Макс Сагал. Контакт

– Биорамки зашкаливают. Контакт третьей степени налицо. Не веришь, проверь свои часы – они отстают на несколько часов. Вот проверь, ну же.

– Мы говорим на разных языках… Бля, у меня в Москве было три проекта с огромным потенциалом. А я тут геморрой с вами поймал.

– Хорошо. Хочешь идти – иди. Военные тебя подберут, и поверь, никакого суда не будет – пристрелят, и всё тут. Потому что забрался туда, куда запрещено простым смертным. Наш единственный шанс выжить – рассказать миру правду о контакте.

– У меня разболелась голова, – Артём открыл палатку и расправил спальный мешок. Внутри воняло сыростью.

– Пап, – осторожно сказал Дениска. – Они видели, как мы поднялись, но, наверное, не видели, куда спустились. Мне кажется, они и не собирались нас преследовать.

– А он дело говорит, – Артём застегнул молнию, спрятав себя от назойливого паникера-уфолога.

Комаров помолчал, потом обратился к Стасу:

– Отбой. Сегодня остаемся.

Засыпая, Артём слышал разговор Комарова и Дениски. Отец просил сына впредь никогда не отключать рацию. Дениска еще раз извинился и пообещал больше не подводить его.

– Помни – ты часть семьи. Нет ничего важнее семьи.

– Ничего важнее семьи, пап.

***

Артём проснулся, потому что кто-то резко расстегнул молнию на палатке. В темном ореоле ночи возникла физиономия Стаса.

– Твою мать, я же просил не входить без спроса.

– Тебя отец зовет.

Артём собирался послать наглеца на три буквы, но не успел – Стас исчез в темноте, оставив шуршащую дверцу открытой. Часы показывали четверть восьмого вечера, хотя Артём был уверен – сейчас гораздо позднее.

Ночью температура падала градусов на десять-пятнадцать. Для обогрева большой палатки Комаров использовал камни, нагретые вечером на костре. Артём же захватил с собой модную газовую печку, да только не смог толком с ней управиться. Чтобы не околеть, он включал перед сном термонагрев костюма и закутывался в мешок. Утром просыпался мокрым от пота, продрогшим и злым.

Как же ему все надоело. Ей-богу, завтра он соберет вещи и свалит. Эта вакханалия того не стоит. Осаму переоценил Комарова.

Справляя нужду на дерево, Артём любовался чистым безоблачным небом. Такого обилия звезд нигде прежде не видывал.

Внутри большой палатки покачивался закрепленный на каркасе фонарь с красным светофильтром. Комаров сидел в центре, с голым торсом, поджав под себя ноги подобно индийскому йогу. Глаза его, отражая красный свет, выглядели как стеклянные, а через сухую кожу, казалось, просвечивали кости. Общая картина показалась Артёму жуткой до мурашек.

– А где пацаны?

Комаров указал взглядом в потолок, имея в виду наблюдательный пункт в полусотне метров вверх по склону. Там, над уровнем леса, открывался обзор на Байкальский хребет и берег озера.

– Ты хотел записать интервью. Я готов.

– Только не сейчас. Сделаем утром, на свежую голову, при нормальном освещении.

– Сейчас!

Артём мог ответить Комарову, что сам решает, когда снимать, а когда нет, однако в голосе уфолога чувствовался эмоциональный надлом. Так говорят люди, долго скрывавшие нечто сокровенное. Журналист не имеет права упустить такую возможность – ведь в следующий раз «жертва» может и передумать откровенничать.

Камеру и микрофон Артём установил на быстросборный штатив, добавил немного света, чтобы сделать картинку глубже. Стали хорошо видны многочисленные шрамы на теле Комарова – порезы, колотые углубления, ожоги. Когда включилась запись, уфолог попросил дать ему немного времени собраться с силами. Наконец он заговорил.

– Я спрашивал себя тогда, почему я? Почему они пришли за мной? Не хуже и не лучше других – простой мальчишка, мечтавший стать инженером и строить самолеты. Я верил, что это случайность – такой выпал жребий, просто не повезло и на моем месте мог быть кто угодно. Позже я понял – они ничего не делают случайно. Они рациональны и практичны, каждый их шаг преследует определенную цель. Между нами много общего – мы живем и умираем по тем же биологическим законам. Но есть кое-что в нас, что восхищает и пугает их. Индивидуальность. Человек нерационален, не подчиняется математическим законам. Он может быть одновременно благородным и алчным, бесстрашным и трусом, готовым продать ближнего за кусок хлеба и пожертвовать собой ради миллионов. Целая вселенная внутри хрупкого организма. Они годами изучают наш феномен, ищут его источник во плоти. Конечно, они провалились. Сильная личность не зависит от крепости костей и мускулов, – Комаров приложил руку к груди.

