• Все придет, вот увидишь. Мне надо привыкнуть, – успокаивал меня Давид. – Я такой человек, мне надо привыкнуть к запаху. Я как собака. – и он часто втягивал в себя воздух, как это делают охотничьи собаки.

• Ведь лучше уже, – говорил он мне в следующий раз.

Я молчала – он обманывал сам себя. Но меня-то не обманешь…

Сегодня День Валентина… Давид пригласил меня отпраздновать. Вечером он ждал меня внизу, у подъезда. С огромным букетом красных роз. Я села в машину.

• Открой бардачок, Никуша! – предложил Давид, хитро улыбаясь.

Я раскрыла коробочку, которую нашла в бардачке машины: золотое сердечко, инкрустированное маленькими бриллиантиками покоилось на черном бархате.

• Happy Valentine, my princess! – сказал Давид.

• Спасибо, – поцеловала я его.

• Открой его, – посоветовал мне мой Валентин. – Там есть место для фотографии. Пока я еще не удостоен такой чести… – с тайной надеждой в голосе добавил он.

В ресторане было празднично и многолюдно. Везде развешены сердечки. Все в тему – скатерти, салфетки. За ужин взимали специальную, праздничную, плату, но в конце каждой женщине дарили коробку шоколада в виде сердечка. Пустячок, а приятно! Когда мы вышли из ресторана, Давид, открывая мне дверь машины, обнял меня и сказал:

• Ника, я хотел сказать тебе одну вещь! – глаза его стали серьезными. – Я люблю тебя!

• Давид, не надо. Не говори так! Это очень серьезно! – запротестовала я.

• Но я чувствую это. Я действительно люблю тебя. Почему я не могу сказать это? – глаза его блеснули нехорошим блеском. – Я ведь не прошу тебя говорить эти слова в ответ. Я выражаю свои чувства. Может быть, когда-нибудь ты тоже их скажешь… Как знать!

Но я знала, что не наступит это время никогда. Любовь, – она не покупается подарками и не приходит со временем от хорошего отношения партнера. Что-то должно быть прочувствовано сразу, должна быть chemistry, как говорят здесь. Какой-то толчок дается мозгу изнутри практически уже на первом свидании – да это оно, мое. А уж жалость и любовь точно не ходят рядом… Я просто принимала его любовь. Пока…

Давид был безотказен. Только стоило мне обмолвиться о чем-то – тут же это выполнялось. Люба с Лилей очень часто упоминали об их любимом рыбном ресторане в Квинсе. Как только я заикнулась, что хотела бы побывать там, – в ближайший выходной мы отправились в Квинс.

• Это будет одним из наших самых любимых мест, – подытожил Давид, когда мы вышли из ресторана. Место, действительно, было достойным. Как и все хорошие рестораны, внутри все предельно очень просто – столовая с клетчатыми скатертями. Но нужно было отстоять очередь, чтобы попасть в эту «столовую» и получить свою порцию изысканно приготовленной рыбы.

Как-то в разговоре я обмолвилась, что хочу попробовать новый запах духов. Через несколько дней мне позвонил Давид:

• Никуша, повтори, пожалуйста, какие духи ты хотела? Я в магазине сейчас – никак не могу вспомнить название.

• Давид, не надо, – попыталась я приостановить его попытку.

• Все в порядке.

Вечером того же дня он привез мне духи, которые я так хотела.

Давид много курил. Когда я впервые появилась в его квартире, ужаснулась: как можно курить и спать в одном и том же помещении! Для меня, никогда в жизни не державшей сигарету в руках и не переносящей дым, это явилось нонсенсом. Давид, заядлый курильщик, в моем присутствии перестал курить в квартире. Оставалось одно место, где он позволял себе это ( и то, при открытой форточке) – в туалете. Сейчас, входя в квартиру, я чувствовала приятный запах ароматизированной свечи…

