Моя дочь от бывшей

Глава 5

*Вика*

Зарр-р-р-аза, нет, ну каков козел, а?! Меня аж всю трясет от негодования, от злости, от нарастающего изнутри тела жара. Температура тела растет просто невероятно быстро, но зубы стучат друг о друга – наверное, это последствия стресса от встречи с этим упырем.

Нереально, невозможно просто так стоять и спокойно с ним говорить.

Да просто дышать одним с ним воздухом нельзя!

Чертыхаюсь и с усилием впечатываю руку в кулак. И только эта боль немного отрезвляет.

Он все такой же подонок, каким был прежде – все такой же. Нисколько не изменился, нисколько не поменялся. Все такие же мрачные глаза, все такой же тембр голоса, все такое же крепкое объятие, все такое же…

Черт, да даже моя реакция на его близость, на его тело точно такая же, как прежде, будто и бы не было этих лет, будто они промелькнули в календаре телефона!

С усилием заставляю себя сделать шаг, потом еще один. Нужно идти вперед, не оборачиваясь, не смотреть назад, на то, как его широкая спина скрывается за углом, и тем более ни в коем случае нельзя думать о том, к кому он идет. Кого обнимет после меня, к кому прикоснутся его губы.

Чертыхаюсь и удаляюсь гордо, печатая шаг.

Но на подходе к остановке мне снова становится плохо – перед глазами все мутнеет, плывет и начинает шуметь в ушах.

Я подхожу к павильону, сажусь на лавочку.

– Напьются, и ходят, ходят, – слышу ворчливый голос будто бы через вату. – Что ходят, что дома не сидится? А еще девушка! Тьху, как не стыдно!

Прикрываю глаза, чтобы на мгновение отгородиться от этого назойливого внимания, неприятного, липкого, противного. Хватит с меня на сегодня этого позора. Довольно.

Слышу, что подъезжает автобус, и, сквозь полуприкрытые веки вижу, что это мой номер. С трудом, но заставляю себя подняться, войти в салон, даже найти место у окна и расположиться там так, чтобы не заострять на себе внимания. Потому что если хоть кто-то еще мне скажет слово, то я просто взорвусь, а после разлечусь на маленькие осколки, которые собрать будет просто невозможно.

И, едва снова прикрываю глаза, от усталости, от накатившей слабости, снвоа вижу перед собой его перекошенное яростью лицо, губы, которые брезгливо произносят слова. Последней каплей стали деньги, которые он демонстративно сжимает в кулаке и бросает мне под ноги.

– За проезд оплачиваем! Девушка! Или плати, или выходи!

– Се-сейчас, – негнущимися пальцами ищу в кармане пальто мелочь, высыпаю в руку контролеру.

Спустя томительную вечность я сижу в кухне и загружаю свое резюме на сайт. Опыт работы? Есть. Навыки и умения? Есть. Все есть.

Пусть этот чертов мудак уволил меня, оставив без денег, без надежды на будущее, но я выжила тогда, выживу и сейчас! Не позволю ему сломать мою жизнь, разрушить ее, потоптаться на руинах и развеять прахом.

Просто потому, что мне есть за кого бороться. И я сейчас говорю не о своей растоптанной гордости, не о себе. Я говорю о нашей дочери. Пусть это чудовище и делает вид, что нас не существует для него, я еще выживу. Мы выживем.

От усталости я кладу голову на сгиб локтя и проваливаюсь в марево сна. Мне кажется, что я плыву в реке, и она обвивает меня своими теплыми, ласковыми волнами. И я снова оказываюсь молоденькой девушкой, которой безумно нравится внимание привлекательного парня, разглядывающего ее среди прозрачных речных волн… Как же давно все это было… Как же мы тогда были влюблены… И как же так вышло, что тот парень превратился в злого дракона, который швыряет под ноги деньги, брезгливо сверкая глазами…

***

Громкий телефонный звонок вышвыривает на поверхность. Я сначала даже не могу понять, что нахожусь на собственной кухне, – настолько расфокусирован взгляд, настолько заплыли глаза.

– Алло, – совершенно не узнаю собственный голос. Горло распухло, и кажется, будто во рту дерево.

