– Как вас зовут, господин гном?
– Это совершенно не важно, – проговорил гном, однако было заметно, что он слегка смутился.
После экскурсии каждый получил комнату. Горшкову досталась комната, увешанная оружием, щитами и доспехами.
XIII
Началась беззаботная жизнь во дворце. Горшков спал, сколько хотел, проснувшись, валялся в постели до обеда то с книжкой, то играя в солдатиков, которые нашлись в шкафу в комнате. Солдатики были настолько искусно сделаны, что казалось, они сейчас оживут и замаршируют. Шкафы в комнате были набиты всякими интересными вещами: здесь были корабли, игрушечные машины, аэростаты, паровозы, сборные модели… Потом он спускался в обеденную залу, наедался до отвала всякой вкуснятиной, которую подавали молчаливые гномы. После, в зависимости от настроения, Горшков шел на конюшню, где можно было вдоволь покататься на лошадях, пони верхом или в повозке, или отправлялся в оружейную, где искусные гномы собрали самое лучшее оружие. Можно было целыми днями стрелять из луков и арбалетов, примерять доспехи и шлемы самых причудливых форм. А можно было пойти купаться в дворцовый бассейн, где прозрачная вода была всегда теплой и ласковой. Или пробраться на кухню и объедаться пирожными. Или устроить рыцарский турнир и подраться деревянными мечами с неуклюжими гномами и, конечно, выйти победителем.
Шли недели. Горшков как будто жил здесь всегда: даже собственное имя он позабыл, потому, что к нему никто по имени не обращался: все его прихоти молча выполнялись, чего бы он ни пожелал. Чем более отчаянные забавы придумывал себе Горшков, тем охотнее гномы выполняли его желания. Сделать большую рогатку, которая запускала бы верещащих гномов в небо, а потом они спускались бы вниз на парашютах? Пожалуйста! Устроить бой на весь дворец: бросаться пирожными с кремом? Сколько угодно! Дом на дереве? Да! Настоящий корабль? Конечно! Железная дорога… Горшков почти не виделся с другими ребятами. Да ему и не очень хотелось.
Он давно забыл, что живет здесь не один. Чем занимались другие, он не знал, да и не интересовался. Ребята жили в разных концах дворца. Лишь однажды он заглянул в комнату, которая оказалась комнатой Сони Лейнеккер. Комната была заставлена вешалками и манекенами с роскошными платьями и костюмами. На манекенах наверчены роскошные боа из перьев, накидки и пелерины. У стен громоздились зеркала высотой в человеческий рост. На деревянных полочках стояли ряды туфель, башмачков, лодочек самых изысканных форм, украшенных жемчугом и камнями, расшитых серебром и бисером. Громоздились коробки со шляпами, шляпы без коробок, перчатки, кашне, меха, горы бус, ожерелий и браслетов… Хозяйка комнаты сидела на высоком стуле, и две гномихи делали ей щипцами завивку.
– Осторожнее, не тяните! Нежнее, ну что же вы? Горячо! – голос Сони был визгливым и повелительным. Сама она в это время смотрелась в круглое зеркало и выбирала заколки из большой коробки, украшенной камнями.
– Ой, Горшков, ты меня напугал! Стучаться надо! Что тебе? – спросила она, увидев Горшкова.
– Да так, просто зашел. Что это тут у тебя? – он показал на платья.
– Герцогиня сделала меня своей советницей. А советница должна выглядеть подобающе.
– Как это – советницей?
– Ну, мы обсуждаем с ней всякие дела. Государственные, и… другие.
– А ты ее видела?
– Ну да, конечно. Через полчаса у меня будет с ней аудиенция. Герцогиня очень ценит хорошие советы. Так что извини, мне некогда, – и она уставилась в зеркало.
Горшков пожал плечами и пошел в мастерские. Там по его просьбе гномы делали всякие забавные вещи. Сегодня по плану была пневматическая пушка, которая стреляла пареной тыквой и вареной брюквой, и Горшков забыл о встрече с Соней. День прошел как обычно, беззаботно и легко.
Вечером, ложась спать в мягкую, свежую постель, заботливо приготовленную гномами, он впервые почувствовал какую-то необъяснимую тоску. Он поворочался с полчаса, прежде чем заснуть, но тоска не проходила и наоборот, тянула все больше. Теперь нужно было придумывать что-то, чтобы ее заглушить. И он придумывал.