– И все же в чем их цель? Возможно, они ищут в нас союзников?

– Не нужно быть наивными, дружбы между львом и ланью быть не может. Они здесь ради одной-единственной цели – минимизировать будущие риски при нападении.

– Что происходило с вами на борту их… – Артём прервался, подбирая слово, – корабля.

Комаров демонстративно провел руками по шрамам и ожогам.

– Меня пропустили живьем через мясорубку. Кричать было бессмысленно, у них отсутствует жалость или сострадание. И я молчал. Я должен был умереть от болевого шока, но они, наверное, отключили некоторые рецепторы в мозге, поэтому я выжил. Меня вернули, но радоваться было рано. Переживших ужасы похищения в родной гавани ждут еще большие испытания. Нам не верят, не помогают, над нами насмехаются. Со временем большинство контактёров и сами перестают верить, что произошедшее с ними случилось на самом деле. Кто-то кончает с собой, кто-то попадает в психушку, а самые сильные заставляют себя жить дальше, делая вид, что ничего не произошло. Однако они ошибочно думают, что их оставили в покое.

Артём собирался прервать Комарова вопросом о доказательствах, но уфолог вдруг неожиданно взмахнул рукой и полоснул себя по шее чем-то металлическим. Кровь тонкими струйками потекла по груди.

– Блять!

Артём вскочил, чуть не уронил штатив с камерой.

– На помощь, кто-нибудь!

Комаров, словно профессиональный хирург, медицинскими щипцами вытащил из раны нечто небольшое и блестящее. Затем прижал рану бинтовой повязкой.

Это был тонкий продолговатый предмет размером с треть монеты.

У Артёма к горлу подкатил ком. Еще мгновение, и вывернет.

– Они никогда не оставляют нас.

– Господи боже, что это?

– Микрочип контролирует сознание осведомителя – так пришельцы получают информацию о нашем мире. Они знают все – о распрях между странами, о принятых в обществе законах и порядках. Чтобы победить врага, его нужно знать в лицо.

Уфолог вставил микрочип обратно в рану. Опять прикрыл повязкой.

– Рентгены его не видят. Микрочип можно найти только если точно знать, где он расположен. Вот здесь, сразу за сонной артерией.

Артём не мог отойти от шока.

– Что вы чувствуете, когда он…

– Будто внутри меня сидит демоническая сущность, темная и злая. Она подавляет волю, внушает страшные, жуткие мысли. Когда я впервые вырезал микрочип, то почувствовал облегчение, как будто невидимые оковы спали. Сущность ушла. Я мог дальше жить спокойной жизнью. Пришельцы потеряли бы меня из виду, решив, что я умер. Однако я понимал, что если не через меня, то через других они все равно добьются своего. Никто не сможет им помешать. И тогда я решил рассказать людям правду, решил повести их за собой в борьбе с будущими захватчикам. Мне пришлось вживить чип и научиться блокировать его волю. Теперь я слышу их команды, как и раньше, но не подчиняюсь им. Я стал волком в овечьей шкуре.

Комаров прервался, чтобы сменить окровавленную повязку. Артём предложил помощь, но уфолог заверил, что ему ничего не угрожает.

– Что они вам говорят?

– У них нет языка, привычного для нас. Я слышу мысль, она звучит как моя собственная, но я научился отличать их мысли от своих. Это очень тонкая грань. Многие удивлялись, откуда я наперед знаю, где появятся пришельцы. Вот и ответ – они сами говорят мне. Двадцать лет я гонялся за ними по всему миру, просвещал людей, как мог, но однажды понял, что больше нет сил. Люди не хотят слышать правду. Власти интересует только власть. В конце концов, я смирился, посчитав, что вторжение не случится в мой век. А потом услышал…

– Что услышали? – не выдержал Артём.

– Они активизировались. Такого прежде не случалось. Я понял, что надвигается что-то страшное.

– Нападение на охотников? Вы это имеете в виду?