На том конце провода тоже сомневаются в том, что трубку взяла я, но после несколько мгновений слышу голос няни из детского сада, куда ходит Варенька.

– Тихонова? Вы Варю сегодня забирать будете?

Я спешно смотрю на часы, и понимаю вдруг, что за то время, что я была в отключке, наступила темнота, вечер съел все кухонное пространство, а часы на столике кроваво говорят о том, что я опоздала на час. На целый час!

– Я… – мысли мучительно бьются друг о друга, голова ватная, но ничего не поделать. Я точно никуда не успею. И тем более – еще вопрос, смогу ли добраться до дома пешком с колясочкой. – Я сегодня оставлю Варю с ночевой. Завтра вечером заберу ее. Спасибо.

– Предупреждать нужно! – няня откликается нелюбезно, а я готова разреветься.

Еще в самый первый день, когда мы с Варенькой пришли в интернат для особенных детишек, договорились, что я буду каждый вечер забирать ее домой. Таких ребят в группе оказалось несколько, остальные оставались до выходных. Я честно, верой и правдой держала данное обещание, но сегодня… Впервые меня настолько выбили из колеи, настолько быстро и серьезно лишили почвы под ногами, что я даже не смогла найти в себе силы и позволила себе минутную слабость.

Слабость, которая аукнулась моей маленькой доченьке слезами. Она наверняка думает, что я предала ее, бросила, как отец, на крыльце роддома.

Качаю головой. Подхожу к шкафчику и достаю россыпь таблеток. Нет уж, я просто так не сдамся. Я выиграю эту войну с жизнью, я еще покажу, что тут главный. Не пропала тогда, не сдамся и сейчас! Запивая антибиотики водой, которая кажется не очень приятной на вкус, я снова вспоминаю лицо мужа. Ты еще пожалеешь, подонок! ты еще очень пожалеешь!

***

Едва утро распахнуло объятия, я тут же вскакиваю с кровати. Состояние намного лучше вчерашнего, а это значит, что прямо сейчас я готова идти вперед. Рабочий день еще не начался, но я не могу ждать – каждый час промедления кажется мне ужасно смертельным. И потому я делаю то, что могу – помимо рассылки резюме пишу на электронные почты всех компаний, с которыми мы когда-либо сталкивались. Пишу малознакомым знакомым по работе, везде закидываю удочки, говоря о том, что готова работать за оклад даже меньший, чем был. Сейчас для меня главное – стабильность. Только это.

Уже через три часа мне перезванивают и назначают собеседование. От восторга хочется кричать! Мне кажется, что я, как воздушный шарик, накачиваюсь радостью, надеждой и верю, что все будет хорошо. Я все налажу. Да что говорить, сделаю все, чтобы улучшить нашу с Варенькой жизнь. Может быть, даже к лучшему, что так все получилось. Может быть, я найду работу лучше, с зарплатой выше, и в конце концов куплю квартиру, а не буду мучить ребенка вечными переездами по съемным квартирам…

Спустя несколько минут мне звонят еще из одной компании, потом еще из одной.

Мне так приятно, что я не могу сдержать возгласа радости. Соглашаюсь на интервью сразу же, говорю, что могу подойти даже сегодня, и успеваю договориться на встречу после обеда.

Это прекрасные новости! Надежда расправляет паруса, я быстро мою голову, сушу ее феном, крашу ресницы погуще, чтобы скрыть покрасневшие после ударной дозы таблеток белки, бледность раскрашиваю румянами, заставлю себя выпить чашку чая с бутербродом, глажу костюм.

До остановки иду медленно, прокручиваю в голове все слова, которые скажу на встрече. Скажу всю правду. А если спросят по поводу увольнения с прошлого места работы, отвечу, что не сошлись характерами с новым руководителем. Это повсеместная история – когда новая метла метет по новому и сметает со своего пути всех тех, кто работал до него.

Надеюсь, они поверят в это и не будут задавать дополнительных вопросов, потому что на эти вопросы у меня точно не будет ни единого ответа и совсем не будет желания говорить на эту скользкую, неудобную тему…

Но, едва только до здания остается пара метров, как поступает звонок. По спине холодком бежит предчувствие. Не могу выразить словами, но отчего -то я останавлвиаюсь, понимая каким-то шестым чувством, что просто так за несколько минут до начала собеседования мне звонить не будут…

– Алло, Виктория Тихонова? – я киваю, а потом понимаю, что собеседник не может увидеть мой кивок, и потому робко говорю в трубку о том, что слушаю.

– К сожалению, мы вынуждены отказать вам в месте работы.

– Но.что…почему… – мое недоумение очень ярко выражено. Неужели успели уже кого-то нанять? Но так быстро? как-то не верится…

– Да, ваша кандидатура не подходит нам под квалификационные требования. Всего хорошего.

Я буквально замираю на дороге. Меня кто-то толкает плечом, кто-то чертыхается, кто-то выражается матом, и только после несильного, но чувствительного тычка в спину, я понимаю, что происходит.

Поднимаю глаза и смотрю на офисное здание, в котором сидят люди, которые за несколько часов отчего-то изменили свое решение брать меня на работу. Всего лишь за несколько часов!

Мысленно перебираю в голове, что могло пойти не так, но совсем не нахожу причин для отказа.

Но, с другой стороны, это – работодатель, и он имеет право на что угодно…

***

Я медленно бреду вперед, решая забрать Вареньку пораньше из сада. Интервью не вышло, новое должно быть только завтра и еще одно – через день. Я все успею, все сделаю, может быть, подготовлюсь даже лучше, и выглядеть буду лучше, чем сегодня…

Но только сажусь в автобус, чтобы ехать в интернат…

– Виктория Тихонова? мы вынуждены отменить наше интервью.

– Постойте. Мне нужна причина. Почему вы отказываете мне?

– Мы не обязаны оправдываться, Виктория. До свидания.

Черт.

Этого не может быть, но это снвоа происходит!

Настроение медленно, но верно стремится к нулю.

Но я все равно растягиваю губы в улыбке, когда забираю дочку из садика.

– Прогуляемся, милая?

– Конечно, мам. Ты меня не забрала, – вздыхает она.

– Ты скучала по мне?

– Очень! Ты же моя любимая! Моя мамочка! – она так смешно всплескивает руками, что я не могу удержаться и сажусь перед ней на корточки, тяну руки и трогаю ее щечки, умиляясь моей малышке.

– А ты моя. Моя доченька…

Она заливисто смеется, и мое настроение снова выравнивается. Ну и что же. Ну и плевать на все эти мелкие неурядицы. Все у нас будет хорошо. У такой малышки, к которой жизнь была не ласкова с самого рождения, все наладится, не может же быть все время одна черная полоса!

– А ты мне купишь конфету? – спрашивает девочка, и я тут же вздыхаю. Вся мелочь из карманов пальто растаяла. На карте осталось сто рублей. Сто последних чертовых рублей. Я со злостью вспоминаю смятые купюры в руках бывшего мужа и снова чувствую легкое головокружение от злости.

Родной дочери! Родной дочери он не мог уделить минутки, выделить рубль на то, чтобы она жила нормальной жизнью!

– Куплю, дорогая, но потом…

Как выжить? Как выжить на эти сто рублей вдвоем с маленьким ребенком?

Сердце снова начинает бухать в ушах, да так сильно, что я совсем не слышу телефонного звонка. Не сразу беру трубку. Уже не жду ничего хорошего, и предчувствие меня не обманывает.

– Тихонова? Виктория? Наше собеседование отменяется.

– Почему? – резко спрашиваю я.

– Компания так решила…

Глава 6

*Саша*

Я так и не приезжаю вечером в квартиру, игнорируя множественные звонки Дарины. Сначала выпиваю в клубе с друзьями, а потом снимаю номер в гостинице и заваливаюсь спать. Не хочу ничего. На душе мерзко. От собственного поведения мерзко. От того, что до сих пор не могу отпустить бывшую, несмотря на то, как она поступила со мной. Она до сих пор смеет называть своего ребёнка моим. Как у неё только язык поворачивается?