Как-то раз Горшкову понадобились поросята. Он задумал сделать маленькую повозку, запрячь в нее штук десять поросят и катать в ней гномов. Повозка была готова, осталось найти поросят и обучить их командам «тпру» и «но». Он пошел на скотный двор и вдруг увидел там Сашу Синичкину. Она, в широкополой шляпе и сапогах, давала корм овечкам. Несколько ягнят бегали за ней, как привязанные.
– Синичкина? А ты что тут делаешь? Наказали тебя что ли?
– Петя! Привет! Как это – наказали? – она смотрела на него своими синими глазами, как будто вовсе не понимала смысла слова «наказали». – Нет, я тут вожусь с животными. У меня козы, овцы, поросята, лошади, коровы. В общем – все. Я за ними ухаживаю. С самого утра и до вечера, – Саша улыбалась. Видно, что это доставляет ей удовольствие. – Они такие милые. Посмотри, ну разве не прелесть? – и она подняла с земли лохматого щенка.
– А я… Горшков вдруг понял, что ему нечего сказать, чем он занимался все это время. – Мы там… играем.
– Молодцы, – она улыбнулась. Ну, вы играйте, а мне пора. – И Саша, взяв пустое ведро, пошла в сторону коровника.
Горшков вернулся к себе в комнату и лег на застеленную постель. На него вдруг снова навалилась то ли грусть, то ли тоска, то ли все сразу. Моментально все игры и забавы показались какими-то неинтересными и даже глупыми. Столько времени потрачено, а сделано – повозка с поросятами… Мысль о том, что он столько времени потратил впустую, становилась невыносимой. Он уткнулся лицом в подушку, очень сильно хотелось плакать, но плакать не получалось. Стало нестерпимо грустно, Горшков знал, что помогает заплакать, но слезы все не шли, заплакать не получалось. Зато постепенно стало возвращаться воспоминание о том, как все ребята попали во дворец. Это было так давно! Мы ведь пришли сюда зачем-то. Зачем-то!..
– Приносить пользу гораздо труднее, чем играть, – мягкий женский голос раздался совсем близко с кроватью. Горшков поднял застланные слезами глаза, и увидел ее. То, что это Герцогиня, он догадался сразу. Она присела на краешек кровати и погладила его по голове. Руки были мягкими и теплыми. Горшков начал вспоминать… Он вспомнил то странное чувство, когда он на пути во дворец ожидал увидеть здесь злую волшебницу и был наготове, ожидая ловушки. Был готов преодолеть тысячу и одно препятствие, победить страшных чудовищ… Был готов пожертвовать собой, чтобы слабая Синичкина или недотепа Хомяков не угодили в какую-нибудь беду. Ведь он и ребята так спешили, так хотели помочь Буке и тем бедолагам, которые по чьей-то прихоти терпели боль и страдания. А теперь? Теперь он сам беззаботно живет во дворце, ни в чем себе не отказывает и давно позабыл, ради чего он здесь.
– Не волнуйся, все хорошо. Все идет правильно. – Герцогиня гладила его по голове теплыми ладонями, ее мягкий голос, казалось, пробуждал что-то забытое.
И тут Горшкова как будто прорвало. Он заплакал, нет, даже не заплакал, а заревел белугой, слезы ручьем полились из его глаз прямо в подушку. Он плакал долго, до полного изнеможения, рыдал, прекращал и начинал снова. Казалось, этому не будет конца. Он ревел и ревел, а мягкие руки гладили его. Когда, наконец, слезы иссякли, он, обессиленный, поднял голову. Герцогиня по-прежнему сидела рядом и улыбалась мягкой, понимающей улыбкой. Глаза его застилали слезы, и лицо ее было как в тумане, но видно было, что лицо Герцогини светилось добротой.
– То есть, вы совсем не колдунья?
– Я просто выполняю желания. Если кто-то чего-то очень хочет, он получает это здесь, во дворце.
– А если… кто-то хочет… творить зло?
– Он получит это.
– Но… Это же волшебная страна. Добро должно побеждать!
– Добро никому ничего не должно, – сказала она и помолчала. А побеждает тот, кто действует. Неважно, в какой стране.
– Но нам нужно вернуться. Нам нужно помочь. Вы поможете?
– Ты все сделаешь сам, – она еще раз погладила Петю по голове и встала. – Когда будете готовы, приходите в Синий зал, – с этими словами Герцогиня вышла из комнаты.
– Нужно срочно найти ребят, – решил Горшков. – Иначе мы отсюда не выберемся.
– Синичкина! Надо сначала к ней! – он ринулся обратно на скотный двор. Заглянув во все концы, на конюшню, в коровник, он не нашел никого, кроме копошащихся гномов. Обежав весь двор, он наконец увидел Сашу. Сидя под навесом, она кормила из бутылочки молоком двухнедельного ягненка.
– Синичкина, слушай! Надо, в общем… Надо уходить!
Синичкина подняла на него глаза, полные непонимания.
– Куда уходить? Я не хочу никуда уходить.
– Бука! Королевство! Нам нужно спасти их! Ты забыла?
– Какое королевство? Ты о чем?
– Король! Гнам… Гнампер.. или как его там?! Там люди бьют себя колотушками! И им запрещено смеяться!
– Как это, запрещено смеяться? Как вообще может быть, что запрещено смеяться? – и она засмеялась своим прекрасным, звонким, как колокольчик, смехом.
– А им запрещено, представляешь? Ты что, все-все забыла? – он тряс ее за плечи так сильно, что у Саши на глазах выступили слезы. – Им! Нельзя! Смеяться! И мы сюда пришли, чтобы выяснить, чтобы помочь! А не для того, чтобы здесь со щеночками возиться!
Большие синие глаза ее вдруг начали наполняться слезами. Горшкову самому стало нехорошо, как будто его заставили отнять игрушку у кого-то кто младше и слабее его.
– Нет, нет, нет! – Саша вдруг заревела и уткнулась в колени. Горшков опешил. Он знал, что девчонки могут зареветь ни с того ни с сего, но чтобы так быстро… Он начал было что-то говорить, но вдруг вспомнил себя полчаса назад. И просто сел рядом, обняв ее за плечи.
Саша плакала долго. И вдруг перестала.
– А где Бука? – глаза ее как будто прояснились. Он же был с нами.
– Я не знаю. Это нам еще предстоит выяснить. Но во дворце его нет. Нам нужно собрать всех ребят!
– Бежим!
Задача оказалась не из легких. Ватрушкин был найден в библиотеке. Он вместе с гномами разрабатывал проект парохода и был чрезвычайно недоволен, что его отрывают от интересного занятия. Горшкову пришлось применить все свое красноречие и когда его терпение лопнуло, он готов был наподдать Ватрушкину. Особенно после того, как тот почти согласился, но начал канючить:
– Ребзя, слушайте, ну может еще пару деньков, а? Нам тут немного осталось: ходовую только. А потом двинем, а?..
Наконец, когда Саша придумала взять чертежи с собой, Ватрушкин уговорился.
Шушкина, Поросенкова и Дубовицкая катались на пони по специальному полю. Гномы в специальных уборах и сапогах вели под уздцы пони, девочки восседали на них, презрительно поглядывая друг на друга. Они уже по тридцать три раза перессорились друг с другом, столько же раз помирились и порядком заскучали. Их долго уговаривать не пришлось. Сережа Антонов устроил с гномами футбольную команду, и все носились по полю, гоняя мяч. Пока неуклюжие гномы в полосатых гетрах и огромных нелепых бутсах пробегали пятнадцать шагов, Сережа успевал добежать до конца поля и обратно. Догнать в одиночку Антонова было невозможно, пришлось применить хитрость и взять его в кольцо.
– Не, ребят, вы идите, а мы к чемпионату готовимся. Гномы прикольные, смеху будет!
Сережу долго пришлось убеждать, что чемпионат, к сожалению, никто не увидит. Но ведь можно устроить чемпионат школы. А для этого нужно вернуться. Сережа долго слушал, морщил лоб и, наконец, пошел переодеваться.
Когда вошли в комнату Пляскина, увидели огромную кровать, застеленную пуховыми перинами чуть не до потолка. На вершине этой мягкой горы сладчайше спал сам Сева. Можно было покрасить ему уши, нос и всего с ног до головы – и он бы не проснулся. Недолго думая, стащили его с кровати и просто отнесли к бассейну. Там, раскачав вяло сопротивлявшегося Севу на руках, его под общий смех забросили в воду, посредством чего он был, наконец, разбужен.
Самый большой сюрприз ожидал ребят, когда была найдена комната Хомякова. Его самого даже не было видно из-за гор пирожных, печенья, ватрушек, которые окружали его кровать. Коробки с пирожными и тортами, вазы и корзины с пирогами, плюшками громоздились вокруг. Посреди всего этого восседал или, вернее сказать, возлежал Паша Хомяков и счастливо улыбался. Он не мог разговаривать, попытки растормошить его окончились неудачей. Хомяков только мычал и хлопал глазами. Поняв, что ничего от него не добиться, сбегали в огород, прикатили тележку, погрузили на нее Хомякова с запасом сластей и покатили к Соне Лейнеккер.
– Я не хочу! Не пойду! Не! Хо! Чу! – Соня верещала и размахивала руками. Пудреницы и парики летели во все стороны. Две гномихи, которые зашнуровывали ей корсет платья, отошли в сторонку и терпеливо ждали. Видимо, такие перемены настроения были здесь не впервой.
– Соня, но нам нужно идти. Мы обещали Буке… И Белке. Им придется бросить свои дома, если мы не вернемся.
– Какие Буки? Какие Белки? Вы что не видите, у меня здесь государственные дела?!
– Лейнеккер! – выступила вперед Дубовицкая, – Хватит воображать, что ты самая важная! Думаешь, надела платье, так принцессой стала?
– Ну ты вообще, Линейка! Тебя десять человек уговаривают! – поддержала подругу Поросенкова.
– Да хоть двадцать!
– А ты тут выкаблучиваешься! Ну точно, принцессой решила стать. А на самом деле ты просто… Ты просто – обычная!…
Тишина повисла на несколько секунд.
– Что? Обычная? Нет, это вы обычные! – Соня уперла руки в бока и пошла навстречу ребятам. – Ты – Поросенкова – обычная, и вы все! Я буду принцессой! А вы идите, возитесь там со своими гномами, со своими буками! Видеть вас больше не хочу!
– Слышь, Линейка!.. То есть, Соня… – смутился Горшков, поняв, что силой ничего не добиться. – Соня, мы должны вернуться. Мы не можем тут остаться.
– Это вы не можете, – она подошла к Горшкову и заговорила тихо-тихо, уставившись ему прямо в глаза. – Ты что, Горшков, не понимаешь? Вы все, не понимаете? – ее голос переходил в крик. – Здесь я – советница Герцогини! А потом… когда она передаст мне все свои знания, силу, я и вовсе займу ее место! Я – будущая Герцогиня! Я буду самой могущественной! А там? Делать ваши глупые уроки, помогать по дому, цветочки на школьной клумбе сажать! Я не хочу! Я хочу жить во дворце! – почти визжала она.
– Домой еще вернуться надо, чтобы цветочки сажать и уроки делать, – заметил Великанов
– Вот и возвращайтесь! А я остаюсь!
XIV
В Синем зале все сидели, опустив головы. Каждый думал о том, что провел во дворце прекрасные минуты, и теперь это закончилось. А Соня не пожелала, чтобы оно закончилось, и они ничего не смогли сделать. За ширмой возникла фигура, и раздался голос.
– Я очень рада, что вы пришли.
– Нам нужно уходить, – голос Пети был печальнее некуда.
– Я знаю. Все когда-то заканчивается.
– Соня не хочет идти, она хочет остаться, – чуть не плача сказала Саша Синичкина. – Помогите нам ее уговорить! Пожалуйста.
Повисло долгое, тягучее молчание. Наконец, Герцогиня сказала:
– Здесь каждый получает то, что хочет. И сколько хочет. Я не могу этого сделать. Она будет здесь столько, сколько пожелает.
– Но вы же Герцогиня! Она не может здесь остаться.
– Это решать ей.
– Расскажите про короля, – попросил Горшков. Почему король стал злым и жестоким?
– Я не знаю. То, что происходит за пределами моих владений, меня не интересует. Гномы добывают сокровища. Волки воют. Люди воюют. Я выполняю желания.
– Хранитель Курицалап сказал, что вы подарили Королю что-то. Что это было? Пожалуйста, нам очень важно это знать. Это было что-то волшебное?
