Утро не встретило его ничем хорошим. Хозяин сарая, обнаружил нежданного гостя и чуть ли не пинками выгнал Никиту вон. Выспаться естественно не получилось, хотя за ночь он не проснулся ни разу. Живот сводило от голода, ноги еле двигались.

После вчерашнего город не много пришел в норму. Вчерашнее сумасшествие сошло на нет, лишь изредка попадались отголоски прошедшего дня, которые еще не успели протрезветь.

Бесцельно бродя по улицам, Никита увидел первые очереди добровольцев, готовых отправиться на войну. Очередь была не маленькой. В силу небывалого подъем патриотизма, недостатка в солдатах армия точно не испытывала. Здесь были все слои, но самым удивительным для Никиты, было обилие рабочих. Те, на кого они надеялись при начале революции, шли добровольцами в царскую армию.

Еще одно разочарование коварно вонзило нож в спину. Его уверенность в готовности сбросить с пролетарских шей ярмо царского правления, была непоколебима. Ему казалось будто люди хотят перемен и ждут сигнала, он думал они дадут этот сигнал. Однако вместо революции народ ломанулся против немцев, во славу царя. Все, чему он посветил последние три года жизни, было напрасно, отчасти наивно. Пелена спала с глаз. Все его действия с товарищами были не ради людей, а ради своих эгоистических идей. Они сами решили, что лучше будет для народа забыв спросить мнение самих людей. И чем же они лучше монарха? Пожалуй, ничем.

Голод вновь напомнил о себе. Никита принюхался и уловил смрадный запах. Неожиданно он обнаружил что смердит от него самого. Резко повернувшись к витрине, он увидел в отражении грязного, заросшего мужика. С отвращением отвернувшись от витрины он опять посмотрел на очередь.

Все идеалы прошлой жизни рухнули, все, во что он верил, оказалось былью и слепым эгоизмом. У него ничего не осталось, ни в физическом ни в моральном плане. И что же остается в сухом остатке- Пустота. Терять нечего.

Никита направился в сторону очереди добровольцев, к людям которых вечера еще он презирал всем сердцем, он направился к знаменам, которые ненавидел. Внутри все молчало: ни совесть, не сердце, не душа, не воспротивились этому, а лишь поддались суровой действительности.

Раз все идеалы мертвы, а шанса на новую жизнь нет, то лучше умереть от пули, чем от вшей. Это была единственная мысль, занимающая все пространство разума.

Он встал в конец очереди. Впереди стоящие парни слегка поддались в сторону. Видимо запах был очень сильный. Поток людей двигался с медленной скоростью. К моменту, когда подошла его очередь солнце начало смеркаться.

– Грамоте обученный? – Спросил сидящий напротив офицер.

– Да.

– Напиши свое имя и фамилию. Документы есть?

– Потерял.

– Оно и видно. Но да черт с тобой. Написал? Хорошо. Сейчас иди в верх по улице, там будут казармы, увидишь. Там тебя оформят по правилам. Оттуда только на войну, усек? Следующий!

Никита вышел из очереди и направился, как и сказал офицер, вверх по улице. Мимо шли радостные парни, уже ждущие крещения первым боем, мужчины, что пожили на свете, даже старики. И всем им была одна дорога.

В казармах новоприбывших встречали солдаты, они говорили кому и куда идти. Крепких вели в большой зал и во двор, хилых и старых держали у входа. Никиту причислили к крепким, даже не смотря на его ужасный вид. В зале же начали оформлять. Все дело заняло не больше десяти минут. Даже выдали временные документы, только толку от них, если в город уже не выйти. После всех направляли в бани. Это было необходимо, чтобы не разводить всяческих паразитов в армии. Намывшимся выдавали поек и уже вели в другой зал, где спали все призывники. Кроватей не было, да и на такое количество столько не сколотить. Все спали на полу. Кто что мог, то и использовал в качестве одеяла, подушки. Место то же ищешь сам.

Впервые за три дня бесцельного скитания, он оказался под крышей, сытый и чистый, а главное не гонимый никем. Вот уж ирония судьбы. То, что ты ненавидишь, становится твоим спасением. Хотя, несмотря на все, сна не было не в одном глазу. Два дня он просто засыпал от усталости, истратив все силы. Теперь же он свеж, хоть и порядочно вымотался.

