгнув со стола.

– Именно за помощью я и пришла, – ответила Бекки.

– Вот как? – он запустил руку за пазуху и извлек ее уже вместе с бумажником. – Не надо стесняться, я хорошо понимаю твое положение. К сожалению, уберечь твою квартиру мне не удалось – тот, кто конфисковал мебель, имел на это полное право. У Андрея была масса долгов. Я не могу сказать точно сколько, знаю только, что много. Я даже не уверен, что все ограничится мебелью. Возможно, вскоре объявится претендент и на сами стены. Тысячи долларов тебе пока хватит?

Бекки помотала головой.

– Я пришла не за деньгами. Мне нужна работа, Петя. Просто работа. Я могла бы работать продавцом в одном из твоих магазинов или техничкой – кем угодно…

Джутов взглянул на нее удивленно. Для него это было немыслимо: он предлагал ей тысячу долларов, а она отказывалась и готова была работать даже техничкой! Это что – глупость? Да нет, Бекки не производит впечатление глупой женщины, наоборот – все считали ее умницей. И он лично до такой степени завидовал Андрею, что порой просто начинал беситься. Он всегда ее любил и всегда хотел, но не мог же он начать свои поползновения в тот момент, когда короткий роман Бубнова со Стэном находился в своем апогее?

– Зачем тебе работать техничкой? – недоуменно спросил он, перебрасывая бумажник из ладони в ладонь. – Это же сущие гроши. Да и работка, сама понимаешь, не интеллектуальная.

– Я согласна на любую, – быстро сказала Бекки. – На любую, которая найдется в твоей фирме. Даже не интеллектуальную и малооплачиваемую.

Джутов еще несколько секунд думал. Затем убрал бумажник в карман, сложил руки за спиной, как заключенный на прогулке, и задрал подбородок.

– Ну что ж… – сказал он. Снова помолчал, поцокал языком и наконец с коротким смешком встряхнул головой.

– Не знаю уж, понравится тебе мое предложение или нет…

– Я не привередливая.

– Да? Это хорошо. У меня свободно место личного секретаря, и я был бы рад, если бы ты согласилась. Работа не пыльная, степенная, да и плачу я прилично. Ну как, согласна? – Джутов подался к ней всем телом.

Бекки никак не ожидала такого поворота событий. Сочетание слов «личный секретарь» не казалось ей слишком привлекательным и особого доверия не внушало, однако по виду Джутова – как она ни приглядывалась – она не могла разобрать, скрывается ли что-то пошлое под этим предложением или же оно сделано от всей души. Джутов словно окаменел. Он пожирал ее взглядом, ожидая ответа, и надо было отвечать, но она не знала, на что решиться. А Джутов словно бы торопил ее с ответом, все его напряженное тело, выражение его лица, безмолвный крик в глазах – все это как будто подстегивало ее, взывало к ней: «Ну же! Соглашайся!»

Наконец она произнесла, беспомощно пожимая плечами:

– Я… Я не знаю.

Она действительно не знала. Она ждала какого угодно предложения и была готова к любой, даже самой неприглядной и тяжелой работе, но то, что предлагали ей сейчас, поставило ее в тупик.

– Я плачу хорошие деньги! – с горячностью сказал Джутов. – Понедельно. Я не обману, не беспокойся, – и он снова потянулся за бумажником.

Она заметила, как тряслись при этом его пальцы, и это ее слегка отрезвило. Но не полностью.

– Сколько? – спросила она.

– Сколько пожелаешь, – сказал он, и Бекки заметила, как сорвался при этом его голос. – Триста в неделю устроит?

Она почувствовала сомнение.

– Триста рублей? – уточнила она.

Джутов широко развел руками, как будто между ними рос баобаб, и он пытался его обхватить.

– Ну же, голубушка, не надо ценить себя столь дешево. Триста долларов, Лариса. Баксы, баксы!

Это ее отрезвило окончательно. Особенно на нее подействовало то скряжное потирание рук, когда он назвал ей сумму.

– Триста долларов в неделю… – повторила она неторопливо.

Джутов с милой улыбкой кивал в такт ее словам. Видно было, что он очень доволен собственным предложением.

– Это тысяча двести долларов в месяц. Что-то я не слышала, чтобы простые секретари получали такие деньги.