– Хранитель Курицалап… – Герцогиня едва заметно улыбнулась. – Я не могла ничего подарить Королю. Просто потому, что никогда с ним не встречалась.
– Как?! Но разве Король Гнампердабль и министр Бука не приезжали к вам?
– Никогда.
– И вы не дарили им никаких волшебных предметов?
– Никаких.
Все молчали.
– У меня есть только одно обязательство: принимать у себя королевских особ. Один раз. Все короли и королевы, а также премьер-министры Трех Земель побывали у меня хотя бы раз. Или побывают. Они получают здесь испытание, то же, что получили вы. Они получают все, что пожелают, любой волен остаться здесь навсегда и получать все, что пожелает хоть каждую минуту. Те, у кого хватает воли и разума остановиться – возвращаются и правят своими королевствами долго и счастливо. Королю Гнампердаблю только предстоит посетить мой дворец.
– А есть те, кто остались тут? – спросил Великанов.
– Есть. Их мало. И я не могу о них говорить. Они принадлежат Той Стороне. Их право остаться здесь и остаться неизвестными. Соня выбрала Ту Сторону. Это ее право. Теперь же пора ложиться спать: завтра вам предстоит отправиться в путь. Спокойной ночи.
Мягкий свет за ширмой погас, и фигура пропала.
Первым очнулся Горшков.
– Значит, король никогда не приезжал во дворец! А этот Бука… Заманил нас сюда, а сам смылся.
– Интересно, зачем ему это было надо? – размышлял Великанов. Может быть, он хотел, чтобы мы были подальше от дворца?
– Зачем ему это? – угрюмо спросила Шушкина. – Непонятно. Хотя, версия рабочая. Но зачем ему, чтобы мы были дальше от дворца?
– А может быть… мы должны были… – сделала страшные глаза Дубовицкая, – остаться здесь навсегда?!
– Как это – навсегда?
– Ну, ему надо было, чтобы мы занимались тут своими делами и никогда отсюда не вышли! Как те, кто принадлежит этой… Той Стороне. Так бы и куковали здесь вечность.
– Это я виноват, – угрюмо буркнул Горшков. – Это я послушал этого Буку и привел вас сюда. Простите меня. Права была Лейнеккер, я всегда только все порчу.
– Ну ладно тебе, распустил нюни. Виноват он… Мы сами тоже хороши. Теперь во дворец скорее надо, – подытожила Поросенкова. – Разузнать у этого Буки, зачем мы тут чуть навечно не остались.
– Ну, попадись мне этот Бука!..
Утром долго собираться не пришлось. Солнце только нащупало своими лучами оконные витражи, а компания уже сидела в Синем Зале. Не было только Сони Лейнеккер. Все подавленно молчали.
– Я тоже приготовила вам подарок, – раздался голос за ширмой. Он на столе.
Молчаливый гном, тот самый, что встретил их, подошел к столику и снял с него накидку.
На столе стоял небольшой пузырек с прозрачной жидкостью.
– Это смеятельный эликсир. Он помогает тому, кто разучился смеяться.
– Спасибо, Ваше Высочество, – выступил вперед Горшков. Нам было хорошо во дворце. Правда? – он повернулся к ребятам. Те грустно закивали. – Скажите, пожалуйста, как нам попасть домой?
– Поспешите обратно с последним ударом колотушки. – Герцогиня сделала паузу и медленно повторила. – С последним ударом колотушки. А теперь прощайте. Пусть вам сопутствует удача.
Под руководством гнома подошли к воротам. Горшков обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на дворец. Но теперь он не казался ему таким же ярким и сверкающим, как в первый раз.
– Вот тебе и весь сказ, – пробормотал он про себя, вспомнив какую-то детскую сказку, которую читал давным-давно. – Вот тебе и весь сказ…
За воротами, у опушки леса, гномы уже седлали лошадок, Тум проверял подпруги, подкладывал сено. Все молчали. Горшков обернулся и увидел, что небольшая темная точка приближалась к ним по дорожке со стороны дворца.
– Смотрите! Кто-то идет!
Все напряженно вглядывались в фигурку и наконец, когда она приблизилась, все увидели… Соню Лейнеккер!
– Линейка! Соня!
– Ребята! Родные мои, дорогие!.. – слезы лились по ее лицу, было видно, что ночью она наревелась вдоволь.
