– Так чем же я буду зажигать? – вскричал князь.
– Бандерольные спички, ваше сиятельство, узаконены, а все другие запрещены, а вы изволите видеть (он поднял коробочек и прочитал по-польски) «Zapalki Poltaka w Wiedniu»[1] – запрещенное, ваше сиятельство.
Князь засопел и опять на портьеру.
– Где же это, стало быть, эти того… дозволенные спички?
– Не знаю, ваше сиятельство, – отвечает лекарь, – и… никто не знает.
– Вы врете! Князь в нетерпении обернулся опять к портьере и воззвал:
– Пожалуйте, пожалуйте… Нечего там скрываться. Извольте мне объяснить, где можно достать дозволенных законом спичек?
– Не знаю, ваше сиятельство, – отвечал правитель.
– А, вы не знаете! Вы не знаете! А в таком разе я, стало быть, не делаю никакого преступления, потому что я и закона-то этого не знал.
– Извините, ваше сиятельство, но неведением закона отговариваться запрещено, – кротко заметил язвительный лекарь.
– Да, что это за черт меня преследует! – вскрикнул князь и, обратясь к правителю, добавил: – запрещено?
– Запрещено-с.
– Куда же, ваше сиятельство, мне идти брать себе законные средства к жизни? – смиренно вопросил лекарь.
Князь сопнул, собственными руками завернул к порогу и лекаря, и правителя и вместо напутствия сказал им:
– Убирайтесь вы, стало быть, к черту… если это не запрещено.
Кроме взяток, которые запрещались и которых невозможно было не брать, как равно невозможно было обходиться и без запрещенных спичек, разновременно, кажется, все было запрещено. Запрещалось, например, представлять к награде орденами не имеющих пряжки, но дозволялось обходить это запрещение; запрещалось ремонтерам полевой пешей артиллерии платить дороже 50 руб. за лошадь, а выдавалось по сту рублей на коня; одно время студентам запрещалось не только ходить в фуражках, но даже иметь их; запрещалось офицерам носить калоши и фуражки, а писарям запрещалось ездить на дрожках. Эпоха эта даже воспета Пушкиным в стихах: