Отверженный

Глава VI. Амисалла

Госпожа Фолди выделила Амисалле самые большие и удобные апартаменты, располагавшиеся в коридоре, соседнем с комнатами Принца, дабы ни в чём не стеснить её. Эту тревожную ночь, измотавшую её выносливость, Амисалла проспала в кровати, словно убитая, но с рассветом она, ещё не набравшаяся бодрости, механически скатилась с удобных перин и принялась приводить себя в порядок. Помятая и усталая, она как будто совсем не отдыхала, и душой до сих пор пребывала во вчерашнем дне. Едва плеснув себе в лицо холодной водой, она вдруг вспомнила разорванные напополам кабаньи туши, пышущее безумным торжеством лицо Ральмунда и хриплое голодное карканье омерзительно копошащейся туши ворон. Её бросило в холодную дрожь, она пошатнулась и схватилась за столбик кровати, чтобы не свалиться на пол. Глядя в пол, она бессвязно шептала себе под нос:

– Я ошиблась… Я ошиблась… я же боюсь его, я его до смерти боюсь… Как я смогу выстоять? Я убегу, я не сумею выдержать его припадок… Биркан был прав, мне страшно быть рядом с ним…

«Эти припадки меня доконают, леди Виллиэн», – чётко прозвучали у неё в голове слова Ральмунда, сказанные безразличным голосом больного, уже смирившегося с неизбежной смертью. Внутри неё поднялась волна протеста, оживляя притихшую гордость, и она опять почувствовала к Принцу жалость. Во дворце все трепетали очередного августейшего припадка, но она была врачом и не имела права бояться. От неё зависела жизнь Ральмунда, и никакие её сомнения и страхи не должны были препятствовать ей в работе. Больше здесь никто не поможет Принцу – неожиданно осознав это, Амисалла даже опустила ленту, которой собиралась завязать волосы, обратно на туалетный столик. Ей вдруг открылась жуткая истина: королевский двор нетерпеливо ожидает смерти Ральмунда, и, когда он умрёт, его тут никто не пожалеет. Ей вспомнились циничная полуулыбка Оруэна, лёд в глазах Лиэса, безразличное лицо Илкая и признание Сомера. Если ближайшие соратники Принца таковы, то что же думают о нём другие придворные? Теперь в глазах Амисаллы Ральмунд был не только тяжело больным, но и глубоко несчастным человеком…

До общего завтрака придворных, как сказала ей одна из горничных вчера, оставалось ещё около шести часов: почти никто здесь не поднимался раньше полудня. Амисалла сидела в своих приёмных покоях, перелистывая страницы учебника по медицине и не ожидая никаких визитов. Однако кто-то очень тихо и осторожно постучался в её дверь, и от неожиданности она даже вздрогнула на своём просторном диване.

– Да! Да, входите!

Лохматого человека, одетого по-чиновничьи, она совсем не знала и даже испугалась, когда он вырос на пороге, упираясь растрёпанной макушкой в притолоку.

– Леди Виллиэн, я полагаю? – гулким голосом спросил человек, слегка наклоняя массивную голову вниз, чтобы рассмотреть её.

– Да, это я, – взяв себя в руки, подтвердила Амисалла, – а Вы кто?

– Я Соул Лидеон, и меня послал за Вами Его Высокопревосходительство господин регент. Прошу пожаловать за мной.

Изумлённо вскинув брови, Амисалла молча поднялась и поспешила за Соулом, который, кажется, отнюдь не собирался задерживаться в её покоях. Повернувшись, он вышел в молчащий коридор, где бесшумно сновали только проворные горничные, и, не заботясь о том, как она будет нагонять его, размашистыми шагами двинулся впереди неё. Амисалла трусила следом, и каблуки её туфель часто предательски стукали по блестящим камням пола. Каждый раз, когда этот клацающий звук возмутительно нарушал тишину, она стыдливо краснела и старательно напоминала себе: «Там до сих пор спят люди, ты не должна им мешать… Но всё-таки, когда они уже встанут?»