– Блин, Сонька!.. – только и смог выговорить Великанов. – Ну ты ваще!
– Простите меня! Я всю ночь думала. Как бы я без вас… Я бы не смогла…
– Ну ты, Лейнеккер, даешь стране угля! – копируя строгую интонацию завуча Веры Васильевны, проговорила Поросенкова. – И куда только родители смотрят?
Все разом засмеялись – настолько похоже получилось. И как будто камень упал с души, стало легко и радостно оттого, что все были снова вместе. У ворот всю компанию поджидали гномы. Вышли к воротам, Горшков обернулся, чтобы попрощаться. Саша Синичкина подошла к гному и с сожалением посмотрела на него.
– Жаль, что мы не подружились. Мне кажется, вы очень хороший гном. Нам всем очень понравилось во дворце.
Гном посмотрел на нее, и взгляд его стал теплее.
– Я служу у Герцогини уже пятьдесят лет. Еще никто не спрашивал моего имени. Он помолчал еще немного и, совсем смутившись, произнес:
– Меня зовут Грим. Грим Храбрецох.
– А меня Саша. Саша Синичкина. Будем знакомы, – и она протянула руку.
Гном, поклонившись, пожал ее и протянул подарок Герцогини. Саша Синичкина подошла к телеге Тума и взяла горшок, подаренный Тулем.
– Это горный мед. Его собрали гномы.
Грим взял горшок и поднес его к лицу, вдыхая запах.
– Я много лет не ел меда. Спасибо вам, – гном помолчал, после чего извлек из жилетного кармана прищепку. К прищепке прилагался крохотный ключик на цепочке.
– Возьмите это, может быть, пригодится. Наденьте прищепку и поверните ключик два раза. Снять можно только через полчаса. А уж чей это будет нос – решать вам.
– Спасибо. И до свидания.
– Прощайте, – произнес гном и, захлопнув ворота, зашагал во дворец.
Тум ни о чем не расспрашивал, как будто встречать гостей от Герцогини было для него делом обычным. Известно, что гномы – ужасно любопытный народ. Но любопытство их, казалось, заканчивалось на границе владений Герцогини.
– Пожалуйста, господин Тум, – пропищала Саша Синичкина, – нам нужно очень быстро во дворец. Нас там очень ждут.
– Постараюсь как можно быстрее доставить вас к Этой Стороне Горы, —усмехнулся Тум.
Гномы улыбнулись при слове «быстро». Ведь известно, что гномы (а значит, и их лошади) – неторопливый и никуда не спешащий народ. Лошадки цокали копытами ровно и спокойно, никуда не торопясь, то и дело останавливались, чтобы объедать сочную траву и побеги, росшие у дороги. Горшкова это порядком нервировало.
– Ты тоже о нем думаешь? – тронула его за рукав Синичкина.
– О ком?
– О Буке. Он пропал, и я так переживаю… Раньше мы хотя бы знали, что разгадка – во дворце Герцогини, а теперь… Я даже не знаю, что и думать.
– Да уж… Привел нас к этой герцогине, а сам пропал. А если бы она оказалась страшной волшебницей, о которой гномы рассказывали? Я боюсь даже представить, что было бы, если бы мы навсегда остались во дворце.
– А теперь… Не пойдешь же к Королю и не спросишь его напрямую: Ваше Величество, почему вы вдруг стали гадким злюкой?
– Ага, и что с вами теперь делать…
– Слушайте, а где Хомяков? – раздалось с соседней телеги. – Кто-нибудь видел его?
Мигом остановили лошадей, закричали:
– Пашка! Хомяков!
Обшарили все возы, но Хомякова не было.
– Он там, во дворце остался! Он как уснул в тележке, так и спит!
– Скорее! Обратно во дворец!
– Тум! Тум! – Горшков закричал так, что лошади испуганно шарахнулись. – Поворачивай!
– Куда?
– Обратно во дворец! Нам надо вернуться!
Тум посмотрел на Горшкова, Синичкину глубоким, понимающим взглядом.
– Невозможно. Никто не может вернуться во дворец.
– Но почему?!
– Во дворец входят только один раз. И больше никогда.
Ребята заоглядывались, они услышали, о чем был разговор, и заинтересованно смотрели то на Горшкова, то на Тума.
– Но вы ездите туда каждую неделю! – выступил вперед Великанов.
– Я никогда не был во дворце. И не хочу. Но если вы не верите…
– Едем!
– Вы, люди, быстро меняете свои решения, – улыбаясь, сказал гном, разбирая поводья. – Только что вы говорили, что вам нужно к Этой Стороне Горы, а теперь мчи во весь опор во дворец. Сплошная суета… Вот уж воистину: пунья.
Развернули обратно. Снова въехали в дубовый лес, проехали чащу и вынырнули на холм, с которого расстилался прекрасный вид на долину. Море зелени, луга и будто расчерченные дорожки парка. Но… вместо дворца посреди парка возвышалась гора. Обыкновенная каменная гора, покрытая лесом. Белки по-прежнему скакали по деревьям, гудели шмели, цветы покачивали головками, подставляя их ветерку, солнце ровно и спокойно заливало светом долину. Но дворца не было.
Все молча расселись по повозкам. Горшков напряженно вглядывался туда, где раньше был дворец, и не верил, что тот исчез.
– Ну и что, товарищ командир? Кто теперь виноват? – уперла руки в бока Поросенкова. Как мы теперь за Хомяковым вернемся, если дворца нету? – спрашивала она у Горшкова.
– Да, Горшочек, остался твой друг Хома там навсегда. Сам он не выберется, – заметил Пляскин. – Как ты его родителям в глаза смотреть будешь?
Горшков был готов провалиться сквозь землю. В школе он всегда защищал Хомякова и не позволял даже старшим ребятам дразнить этого недотепу. А тут… оставил его спать во дворце. И ведь верно: сам он не выберется.
Вдруг на дороге зашевелилась крошечная точка. Точка, не больше мухи, направлялась к повозке, еле слышно пищала ужасно знакомым голосом и вела себя странно: не шла, а скорее перекатывалась и нелепо махала ручонками.
– Велик! Дай скорее бинокль! Блин, пожалуйста!
– Он в автобусе остался. А зачем тебе? – отозвался Великанов.
– Да вон, кто-то бежит за нами.
Великанов стал внимательно вглядываться в точку, за ним другие ребята обратили на нее внимание.
– Ха-ха-ха! Да тут и бинокль не нужен: смотрите!
Даже Тум, которого, казалось, ничего не могло отвлечь, обернулся и, приподняв шляпу, разглядывал точку. По дороге бежал… Паша Хомяков. Точнее, не бежал, а семенил, вихляя задом и нелепо размахивая руками.
– Хомяков! Ха-ха-ха! Пашка! Догоняй!
Все покатывались со смеху, настолько уморительным было зрелище. Хомяков, выпучив глаза и размахивая растопыренными руками, спешил к повозке. На лице его виднелись свежие полосы и пятна сладкого крема от съеденных булочек. Красноватая дорожная пыль слегка припорошила их, и Паша был похож на индейца, который навел на лицо боевую раскраску. Хомяков тем временем добежал до повозки и, обливаясь потом, рухнул на свежее сено.
– Ну, Хома, я за тебя возьмусь! – торжественно объявил Сережа Антонов, встав на повозке во весь рост. – Ты у меня через полгода стометровку будешь бегать за пятнадцать секунд! Я из тебя олимпийского чемпиона буду делать! – под общий рев вещал он. – В секцию запишемся! На плавание!
– Плавание! Гребля! Гребля в булочках! Борьба с пирожными! Ха-ха-ха!
Хомяков, наконец, отдышался и страшным шепотом произнес:
– Я! С телеги! Упал! – и новый взрыв хохота раздался в ответ.
Как следует отсмеявшись, умыли Хомякова водой и на всякий случай пересчитались. Тум зачмокал губами, лошади тронули. Все покатили обратно.
Ехали беспокойно: ребята напряженно вглядывались вдаль. Горшков продолжал размышлять. Где Бука? Что ждет их во дворце? А еще этот смеятельный эликсир. Но кого нужно рассмешить? Надо скорее туда! И он с нетерпением ерзал по деревянной лавке повозки. Лошадки все так же неторопливо шли. Гномы, отпустив поводья, разморенные жарой, уснули, зная, что лошади сами привезут их в поселок.
XV
Когда наконец показались розовые черепичные крыши поселка, все оживились. Лошадки понесли быстрее, чуя корм и воду.
