Песни и огонь Виолетты
Страсти по пластинке
Сцена – это театральная сцена. Перед спектаклем, после – когда угодно. Нет декораций или – остатки закончившегося спектакля. Характерные приметы пустой, неживой сцены. Как будто слышны звуки радио из буфета; переговариваются рабочие; начинается монтировка другого спектакля – или снимают декорации прошедшего.
Решительно, истерично сцену пересекает Виолетта. Так не к месту среди ночи в дверь звонят брошенные любовницы. Под мышкой у нее клавишные, в руках какие-то бумажки. Виолетта решительно, нагло начинает приготовления. Притаскивает тумбочку или стул, ставит инструмент, достает микрофон и т.п. Она видит, что в зале публика, ей, собственно, этого и надо. Закончив приготовления вдруг, она садится и поет.
(поет Что-то случилось)
ВИОЛЕТТА (зрителям): Нравится? По-моему, гениально. Моя песня. Я Виолетта… Я в музыке разбираюсь: музыкальную школу закончила. В Алма-Ате. И институт культуры – там же. Может не устраивает что-то? Может начало не нравится – начало хорошее: до-минор. У меня песен целый альбом. Или есть вопросы? (встает из-за инструмента)
Я вот просто хочу узнать, чем эта моя песня хуже? Вот именно, что не хуже. И весь альбом, который вам придется выслушать, тоже не хуже. Лучше многих. Ну а почему в таком случае я здесь должна еще оправдываться. Почему вместо того, чтобы лежать в теплой ванне вместе с моим лучшим мальчиком … Василием, например, и смотреть скачки на кубок Фишера по портативному телевизору Панасоник – и делать маленькие, милые ставки, я до вечера болтаюсь в театре. Жду, блин, встречи со зрителем. А зритель ля от фа не… Зато когда безголосые придурки и девки каких-то бандитов вылезают и рот начинают открывать в такт… Никаких вопросов. И пластиночку купим, и билетик приобретем. Да ведь, лапули? А искусство – хер с ним. Насрать на искусство. И эта песенка – тоже будет смешной. Умора прям. Я сама когда ее пою – заливаюсь, остановиться не могу. Хоть к врачу обращайся.
(поет Давай поедем в город)
Просто
ВИОЛЕТТА. Мне негде больше петь. Нет у меня фортепиано. Эту расческу (кивает на клавиши) взяла у Савелова… Взяла… Выменяла! Он их выбрасывать собирался, я точно знаю. А когда я попросила на вечер, в голосе переменился: старуха, говорит, клавиши новые, ты их спалить можешь, я на них работаю… Пришлось ехать, зарабатывать право на аренду. Главное, он мне утром: ты там, если сбор хороший, пару долларов кинь – за амортизацию. Говнюк.
А кто не говнюк? Я когда в Москву ехала, взрослой уже вроде была. Нет, я не за славой – надоело среди казахов жить, если честно. Они вообще ни хрена в музыке не соображали. Ну еще там была личная история – оставаться никак нельзя было. Мама и рада была, что я свалила – не надо утешать. Отцу вообще наплевать было: я ведь каждый день со второго курса института отчисляюсь. И еду неизвестно куда. А что ему. Он и не догадывался, чем мне этот институт достался. А мама знала… Ладно. Я знала, что прославлюсь – какие разговоры. Еще в третьем классе написала песенку. Стихи сама придумала: "Добрые люди в окошках живут, добрые люди сапожки нам шьют. Днем не смолкает их стук молотков, много наделали нам башмаков, разных ботинок и сапогов" . С тех пор меня композитором и звали. Хотя больше я ни хрена не написала – пела только как заведенная. Ух, пела! Москвы не боялась. Ленка, подружка моя талантливая. В консерву поступила, в Москву. Писала, что таланты очень нужны. Она по Подмосковью ездила: Шопена на арфе играла. На свадьбах. В Мытищах арфа тоже экзотика, как мерседес. Зачем в Москве казахские арфы? Но это я потом уже себя спросила, когда явилась в столицу. Подругу из консервы отчислили: некогда было ей учиться – все время отнимал Шопен подмосковный. Короче, я в театр устроилась – полы мыть. И в общежитии разрешили пожить – со студентами. За семь лет стала неплохой уборщицей, а театр – мой дом родной.