В один из будних дней февраля мне необходимо было явиться в суд – я нарушила правила движения и, чтобы смягчить наказание, признав себя виновной, должна была предстать в назначенный день перед судьей. Сказать, что я нервничала – не сказать ничего. Все мои знакомые успокаивали меня, говоря, что это дело житейское, все через это проходили и там будет много таких, как я. Но меня ничто не успокаивало – приближение дня портило мне нервы. Давид вызвался сопровождать меня в качестве группы поддержки. Он, вставший ни свет ни заря, чтобы приехать из Бруклина рано утром в Нью Джерси, провел со мной в здании суда пол-дня. Отстояв все необходимые очереди, а потом присутствуя в самом зале. Просто так, в качестве моральной опоры. А это многого стоит.

Я знала, что Давид расписан с какой-то испанской женщиной ради документов. Как-то, будучи у него дома, мне на глаза попался конверт, из которого выпали фотографии: их общие снимки, которые они обязаны предоставлять в дальнейшем на интервью для получения документов. Их свадьба. Она – толстая, неопрятная мексиканка в белых чулочках, платьице выше колена, с каким-то диким цветком в неухоженных волосах. Явно старше его. Пара выглядела комично и невооруженным взглядом было видно, что брак фиктивный. Несколько фотографий выполнены якобы в непринужденной атмосфере – барбекю, совместные ужины. Рядом ее дети. Давид везде выглядел смущенно-веселым: «изображаем радость». Мне стало очень неприятно. Я вообще, по жизни, не люблю фальшь, фикцию. Здесь, сейчас, понимая, что так надо, абсолютно не испытывая никаких чувств к человеку, я ощущала себя отвратительно.

• И сколько еще надо ждать тебе, чтобы получить документы? – поинтересовалась я.

• Все зависит от нее. Она сейчас начинает «мутить воду», просит денег еще. Я уже дал ей пять тысяч. Остальные, сказал, будут после. Когда процесс пойдет. Она просит все вперед. Не знаю, что-то в последнее время не доверяю я ей.

• Да, она не выглядит порядочным человеком, – подлила я масла в огонь.

• Я, может, уже и уехал бы из Нью Йорка, – добавил Давид, – но из-за этого начатого процесса не могу.

А длиться это может ох, как долго, – подумала я, но расстраивать его не стала. А без документов ты в Америке не человек, а так… Рабочая сила. Что еще больше отталкивало меня от Давида. Я не хотела видеть рядом с собой «нелегала».

Мой день рождения удачно пришелся на субботу и Давид забронировал столик в суши-ресторане. Все было очень мило – цветы, суши, тосты в мою честь. Подошло время интима … Я никак не могла понять: как человек может кончить, не возбудившись. На медицинском языке: как может произойти эякуляция без эрекции? Оказывается, это возможно. Miracle! Но свою разрядку Давид получал регулярно.

Довольный, он предложил:

• Ника, открой ящик тумбочки! Там для тебя сюрприз!

Открыв маленькую белую коробочку, покоившуюся в ящике, я увидела серьги: длинные капельки, белое золото, россыпь маленьких бриллиантиков.

• Давид, спасибо, конечно. Но ты же мне подарил духи.

• Тебе нравится, правда? Духи – это просто так, – Давид остался удовлетворен удавшимся сюрпризом.

• Да, конечно, очень красивые, – на самом деле, во вкусах здесь мы не сошлись…

Наступил март. «Марток – не снимешь порток» – всегда говорила моя бывшая свекровь, когда я, двадцатилетняя, приехав из Украины, где в марте уже можно было ходить в туфельках, пыталась сбросить с себя лишние, надоевшие за длинную московскую зиму, одежки. Да уж, Москва никогда не баловала теплом и мартовское солнышко, такое обманчивое, светит, но не греет… Это я поняла значительно позже, прожив в Москве несколько первых весен и переболев всеми возможными болезнями, которые очень быстро прилипают к таким вот молоденьким дурочкам, коей была я: туфельки, капроновые колготочки, короткая юбочка. Цистит, гайморит, воспаление придатков – вот как называются спутники такой красоты. Смотрю сейчас на девчонок и вспоминаю себя. Времена другие, а молодежь все так же учится на своих ошибках.

Март на Восточном побережье Америки тоже теплом не баловал. Спутник марта – дикий, рушащий все на своем пути ветер, дующий то ли из Канады, то ли с океана. Какая разница, собственно говоря? Главное, что холод студеный. Но прожит уже декабрь, январь, февраль. И очень хочется весны, тепла. Все начинает раздражать и нервировать. Каждый пасмурный холодный день воспринимается как наказание небесной лабораторией за грехи наши тяжкие… Каждый день подталкивается людьми, торопится: « Ну вот, еще неделька и будет тепло. Скорей бы!». Но неделька проходит, солнышко блеснет, день теплый, а потом опять мелкий снежок и ветрище.

Ко всему прочему, меня начали раздражать наши отношения с Давидом, а вернее, отсутствие какого-то будущего в них.

• Слушай, Давид, так не может больше продолжаться, – заявила я ему как-то после очередной «игры в одни ворота». – Понимаешь, ты меня мучаешь! Ты-то получаешь разрядку, а я только раздражение. Уже прошло два месяца – для привыкания более, чем достаточно. Но воз и ныне там…

• Что мне делать? – в отчаянии спросил он. – Ты знаешь, такое чувство, что кто-то что-то сделал со мной. Я не хочу тебя терять. Я люблю тебя. Только скажи – я сделаю все…

• Ты не хочешь попытаться сходить к гадалке? Может, если у тебя порча какая, она снимет? У меня есть одна в Квинсе. Поезжай к ней – хуже не будет. Ты же молодой мужик. Как дальше собираешься жить без потенции?

Вечером того же дня, когда Давид отправился к гадалке в Квинс, он позвонил мне. Отчитаться.

• Да, действительно. Сделали порчу на меня, – сообщил он грустным голосом.

• Кто? – поинтересовалась я.

• Была у меня одна… До тебя. Грузинка. Она хотела серьезных отношений, детей, но я не был так настроен по отношению к ней. Она была какая-то взбалмошная, сумасшедшая, как потом оказалось. Мы с ней даже жили какое-то время вместе, но я потом съехал, сняв эту квартиру. Вот она в отместку и сделала.

• И что теперь?

• Не знаю, – отрешенно ответил Давид.

Давид сказал, что Галя из Квинса дала ему какие-то рецепты, но я понимала источник грусти. Наверняка, он поинтересовался, будем ли вместе. Что могла ответить ему Галя?

• Она сказала что-то не очень хорошее? – поинтересовалась я.

• Нет, все в порядке, – поспешно ответил он. Но голос его врать не умел.

К концу марта накал страстей достиг своего предела. Я старалась все чаще приезжать на своей машине, чтобы не зависеть от него и не оставаться на ночь. Если мы шли вместе в магазин, делать покупки, я не позволяла платить за себя. Не хотела зависеть.

• Ты понимаешь, наши отношения долго не протянутся, они исчерпывают себя по определению! – говорила я ему. – И они не могут базироваться на моем хорошем отношении к тебе. Секса у нас нет. Поехать мы никуда не можем с тобой – у тебя нет документов и неизвестно когда будут…

• Мы можем поехать в Вашингтон, посмотреть Белый Дом. Когда потеплеет, – перебил меня Давид.

• …остается только Бруклин,– продолжала я, – который ненавижу всем своим естеством. Приехав сюда, я как будто умираю или погружаюсь в болото, из которого меня ничто не сможет уже вытащить. Я не могу здесь находиться. Меня все раздражает – эти дома, люди… Что остается? Встретиться, покушать и посмотреть кино? Но только на этом отношения не могут держаться. Ты согласен?

Я не к этому стремилась, отнюдь. Говорить нам тоже было не о чем. Я уже все слышала о войне в Грузии, видела его громадный шрам через всю ногу. Я хочу нормальных полноценных отношений. Нет общности интересов. Я зря теряю время.

• Мне нужна жьенщина, – говорил Давид. Он говорил с сильным акцентом. Его акцент в английском был гораздо мягче, чем в русском языке.

• Ты знаешь, здесь, в Бруклине, очень много женщин, которые мечтают о таких отношениях. Но мне нужно больше.

Последним нашим выездом была поездка в Сохо. Я заехала за Давидом. День был прекрасный – теплый, солнечный. Мы бродили по Сохо, рассматривая выставленные на выносных столиках интересные фотографии, картины, эскизы, ювелирные изделия…Здесь же продавались футболки с бывшими советскими видоизмененными плакатами на груди. «Родина-мать зовет!», «Ты записался добровольцем?» – призывали они.

Побродив по Сохо, мы отправились в Чайна Таун. Чего здесь только нет: часы, парфюм, аксессуары, сумки. Все – от Шанель, Картье, Дольче&Габбана. «Фирменное» – сделано в Китае. Бутики держат китайцы. Черные продают товар на улице или из-под полы, подходя и предлагая прохожим часы, сумки.

Мне нужна была новая сумка, а здесь их не счесть. Конечно, все они а-ля «какой-то там брэнд». Многие своей пестротой и яркостью выдают себя. И, наоборот, чем скромней сумка, тем реальнее она смотрится. Я нашла для себя то, что хотела. Ситуация непростая: специально за сумкой приезжать сюда я не собиралась, но знала, что Давид предложит заплатить за нее. Выглядело так, что я специально инициирую покупку. Цена смешная – что-то около тридцати долларов, но это уже дело принципа.

Я протянула продавцу кредитную карточку. Давид протянул наличные, отстраняя в сторону мою руку с кредиткой:

• Ника, ты меня обижаешь. По-моему, мы еще вместе.

• Давид, ты ставишь меня в неловкое положение, – сопротивлялась я.

• Мне приятно доставлять тебе радость, – ответил он грустно, – разве я не могу это сделать?

После Чайна Таун мы прошли через Литтл Итали, перекусили пиццей и отправились к паркингу.

• Останься, прошу, – попросил Давид, когда я высадила его возле его дома в Бруклине.

• Нет, Дато, извини, – в последнее время я стала называть его настоящим именем. – Мне хочется, чтобы у тебя все восстановилось и тогда наши отношения, может быть, перейдут в другую стадию. Я очень надеюсь на это.

• Только ты можешь мне помочь восстановить себя. Кто же еще?

• Мы говорим об этом уже почти три месяца, – как можно мягче, чтобы не обидеть его, сказала я. – Спокойно ночи и спасибо за сегодняшний день.

• Да, я все понимаю, – грустно сказал Давид, глядя на меня преданными, собачьими, на все готовыми, глазами. Как я ненавидела этот взгляд! Может быть, если бы он не смотрел на меня так, я давно бы уже прекратила эти вяло-текущие отношения…

Последующие выходные я старалась чем можно меньше времени уделять нашим встречам, ссылаясь на срочную работу, которую я выполняла в выходные дни. На самом деле, для себя я давно все решила – прогресса в отношениях не намечалось и надо было ставить большую и жирную точку. Я никогда этого делать не умела и надеялась, что он сам сделает это за меня. Но он звонил: утром, вечером. Говорить было не о чем. Трубку не взять я не могла. Рано утром, только проснувшись, он интересовался:

• Ника, привет? Ну как дьеля? Как жьизнь? Что нового, что хорошего?

• Давид, так же, как и вчера. Ничего нового, – не пытаясь скрыть нервозность в голосе, отвечала я.

Те же самые вопросы я слышала и вечером, а потом долгое молчание.

• Что ты молчишь? – спрашивала я.

• А о чем говорить? – резонно спрашивал он.

• А зачем тогда ты звонил?

• Спросить как дела, – отвечал он.

• Ты знаешь, я занята сейчас ( много работы, готовлю, печатаю на компьютере – дела находились всегда). Давай созвонимся чуть позже, – просила я, не скрывая раздражения.