Ненавижу…

Просыпаюсь с этой проклятой, отрезвляющей душу мыслью, и смотрю в телефон. К какой меня матери или бабушке отправляет Дарина, нет совершенно никакого дела. Плевать на эту девку. Плевать на всё, что с ней связано.

Плевать!

Плевать!

Плевать!

Даже если однажды она станет моей женой. Дарине придётся терпеть меня таким. Вспоминаю наш поцелуй, и скулы сводит от неприятного ощущения, появившегося во рту. Это так похмелье сказывается? Или яд её губ отпечатался и до сих пор не выветрился?

Телефон начинает звонить, когда я поднимаю с пола рубашку и натягиваю на себя. Смотрю на экран и громко чертыхаюсь себе под нос.

– Мама, не надо! – говорю сходу, чтобы предостеречь себя от выслушивания слезливых моралей.

– Сашенька, ты в порядке? – спрашивает мама уставшим голосом.

Неужели она думала, что может быть иначе?

– Со мной всё хорошо, мам… Ты позвонила, чтобы спросить, как я? Сколько девиц прошло сегодня через мою постель?

– Не говори так грубо с матерью! Я тебя не узнаю совсем! – фыркает мама. – Конечно, я позвонила не для этого. Я хотела спросить, во сколько ты сегодня освободишься. Вернулся отец Дарины из командировки. Мы хотели устроить семейный ужин, где обсудим дату вашей свадьбы. Гришенька был очень рад узнать, что ты, наконец, женишься на его дочери.

Я чертыхаюсь сквозь стиснутые зубы.

Без меня меня женили…

Посмеиваюсь слухам, ведь официальное предложение Дарине я пока не делал, а её отец теперь раскатывает губёшки и, наверняка, думает, как отхватить кусок от моей прибыли. Он ещё тот склизкий увалень. Маме он нравится, и мне порой кажется, что встречаются они не только для того, чтобы поговорить о наших отношениях с Дариной, ведь оба одиночки, без вторых половинок: вдова и разведённый… Идеальная пара.

Фыркаю, поглядывая на часы.

Мне не хотелось бы встречаться сегодня с невестой, но и отказываться не могу, потому что Григорий Матвеевич имеет не последнее место в городе и может нагадить мне, если захочет.

– Во сколько ты хотела устроить ужин, мама?

– Даже так, Сашенька? В девять тебя устроит?

В девять…

Смотрю на часы и киваю.

– Конечно, договорились.

– Я люблю тебя, сынок!

– Я тебя тоже, мама.

Отключаю телефон и вспоминаю безмятежное детство. Тогда слова матери о любви казались мне более искренними, а теперь они стали настолько пресными, что я перестал верить в их реальность. Возможно, зря? Говорят ведь, что мама – единственный человек, который будет любить тебя не за что-то, а вопреки всему. Задумываюсь об этом, одеваюсь и выхожу из номера. Рассчитываюсь с администратором, возвращаю ключ и решаю поехать в головной офис, чтобы проверить, как там идут дела. Не хочу возвращаться в эту гребаную конторку, где снова столкнусь с воспоминаниями о бывшей, о нашей вчерашней перепалке, которая… Только Богу одному известно, чем именно она могла закончиться, если бы я не остановился вовремя. Я видел, как она льнула ко мне, как дрожала в моих руках.

Чёрт!

Но почему всё так? Почему?

Понимаю, что мне следует сконцентрироваться на работе, на огромной империи, которую мне удалось отстроить, но всё равно не могу этого сделать.

Ещё мама с этой своей тягой поскорее женить меня… О чём она думает вообще, приглашая в дом отца Дарины? Хочет, чтобы я поскорее стал снова окольцованным? Вот только какой резон? Я сам не понимаю, зачем вообще согласился тогда встречаться с девкой, которая никогда не вызывала даже симпатии. Назло Вике? Но ей ведь плевать… Если бы ей было хоть какое-то дело до меня, то она вела бы себя иначе сейчас. Она даже не ревнует.

Вспоминаю о ребёнке и думаю…

Это не моя дочь.

Не моя!

Несколько тестов ДНК подтвердили, что она не моя.

Сколько я тогда не спал ночей?

Как сильно ждал этого ребёнка?

Я до последнего пытался верить, что дочь моя, а потом получил на руки результат.

Один…

Второй…

Третий…

Все из разных лабораторий. Я специально сдал наши биоматериалы в разные лаборатории, чтобы исключить возможность фальсификации результата.

Эта маленькая девочка – не моя дочь.

Как только у Вики поворачивается язык врать мне? Мы ведь были так счастливы с ней? Мы беззаветно любили друг друга. Или она попросту притворялась? Пыталась создать мнимый мираж счастья, в которое я поверил, развесив уши? Как идиот…

Сажусь за руль своей ласточки и сжимаю пальцами оплетку руля.

Я просто возьму себя в руки и буду жить дальше, наплевав на ложь, которая кружит вокруг, затягивая в свой омут.

Всё будет хорошо…

Сейчас я поеду на работу, а вечером приду на этот проклятый ужин.

Нужно как-то жить дальше.

Нужно завести наследников, в конце концов!

Для кого ещё я строю эту огромную империю? В чьи руки она перейдёт, если у меня не будет детей?

Думаю о глупышке Дарине и понимаю, что она сама подписалась на роль нелюбимой жены, ведь отлично понимает, что её ждёт со мной, но всё равно стремится заполучить мою фамилию. И мне её не жаль.

Вообще больше не жаль баб…

*Вика*

– Здравствуйте, спасибо, что согласились встретиться, – я искренне надеюсь, что сейчас никому не видно лихорадочного блеска моих глаз. Кажется, снова поднимается температура, или это становится жарко из-за того, что я понимаю, что это – последнее интервью, на которое я могла рассчитывать? Одно за другим они отменялись, даже не начавшись. И если сначала я подумала, что это случайность, то теперь отчетливо вижу – происходит что-то странное. – Я…не подведу. Готова к работе, могу выйти уже с завтрашнего дня.

Молоденькая девушка внимательно смотрит на меня во все глаза, а поняв, что я поймала ее слишком заинтересованный взгляд, вдруг опускает глаза и смотрит в бумаги.

– Да, мы видим, что у вас довольно большой опыт работы. Скажите, а какая причина ухода с предыдущего места работы?

Вопрос, на который у меня заготовлено миллион, если не больше ответов. Темной ночью, встречая предрассветную серость, я проигрывала в голове сотни раз, что мне нужно ответить. Потому что правду – что мой бывший муж – козлина, каких еще поискать на целом свете, вдруг появился в директорском кресле моей компании и уволил даже без выходного пособия, – слишком остра и я не готова ее озвучить вслух.

– Мне…мне нужно найти работу поближе к дому-интернату, куда ходит моя дочь.

Девушка вопросительно изгибает бровь и тут же начинает перебирать бумаги, чтобы прочесть в моей биографии подтверждение этой информации. А я выдыхаю и смотрю поверх ее головы, в окно, где начинает синеть, переливаясь разными оттенками бирюзового, небо. – Дело в том, что Варя – совершенно особенный ребенок. Она совсем не может ночевать вне дома. Без меня. Ей становится плохо, портится настроение, она даже может заболеть! И поэтому мы договорились с директором, что я забираю ее каждый вечер, и привожу каждое утро на занятия. Так делают многие, кто может себе позволить… И я…должна, должна думать о состоянии дочери!

– Вы растите ее одна? – тихо спрашивает она.

Я горько выдыхаю.

В тот день, когда я сделала тест на беременность, никого счастливее, чем Саша, не было. Я положила перед ним этот кусочек картона с двумя яркими красными полосками, на стол. Сначала он нахмурился – совсем не понял, что это значит, после взъерошил волосы пятерней, а потом повернулся ко мне. В его глазах смешалось напополам неверие и затаенная радость. Едва я кивнула ему, подтверждая догадку о том, что совсем скоро мы станем родителями, как он тут же ураганом сорвался с места, вихрем подхватил меня на руки и закружил по комнате. Мое сердце готово было выпрыгнуть от счастья из груди, хотелось одновременно и плакать, и смеяться – столько эмоций: острых, нужных, сильных. Он хохотал, и целовал меня, а после положил на кровать и посмотрел серьезно в глаза. Сашка не говорил ни слова – одного выражения его глаз – любящих, умных, терпеливых, – было достаточно, чтобы понять: я сделала ему самый дорогой, долгожданный подарок, о котором можно только мечтать. Мы стали связаны не только общей невероятной, пылкой любовью, но и еще более прочной нитью – ребенком.