– Охотники – побочный инцидент. Оказались не в том месте, не в то время. Здесь происходит что-то гораздо более важное, это коснется каждого на планете.

– Что вы имеете в виду? Что случится?

– Не знаю. Они поняли, что я слушаю, и отключили меня. Они пока не знают, что я здесь, и так должно оставаться и дальше, пока я не выясню, что они задумали.

– Поэтому вы обратились ко мне?

– Теперь ты понимаешь, насколько это важно?

Артём покивал.

– Ты видел мою семью, мои ребята – всё, что у меня есть. Ради них я готов на всё. Пришельцы боятся одного – что люди сплотятся. Поэтому они попытаются заткнуть меня, чтобы мир и дальше оставался разделенным на части, беспомощным. Возможно, я не переживу следующие дни, кто знает. Но я не сдамся, не сбегу. Если хочешь доказательств, они будут. Уверен, очень скоро. Ты всё увидишь, а потом донесешь мою историю до всего мира.

Комаров замолчал, сделал жест рукой, чтобы Артём выключил запись.

– Извини, мне надо наложить швы. Помощь не нужна, я не первый раз это делаю.

Артём засобирался. Уходя, услышал вопрос:

– У тебя есть дети?

– Дочь.

– Надеюсь, ты еще увидишь ее.

***

Артём одолжил у Комарова спутниковый телефон, чтобы позвонить Осаму. Учитель слушал пересказ интервью с уфологом спокойно, не перебивал, – его трудно было чем-то удивить. Осаму объездил весь мир, видел столько, что хватит на десять жизней.

– Доверься моей интуиции. Ты на верном пути.

– Я не сомневаюсь в вашем чутье, учитель. Этот мужик меня реально напугал. Кровь хлестала из раны как в фильме ужасов. Вы бы видели.

– Ты добыл отличный материал, но этого мало. Нужно больше, гораздо больше.

– Знаю. Я стараюсь.

– Ты оправдываешься. Не старайся – делай.

– Он категорически против имитации.

– Успех приходит к тому, кто сам идет за ним.

– Я тут подумал, может стоит послушать его? Вдруг они на самом деле прилетят. Я имею в виду…

– Ты решил плыть по течению. Забыл, к чему это приводит?

– Я чувствую, в этой истории что-то есть.

– Может быть.

Артём обрадовался, что ему удалось хоть немного убедить Осаму.

– Только это не имеет значения, – продолжил учитель. – Тебе нужны просмотры, а их обеспечит только сенсация. Вспомни Галю Довгань. Девочка убедительно рассказывала о призраках, кто знает, быть может она на самом деле их видела, только выстрелил бы ролик, если бы ты не показал, как она материализовала погибшего отца в зеркале? Напомни, как это произошло?

– Лазерная проекция за стеклом.

Артём, конечно, не предупредил Галю об этом небольшом дополнении. Девочка так испугалась, что из-за панической атаки впала в кому. Врачам чудом удалось ее спасти.

– Или твоя экспедиция в заброшенный ядерный бункер. Если бы гид не пропал, а ты не оказался заперт на глубине ста метров в одиночестве, вызвал бы ролик столько хайпа?

– Вы заперли ту дверь, а гида вырубили. Я, между прочим, там чуть не сдох.

– Твое двухдневное путешествие по катакомбам без еды и воды сделало львиную долю просмотров на Ютубе. Разве смог бы ты имитировать животный страх, если б знал, что в любой момент можешь выйти на поверхность? Зачем, по-твоему, я это сделал?

– Ради меня.

– Потому что я знаю, что нужно делать. Оглянись – где ты был и где ты теперь. Ты добился всего только благодаря мне.

– Простите меня, Осаму-сан. Вы совершенно правы. Я забылся.

– Ты знаешь, что нужно делать.

– Быть сильным, проявить выдержку и спокойствие.

– …это залог твоего успеха, – закончил учитель.

***

С часами действительно творилась какая-то чертовщина. Когда по ощущениям была уже глубокая ночь, стрелки показывали только одиннадцать вечера. Если так будет продолжаться, то к двум часам начнется рассвет.

В наблюдательном пункте Стас и Дениска угостили Артёма горячим чаем из термоса. На вкус – приторно.

Погода снова испортилась. Небо затянули тучи, повалил снег.

Датчик термонагрева на рукаве просигнализировал зеленым, сообщив о комфортной температуре внутри костюма.