Местечко нашлось более- Менее сносное. Он расположился у стены, в относительной свободе. Вокруг него было всего три человека. В зале было так тепло, что даже покрывало было лишним. Слышались тихие переговоры неусыпных солдат. Иногда из этой какофонии шипящих звуков удавалось выхватить слова, а порой даже предложения. Естественно все разговоры были сопряжены со страхом перед грядущим. Стоило солнечному свету погаснуть, вся уличная доблесть и патриотизм испарились. На их место пришло трезвое осознание. Они солдаты и они отправятся на войну.

Но Никиту это не волновало. Свой выбор он уже сделал и сожаления по поводу своего решения он не испытывал. Даже мысли, терзавшие его все три дня, отступили. В разуме воцарился полный покой, раздражаемый лишь отсутствием сна. Проворочавшись где-то до двенадцати ночи, наконец Никита уснул, по- Настоящему, крепким сном.

Часть

Глава 1

Утро наступило внезапно. Раздалась громкая команда. Все вокруг зашевелилось, начало оживать, сначала с жуткой неохотой и ленцой, но после еще одного крика, люди ускорились. Невидимый командир в начале зала, отдавал приказы и так сказать посвящал их в сегодняшний распорядок, а он был таков: одевшись, все идут есть, после чего вновь к «бумажным червям», там нас распределят по частям и привяжут к одной из армий. Когда с бумагами будет покончено, то уже начнут отправлять по адресам.

Ели не спеша, что очень злило офицеров. Они поторапливали, не гнушаясь применять физическую силу, конечно же напоминая кто мы есть на самом деле. По их мнению, мы были «жалким отребьем», которому наконец выпал шанс послужить царю отечеству и богу. С их риторикой никто не спорил. Никита лишь про себя ответил, что богу никто из них уже точно не послужит.

Разделившись с завтраком, офицеры, разбив «стадо», так они называли будущих солдат, на более мелкие группки, начали разводить своих подопечных по кабинетам.

В просторных помещениях солдат встречали трое хорошо одетых мужчин в сединах – “Чиновничье племя” – Про себя подумал Никита. Они и решат его будущее.

Но чужое будущее в сущности им было безразлично. Без особого разбора, просто раскидали по различным частям. Дело заняло от силы час. Офицеры, все это время наблюдавшие за действием, с присущей им жестокостью, нагло выдергивали получивших свои назначения бедолаг, оставляя их возле себя пока не скопиться порядочное количество, после чего выводили солдат на солнце.

На улице воинов выстроили в шеренгу, напротив того места к которому то подъезжали, то отъезжали грузовички, весьма дефицитные на тот момент. Никита было сильно удивлен. Подзывая к себе по трое четверо человек, офицеры возвращали документы и сажали их в грузовики.

С последней партией в грузовике оказался Никита. Их вывезли недалеко за город, к наспех организованному полевому лагерю весьма внушительных размеров. Там их так же встретил офицер, которой вновь потребовал документы и после быстрого ознакомления, дал команду водителю отправляться обратно.

– Поздравляю вас всех, теперь вы официально солдаты Российской армии! – Начал свою речь офицер. – Меня зовут Федор Андреевич Стелеков, с этой минуты я ваш командир! Отныне вы находитесь в моем подчинение. Ближайшие две недели будет проходить обучение, по прошествии которого, наш отряд будет перераспределен и направлен на фронт, бить подлого немца! Сейчас же даю вам час, чтоб расположиться, после чего на плац. Обучение начинается с сегодняшнего дня. Мой помощник проводит вас к новому дому. Все!

Закончив свою тираду Федор Андреевич направился в глубь лагеря. С новоприбывшими заговорил помощник.

– Андрей Васильевич Смирнов, младший лейтенант, подопечный капитана Стелекова. За мной.

Показушно, по-воински, юнец развернулся на 180 градусов, взяв курс во внутрь лагеря. Остальные же последовали за ним.

Лагерь представлял из себя мини город со своими улицами. Центральная дорога проходило насквозь, фактически являясь главным променадом. По сторонам располагались палатки разных размеров и назначения. Между ними были проложены тропки, так что с высоты лагерь действительно был похож на уездный городок.

Через пятьдесят метров от начала лагеря Смирнов остановился, опять карикатурно развернулся и углубился в «квартал». Тут была разбита большая палата, чуть ли не на пятьдесят человек.

– Вот ваш новый дом. Располагайтесь. Я же за сим откланяюсь.

Офицер ушел, а солдаты начали процесс обустройства. На удивление внутри обнаружились складные кровати, расставленные вдоль стен. Через минуты десять все они обрели хозяев на ближайшие две недели.

Так как вещей у Никиты не было, то он, забив свое место и переодевшись в выданную форму, вышел на улицу. Ему не хотелось слушать будничные разговоры, да и в принципе лишний раз вступать в диалог с людьми. Полное разочарование во всем столкнуло его в пропасть нелюдимости. Остальные отвечали ему взаимностью и не сильно лезли с расспросами.

Солнце палило нещадно, вокруг стоял шум, состоящий из галдежа солдат и криков офицеров. Жизнь в армии по ощущениям ничуть не отличалась по скоростям от той, что он наблюдал каждый день в Петербурге. Но в сущности наплевать, он просто шел вдоль стройных рядов серо-белых палаток, убивая время до назначенного построения.

Внутри по- Прежнему все молчало. Он будто уже умер, но еще. по каким-то немыслимым причинам, ходит и дышит. Пожалуй, это было смирение, то самое которое человек обретает за считанные мгновения до смерти, наконец осознав, что следующий вдох будет последним.

Неожиданно подул ветер, нежно тронув мокрую от пота кожу. По телу пробежала блаженная дрожь. Простота природного явления, вызвала улыбку на лице, однако, взбунтовавшиеся губы быстро вернулись обратно, в ровную ленточку. Как бы ты себя не ощущал, жизнь все равно возьмет свое- Подумал Никита.

Час истек и весь взвод выстроился на своеобразном плаце, под палящим солнцем. Командир недолго думая велел взять из ящиков винтовки и повел солдат за собой к стрельбищу.

Все понимали, что настоящая подготовка не может быть освоена за жалкие две недели. Так что главной своей задачей Федор Андреевич считал научить призывников стрельбе, дальше разберутся.

Занявшие свои позиции, солдаты, по команде открыли огонь. Итогом первого залпа стали четыре пораженные мишени, остальные выстрелы пошли в молоко. Удручающая статистика. Тут же была придумана и утверждена система стимулов. Каждый промазавший солдат должен, за свой промах, обежать лагерь, после чего вернуться и совершить еще один залп. Если опять в молоко повторить «упражнение». Церемониться с жалкими холопьими, чинуше в сединах ой как не хотелось. Собственно, поэтому солдаты были обречены на бессмысленную рутинность физических нагрузок, вряд ли способных дать хоть сколько-нибудь вменяемый результат.

Каждый из взвода, за день, обежал лагерь минимум пятнадцать раз. Конечно это не помогало приобрести меткость, но за то закаляло дух! Так по крайне мере их подбадривал Смирнов.

Ближе к закату, вымотанные и обессиленные, новобранцы услышали желанную команду-«прекратить». Многие попадали на землю, но тут же были приведены в чувства мощными пинками двух командиров, никогда не испытывавших тех же чувств, что и их подопечные, в силу своего дворянского происхождения.

– Слабачье! Никуда не годные собаки! В первом же бою вы все подохнете с пулей в теле, я вам гарантирую. Но хотя бы от вас будет толк, прикройте более умелых товарищей своим жалким тельцем! Завтра повторим, готовьтесь, а сейчас можете быть свободны.

– Что не слышали офицерский приказ! А ну ка на право, шагом марш в казарму- Лейтенант настолько забылся от ощущения собственного превосходства и хоть какой-то власти над другими, что умудрился назвать палатки казармой. Но все-таки осекся, встретившись со взглядом Федора Андреевича, который никак не мог спустить такую путаницу своему подопечному.

Маршируя со стрельбища, до солдат доносились крики от взбучки устроенной старшим офицером бедному Смирнову. Это не много порадовало душу.

В палатке, уставшие солдаты брякнулись на кровати, но злоба кипела в них, так что держать внутри эмоции было невмоготу.

– Ну и подготовка! С такой нам прямиком в гроб. – Начал юноша.

– Это точно. В могилу нам заказано- подержал юнца еще один недовольный, но постарше.

– А чего ж вы хотели то, а? На войну обученные есть, а мы так, для количеству. – Подал голос самый старший, сорокалетний бородатый мужик с редкими сединами. – Уж я-то знаю. У меня брат в русско-японскую воевал, профессиональный вояка. Таких как мы они зелеными называли, годных лишь для создания массовости.

– Хватит вам. Вы ж родину пришли защищать, а не плакаться. – Очнулся один патриот.

– Ну кто по свойственному хотению пришел пришел, а кого насильно призвали. -Заметил высокорослый детина, из самого конца палатки. – Я вот воевать не хотел, так пришли и сказали собираться.

–Трус значит, раз не хотел! – Не унимался патриот.

Никиту эта болтовня достала, ему просто хотелось спать.

– Да хватит вам, черт побери! Завтра опять все повторять, силы нужны, а вы трендите как бабы на базаре! Спать ложитесь. – Выпалил Никита.

– Надо же, молчаливый заговорил. – Удивленно воскликнул детина.

– А мы уж решили, что ты немой.

– Да, точно. А чего же молчал?

– А чего трендеть понапрасну. Спите. – Злобно ответил Никита.

– А и прав немой, чего воздух за зря сотрясать. Давайте братцы спать! – В разговор вмешался крепкий мужчина лет 25 на вид, уже заимевший авторитет в мужской кампании.

Никто не воспротивился. За несколько минут смолкли абсолютно все и палатка погрузилась в сонную тишину.

Остальные две недели прошли в таком же распорядке. Солдат нещадно выматывали, заставляя заниматься ерундой вместо нормальной подготовки, будто всем им после этого не на войну, а домой к семьям. Но в сущности командующим было безразлично. Главное поставить как можно больше под штык.

Никита же продолжал свое бесцельное, обреченное существование, по максимум пытаясь абстрагироваться от всех. Но все же с Кириллом, постепенно завоевывающем авторитет среди солдат, у них- Нашлись общие точки сопротивления. Когда уже уйти от разговора было невозможно, то они начинали обсуждать социалистические идеи, оказалось Кирилл то же был сторонником революционных взглядов. Никита всегда осторожно высказывал свое мнение, боясь, что кто-то из сослуживцев может заподозрить его в крайнем радикализме. А учитывая его отношения с ними, то шанс доноса не исключался.

Кирилл же наоборот не стеснялся в выражениях и всегда без опасений высказывал свои мысли, под местами понимающий, а местами безразличный взгляд боевых товарищей.

На деле их мировоззрения были очень похоже, Никита был удивлен, что тот не оказался в одной из ячеек. Но в сущности разговоры были ни о чем. Ведь все эти идеи уже были отринуты Никитой. Он не пытался убедить или наоборот разубедить в идеологии Маркса, просто болтал, убивая время.

С остальными же он предпочитал и вовсе не общаться, без надобности, что однажды сыграло с ним злую шутку.

На четвертый день, к нему пристал детина, с дурацкими и даже глупыми вопросами. Он все донимал, расспрашивал. Не выдержав этого Никита двинул ему по морде, о чем сильно пожалел. Руку чуть не сломалась во время удара, повезло что отделался ушибом, а Макару, так звали Детину, хоть бы хны. Но удар разозлил его не на шутку. Вся палатка сбежалась, чтоб остановить озверевшего сослуживца и только общими усилиями удалось смягчить ситуацию. В итоге, по справедливости, решили, что Макар должен тоже ударить своего обидчика и тогда вопрос закрыт.

Вся мощь ответного удара пришлась в щеку. Никита даже потерял сознание.

После этого к нему особо больше никто не приставал и также обращались к нему лишь по надобности.

По истечению отведенных недель, Федор Андреевич собрал всех на плаце.

– Ну что ж солдаты, завтра вы направитесь на фронт, сражаться за державу! Поздравляю вас. К сожалению, я не присоединюсь к вам, так как я нужен здесь. К вам представят нового офицера, с которым вы пойдете в свой бой. Желаю вам удачи!

Быстро протараторив заученный текст, бравый офицер, махнул рукой и удалился по своим важным делам. Смирнов остался на месте, подождал пока начальник уйдет как можно дальше и уже сам обратился к подопечным.

– Сильно повезет если хоть один из вас вернется живым. Худших солдат просто невозможно представить, бог мне судья. Как и сказал капитан, завтра вы будете переданы в подчинение капитану Норыжкину. Он сам вас найдет, позднее. Прощайте!

Смирнов с четко выраженным отвращением пробежался по строю, напоминая им еще раз о своем к ним отношении, надул грудь колесом и удалился по следам своего начальника.

Строй, сразу же дрогнул и начал распадаться, после ухода до ужаса надоевшего лейтенанта. Но чувство расставания, не облегчило солдатскую судьбу. Завтра они уйдут на войну. Даже ярый патриот не был столь оптимистичен по этому поводу. Двадцать человек вернулись обратно в палатку. Там, где обычно царила достаточно веселая атмосфера, повисла мрачная тишина. Кто-то читал молитвы, кто-то безостановочно курил со взглядом, устремленным в пустоту. Никто не отпустил не шуточки, не оскорбления.

Никита понимал товарищей, когда война далеко, ты не предаешь ей значения, будто она мифический змей из далеких сказок, ожидающая богатыря, который отрубит ей голову и мир будет восстановлен, а они вернуться домой как ни в чем не бывало. Да, в окружении городского камня, за столом залитым пивом в веселом трактире все иначе, там ты смелый патриот готовый на все ради родины, но здесь, когда до реальной битвы остаётся совсем не много, когда ты наконец осознаешь, что на руках твоих будет чужая кровь, или ты и вовсе не вернешься, то все меняется. Он понимал это, потому что прошел через горечь выбора, вечной дилеммы: убить или быть убитым. Но еще сложнее осознавать, что все происходящее вокруг, случилось из-за тебя. Прояви тогда он милосердие, не спусти пистолетный затвор, не убей он бога, эти парни, не были бы здесь. Не важно плохие они или хорошие, они бы обивали пороги домов, пили, дрались, любили, просто жили, а теперь они отправятся на зеленые поля, с оружием в руках, с именем царя, бога на устах убивать подобных себе, в тайне лелея надежду о спасении всего во что верят, о спасении родины, семьи, отечества и о спасении своей души.

Хотя, пожалуй, Никита единственный на свете, кто знает, что последнее – спасение души – уже не светит никому. И тот, кому молятся, не слышит их просьб, их молитв, ведь бог мертв, мертв из-за него.

Казалось, смирение настигло его, но атмосфера вокруг вернула боль. Она вновь разрослась по телу, терзая его, мучая душу. Хотелось заорать во все горло, рассказать всем о своей вине. Но он сдержался. Никто из них ничего не узнает и скорее всего погибнет, рядом с человеком, из-за которого все началось, человеком, который отобрал у них право на послесмертие.

Меж тем тишину нарушил шорох ткани. В палатку вошел высокий мужчина, в офицерском мундире. Он был крупный, плечистый, с гладко выбритым лицом. Мягкие черты лица, обычно не помогающие в военном деле, невольно вызывали равнодушие. Большие, изможденные глаза, уставшие и повидавшие многое, вселяли уважение. На вид ему было не больше 25-26 лет, но глаза выдавали более зрелый возраст.

– Здравия желаю солдаты. Я ваш новый капитан.

– Здравия желаем товарищ капитан! – Отозвались все, в соответствии с армейским уставом.

– Меня зовут Владимир Михайлович Норыжкин. По всем вопросам обращайтесь ко мне. Завтра ровно в шесть утра сбор на плаце с вещами.

–так точно капитан! – Воскликнул Кирилл.

– Должно быть ты старший?

– Да.

– Хорошо, до завтра.

Капитан покинул палатку.

– Наконец-то, вот это я понимаю офицер. – Отозвался патриот.

–товарищ Евгений, не спешите с выводами.

– А чего с ними не спешить то? Настоящего солдата за милю видно, по глазам. Этот точно не крыса канцелярская, бог свидетель!

– Да какая к черту разница? Хоть за офицером, хоть за дьяволом, все равно же на убой. – Сказал отклонист и затянулся трубкой.

– Ничего ты не понимаешь, трус! С закаленным оно всегда лучше, такие своих не бросают. Во ты то, Иван, не дай боже, если меня ранит, чай бросишь на волю случая и побежишь свою шкуру спасать, а он, ей богу, не бросит!

– Ты сам ради своей шкуры нас всех за гроши сдашь- Подал голос Макар, опередив, собравшегося было защищать свою честь, Ивана

– Вранье!

– Без костей языки ваши, честно слово, лишь бы потрепаться. – Приподнявшись с постели, заговорил Кузьма, самый старший из них.

– А ты отец, не слушай прокаженных. Чего с них юродивых взять! – Сквозь хохот, сказал Кирилл.

– Тьфу те на язык, сам прокажённый! – Задетый словами Кирилла, будто обиженный ребенок, пролепетал Макар.

– Да ладно вам товарищи! Без обид, прав Евгений конечно. С хорошим офицером всяк сподручнее, но война есть война. Смертушка за всеми нами, всегда за спиной будет по полю ходить. От нее не убежишь, да и бог не спасет, коль выбрала тебя. – Ответил Даниил, тот у которого брат в русско- Японской сражался.

– Это верно. От смерти не убежишь- Все молча вторили словам Данилы.

– Ладно братцы, давайте- Ка спать. Утро вечером мудренее. Гаси свет Макар!

Палатка погрузилась вновь в благоговейную ночную тишину, в которой каждый был погружен в себя, потихоньку погружаясь в сон.