Повсюду во дворце царствовала мёртвая тишина, повсюду были потушены светильники. Она не представляла себе, где живёт регент, и не догадывалась, сколь долго они могут блуждать вдоль спящих комнат. Однако в одном просторном, длинном коридоре со спущенными тёмно-зелёными шторами Соул вдруг остановился, повёл лохматой головой влево и шумно втянул ноздрями воздух (Амисалла едва заметно поморщилась). Он впервые за всё время путешествия обернулся к ней и сообщил низким шёпотом:

– Вот комнаты господина регента, – и указал на одну из дверей, совершенно ничем не отличавшуюся от других дверей, располагавшихся от неё на огромном даже для дворца расстоянии.

Замедлив шаг так, чтобы Амисалла не отставала от него, он подошёл к двери ближе и несколько раз постучал. Некоторое время они стояли в молчании, напряжённо ожидая ответа. Соул вдруг посторонился, одной рукой придвинув Амисаллу, как пушинку, ближе к себе. Как оказалось, это было нелишним: ибо в следующее мгновение дверь широко открылась, и, если бы Амисалла и Соул остались на своих местах, она неминуемо ударила бы их. В коридоре, ведущем в покои регента, стоял, недружелюбно сжав губы и холодно блестя глазами, Лиэс. На Соула он посмотрел бегло и невнимательно, сконцентрировавшись исключительно на Амисалле.

– Леди Виллиэн, – сухо и официально обронил он, но иглы в его глазах, словно противореча его тону, мягко прогнулись назад и задрожали.

– Лиэс, – тепло улыбнулась ему Амисалла, – рада Вас видеть…

– Господин регент желает видеть Вас, – ледяным тоном сообщил ей Лиэс. Глубоко вздохнув, он посмотрел на Соула с отголоском сожаления и дрогнувшим на мгновение голосом прибавил: – А ты ступай к Картенеру. Леди Виллиэн, идёмте со мной.

Дверь покоев мягко прикрылась за ними, и единственным источником света для неё стали только медленно горевшие в плошках длинные восковые свечи и подвешенные к потолку лампады. Лиэс шагал впереди неё, она видела, как напряжены его плечи, хотя он старался казаться невозмутимым. Она старательно пыталась нарисовать себе портрет всесильного регента Империи, о котором ходило столько слухов в Хевилоне; она пыталась представить, каков же этот человек, чьего гнева все трепещут, и не гневается ли он на неё сейчас. Ведь она взялась лечить Ральмунда, она отважилась отвоёвывать его у смерти, и непонятно, как к этому отнесётся большая часть Империи…

Коридор кончился, и они с Лиэсом очутились в большой, светлой комнате с раздвинутыми шторами и распахнутыми окнами, полной свежести летнего утра. Навстречу им, отступая от окна, обернулся регент.

Она ожидала увидеть страшного человека с грозными глазами, мечущими молнии, с бровями, постоянно соединёнными на переносице, дабы внушать ещё больший ужас всем соперникам. Зная, что регент ещё и маршал Империи, двадцать лет назад отличившийся в Гражданской Войне, она добавила к его образу военный мундир, увешанный орденами и медалями, и с пятёрку зловещих шрамов, похожих на те, которые оставляют когти взбешённого гибрида.

Но регент оказался самым обычным, приятным на вид человеком, далёким от того идеала грозности, который она всегда себе представляла. Мало того, что он был совсем не страшным, но он ещё и одарил её светлой широкой улыбкой, и это привело её в полнейшее замешательство.

– Леди Виллиэн! Большая честь увидеться с Вами, – сказал регент и совершенно непринуждённо протянул ей руку, словно в его стране все с незапамятных времён приветствовали женщин рукопожатиями. – Прошу, присаживайтесь, располагайтесь…

Немало польщённая, Амисалла пожала ладонь регента и с возросшим интересом принялась изучать его. Она мгновенно отметила седину в его волосах, тонкие морщинки, как гусиные лапки, собравшиеся в уголках его глаз, и неподдельную заинтересованность, которой в Империи её одаривали лишь Берта и Биркан. От этого ей сразу сделалось легче и приятнее общаться с регентом, словно не замечавшим её возраста и пола. А она так устала слышать: «Вы же леди, Вам это нельзя! Вы ещё слишком молоды, Вам этого не понять!» Машинально повинуясь, она опустилась в одно из кресел, регент устроился напротив, чтобы иметь возможность хорошо её видеть.

– Не желаете ли чашки чая, леди Виллиэн?