(поет Старая актриса)
Сердце
ВИОЛЕТТА. Любовь, как разместить тебя в этой маленькой комнате, в этой камере, где день и ночь шумит машина жизни, предательски вечная. Почему не помещается здесь такая маленькая любовь?
Чем завесить окна, как заколотить двери, чтобы никто не знал об этом домашнем аде? Весело шумит чайник, радостно горит телевизор, даже все чаще звонит телефон – почему же так мертво? Где голос живого, теплого человека?
Я опять попробую встать пораньше, я стану петь музыку, которую еще не забыла. В эту музыку я вставлю слова, которые помню, которые люблю… И это запретное слово, сладкое, тягучее, с запахом, вернет на несколько минут детское счастье жить: просто, без вопросов. Я вспомню отца, которого нет, маму, которая есть, но ее нет. Я перебегу улицу и уйду играть к восьмиэтажке, куда мама не разрешает. Я еще всех люблю, я еще все знаю и хочу увидеть. Еще люди вокруг настоящие, с сердцем и кровью, еще они дышат чисто, говорят ясные слова и гладят меня по голове. Меня никто никогда здесь не гладил по голове.
Несколько минут – и все. И дальше опять эта комната без воздуха В дверь опять стучат, дверь надо открыть, а нет сил подняться и ответить: нет никого. В этой комнате, где не прекращается стук в дверь.
(поет Колыбельную)
Искусство
После работы я себе говорила: "О, как я хочу петь!" В черном длинном платье, с чернобуркой на плечах. Мне очень хотелось, чтобы наш лучший артист Андрей Геннадьевич увидел меня по телевизору и сказал: "Надо же! Она оказывается певица, а не уборщица" Вот если честно, ничего мне больше и не надо было.
Я сначала думала, что сложного – стать знаменитой? В Москву приехала – полдела сделано. Поэтому особенно не спешила. Было еще чем заняться. Меня мама попросила там… замуж выйти. Еще надо город посмотреть. По театрам походить, нормальный кофе с пирожным выпить. Самое страшное, я не знала, зачем приехала. Так бывает. Вроде, надо ехать: останешься – пропадешь, уедешь – еще неизвестно. Может, хорошее чего получится.
Хорошее сразу и началось. У нас в театре звукорежиссер Саша. Я ему однажды про музыкальное оформление нашего спектакля. Кое что. Сначала он озверел – уборщица в искусство вмешивается. Потом узнал, что в прошлом я композитор. Кофе меня даже угостил. В нашем буфете. С молоком.
Однажды он мне: я тут одного поэта встретил. То – се, я ему про тебя рассказал. Он говорит, нет проблем, сделаем. Что, Саша, сделаем, спрашиваю. Ну, певицу, ты же хочешь. Я ему сказал, что ты музыку пишешь, а стихи не умеешь. Саша, я в своей жизни сочинила одну песенку про сапоги – и все. Понимаешь, я петь люблю. Ну не знал. Только я договорился на завтра. Ну и что делать? Честно, мне так обрыдло торчать целый день в театре, потом еще в общаге… Я купила в киоске стихи – брошюрка такая, бежевая. Села к нашему театральному пианино и часа за два придумала четыре песни. В общем быстро получилось, мне понравилось. Я к встрече была готова.
(поет Ворону)
ВИОЛЕТТА. Я никогда не знала, что быть поэтом такое несчастье. Вообще, он оказался не поэтом, а журналистом. Аркадий. Я ему позвонила, он почему-то на "ты":
– Ну ты когда сможешь подъехать?
– Куда? – спрашиваю.
– В редакцию, куда еще.
– После работы, в шесть.
– В шесть буфет закроется, приезжай в пять.
Приехала. Он правда меня в буфет повел. Тоже кофе с молоком купил. И кекс. А смотрю на него – тошнит. Голова грязная, глаза бегают.
– Рассказывай.
– Что?
– В каком жанре работаешь, что поешь? Ты ведь звездой хочешь? Я с пол-оборота заорала. Буфетчица пригнулась. Поэт пятнами пошел.
– Охуела?
– А ты всегда такой вежливый? Я, например, тебя первый раз вижу, пить с тобой не пила, телят не пасла. Мне Саша сказал, что ты поэт, а не хам.
Он – мимо ушей.
– Ладно, в баню поедем. В семь там люди будут. Голос, вижу, у тебя есть.
– А что, в бане фортепиано имеется? Или ты просто помыться хочешь?
– Ты глухая: люди там будут. Правильные. Если хочешь петь, то петь надо им.
"Пошел ты…" – так надо было сказать. Но правда: такая тоска дома, я не знала, что бывает так плохо. Даже в Алма-Ате веселее. Короче, поехала.
Не обманул Аркаша. Мылись там настоящий композитор, которого даже я знала. Да еще пара придурков. И две проститутки – не считая меня. Мне чего-то весело стало. Я первый раз за все это сраное время смеюсь, болтаю. Федор Иванович, композитор, так внимательно меня слушает водки подливает – культурно, профессионально. В бане, говорит, разговаривать о нашем деле неудобно. Сегодня я вас домой отвезу, а встретимся завтра. После шести. У меня. Там, кстати, как ни странно и рояль имеется. И дал мне хороший шампунь. Я хоть голову по-человечески помыла.
Все так и случилось: он меня на своей машине до общаги подвез, завтра я в полседьмого к нему в Печатники подтянулась. Песенки мои Федор Иванович послушал и грустно так: ну вы же понимаете, что это говно. И водки наливает.
Я у него осталась – за правду. Нет – мне просто хотелось. И еще хотелось выспаться в отдельной квартире, утром пописать в отдельном туалете, позавтракать за одним столом с мужчиной.
(поет Маэстро)
Другая жизнь
ВИОЛЕТТА. Ничего, жить можно. Хотя интересно только неделю. Познакомилась со всеми, кто поет песни Федора Ивановича. С некоторыми из них обменялась телефонами Федор иногда доверял мне сказать несколько слов в разговоре со своими певичками. Разговаривали они просто: вроде про очень серьезные вещи – а весело, с матком. Как и предполагала, ошивается в этом деле всякий сброд. Я со своей музшколой была на равных. Потом скучно стало. Причем, Феде еще раньше, чем мне. Зато Валя, администратор, проявил интерес. А Федор Иванович рассказывал, что Валя голубой. Ошибся.
Ладно, это все понятно. Жизнь есть жизнь. Терять, как популярно объяснили "правильные люди", мне в этой жизни нечего – можно расслабиться. Я расслабилась. Только вот странно.
Еду часов в восемь утра на работу. По Калининскому. Смотрю, один киоск работает. Остановилась. Там музыка продавалась – кассеты и лазерные диски. Не знаю, что случилось, но я выгребла из кармана последние деньги и купила компакт Моцарта. Целый день я слушала, разглядывала, нюхала. И даже лизнула. Как заболела – грипп такой бывает: долгий, без температуры, не веришь, что однажды выздоровеешь.
(поет Я твое повторяю имя)
Дар
ВИОЛЕТТА. Когда тебя убивают, надо верить, что ты бессмертен. Тогда сразу после смерти ты уродишься новым и умным. Ты будешь слушать ветер и слышать звуки, из которых он состоит. Если не веришь в бессмертие, оно настигнет внезапно. Открывается небо, очищается воздух. Жизнь врывается и колошматит прямо в сердце. И просишь сам: дай мне умереть опять. Верни мне ночь, отдай мой пыльный, хмурый город. Потому что друзья смеются, потому что забывают близкие. И клубится новая жизнь, и не видно ее почти никому – не докажешь ничего. Господи, как прекрасно, как невыносимо так жить. По колено в грязи – и открытое небо другого цвета. Проклятье. Дар божий. Душа поднимается, и смотрит сверху – грустно. Глухие затевают с тобой разговоры, слепые объясняют, как устроен мир. Ты все слушаешь, все веселее и легче тебе, все громче поет душа. И безнадежнее прошлое, и невозможнее будущее. Но нет пути назад – тебя убили, ты воскресла.
(поет Луч)
Кража
ВИОЛЕТТА. Два года жила этой безумной идеей – выпустить такую вот гладкую, красивую пластинку. Как у Моцарта. Я стала писать песни как заведенная. Ничего не видела, ничего не хотела кроме одного: чтобы была у меня своя пластинка. «Альбом» – про себя говорила это слово и плакала. Я видела, как он выглядит, знала, сколько стоит, присмотрела несколько магазинов, где надо его продавать. И уже понимала: умру, если не сделаю этого. Не хотела я никакой славы – плевать. Мне надо было избавится от этих песенок, от этого проклятого города и его уродов. У Саши выяснила, сколько стоит самой сделать пластинку… Эх, нечего было мне продать – я бы продала. И тогда я украла.
Я всегда подозревала, что воровать легко. Нужно только очень чего-нибудь хотеть: шубу, машину, бассейн на даче. И дается, как известно, один шанс. Второй раз уже ничего не получится. Нет легкости, нет фарта.
Дала объявление: няня, ищу работу. Проставила – смешную цену. Рассчитала правильно: жадные, они самые богатые. Договорилась с артисткой одной нашей – они с мужем в Израиль уезжали, а квартиру никак не могли продать – мне предложили пару месяцев пожить. Я клиентам переговоры назначала "у себя дома" – чтобы не сомневались и паспорта, например, не спрашивали. Оценивала как: баб по кольцам, мужиков по ботинкам. Выбрала тетечку лет сорока: шесть колец с брюликами и сережки. У нее с молодым мужем только ребенок родился. Почуяла – то что надо.
Работала я два дня. В первый же все узнала – где деньги, где что. Второй – Лиза, хозяйка, на работу не поехала. А назавтра утром пришла, поздоровалась, проводила хозяев на работу, собрала, что положено – и гуд бай. Маленький заливался – даже не подошла.
Вещи снесла Юрочке, гитаристу одному. Он сам почти что вор. Но тут везение и кончилось. Юрик не обманул – его просто утром у ресторана нашли. Убили.
Вот тогда я испугалась. С Ярославского уехала в Александров. Там уборщицей в клуб устроилась, единственное место, где фортепиано настроенное было.
(поет Прощание шотландки)
Больно
ВИОЛЕТТА. Пиши, брат, пиши. Жми на кнопки. Зачем тебе знать, что я не та, что мне осталось всего ничего: дворик, пакет молока, сдобная булочка. И еще нужна мне скамейка – чтобы посидеть, посмотреть на людей и птиц. Люди откажутся, а голубей можно и покормить. А коту молока налить – только оно сразу в землю уходит, не успевает кошка лизнуть – и нет молока. Но я еще куплю. А ты пиши, пиши. Все равно не узнаешь, сколько мне лет – я уже умирала, мне все едино. И как звать меня я правды не скажу – пиши неправду, пиши – Виолетта. Ну-ка, что там у тебя получилось (читает бумажку):
"Гр-ка Виолетта Смирнова, 1970 г.р. доставлена в 7 отделение ГУВД г. Александров 4 декабря с.г. в 00. 43 часов с площади Свободы. Обнаружена патрулем во время ночного дежурства. Гр-ка Смирнова В. Находилась на земле, и имелся риск замерзнуть. Задержанная не находилась в состоянии алкогольного опьянения, но на вопрос сержанта Соловьева В. А. ответила нецензурно и плюнула слюной, и попала на рукав. В результате гр-ка Смирнова В. доставлена в отделение. Данные сообщить отказалась, документы личности отсутствуют. По факту данного дела вызван дежурный врач поликлиники севастопольского района Седой А. Г., невролог. Дежурный Орлов Александр."
Написал, а все неправда. А правда тебе и не снилась. Тебе и не за чем правду знать.
(поет Пригвождена)
Домой
ВИОЛЕТТА. Все, оказывается, быстро проходит. Повалялась в психушке в Александрове – и обратно в Москву, в свой театр. Там и не спросили, где была. Я теперь шумовичка. Меня теперь зовут Лариса. Мне Виолетта не нравится. Когда выписывали новый паспорт, я попросила. Врач, Артур Григорьевич разрешил милиционеру.
Артистка та квартиру продала. Драгоценности не нашли. Перед Сашей виновата, но этого не вернуть.
Мне теперь очень хорошо. У меня два любовника – Савелов и Федор Иванович. Новое пальто. Я часто мечтаю. Мне хочется, чтобы был муж. Он бы покупал на всю неделю йогурт. Потому, что артисткам нужен по утрам йогурт. А потом, после йогурта, варил бы мне кофе. А я включала бы радио и слушала любую музыку. Мы бы жили у него в квартире. И мамы у него нет – она и отец его умерли уже давно. Он о них уже и не плачет. И однажды, в среду, по радио я услышала бы свою песню. А как она там оказалась? А Бог ее знает.
(поет Каждому в недолгий век)
Молитва
ВИОЛЕТТА. Господи, ты меня всегда любил и делал мне только хорошее. Я грешная. Я украла. Из-за меня погиб человек. Я ни о чем не жалею, потому что знаю: ты меня простишь. Если ты сделаешь, что я прошу, я обещаю тебе сразу умереть. Я не стану убивать себя. Я просто умру.
Если ты есть на небе (а ты есть, я слышу), сделай так, чтобы эти песни записали на пластинку. Пусть эту пластинку потом продают в магазинах, про которые я написала тебе в той записочке – в среду я отдала ее бабе Поле у храма Вознесенья. Она обещала тебе передать. А потом , пусть одну песенку, какая тебе понравится, передадут по радио. Если можно, я умру, когда услышу по радио, а не когда выйдет пластинка. Вот и все. Вот и все. Спасибо.
Чудесным образом открывается задник. Там – музыканты. Ясная, спокойная, красивая Виолетта уходит с авансцены, ближе к музыке. Первые аккорды – и она в настоящем, как у певице платье, и поет. Ту песню, которая Ему понравилась.
(поет Еще не раз вы вспомните меня)
Занавес
Зачем ты ушел
Сценарий полнометражного фильма. Авторская версия
МОСКВА. РАННЯЯ ОСЕНЬ. СУМЕРКИ
По улицам мегаполиса в сумеречной дымке уверенной походкой идет человек.
Это мужчина, на вид ему не больше сорока. Под пальто отличного кроя угадывается правильная осанка. На голове модная вязаная шапка.
Движения человека рациональны: он обходит редкие лужи на асфальте, не глядя под ноги, ныряет из одного двора в другой – там непривычно тихо и пусто для огромного города. Звуки его шагов отражаются от бетонных конструкций жилых домов, пустых учреждений, новостроек.
Вынырнув из арки очередного двора, человек оказывается на набережной, перед мостом на другой берег реки. Он пересекает проезжую часть, подходит к парапету. Несколько секунд стоит над водой. Засовывает руку в карман пальто, достает что-то и бросает в воду. Видно, как небольшой предмет по высокой дуге плавно падает в серую реку.
Мужчина своим упругим шагом заходит на мост.
Он идет на другой берег и исчезает из вида за изгибом моста.
В ту же секунду мегаполис оживает: из-за поворота выезжают один за другим автомобили, загораются в вечернем режиме фонари. Проявляются звуки, характерные для большого города – шум мотора автомобилей, вой сирены скорой помощи, музыка из окна; улицу заполняют прохожие.
НАТ. ГОРОДСКАЯ ПРИСТАНЬ. УТРО.
На пристани стоит мужчина в знакомом пальто. Это ВАЛЕНТИН. Не красавец, среднего роста. Следит за собой, хорошо одет.
Валентин пристально вглядывается в пространство за изгибом реки. Смотрит на хронометр на руке. С недовольством, немного картинно покачивает головой.
К Валентину сзади подходит девушка, она становится рядом и заинтересованно смотрит в том же направлении. Это ЕВА. Ей на вид 23–24 года. Она одета в практичную, дорогую куртку, джинсы, на ногах – хорошие осенние ботинки.
Они стоят так несколько мгновений, Ева утрированно копирует сосредоточенное выражение Валентина.
Первым не выдерживает Валентин: он улыбается, смотрит на Еву. Та продолжает очень серьезно всматриваться вдаль. Подержав на себе несколько мгновений взгляд Валентина, Ева смеется. Валентин обнимает ее, они отходят от пристани.
Ева и Валентин гуляют по набережной, к которой спускается большой городской парк. Подходят к подъему, ведущему в парк, делают несколько шагов вверх. Ева останавливается – корчит гримаску, всем своим видом показывает, что ей лень подниматься. Валентин знает, чего она хочет – делает шаг вперед и покорно подставляет спину. Ева, как маленькая забирается на спину и Валентин начинает подъем.
Добравшись до верха, Ева и Валентин продолжают прогулку. Они неспешно прогуливаются, держась за руки. Они общаются молча, жестами, взглядами: она показывает ему на красивое дерево в парке – он согласно кивает; вместе они улыбаются забавному персонажу, прошедшему навстречу; он просит ее попозировать на фоне реки и – она послушно становится фотомоделью, Валентин фотографирует Еву коммуникатором.
Вдруг взгляд Валентина меняется – он видит, как из-за излучины реки появляется точка теплохода. Валентин удовлетворенно улыбается, они с Евой возвращаются к пристани.
НАТ. КРЫТАЯ ПАЛУБА РЕЧНОГО ТРАМВАЙЧИКА. ДЕНЬ.
В речном трамвайчике никого, кроме Евы и Валентина. Они сидят за столиком у иллюминатора и играют в шахматы. Валентин очень серьезен, Ева более расслаблена, она снисходительно наблюдает за размышлениями Валентина – он делает ход. Ева кивает, и быстро делает ответный ход. Валентин видит, что проиграл. Он не раздосадован, он принимает проигрыш, как должное. Ева достает из кармана куртки изящный блокнотик и что-то пишет в нем. Вырывает листок с написанным, сворачивает пополам, показывает листок Валентину. Он вздыхает и кивает. Ева прячет листочек в карман джинсов, убирает блокнот в карман куртки. В этот момент входит официант и ставит на стол бутылку красного вина и фрукты.
Валентин пересаживается к Еве, обнимает ее за плечи: они, потягивая из бокалов вино, смотрят на проплывающий мимо них город…
НАТ. ГОРОДСКАЯ ПРИСТАНЬ. ДЕНЬ.
Речной трамвайчик причаливает к пристани на набережной в центре Москвы. Ева и Валентин выходят на берег.
Ева и Валентин поднимаются по каменным ступенькам в центр мегаполиса.
НАТ. БУЛЬВАР. ДЕНЬ.
Ева и Валентин мерно идут по бульвару. Вдруг Валентин сворачивает с дорожки и тянет за собой Еву. Они переходят проезжую часть и ныряют во дворик.
НАТ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР. ДЕНЬ.
Ева и Валентин выходят из двора и оказываются перед школой, Валентин дает Еве коммуникатор, а сам идет к входной двери. Ева фотографирует его на фоне входа и школьной вывески.
В этот момент дверь открывается и из школы выходит пожилая дама. Это – Учительница Валентина. Валентин видит ее и здоровается с почтением. Она узнает Валентина, всплескивает руками. Он целует ей руку и подзывает Еву.
Учительница, Валентин и Ева разговаривают.
НАТ. БУЛЬВАР. ДЕНЬ.
Ева и Валентин продолжают гулять по московским бульварам. Ева картинно капризничает, тянет Валентина к скамейке. Они усаживаются, Ева кладет голову на плечо Валентина.
Валентин достает из кармана пальто коммуникатор, подносит его ко рту.
ВАЛЕНТИН
(громко в микрофон коммуникатора)
Такси!
НАТ. ВХОД В КИНОТЕАТР. ВЕЧЕР.
К кинотеатру подъезжает такси. Из машины выходят Ева и Валентин. Они подходят к входу в кино. Ева пытается придать лицу равнодушное выражение. Перед самой дверью Валентин останавливается, смотрит на Еву. Ева, поджав губы, нехотя достает из кармана записочку и отдает Валентину. Он разворачивает записку и читает:
НАПИСАНО РУКОЙ ЕВЫ:
Хочу в кино.
Валентин прячет записку в карман, победоносно смотрит на Еву. Они синхронно улыбаются и входят внутрь кинотеатра.
ИНТ. КВАРТИРА ЕВЫ И ВАЛЕНТИНА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.
Ева и Валентин заходят домой. Ева включает свет в холле. Валентин обнимает ее сзади, Ева закрывает глаза и делает вид, что засыпает стоя.
ИНТ. КВАРТИРА ЕВЫ И ВАЛЕНТИНА. КУХНЯ. НОЧЬ.
Ева одна на кухне, пьет чай. Вдруг рядом звонит коммуникатор, оставленный Валентином. Ева смотрит на часы, вмонтированные в плиту – полпервого ночи. Она берет коммуникатор и несет его в кабинет Валетнина.
ИНТ. КВАРТИРА ВАЛЕНТИНА И ЕВЫ. КАБИНЕТ ВАЛЕНТИНА. НОЧЬ.
Ева, не заходя, открывает дверь в кабинет – Валентин работает за компьютером.
Ева с улыбкой протягивает ему коммуникатор.
Валентин выходит из-за стола, берет коммуникатор, смотрит на дисплей, нажимает кнопку приема.
ВАЛЕНТИН
Алло, да.
Валентин с вежливой улыбкой прикрывает дверь в кабинет перед носом Евы.
ИНТ. КВАРТИРА ЕВЫ И ВАЛЕНТИНА. ХОЛЛ. НОЧЬ
Ева в некоторой растерянности возвращается на кухню. По дороге на кухню Ева проходит мимо картины в красивой раме и с автономной подсветкой, которая висит на стене.
Картина среднего формата – парафраз знаменитой пименовской «Новой Москвы», только с поправкой на современность: на Манежной теперь одностороннее движение, поэтому девушка за рулем повернута к нам лицом. И девушка эта очень похожа на Еву…
ИНТ. ТЕАТР. ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ. ВЕЧЕР
Уютный малый зал одного московского театра. Сцена близко к зрителям, занавеса нет.
На сцене – яркие и странные декорации.
Почти все зрители уже заняли свои места. Публика тут не случайная, в глаза бросаются экстравагантно одетые мужчины и женщины, немало и персонажей затрапезного вида. Это – особая часть московской богемы: самая прогрессивная, рафинированная, смотрится она несколько утопически. Многие зрители знают друг друга.
В первых рядах зрительного зала сидит Ева.
НАТ. ВХОД В ТЕАТР. ВЕЧЕР
Вход в театр ярко освещен. Спешит к началу представления элегантно одетая пара. Они забегают внутрь мимо афиши с портретом модного поэта и названием «СЛОВО СЛАВЫ».
ИНТ. ТЕАТР. ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ. ВЕЧЕР
Ева, разглядывает сцену, крутит головой, рассматривая зрителей. Кивает кому-то, улыбаясь.
Она часто смотрит на вход.
Все расселись. Слышны характерные для представления, которое задерживается, хлопки нетерпеливых.
Ева вновь оборачивается и смотрит на вход.
В зал энергично входит Валентин. Безукоризненный костюм. У него по букету в руке.
Ева видит его и резко отворачивается. Валентин уверенно идет к своему месту и садится рядом с Евой.
Едва он опускается в кресло, в зале гаснет свет, на сцену выходит герой вечера, модный поэт. Он здоровается с публикой и начинает читать стихи.
Ева поворачивается к Валентину и укоризненно качает головой (действие на сцене совсем близко, даже шепотом говорить неудобно). Он виновато кивает – получилось в такт музыке и ритмичному голосу, который доносится со сцены. Ева, сдерживая улыбку, переводит взгляд на сцену, но через мгновение опять смотрит на Валентина. Она кивает на один из букетов. Он беззвучно произносит: «тебе». Ева показывает на второй букет. Валентин, кивая в сторону сцены, также беззвучно: «ему». Ева прыскает от смеха.
Поэт заканчивает читать. Зал взрывается аплодисментами.
Ева тоже хлопает.
Аплодисменты стихают, и действие на сцене возобновляется: свет гаснет, звучит музыка, луч прожектора высвечивает на сцене танцевальную пару. Поэт начинает новое стихотворение в музыкально-танцевальном сопровождении.
Валентин дотрагивается до руки Евы. Она видит, что на его коленях две одинаковые коробочки для ювелирных украшений. Подсвечивая коробочки коммуникатором, Валентин предлагает ей выбрать.
Пару секунд подумав, Ева показывает пальчиком на коробочку на дальнем от нее колене.
Жестом он разрешает забрать приз. В коробочке шоколадная конфета. Ева отправляет ее в рот. Выразительно смотрит на коробочку оставшуюся.
Валентин деланно вздыхает и разрешает.
Она открывает вторую коробочку – там массивное платиновое кольцо с изумрудом.
ЕВА
(почти в полный голос):
Ой!
Сидящие рядом зрители оборачиваются.
Ева улыбается, одними губами говорит: «люблю». Она надевает колечко на средний палец правой руки. Протягивает руку герою. Тот подсвечивает ее ладонь коммуникатором.
Новое колечко отлично сочетается с таким же массивным обручальным кольцом на безымянном.
Валентин улыбается удовлетворенно. Он берет Еву за руку, и они сосредотачивают внимание на поэтическом спектакле.
НАТ. ВХОД В ТЕАТР. ВЕЧЕР
К театру подъезжает такси, с трудом находит место для парковки напротив входа. Такси выделяется среди дорогих частных авто, стоящих у театра. Водитель такси выходит, энергично протирает ручки на передней и задней правых дверях автомобиля. Затем протирает лобовое стекло и передние фары. Возвращается на водительское место.
ИНТ. ТЕАТР. ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ
Последние слова поэта зал подхватывает овацией. Поэт и участники странного представления выходят на поклоны.
Валентин берет в руки букет, предназначенный для артиста.
ВАЛЕНТИН
Пойду, отдам. Или сама хочешь?
Ева отрицательно машет головой. Она выхватывает у него и второй букет, они стремительно, почти бегом покидают зрительный зал.
НАТ. САЛОН ТАКСИ. ВЕЧЕР.
Валентин и Ева садятся в припаркованное такси. Шофер через зеркало заднего вида ждет, когда они усядутся.
ШОФЕР
Добрый вечер, Валентин Юрьевич.
Шофер включает зажигание.
Валентин кивает в ответ на приветствие. Смотрит на Еву.
Машина трогается.
ЕВА
Ну, как?
ВАЛЕНТИН
Мне понравилось. Ярко. У танцовщицы красивые ноги. А тебе?
ЕВА
(любуясь кольцом)
Давно такого удовольствия не получала.
Ева переводит взгляд на Валентина, порывисто целует его в губы.
ВАЛЕНТИН
(после паузы)
Леша Буранов днем позвонил – решил устроить отходную. Внезапно. Только для нас. Из ресторана – в аэропорт. Позитив – прощание будет искрометным. Негатив – поужинать нормально не получится – Леша уболтает.
ЕВА
Да бог с ним. Я дома поела. Ты усталый какой-то. Не болеешь?
ВАЛЕНТИН
Весь день в конторе. Даже в театр на такси – а тут всего-то километров пять.
Такси останавливается.
ИНТ. РЕСТОРАН. ВЕЧЕР.
Скорее это не ресторан, а ночной клуб – слишком громкая музыка, на крохотном танцполе профессионально танцуют три девушки.
ИНТ. РЕСТОРАН. ЗОНА ТАНЦПОЛА
За столиком рядом с танцполом сидит БУРАНОВ. Ему лет 35–37. Блондин, красавец, знает об этом. Отличное настроение – громкая музыка и многолюдность его только повышают. Буранов даже не замечает, как к столику подошли Ева и Валентин.
ЕВА
(громко)
Молодой человек, а вы один? Можно к вам?
Буранов вскакивает, он искренне рад. Мгновенно включается в общение.
БУРАНОВ
Страшно буду по вам скучать!
ВАЛЕНТИН
До этой реплики у тебя еще пара часов. Леша, а ты не мог выбрать уголок потише?
БУРАНОВ
(жизнерадостно)
Да все резёрвед! Тут отлично посидим.
ВАЛЕНТИН
Резервед, потому что я заказал. Пошли.
Буранов послушно встает из-за стола, и вся компания перемещаются в зону чилаута.
ЕВА
(пока они идут)
Эх, Буранов, забыл, с кем дело имеешь?
БУРАНОВ
Тебе не страшно жить с гением? Они же все зануды. И рано умирают.
ЕВА
Я понимаю, тебе по должности положен медицинский юмор. Или завидуешь?
БУРАНОВ
Одно другому не мешает.
ИНТ. РЕСТОРАН. ЧИЛАУТ
Компания усаживается за столик – тут совсем другая атмосфера: фоновая спокойная музыка, мягкий свет. На столе в вазах – два знакомых букета. Официанты открыли и разлили шампанское.
БУРАНОВ
Тост! Я скажу быстро и главное. Валя, мне будет не хватать твоей железобетонной надежности. Твоей дружбы. Ты научил меня ходить – пешком…
ВАЛЕНТИН
Готовился к тосту!
БУРАНОВ
(продолжая)
Ева, ты наверняка не знаешь. Он же не скажет – он не маркетолог и прогнозист, он разведчик! У меня умер больной, под ножом. Не простой больной. С двух сторон меня прижали: родственники в суд подали, дружки покойника организовали наезд. Мрак. Я к Вале – чтобы попросил за меня своих высокопоставленных друзей. Знаешь, что он сказал? Тебе надо гулять больше, у тебя паника. Я его обматерил. А он утром звонит, как ни в чем не бывало: я тебе серьезно говорю – тебе надо проходить километров десять каждый день. Вечером я пошел домой пешком. Замерз, но спал как убитый. На следующий день все мои проблемы разрешились: бандиты пропали, иск отозвали. Я у Вали никогда не спрашивал, что и как – я просто с тех пор хожу с работы пешком. И для простаты полезно.
ЕВА
Точно готовился.
БУРАНОВ
Валя, за тебя, за вас, Евочка.
Выпивают. Идет обычный ужин.
ЕВА
Так ты вон что умеешь. Мало того, что сам шлендраешь, других заставляешь. (Буранову) А я, Леша, хочу машину.