– Как космический скафандр, – восхитился Дениска.

– А если коротнет, то поджарится как цыпленок, – Стас фыркнул и рассмеялся.

– Одежда «Драйв Энд Кост». Питается от тканевых солнечных батарей, – похвастался Артём. – Самая технологичная спортивная одежда в мире.

– И самая дорогая, – осторожно предположил Дениска.

– Крутые вещи стоят денег.

– Мех надежнее всего, – объявил Стас. – Так отец говорит.

– У папы такого костюма нет, – сказал Дениска.

– Ты завидуешь, что ли? Завидуешь!

Стас оскалился подобно хитрой гиене из мультика и тут же зарядил Дениске кулаком по плечу. Младший брат замахнулся в ответ, но не попал – Стас умело поставил блок и тут же саданул Дениске по шапке. Та упала ему под ноги.

– Придурок, – Дениска подобрал шапку, отряхнул от снега.

– Учись ловкости, пока я живой, салага.

Когда отца не было рядом, серьезность пацанов улетучивалась, и они вели себя как обычная ребятня. Стас, хоть и был старше, но, в отличие от Дениски, выглядел совсем еще инфантильным подростком. Сказывалась разница в генах. В Дениске чувствовался глубокий внутренний мир, Стас же казался пустым как бутылка из-под водки, которой мать, напившись до беспамятства, избивала его в детстве. Объединяло братьев одно – искреннее уважение и любовь к отцу – человеку, давшему им дом, заботу и сильное мужское плечо, которого у них никогда не было. Они точно собаки-найденыши ни за что бы не предали его.

Немногим позже на склон поднялся Комаров. Стас в это время, находясь в приподнятом настроении, рассказывал, как в прошлом году они со старшими братьями ездили на рыбалку и столкнули Дениску в ледяную воду.

– Барахтался как лягушка. Ты бы видел его.

Дениска дремал, укутавшись в шубу и надвинув меховую шапку на глаза.

– А почему ваши старшие братья не поехали? – спросил Артём.

– Остались за хозяйством смотреть. У нас же и скотина, и куры, шесть собак. Мать одна не справится.

Комаров стоял на краю обрыва, а под ним расстилался черный как угольная порода лес. Тьма, сгущаясь, пожирала силуэт уфолога, превращая его в продолжение скального выступа.

О чем он думает? Слышит ли их сейчас?

– Па, как думаешь, сегодня прилетят? – спросил Стас.

Комаров не ответил.

***

Когда на горизонте стали появляться первые лучики рассвета, Артём решил пойти спать. На сегодня с него хватит. Неужели он поверил, что НЛО на самом деле прилетит?

Комаров был чертовски убедителен во время интервью, и вся эта история с микрочипом действительно впечатляла. Но ничего, кроме этого, уфолог предложить не мог.

Пора взять ситуацию в свои руки. Если Комаров откажется сотрудничать, придется обойтись без него. В Москву Артём вернется с материалом, чего бы это не стоило.

– Оставь камеру, – Стас заметил, что Артём засобирался.

– Ага, размечтался.

– А вдруг они прилетят, а ты пропустишь?

Артём скептически покосился на Комарова.

– Ладно, мерзните дальше, а я на боковую.

Камера была его скальпелем, его рулевым колесом. Отдать ее дилетанту – точно расстаться с частью себя.

Спускаясь к палаткам по вытоптанной тропинке, Артём боролся с чувством вины. В разговоре с Осаму он умолчал о самой болезненной теме, которую затронул Комаров.

Артём не видел дочь с тех пор, как ушла Лера. В то время он только начинал пожинать плоды обрушившейся славы. Подлое предательство жены стало для него шоком. Все померкло в одно мгновение, отчаяние поглотило его, лишив возможности жить и дышать. Если б не помощь Осаму, Артём не выкарабкался бы. А сегодня он соврал учителю. После всего того, что тот сделал для него…

«Ты должен избавиться от балласта, который тянет тебя на дно прошлого».

«Новая жизнь для нового тебя».

После разговора с Комаровым Артём на миг испугался, что больше никогда не увидит Настеньку. Он вдруг осознал, что не знает, как она поживает, не знает, в какую школу ходит и какие у нее оценки по математике и литературе. По литературе точно пятерки, она так любила читать. Какие у нее интересы? Может быть, она поет или лучше всех танцует?

Невыносимо захотелось услышать ее голос. У него есть номер Леры. Он мог бы… Нет! Ей он не позвонит. После того, что она сделала?!

«Предательство не прощают».

Со стороны озера донеся медленно нарастающий гул. Артём сначала подумал, что это вертолет, но потом осознал, что гул ровный и протяжный, а не прерывистый, как от вертолетных лопастей.

– Они прилетели! – закричал Стас с наблюдательной площадки. – Вон они, пап!

Над лесом сверкнуло зарево. Лучи света окутали небо, превратившись в яркий шар.

Артём мгновенно сориентировался, включил камеру и побежал. Шар света двигался прямо на него, постепенно снижаясь, подобно космическому метеору.

– Назад! Стой! Не подходи к нему! – кричал Комаров.

Гул поглотил голос уфолога. В этом странном звуке угадывался одновременно писк котенка и рык льва, скрежет вилки по кафелю и соната тенора. Казалось, все звуки мира разом смешались в невыносимую для человеческого уха какофонию. От шума резало уши, воздух дрожал, снег осыпался с макушек деревьев.

Артём бежал по сугробам, спотыкался, падал и снова поднимался. Светящийся шар, словно играл с ним – то подскакивал ввысь, то резко опускался, сворачивал то влево, то вправо.

Выскочив на берег замерзшей речушки, Артём остановился. НЛО завис прямо над ним. Очертания объекта рассмотреть было невозможно. Он состоял целиком из света, словно яркая звезда, спустившаяся с небосвода.

– Я вижу их. Прямо сейчас надо мной… они меня тоже видят… это так прекрасно… я… не могу описать, что я чувствую…

Артём почти ослеп, но все равно не мог отвезти взгляда. Его обдувало потоками горячего воздуха.

– Это чудо… великолепно… красота…

В следующий миг свет обрушился на него.

ГЛАВА 4

Сколько Сагал себя помнил, в их квартире, на десятом этаже высотки на Котельнической набережной, не выветривались запахи сигарет и коньяка.

Дедушка Сагала владел крупной швейной фабрикой в Российской Империи. Он был хорошо образован, знал несколько языков, регулярно выезжал в Париж на показы французских модельеров. Когда грянула революция, фабрику отобрали, а деда выкинули на улицу без единого гроша. Перспективы у бывшего интеллигента были незавидными – либо сгинуть под катком рабоче-крестьянского восстания, либо эмигрировать, как большинство собратьев по несчастью. Однако дед обладал важным и полезным навыком – умел приспосабливаться к любой ситуации. Он пошел в переводчики и уже через несколько лет поступил на службу в МИД. Женился. Семья быстро влилась в новое советское общество, заняв завидное для большинства положение. Когда родился маленький Миша (отец Сагала), дед подумывал выучить его на швейного мастера – по наивности верил, что советская власть продержится недолго, и будет кому восстановить фабрику.

Позднее в семье появилось еще трое детей: два мальчика и девочка. Сестренка с детства была болезненной и в возрасте пяти лет умерла от дифтерии. Миша тяжело переживал потерю. Сам он рос щупленьким мальчиком, в войну чуть не погиб от пневмонии – благо отец по своим каналам достал антибиотики. После войны, полагаясь на недюжинные математические способности, Миша поступил в МГУ на физфак. Помимо дружбы с цифрами, он унаследовал от отца умение сходиться с людьми и в течение жизни возвел это в недосягаемый абсолют. Михаил Сегалетов быстро стал своим в номенклатуре института и уже к концу второго курса примерил значок председателя комитета Комсомола. Через несколько лет у него был свой кабинет, а к концу магистратуры он возглавлял отдел передовых исследований теоретической физики. Женился Сегалетов трижды, все избранницы были его лаборантками. Трудно сказать точно, в какое время он начал пить. Сагал появился на свет, когда отцу перевалило за пятьдесят. Это был его последний брак и в то время он уже опрокидывал по четыреста каждый вечер вместо снотворного.

