Особа дала чиновнику пять тысяч и потом долго носилась с открытием, что у нас есть чиновники, которые, так сказать, на законном основании берут взятки.
– И я сам, да, я сам дал пять тысяч и не скрываю этого! – говорила она однажды одному тоже высокопоставленному лицу.
– А я советовал бы вам это скрывать, – отвечал собеседник.
– Это зачем?
– Да ведь вы подлежите за это суду, как лиходатель заодно с лихоимцем.
Особа замахала руками: «дескать, тут сам черт ногу переломит!» – и с тех пор о данной взятке ни гу-гу.
Из имений многих наших высших государственных людей всегда отпускались щедрые взятки на чиновников, и деньги эти сносились прямо по отчетам, как жалованье, в расходные статьи, и при поверках и опеках статьи эти читались гласно и громко и никого не смущали.
А взятка все-таки была запрещенное преступление.
В одном из наших больших губернских городов был в довольно недавние годы начальником добрейший и благодушнейший престарелый князь (ныне уже умерший), и там же, в том же самом городе, был городовой врач, из евреев, что называется, преестественнейшая каналья. На чиновника этого до старика-князя доходили беспрестанные жалобы, а во время одного рекрутского набора скопилось их столько, что добрый князь не выдержал и сказал:
– А, с этим, стало быть, надо что-нибудь того… надо что-нибудь сделать.
– Не будьте с ним так мягки, ваше сиятельство, – отвечал ему его советник и правитель.
– Да, да, да… стало быть, нельзя… Позвать его ко мне, и вы увидите, черт меня возьми, мягок ли я… увидите.
Через полчаса правитель докладывает, что виновный лекарь явился и ждет в приемной.
– А, он, стало быть, там! Нет, сюда его, сюда его, в кабинет… а вас прошу постоять вот тут за ширмой… Вы говорите, что я мягок, стало быть, слаб… Вот вы увидите, как я слаб…
Вошел преступник; князь на него так и накатился.
– Вы, – говорит, – взятки брать!
– Беру, ваше сиятельство, – отвечает доктор.