– Да, Ваше Высокоп… Высокопревосходительство, – едва выговорила Амисалла и глубоко вздохнула: чтобы прибавить к этому титулу «господин регент», ей понадобилась бы ещё одна порция воздуха.

Но регент прервал её потуги одним мягким поднятием ладони. Снова ей приветливо улыбнувшись, он заметил:

– Думаю, нам ни к чему эти официальности, леди Виллиэн. Говорите: «господин Фолди», это сэкономит немало времени.

– Немало признательна, – улыбаясь в ответ, сказала Амисалла, – понимаете, мои родители родом из Империи, но я всё-таки не очень хорошо знаю ваш язык, простите…

– У Вас неплохое произношение, – похвалил её регент, и она почувствовала, как гордо краснеет, – вскоре Вы освоитесь с нашим языком. Лиэс, – он обернулся к тому, увлечённо копавшемуся в какой-то книге, – прикажите Алии приготовить чай.

– Сейчас, господин отец, – покорно откликнулся Лиэс и поспешно вскочил из кресла.

– Отец?! – Амисалла перевела ошарашенный взгляд на регента, надеясь, что она ослышалась, и это совсем не так…

– Мой младший сын, – спокойно подтвердил регент, – старшего, Оруэна, полагаю, Вы уже знаете.

– Да… он очень близок к Его Высочеству… – рассеянно подтвердила Амисалла. – Знаете, состояние здоровья Его Высочества меня очень беспокоит… – она вскинула взгляд на регента и, убедившись, что он внимательно её слушает, продолжила говорить, чувствуя, как крепнет её голос, – ведь он уже очень давно болен, и я уверена, что он не был бы так плох, если бы вы не запустили его болезнь! Я не упрекаю ни в чём Оруэна и Сомера, но ведь Вы, господин Фолди, Вы могли что-то предпринять! Разве в Империи нет врачей, которые могли бы взяться за Его Высочество? Я сомневаюсь!

Сердито вздохнув, она почти враждебно взглянула на регента, но тут же устыдилась собственной несдержанности и прошептала:

– Простите…

– Ваши нападки совершенно справедливы, леди Виллиэн, – неожиданно согласился регент, склоняя перед ней голову в знак своего сожаления, – я всё это время был свидетелем развития болезни Его Высочества, и…

– И Вы ничего не сделали! – буркнула Амисалла, скрещивая руки на груди.

– Прошу, выслушайте меня до конца, – вежливо попросил её регент и, вздохнув, продолжил: – Болезнь Его Высочества – врождённая. И вылечить её нельзя. Во всяком случае, так сказали лучшие врачи Империи, созванные мной после первого же припадка у Его Высочества.

– Ваши врачи лгали! – с горячностью возразила Амисалла. – Я берусь вылечить Его Высочество, господин Фолди, я смогу, я не позволю ему так мучиться…

– Обязательное качество для врача – доброе сердце, – заметил регент, внимательно взглянув на неё, – и Вы им, леди Виллиэн, обладаете.

– Почему никто не лечил Его Высочество? Почему вы все просто смотрели, как он умирает?

– Как верные подданные, мы старались облегчить страдания Его Высочества, – возразил регент, – ему не сулили долгой жизни, и для нас каждый её час – как подарок. Его Высочество бесконечно дорог всем нам, как долгожданный первенец Её Величества Влеоны, – регент глубоко вздохнул, – но особенно он дорог нашей семье. Мы вырастили Его Высочество, как собственного сына, и обвинять нас в том, что мы могли желать ему смерти…

– Я Вас совсем не обвиняла! – покраснев до слёз, Амисалла вскочила с кресла. Но ведь она действительно только что заявила Фолди, что он и его семья ждали смерти Принца… – Простите, простите, но я вовсе не об этом хотела сказать, Вы не так меня поняли!

– Сядьте, леди Виллиэн, – остановил её регент, – не стоит извиняться.

