За эти два дня в ближайшем космосе творилось черт знает что: летающие тарелки совсем распоясались и стали подлетать вплотную к станции. Тарелками я их называю по привычке – вообще-то они представляли собой здоровенные сферы, покрытые всякими неприятно шевелящимися отростками. Эти сферы завели гнусную привычку зависать рядом, выдвигать нечто вроде трубы диаметром около метра и приникать этой трубой к нашим иллюминаторам. На конце трубы было что-то вроде здоровой линзы, то есть за ней все расплывалось, но периодически к линзе приникали маленькие (сантиметров восемьдесят) зеленые человечки и наблюдали за нами – вот тогда зеленых можно было рассмотреть во всех подробностях. Понятно, что это были галлюцинации, но интересно, что у нас с Биллом даже подробности совпадали. Телевизионщики сходили с ума – они-то ничего не видели. Их главный был готов лететь на станцию лично – остановила его только явная бессмысленность такого шага: камеры ничего не фиксировали, а на слово работнику телевидения никто не поверит.
Перелом наступил на третий день, когда я перешел в научный модуль. Вскрыв панель очередного блока, я невольно отпрянул и тут же врезался головой в условный потолок – невесомость, однако. За панелью, свернувшись кольцом, лежала змея – не так чтобы большая, места в электронном блоке не много – но очень мерзкая. Я с детства боюсь и ненавижу змей, хотя они мне отродясь ничего плохого не сделали. Это что-то иррациональное – даже если змею показывают по телевизору, я переключаю программу. Змея, похоже, была дохлая. Я схватил какую-то штангу, мусорный мешок, запихнул туда змею и выбросил мешок в утилизатор. И тут до меня дошло – надо было звать Билла, он все-таки биолог, да еще с мировым именем, если верить его словам.
Билл висел в странной позе, как бы сидя на корточках, и задумчиво смотрел внутрь развороченного пылесоса (таких в оранжерее было несколько, для сбора мертвых листьев и прочего мусора).
– Что? – спросил я.
– Пауки – коротко ответил Билл.
– И где?
– Как видишь, нету.
– А у меня змея.
– Это очень интересно – абсолютно равнодушным голосом сказал Билл.
– Что будем делать?
Мы попытались связаться с Землей, но по всем каналам было только невнятное шипение. Я вспомнил свою змею, и меня опять передернуло. С телевизионщиками связь была, но через слово. Кое-как они объяснили, что на Солнце сильная буря и со связью могут быть проблемы.
– Проблем… – задумчиво пробормотал Билл.
Я предложил посмотреть записи камер – до этого у нас времени не было, мы верили на слово Земле, что ничего не происходит, а у нас глюки, пусть и не простые.
Просмотр нас потряс – камеры фиксировали ВСЕ – от первых шариков до практически стыковки зеленых со станцией. Так кто кому врет? Билл кинулся к пульту связи – шипение по всем каналам.
– Слушай, если у нас совместные галлюцинации, так может и то, что на записи все есть – нам только кажется? – неуверенно предположил я. Великий биолог посмотрел на меня как на амебу простейшую, которую и препарировать-то не интересно, и ничего не сказал.