– Ночуйте в поселке, а завтра поедете, – предложил Тум, когда приблизились к развилке.
– Да, давайте тут. Поспим, поедим… – заныл Хомяков.
– Нет, надо сегодня! Надо скорее! – и Тум свернул на дорогу, ведущую ко входу в тоннель. Тоннель располагался выше, чем цех. Это позволяло переправлять вагонетки на другую сторону горы единственно только силой тяжести, без использования двигателя. Вагонетка хорошенько разгонялась мускульной силой гномов и катилась по отполированным рельсам сквозь гору, практически теряя скорость в конце. Но для того чтобы переправить вагонетки на Ту Сторону Горы, их следовало поднять на специальном подъемнике. Подъемник двигался вверх ужасно медленно и мог перевозить либо груженую вагонетку, либо двоих ребят. Тум отдал несколько коротких распоряжений и быстро написал короткое письмо. Вагонетки одна за другой с легким свистом улетали в тоннель. Последними ехали Горшков и Хомяков, привязанный ремнями к платформе. Перед тем как ехать, Горшков вытащил из мешка пакет с подарками Герцогини и спрятал их за пазуху.
Греб развернул письмо, которое набросал Тум, и нахмурился.
– Быстро, быстро… Все нужно быстро. Как будто дел своих нет. – Запрягайте, – коротко бросил он гномам, и те пошли запрягать низкорослых лошадок. Через два часа были у ворот замка Курицалапа. Все просто валились от усталости, даже пойти на кухню поужинать не было сил. Доползли до сеновала и, несмотря на приглашения гномов отужинать, заснули.
– Эта Герцогиня – хитрая колдунья! – потрясал Курицалап свежерасчесанной бородой, пока ребята уплетали пироги на кухне. – Нет никакого сомнения, что даже время в ее дворце идет как-то по-другому!
– Угу, – промычал с набитым ртом Великанов. – Мы там как будто сто лет пробыли.
– Расскажите еще раз, как вам удалось выбраться?
И Горшков в третий и в четвертый раз рассказывал одну и ту же историю, которая, впрочем, каждый раз обрастала новыми подробностями. А Курицалап все задавал вопросы, восклицал и махал костлявыми руками.
– Обман! Подлог! Но как такое могло быть? – ревел он, узнав, что Король не был у Герцогини. – Я сам, лично провожал Делегацию Гнампердабля к Герцогине! – рукава Хронографа мелькали в воздухе, как крылья огромной птицы.
– А кто возглавлял Делегацию? – поинтересовался Великанов.
– Премьер-министр Бука, разумеется.
– Тогда все понятно. Этот Бука – прохвост! Никуда они не поехали.
– Вероломство! Обман! – возмущался Хронограф. Но зачем он так поступил?
– Это нам предстоит узнать. Герцогиня подарила нам это. – Горшков показал эликсир. Это позволит расколдовать короля и вернуть свободу Бяке.
– Герцогиня?! Подарила вам это? И вы принесли это сюда? – взревел Курицалап, отпрыгивая, как будто его ошпарили кипятком. – Но это же волшебная вещь! Скорее унесите это отсюда, это опасно! – верещал он так громко, что гномихи роняли медные горшки и сковородки, и те со звоном катались по каменному полу кухни. Однако видя, что предмет в руках Горшкова не только не делает страшных бед, а совсем себе спокойненько лежит, Курицалап чуточку смягчился.
– Вам нужно немедля во дворец! Дорог каждый час. Я вызову белок. Собирайтесь.
Собираться особо не пришлось. Курицалап вышел за ворота, вынул из кармана серебряный свисток и трижды тонко свистнул. В деревьях зашелестело, и знакомая всем Плим сбежала с ветки и уселась столбиком на пеньке. На грудке у нее по-прежнему красовался крохотный медальон, и лапки украшали тончайшие золотые браслеты.
– Здравствуйте, уважаемый Хронограф! Здравствуйте, чужеземные гости.
– Здравствуйте, госпожа Плим, – поклонился Горшков. Проводите нас, пожалуйста, ко дворцу короля. Нам очень нужно туда попасть.
– Госпожа Толстуха запретила белкам приближаться ко дворцу.
– Мы хотим помочь королю, – прошептала Саша Синичкина. – Если нам это удастся…