Снова бесшумно отворилась дверь: это Лиэс метнул на отца вопрошающий взгляд и, получив немое разрешение, подвинулся, чтобы дать дорогу дряхлой служанке с подносом. Служанка безмолвно пересекла комнату, водрузила поднос на стол между регентом и Амисаллой и, отвесив обоим по глубокому поклону, семенящей походкой скрылась за дверями. Лиэс незаметно проскользнул внутрь и снова устроился в кресле, словно тень, с книгой в руках и сосредоточенным выражением на отстранённом лице. Растерянная, Амисалла медленно опустилась в кресло и виновато прошептала:

– Это не Ваша вина, это Ваши врачи… но я всё исправлю, я обещаю, что исправлю всё, господин Фолди! Мне нужно приготовить несколько успокаивающих растворов для Его Высочества, но это займёт много времени, Вы не могли бы подсказать мне, кто может помочь?

– Лиэс будет Вашим помощником, – просто сказал регент, – и он поможет Вам связаться со всеми знахарями во дворце. Леди Виллиэн, Вы стали нашей первой надеждой за эти долгие годы, и я не пожалею ничего, чтобы посодействовать Вам.

Амисалла застенчиво улыбнулась и, приподняв с подноса чашку, коснулась губами дымящегося тёмного чая. Восхищённо приоткрыв глаза, она прошептала:

– Чудесно…

– Королевский чай, – с улыбкой пояснил регент, – рецепт его приготовления передаётся из поколения в поколение.

– Знаете, – осмелев, заявила Амисалла, – я начинаю всё больше любить Империю. Нам в пансионе рассказывали столько страшных вещей о вас, но оказалось, что из них нет и половины правды! Я, конечно, очень многого здесь не понимаю, особенно в рабстве отверженных и в женских правах, но ведь Вы со всем этим покончите? Я думаю, Империя до сих пор ничего не изменила потому, что ваши граждане очень редко бывают за границей, а там многому можно поучиться, если искать правильные примеры…

Лиэс закашлялся в своём углу, и Амисалла мгновенно пришла в себя. Опять начиная заливаться краской и проклинать свою бестактную болтливость, она едва нашла в себе силы поглядеть на регента. Её удивление перешло всяческие границы, когда она поняла, что он смотрит на неё с уважением!

– Такие люди, как Вы, леди, редко мне встречались, – пояснил он, – и в последний раз это случалось очень давно.

– Значит, я могу рассчитывать на Вашу помощь?

– Конечно…

* * *

Когда Амисалла покинула общество регента, стрелки дворцовых часов приближались к полудню, что означало скорое пробуждение всего королевского двора. Лиэс шёл где-то позади неё, но она старалась на него не оглядываться: она уже заметила, что он её презирает. И почему? Она спрашивала себя, доискиваясь иных причин, в то время как ей стоило бы обратить внимание на самую очевидную из них. Она – женщина, а при этом осмеливается ездить на охоту, спорить с регентом Империи, носить мужское платье и работать врачом. «Действительно, за подобные вольности меня стоит расстрелять», – с мрачным сарказмом подумала Амисалла и, упрямо сжав губы, решительно постучалась в запертые двери покоев Принца. Изнутри раздался приглушённый голос Сомера:

– Прости, Амисалла, но Его Высочество пока отдыхает…

– Отдыхает?! – она закусила губу и ещё усерднее застучала кулаком по двери. – Сомер, он – мой пациент! Открой немедленно! Ему нельзя спать так долго, иначе он будет гораздо злее!

– Леди Виллиэн, – сказал Лиэс, прислоняясь к стене, – Ральмунд гневается, если ему противоречат. Попробуйте сейчас войти без его разрешения – и он размозжит Вам голову.

– Помолчите, господин Лиэс, Вы ничего не понимаете! – осадила его Амисалла и ещё раз стукнула в дверь. – Ваше Высочество! Ваше Высочество, да откройте же мне, наконец! Это, в конце концов, невежливо!

Поперхнувшись своими упрёками, она попятилась от медленно растворяющейся двери. Лиэс мрачно вздохнул:

– Вот, сейчас начнётся…

Она была бы рада возразить Лиэсу, но тот оказался прав. Все её упрёки заглушил звериный рёв Принца, лежавшего на том же диване, что и вчерашним вечером. Мгновенно приняв сидячее положение, он впился в Амисаллу бешено сузившимися глазами и закричал так, что содрогнулись потолки, и придворные, суетившиеся вокруг него, боязливо прижались к стенам и замигали так, как будто могли сию же секунду расплакаться от ужаса.