Он не понимал или просто не хотел понимать, что это все. Конец. Просто надо, наконец, проявить мужскую грузинскую гордость и уйти в сторону. Отступить. Но он на что-то надеялся. Несколько раз заезжал: «просто посмотреть не тебя». Мы сидели в его машине: вид у него был, как у побитой собаки. Мне было жалко на него смотреть.

• Ты неважно выглядишь, Дато! С тобой все в порядке? – интересовалась я.

• Нет, со мной далеко не все в порядке, – отвечал он. И неотрывно смотрел на меня своим преданным взглядом. Правда, в последнее время в нем стали проскальзывать обозленные искорки.

Но я не Мать Тереза и никогда ею не буду. Всех не пожалеешь… Кто пожалеет меня?

Тем временем, приближался мой законный отпуск в медицинском офисе. У меня не было абсолютно никаких идей: куда ехать, зачем ехать. А главное, с кем ехать? Грустно осознавать, что нет даже подруги, с кем можно было бы съездить отдохнуть куда-нибудь на Карибы. Работая так тяжело на двух работах и имея деньги, я не имела ни малейшего желания проводить законную неделю отпуска дома. Совершенно неожиданно активизировал свою деятельность Вадим. Не питая никаких надежд в отношении его, я поняла, что он «полугодичный». Я слышала, что есть такие мужья «месячные»: месяц дома – месяц в загуле. Многие жены «проглатывают» это. Вадим был «шестимесячным» – объявлялся каждые полгода. Наверное, проверить: как она там, все еще одна, все еще ждет? Может, он старался в течение этого срока найти кого-то, сравнить. И опять вернуться… Душа человека – потемки… Только ему одному известен смысл его появлений на горизонте моей судьбы. Но мне настоящее появление было очень даже на руку.

• У меня отпуск скоро… – как бы невзначай произнесла я.

• Куда собираешься? – поинтересовался Вадим.

• Пока никуда, – ответила я, как будто у меня был целый воз предложений, а я раздумываю, что бы выбрать.

• Приезжай в Майами, – предложил он. – по крайней мере, есть где жить и пляж под боком.

• Спасибо, я подумаю, – ответила я.

А сама вечером, по-быстрому, заказала билет до Майами. На двадцатое апреля. И назад через неделю. Куй железо, пока не передумали. Я не питала надежд на счет дележки общей спальни, но мы ведь расстались друзьями. А там будет видно, – думала я. На следующий день я сказала Вадиму, что приеду. Он воспринял новость спокойно.

Глава заключительная

Начался апрель. Год назад, в это же время, я пребывала в состоянии эйфории – носилась на крыльях любви в предвкушении поездки в Майами. В ожидании перемен и новой жизни. Не важно, что ничего не случилось. Главное, что какой-то момент жизни я была счастлива.

Сейчас внутри меня было пусто. Я чувствовала себя виноватой по отношению к Давиду ( ох, уже это извечное гипертрофированное чувство вины). Мне казалось, что я несправедливо поступаю по отношению к нему – человек так старался! Все, что осталось от наших отношений – редкие телефонные звонки, инициируемые самим Дато. Да, он хороший парень, но…. Не мой!

Я решила убрать свой профайл с сайта знакомств. Я устала от этой «групповухи», как обозвал сайт когда-то дальнобойщик Жора из Канады. Сколько времени я пробыла на этом сайте… И что? Ничего, кроме разочарования! Да, я была «при деле»: свидания-расставания. Но что в итоге? Усталость и опустошенность. Каждый последующий хуже предыдущих. Наверное, не мой вариант… Говорят же в народе: « судьба тебя и дома на печке найдет». Надо предоставить все случаю, понадеяться на судьбу. Если она, конечно, что-то планирует еще в отношении меня. А если нет? Что тогда? Каждый день я собиралась удалить свой профайл и каждый раз какие-то дела отвлекали меня от этого решения. Ладно, завтра, – ежедневно говорила я себе перед сном.