Вздохнув, я моргаю несколько раз, чтобы прогнать видение из прошлого.

Оказалось, нужно было только несколько месяцев сложной беременности и ужасающий диагноз, чтобы вычеркнуть из своей жизни тех, кого так ярко и пламенно любил.

– Нет, я ращу ее не одна. Мы вместе с ней растем, – мягко улыбнулась я девушке. Она снова прочитала первую строчку из моей биографии.

Вздохнула.

– Как же вы справляетесь, – вдруг протянула она и прикусила губу, поняв, что задала очень нетактичный вопрос.

Я же пожала плечами.

Справляетесь…

Я – точно справляюсь. И справлюсь всем назло. И всегда буду справляться. На руках пронесу свою девочку через все невзгоды, через все ураганы, чтобы только она была живой и здоровенькой, улыбалась, уплетала конфеты, смешно пряча их за щекой, хихикала над мультиками, ворчала, когда я заплетаю ей косы с утра. Справлюсь со всем.

Потому что для меня не тяжело нести коляску по лужам. Не тяжело забирать малышку из сада после трудного рабочего дня. И тем более не тяжело самостоятельно усаживать ее в салон такси.

Ведь это моя дочь. Плоть от плоти, кровь от крови.

– А вы никогда не думали, что можете… – девушка спешно стреляет в меня глазами и прячет их за ресницами. – Что можете оставить ее в интернате и забирать только на праздники? Это бы облегчило вам жизнь.

На эти слова я только ухмыляюсь.

Никогда, никогда я в здравом уме не заставлю свою девочку делать то, что ей не хочется.

Один человек уже подвел в первые же часы ее жизни на этой земле, и моя задача в том, чтобы не подвести ее, чтобы поддержать, чтобы показать, что не все такие ужасные, гнилые люди, как ее отец.

И несмотря на всю свою внутреннюю твердость, желание сохранить лицо, при воспоминании о Саше у меня почему -то начинает свербеть на душе, будто кошки полосуют сердце на множество кусочков, разделяя красное мясо на множество кусков когтями- лезвиями.

Но я вздыхаю и усилием воли загоняю это ненужное чувство вглубь себя, прячу воспоминания об этом мужчине подальше.

Да, он снова появился на моем небосклоне яркой кометой, но также и пропал.

Он уволил меня, снова исковеркав жизнь, но я оказалась выше всех этих отношений, выяснений кто прав и кто виноват, и просто ушла из его кабинета, не сказав ни слова, не плюнув ему в лицо.

– Я слишком люблю свою девочку и она у меня одна. Но вы не думайте, она нисколько не помешает работе. Мы с ней уже давно обо всем договорились, она уже достаточно большая!

Девушка робко улыбается.

Пожимает плечами и вдруг говорит виновато:

– Но мы все равно не можем вас взять на это место.

Мои глаза тут же становятся размером с блюдца. Да не может этого быть! Я столько времени провела за тем, чтобы убедить отдел кадров и принять меня на собеседование, я видела, что мои данные очень подходят этой фирме, да что говорить, они даже выше, чем тут требуется!

– Но…

Тут она понижает голос, пригибается и немного тянется ко мне.

Я повинуюсь ее движению и делаю тоже самое, мы будто шепчемся, и она скрепя сердце доверяет мне какую-то тайну.

– Мы не можем вас принять на эту должность. Один человек… Один человек позвонил моему директору час назад и приказал ни в коем случае не брать вас, даже если вы будете предлагать работать бесплатно. Кажется, этот человек… Этот человек очень силен, и…очень зол на вас. Вы знаете, кто это может быть?

Я устало откидываюсь на спинку кресла.

Оно тут же становится неудобным, в боку начинает тянуть.

Только один человек испытывает ко мне такую же неприязнь, как и я к нему. Только один…