– Как ты посмела сюда войти?! У тебя нет ушей, если ты не слышишь предупреждений? Чёртова женщина!!

«Чёртова женщина?!» – разъярённо повторила Амисалла про себя. Преисполнившись почти такой же ярости, что и Ральмунд, гневно косившийся на неё расширенными глазами, радужная оболочка которых превратилась в узкую кайму около зрачков, она решительным летящим шагом приблизилась к нему и нависла над ним.

– Я – Ваш врач! Если хотите жить нормальным человеком, лучше слушайтесь меня! Я не позволю Вам помыкать мной, а никто больше не захочет терпеть Ваш дурной характер!

– Ты… ты… – Ральмунд сжал кулаки, и его зрачки сделались столь холодны, что она почувствовала слабую дрожь, задевшую её решимость. Но это колебание было мгновенным: она вновь взяла себя в руки и с полным достоинства спокойствием стала изучать его лицо.

Не выдержав этого, Принц испустил короткий вздох и рухнул обратно на подушки. Его взгляд, обессмыслившись, приковался к потолку – точно так же, как и вчера. Обведя королевское общество ледяным взглядом, Амисалла села на диван рядом с Принцем, взяла его пылающую руку и принялась отсчитывать пульс, стучавший болезненно быстро и прерывисто.

– Припадок… – простонал Ральмунд и прикрыл глаза, – ещё и утро не начиналось, а он уже… уже случился!

– Никакой у Вас не припадок, – твёрдо произнесла Амисалла и выпустила его руку, – это из Вас лезут Ваш мерзкий характер и плохое воспитание.

– Да что ты, неразумная хевилонская женщина, можешь знать о воспитании? – злобно прорычал Ральмунд. – Ты не знаешь ничего о предназначении Короля! Не тебе меня судить!

– Осмелюсь возразить, – через силу улыбнулась ему Амисалла, – что я не неразумная, я – медик, и Вы сами же себе противоречите, раз зовёте меня дурой и просите Вас лечить. Король – такой же человек, как и все остальные, так что не заноситесь, пожалуйста, иначе мне будет трудно найти с Вами контакт. Если Вы будете ругать меня и прятаться, у нас ничего не получится. А ведь Вы хотите быть здоровым, Ваше Высочество?

– Хочу…

– Вот и славно, – теперь улыбка на её лице не была принуждённой, – значит, мы сейчас же начнём лечение. Господин Оруэн, – она обернулась к Оруэну и поманила его пальцем, – Вы не можете помочь господину Лиэсу найти мне помощников? Пусть приготовят успокаивающие настойки из зверобоя, я уверена, в вашей библиотеке должны быть труды Аза Фетова: «Лечение нервных болезней». Я буду Вам очень признательна, если Вы принесёте нам эту книгу.

– Буду рад помочь, леди Виллиэн, – учтиво прижав ладонь к сердцу, откликнулся Оруэн. – Идем, Лиэс!

– А все остальные, господа, – она твёрдо посмотрела на королевское общество, – пожалуйста, оставьте Его Высочество одного. Ему совсем ни к чему парад лиц.

– Я не привык начинать день в одиночестве! – протестующе вскрикнул Ральмунд и приподнялся на диване.

– А Вы и не будете одни, – ласково успокоила его Амисалла, – с Вами посижу я и Сомер. Сомер, ты можешь сыграть что-нибудь для Его Высочества? Ведь ты говорил, у тебя есть скрипка…

– Конечно, – с улыбкой кивнул Сомер, – но её нужно принести.

– Пока ты будешь искать, мы с Его Высочеством поговорим. Я должна узнать Вас лучше, – настойчиво заговорила она, глядя в холодные глаза Ральмунда, – если мы станем друзьями, мне будет легче Вас вылечить.

– Друзьями – с женщиной? – высокомерно хмыкнул Ральмунд и поджал губу. – Да что ты такое говоришь?

– А я говорю неправильно? – Амисалла вскинула бровь. – Ведь мы с Вами общаемся на равных. В Хевилоне, – она устремила мечтательный взгляд к потолку, вспоминая свою родину, бесконечно далёкую сейчас, – женщинам не нужно унижаться перед мужчинами; все у нас живут счастливо и мирно трудятся на благо страны…

– Не говори мне больше о Хевилоне, – пробурчал Ральмунд и резко оторвался от дивана.

Выхватив из кресел ружьё, Принц внимательно осмотрел его, вытащил штык и принялся копошиться дальше, извлекая вещи, печально знакомые ей: охотничий рог, патронташ, шикарную шляпу с белым пером и перчатки, покрытые засохшими следами крови убитых вчера животных. Амисалла медленно поднялась с дивана следом.

– Куда Вы собираетесь, Ваше Высочество?

– Разве не очевидно, что на охоту? – фыркнул Ральмунд и, обернувшись, с размаха надел ей на голову свою шляпу (шляпа стремительно поехала вперёд, закрывая ей поле зрения).

– Я запрещаю Вам туда ездить, – твёрдо сказала Амисалла и, сдёрнув шляпу со своей головы, положила её на подголовник кресла.

– Охота сдерживает мои припадки! – через плечо рыкнул Ральмунд.

– Охота их и вызывает! – в тон ему отозвалась Амисалла и резко взмахнула руками. – Хотите – поезжайте, мне что за дело? – но Вы обязательно снова упадёте в обморок, и, возможно, Вы даже умрёте! Но ведь Вы – будущий Король, Вы – особенный человек и можете сами решать, стоит Вам слушать своего врача или нет, при том, что Вы прекрасно знаете, что врач не желает Вашей смерти или окончательного помешательства!

– Окончательного? Так ты думаешь, что я помешанный?

– А это разве не так? Взгляните на себя, на кого Вы похожи? Вам нельзя сказать ни слова, иначе у Вас начнётся приступ мерзкого характера, Вы накричите, а, может, даже и ударите!

– Это в моей власти!

– Так что же, это значит, что можно брать в руки плётку и избивать кого попало?

Тяжело вздохнув, Ральмунд отвернулся и мешком свалился в кресло. Взгляд у него сделался грустным снова, и по этому взгляду она отгадала, что только что неразумно спровоцировала очередной припадок. Биркан был прав, она не сможет с этим справиться, она почти такая же, как и Ральмунд, и они будут поочерёдно приводить друг друга в бешенство постоянно; чем это кончится – неясно… Амисалла присела рядом с креслом Принца на корточки и печально вздохнула:

– Простите, Ваше Высочество… Но Вы правы, мне нужно уйти. Я сделаю Вам только хуже. Без меня Вы проживёте дольше.

– Никуда – ты – не – денешься. – Фыркнул Ральмунд, поворачиваясь к ней лицом. – Ты – мой врач, ведь ты сама это сказала. А какой врач оставит пациента в беде?

Усмехнувшись, Принц дотянулся до подголовника соседнего кресла и, сняв с него шляпу, снова нахлобучил её на голову Амисалле, чтобы полюбоваться, как шляпа съезжает ей на глаза, беспомощно трепеща белым пером.

* * *

Прошло полторы недели. Припадки у Принца случались много реже и были не столь сильны, поэтому Амисалла решилась выпустить его на прогулку. Сама она, разумеется, ехала рядом с ним и тщательно следила, чтобы никто не вздумал соваться к нему. Она стала нервной и подозрительной: ей в каждом придворном виделся возмутитель спокойствия Его Высочества, она боялась, что тот поддастся старым привязанностям и выйдет из-под её контроля, но этого не случалось. Возможно, это ей только казалось, но Ральмунду нравилось её общество. Однако она по-прежнему тревожилась. Никому не известно, что может спровоцировать очередной приступ, в ослеплении которого Ральмунд терял сходство с человеком. Такого Ральмунда она в глубине души боялась и тихонько ненавидела. А перед тем, кем он был, когда ему в кровь всасывались успокоительные настойки, она испытывала горький стыд, ведь получалось, что она ненавидела его: взбешённое животное и одинокого, пусть испорченного вседозволенностью, человека не получалось разъединить.

– Вот, смотрите! – осторожно отняв ладонь от тёплой земли, Амисалла указала на крохотную, похожую на каплю хрусталя, головку невысокого цветка. – Правда, великолепно?

– Амаринус Сайгай, – равнодушно бросил Ральмунд и, прищёлкнув поводьями, отвернулся.

– Простите, что Вы сказали?

– Белоголовая Танцовщица, – с усталым вздохом пояснил он и отвёл взгляд, словно нежные лепестки цветка возбуждали в нём отвращение. – Неужели ты не знаешь старого авалорийского?

– Я и современный пока понимаю плохо, особенно разговорный, – с сожалением вздохнула Амисалла, – хоть Сомер и пытался меня научить, но мне ваши слова кажутся такими странными и длинными…

– Здесь собрался цвет общества Империи, – удивлённо сказал Принц, – зачем тебе язык черни?

– Я – врач, Ваше Высочество, – с внутренним достоинством изрекла Амисалла, – и я не делаю различий между своими пациентами.

– Я сомневаюсь, что какой-нибудь ободранный, покрытый струпьями нищий одарит тебя так же щедро, как я, – фыркнул Ральмунд в ответ, и, склонившись к шее коня, с уже знакомым ей ледяным ожиданием всмотрелся в её лицо.

– Мой долг – помогать людям, а не набивать себе кошелёк.

– Фу, как пафосно, – рассмеялся Принц и выпрямился в седле, потеряв к ней всяческий интерес. – Даже не верится, что ты можешь так говорить.

– А я не верю, что Вы так наплевательски относитесь к собственным подданным, – парировала Амисалла.

Опёршись о седло своего коня, она с осуждением вгляделась в фигуру Ральмунда, казавшуюся прозрачной под снопом золотистых, с белыми искрами, солнечных лучей. В молчании, установившемся между ними, особенно заметно были усилия, которые он прилагал к тому, чтобы подыскать достойный ответ.

– Мои подданные? – наконец, протянул Ральмунд. – Но что я могу поделать, если большинство из них действительно нищие и ленивые неграмотные иждивенцы, которые сидят на шее государства?

– Кто Вам такое сказал? – возмущённая, Амисалла дёрнула его коня за уздцы, чтобы заставить Ральмунда взглянуть на неё. – Эти несчастные люди – столпы, на которых держится Империя, они кормят двор и ещё кланяются Вам, а Вы так низко их цените?

– Они – мои рабы, – равнодушно бросил наследник, – туча, которой несть числа. Одним больше, одним меньше – велика ли разница?

– Вы не можете так думать! Не так думают истинные монархи!

– Да тебе откуда знать, как они думают? – презрительно осведомился Ральмунд, и, сдёрнув с руки перчатку, продемонстрировал ей Королевский знак на своей ладони, сиявший радужным светом. – Видела вот это? Я – избранник от Магии, не тебе рассуждать…

– То, что у Вас на руке есть пятно, не значит, что Вы…

– Пятно?! – взъярился Ральмунд. – Ты сказала: «пятно»?!

Испуганная, Амисалла вжала голову в плечи, по спине у неё пробежался мороз. Лицо Принца, склонившееся к ней, потемнело, глаза его налились кровью в одно мгновение, и она испугалась того, что должно было последовать за этим, и пожалела, что не разрешила Сомеру, гораздому на необдуманные выходки, поехать с ними.

– Ваше Высочество, пожалуйста, не сердитесь…

– Пятно, – прошипел Ральмунд себе под нос, гневно раздувая ноздри, – пятно… Это – Королевский знак, глупая хевилонская лекаришка! Тебе никогда его не получить, и ты мне просто завидуешь!

– Я пока даже не лекаришка, – прилагая все усилия к тому, чтобы не потерять спокойствия, промолвила Амисалла, – и Вы правы, мне не получить такого знака, как у Вас, но я Вам не завидую. Мне гораздо легче быть не такой известной, но хотя бы точно знать, что меня любят.

– Мои идиоты меня обожают, – спесиво отрезал наследник, и Амисалла не стала его разубеждать.

Никому не известно, сколь долго он проживёт, если его болезнь действительно так тяжела и запущенна, как о ней говорил регент. Она не могла принудить себя открывать ему ту правду, к которой он не готов, в которую он не поверит, и которая причинит ему только ненужную боль. Семь лет – долгий срок, но даже такие сроки имеют обыкновение подходить к концу. Ей придётся вернуться домой, хоть ненадолго, и оставить Ральмунда, с его вспыльчивым непредсказуемым характером, наедине с горькой истиной и по-прежнему льстиво улыбающимися холёными лицами придворных вокруг. Она чувствовала в себе силу вытянуть Ральмунда из пасти смерти, но она не могла лишить его всего того, к чему он привык. Даже если бы она обрела великую силу и сумела разогнать всех, кто не любил его, но подвизался при нём, она не воспрепятствовала бы приходу других таких же равнодушных подлецов, и от этого у неё на душе делалось безгранично грустно. И одновременно с этим она всё-таки желала помочь Ральмунду разобраться в его отравленном, вывернутом наизнанку мире, в котором его приучали жить с глубокого детства.