На работу я ездила, как на восьмичасовую каторгу, вспоминая, как год назад с удовольствием работала у покойного Лени. Весеннее солнышко никаким образом не проникало в нашу полуподвальную темницу без окон. Пол-часа обеденного перерыва я старалась простоять во дворе, на паркинге, используя его с пользой для дела – разговорами по телефону. Здесь же курили Люба с Лилей. Основной моей телефонной собеседницей в этот час была Тина. Она, с моей подачи, выставила свой профайл на тот же самый сайт знакомств и оживленно делилась первыми впечатлениями. Давай-давай, – веселилась я. Мне тоже было так интересно вначале….

Заходя в офис после обеда ловила на себе оценивающий взгляд Майечки, обычно пребывающей во время обеда за компьютером. Уже прошел почти год, как я проработала здесь и, привыкнув к нравам и характерам окружающих меня женщин, не так сильно акцентировала внимание на каждой шпильке в мой адрес, на каждом косом взгляде, недоговоренной фразе. Я поняла, что они такие, иные, скажем, женщины, чем те, с которыми меня раньше сводила судьба. Все эти взгляды, прищуренные глазки и колкости идут не от большого ума и интеллекта. Нет! Они идут от массы комплексов, которые, как кажется этим женщинам, они оставили в прошлом, в той, совковой, жизни. Они, эти женщины, думают, что комплексы утоплены и забыты в новой жизни в Америке – дома, машины, обслуга… Но это далеко не так. Сами-то они не изменились. Уровень жизни способен изменить человека снаружи ( можно сделать пластическую операцию, наколоться Ботоксом, одеть красивую одежду, сесть за руль шикарного автомобиля), но никогда не изменит характер и наличие человеческих ценностей: если ты был ничтожеством – ты им и останешься, какая бы сумма ни лежала на твоем счету в банке. Если ты никогда не интересовался живописью, литературой, театром, то это не станет тебе интересным, когда ты разбогатеешь.

Сидя рядом с Майечкой, я, как-то бросив взгляд на монитор ее компьютера, невольно прочла сообщение, которое она отправляла своей дочери ( они часто переписывались по Интернету): «Запомни, главное в жизни это: дом, деньги и положение». Мудрый, однако, совет. Нет тут и близко таких понятий как любовь, дружба, крепкая семья… Да много чего могла написать умудренная опытом мама своей двадцатилетней дочери… Что она может сказать, чему научить девушку, когда сама живет этими приоритетами – не любя, отбив перспективного доктора у одной из родственниц, вовремя подсуетившись. Да, у нее есть все: дом, записанный на ее имя, деньги и положение в обществе ( полученное, опять-таки, благодаря браку с доктором). Но какой ценой…

Оговорюсь, что дочка в дальнейшем ненамного отстала от своей матери. Она променяла хорошего надежного парня, с которым встречалась много лет на «денежный мешок», намного старше ее. Более того, она предала этого парня. Дело шло к свадьбе. В Америке принято сначала делать предложение и дарить кольцо ( engagement ring), после чего пара официально считается невестой и женихом. В этом статусе они могут пребывать годами. Не раньше и не позже, а именно на engagement party, в тот день, когда собрались гости и парень, прилюдно встав на колено, открыл коробочку с engagement ring, чтобы надеть его на палец своей любимой, она сказала «нет». Незадолго до этого знаменательного дня она встретила очень богатого человека, который, при определенном раскладе, мог стать ее отцом. Яхты, лимузины, квартира в Манхэттене, свой бизнес…Не знаю, на что она клюнула – ведь ее отчим-доктор тоже очень обеспеченный человек и она никогда ни в чем не нуждалась. Может, любовь… Как знать? Одним словом, она в одночасье рушит все то, что создавалось в их отношениях по крупицам много лет и переезжает к богатому «папику» в Манхэттен. Для которого она была не более чем очередной молодой красивой куклой – жениться он не собирался. А что же парень? Зная о его любви к ней, я более чем уверена, что теперь он долго будет обходить женскую половину десятой стороной. Заживет ли когда-нибудь рана, так жестоко нанесенная Майиной дочкой этому парню? Думаю, очень нескоро. После всего произошедшего Майя долго находилась в состоянии депрессии и даже не смогла справиться без помощи антидепрессантов… Она так долго старалась, чтобы отношения между ее дочкой и этим парнем были идеальными…Прилагала все усилия и мудро выстраивала цепочку – звено за звеном, в зависимости от стадии отношений: планировала за них поездки, подбирала подарки, обставляла квартиру, которую молодые сняли для совместного проживания… Ей нравился парень и подходил по всем параметрам – умный, красивый, перспективный финансист. Одного не учла наша Майечка: вмешательства судьбы извне в виде «денежного мешка» и того факта , что мозг ее дочки впитал мудрые материнские советы, как губка.

С Любой, наоборот, мы даже сдружились. Она мне открыла глаза на некоторые вещи в Америке, о которых я раньше не подозревала, давала очень много ценных советов и, с ее подачи, я наконец занялась йогой – она посоветовала мне инструктора, у которого практиковалась много лет. Для нее, прямой и открытой, понятие «дипломатия» отсутствовало. Считая, что сделает лучше, если скажет человеку правду ( хоть и неприятную), она порой страдала от своего слишком длинного языка. Люди боялись ее и не любили. Кто любит слушать о себе нелестные комментарии?

Отдельно хочу сказать о посетителях нашего медицинского офиса – людях, с кем приходилось сталкиваться изо дня в день. Я не говорю о пациентах среднего возраста, приходящих раз в год на регулярную проверку. Сейчас я имею в виду пенсионеров, которые посещали наш офис как минимум раз в месяц. Находясь в одном помещении, мы могли общаться как с пациентами нашего доктора, так и с больными доктора У. К нам не приходили сколь-нибудь интересные экземпляры – все были относительно спокойны и сдержанны. Думаю, нашему врачу хватало «психов» в Бруклинском офисе. О многих из них я знала из многочисленных красочных его рассказов …

У доктора У, напротив, были очень интересные персонажи. Острая на язычок Люба присваивала им соответствующие имена.

• Завтра опять «кровопийцы» придут! Что-то они зачастили в последнее время, – говорила она Лиле после очередного телефонного звонка пациентов.

• Почему «кровопийцы»? – спросила я, когда впервые услышала это определение.

• Завтра увидишь, – многозначительно ответила Лиля.

На следующий день, к назначенному времени, в офис заявилась супружеская чета лет шестидесяти пяти-семидесяти. Раздевшись, они заняли места в «зрительном зале», вперившись своими взглядом в Любу с Лилей. Правду говорят, когда люди проживают много лет вместе они становятся похожими друг на друга. Глаза, ничего не выражающие, бесцветные, водянистые, были как будто сделаны из стекла. Выдержать этот взгляд было тяжело. Жена – грузная женщина, шумно вздыхала и громко просила мужа принести воды. Взгляд ее в это время продолжал сверлить Любу. Вдруг, она, как будто о чем-то вспомнив, громко издала:

• Любочка, вы беременны?

Люба никогда худобой не отличалась и сегодня на ней была блуза а-ля «будущее материнство». Но ей около пятидесяти – какая беременность?

• Да, уже буквально на сносях, – не полезла в карман за словом она.

Жена-кровопивец, похоже, шутку не поняла. Муж периодически подходил к окошку, за которым сидели девочки и спрашивал что-то, глядя своими бесцветными стеклами-глазами через стекло уже на нас с Майей. Наконец, настала их очередь. Муж подошел к своей половине, чтобы помочь ей встать и зайти в кабинет. Она, здоровая тетка, вполне обошлась бы без его помощи. Весь этот спектакль разыгрывался на публику – показать какая забота, какая любовь…. Доктора они тоже успели «изнасиловать» по полной программе. Выйдя из своего кабинета после их ухода ( что было крайне редко), он стоял какое-то время в приемной и, отдуваясь, говорил:

• Вот уж точно, кровопийцы! Все соки выжмут… – от него услышать что-то подобное о пациентах было крайне несвойственно.

Я уже упоминала, что пенсионеры, эмигрировавшие из бывшего Советского Союза, в Америке живут безбедно: компенсируется большая часть оплаты за квартиру, предоставляются талоны на питание, выдается пенсия, по размеру в несколько раз превышающая заработанную честным трудом на Родине, оплачивается сиделка, предоставляются так называемые «садики» для пенсионеров, где они могут проводить свое свободное время, получать медицинскую помощь, общаться по интересам, питаться и даже брать еду с собой, домой. Работая в медицине, я узнала, что это еще не все «блага», которые предоставляются пожилым людям, ни дня не проработавших на добрую страну Америку. Полностью оплачивается медицина ( включая лекарства, необходимую по роду болезни аппаратуру – аппараты для измерения давления, массажеры, парафиновые ванночки, носки, обувь… список можно продолжать). Платить не надо ни за что – полный коммунизм. Более того, многие русские открыли аптеки и транспортные компании ( бесплатный транспорт к врачу и обратно ). Рука руку моет: врач сотрудничает с определенной аптекой, куда направляет своих больных и с транспортной компанией. Всем хорошо. Аптеки организовывают доставку лекарств на дом – иногда мы звонили из офиса, чтобы пациентам привезли те или иные лекарства. Пенсионерам не нужно связываться с транспортной компанией, чтобы заказать машину для поездки к врачу – эти занимались мы с Лилей. Каждый день я отправляла списки с фамилиями пациентов, адресами и временем, к которому им предстояло появиться у нас в офисе. Ну, чем не сервис? Живи и радуйся!

Но нет. От советских пенсионеров не так просто дождаться признательности и благодарности. Многие из них иногда сетовали, что транспорт задержался – микроавтобус собирал пациентов из всего округа. Бывают пробки, никто от этого не застрахован. Но сетовали тихо. Только один «герой», пациент доктора У, толстый набычившийся дядька с ярким румянцем на щеках, совсем не старый, лет этак шестидесяти ( в Америке, кстати, на пенсию выходят в шестьдесят два года) постоянно был недоволен. Каждый раз, входя в офис, он, пыхтя, начинал одну и ту же песню:

• Опять машина опоздала. На десять минут! – он потрясал своим толстым пальчиком в воздухе. Шепелявя, у него получалось «мафына». – Буду менять транспортную компанию.

Приезжал он часто. Я долго терпела – это не наш пациент, да и вначале мне как-то неудобно было поставить его на место. Люба с Лилей за годы работы абстрагировались и все, что не касалось их лично, проходило незамеченным. Пусть разгоняет воздух… Я же абстрагироваться еще не научилась. Да и прекрасно помнила, как каждый раз проходя или проезжая мимо поликлиники, находящейся недалеко от моего дома в Москве, видела одну и ту же картину маслом. Старые люди, действительно старые – сгорбленные старушки, старики на палках – ковыляют к медицинскому учреждению. Никто их там не возит. Правда, рядом останавливается рейсовый автобус, который ездит без расписания: как ему заблагорассудится. Но утром он переполнен и есть шанс быть вытолкнутым из него молодежью, упасть и сломать что-то, а потом остаться инвалидом на те недолгие годы, что им отведено жить. Вот так они и передвигаются – кто как может, «пехом», на своих двух ( или трех, считаю палку или костыль), а потом высиживают в очередях – там всегда находятся люди «вне очереди». Отсидев так в одной очереди, потом во второй, ковыляют на своих двоих за лекарствами в аптеку… Так, глядишь, день и прошел. В трудах и заботах. Пенсии? Об этом я просто умолчу. Стоимость лекарств несоразмерна пенсии вовсе. Не хватает на хорошие лекарства – помирай. Не говоря уже о том, что в России многие операции, при бесплатной медицине, уже далеко не бесплатные. Если хочешь жить, конечно.