«Наверное, мне повезло, что я – дочь имперцев, но родилась в Хевилоне, – подумала она, – если бы я сама не была немножко другой, я не решилась бы на это».

* * *

«Империя Авалорийская, Столица, из королевского дворца.

17 Фурутуру.

Здравствуйте, мои дорогие!

Как только я получила последнее известие от вас, я сразу же схватилась за перо. Любая разлука с вами для меня очень мучительна, и я была бы рада, если бы почтовое сообщение между Империей и Хевилоном было лучше, и послания приходили в срок. Я знаю, что вы разозлились на Биркана, когда он отпустил меня во дворец, но, поверьте, вам не стоит волноваться, я знаю, что делаю. Я живу в замечательных комнатах, и, хоть придворные меня недолюбливают, я не испытываю недостатка в общении. Я уже говорила вам, что у меня появилось несколько приятельниц. Понимаю, папа, тебя разгневает их происхождение (они всего лишь комнатные девушки герцогинь и маркиз), но они очень добрые и понимающие, они всегда готовы прийти ко мне помощь и подменить меня, если я устану следить за Его Высочеством. Глупо звучит, конечно, но он иногда ведёт себя, как совершенный ребёнок, вдобавок ещё и избалованный. Но он не относится ко мне плохо, потому что я отучила его кричать на меня и выгонять из комнаты, если он не в духе. Их Сиятельства Лиэс и Оруэн были столь любезны, что помогли мне поставить на лад производство успокоительных настоек для Его Высочества, и теперь лечение для меня не сопряжено с риском получить синяк или лишиться головы. Его Высочество ведёт себя гораздо приличнее, он всего два раза швырнул пистолетом в Его Высочество Илкая и пригрозил Сомеру, что отправит его на плаху, а в наших условиях это довольно заметный прогресс. В конце каждой недели мы с Его Высочеством ездим гулять, и, хотя он просится на охоту, я его не отпускаю. Я уверена, я сумею вылечить его, что ни стали бы говорить Его Высокопревосходительство господин регент и брат и сестра Его Высочества. Я никогда не видела семейных отношений, которые были бы пропитаны злостью и ненавистью, но Их Высочества Илкай и Сесиль действительно ненавидят Его Высочество Ральмунда, и, кажется, они не намерены делать хоть крошечный шаг к нему навстречу. Это не моего ума дела, мама, я знаю, но он – мой пациент, и я вижу, как он страдает от того, что он совсем один, и на самом деле ему некому довериться. Я пробовала поговорить с Их Высочествами, но дело закончилось тем, что они меня отослали и велели не совать нос не в свои дела, на что я возразила, что состояние души больного немало влияет на темпы его выздоровления. Однако они ко мне не прислушались (они заявили, что «у этого изверга нет души»).

Несмотря на то, что я занята почти круглосуточно, у меня хватает времени пролистать несколько страниц из медицинских учебников. Не волнуйтесь, мама, папа, я считаю, что практика лечения Его Высочества для меня – то же самое обучение. Вдобавок к этому, я стала замечать, что теперь я гораздо легче обращаюсь с имперским языком и могу понять большинство высказываний в толпе. Но мне не хватает моего родного, хевилонского, языка. К сожалению, при дворе из знакомых мне на нём могут говорить только Их Высочества, Сомер, господин регент и его сыновья, а у них редко находится на это время; Её Высочество Сесиль и Его Высочество Илкай меня игнорируют, а Ральмунд ненавидит хевилонский. В последнее время мне часто стали сниться сны о доме и о вас, обо всех. Я так скучаю! Сомер говорил, что за прилежную учёбу в Академии дают летний отпуск на месяц. Конечно, месяц после года разлуки – это мизерный срок, но я буду рада.