Главной страстью отца всегда была работа. Он часто задерживался допоздна, иногда оставался ночевать на кафедре, но как только выпадала возможность, мчался домой и за короткое время напивался до беспамятства. Маленький Макс в эти моменты пережидал в своей комнате, слушая, как в квартире гремит посуда, как отец говорит непонятно с кем, как падает с лестницы и кряхтит от боли, как мать уговаривает его остановиться, и как в ответ летит отборный мат. Временами отец врывался в комнату Макса и приказывал показать домашнее задание. Если находил ошибки – рвал тетради в клочья, обещая уволить его учителей. Засыпал отец где придется: на полу, на диване, на столе в своем кабинете, даже в ванной. Но самое удивительное – наутро он без единого звука вставал, умывался и шел завтракать. В ожидании приезда водителя читал газету «Правда», выглядя при этом бодро и свежо, словно только что вернулся с недельного отдыха в санатории. Эта удивительная метаморфоза поражала.

– Я домашнюю вчера проверил? – часто спрашивал он.

– Да, сказал, все хорошо, – врал Макс.

– На выходных можем съездить порыбачить на озеро. Сашка отвезет.

– Здорово.

– Договорились.

Со временем Макс начал воображать, будто по вечерам в папу вселяется злой домовой, и только сон способен прогнать его.

– Не заложил фундамент – не построишь дом.

День, когда жизнь Макса изменилась навсегда, он помнил по минутам.

Мать с утра стояла у плиты. Ароматы жаренной курицы и чеснока гуляли по коридорам квартиры. По торжественному случаю накрыли стол в большой гостиной, мама раздобыла у друзей французский коньяк, Макс надул шарики.

Черно-белый экран телевизора транслировал приземление папиного самолета. Диктор, делая длинные паузы между словами, с восторгом рассказывал о возвращении домой героя, перечисляя папины заслуги:

Орден Ленина, Звезда героя Социалистического труда…

– …И вот в его копилке новая награда – Нобелевская премия по физике, которую ему накануне вручил сам король Швеции.

Папу встречали у трапа мужчины в пальто и шапках. Каждый жал ему руку, кто-то обнимал, а один даже поцеловал.

– …эта премия – очередное доказательство триумфа советской науки. И всё благодаря таким людям, как Сегалетов Михаил Денисович – талантливым выпускникам советской физической школы. Сразу после института товарищ Сегалетов с достойным уважения рвением вступил в Коммунистическую партию, где с высоко поднятым знаменем науки следовал заветам Владимира Ленина. «Учиться, учиться и еще раз учиться». «Нельзя останавливаться на достигнутом», – добавлял к бессмертным словам Михаил Денисович. Его великое открытие многие годы будет служить человечеству верой и правдой. Главы государств мира также не остались в стороне, поздравив товарища Сегалетова. Премьер-министр Народной Республики Кампучия товарищ Сен прислал телеграмму, в которой пожелал Михаилу Денисовичу новых побед на поприще науки, а Президент Народной Республики Бенин товарищ Кереку так отозвался о великом современнике…

Поздно вечером входную дверь открыли пинком. Эхо загрохотало по квартире, прокатившись по комнатам. Двое мужчин завели отца под руки, усадили в кресло и быстро удалились.

– Надд-ья! Ннадяя!

В комнате Макса стоял большой стол с двумя приставными тумбами. В одной хранились тетради с книгами, в другой – каша из разных конструкторов: металлические детали с круглыми отверстиями, части немецкого сборного домика, рельсы и вагоны от игрушечной железной дороги. В центре стола был выдвижной ящик, в котором хранилось самое дорогое: разноцветные ручки, переводная бумага и вырезанные из журналов картинки с космическими ракетами, звездолетами и роботами. Стол привез из Европы дядя Аркадий, друг папы по работе. Тот, что значок с Лениным на груди носит. Пиджаки меняет, а значок всегда на нем. Отец говорит, к такому значку надо стремиться. Макс не понимал, зачем нужен значок и почему к нему надо стремиться.

В тот вечер он закончил рисовать эскиз робота из недавно прочитанной повести Айзека Азимова «Двухсотлетний человек». История о роботе, который стремился стать человеком, настолько ему понравилась, что он загорелся идеей склеить из бумаги и картона фигурку главного героя повести Эндрю Мартина для своей пока еще немногочисленной коллекции картонных персонажей. Образ получился далеким от первоисточника, но такой Максу нравился даже больше. У робота было три глаза – их он выкрасил в желтый; голова прямоугольником, на месте рта полоска, которая светится, когда робот говорит. Полученным результатом Макс гордился. Бумагу и картон, которые понадобятся ему для работы, планировалось раздобыть в папином кабинете. Днем мать в магазин уходит, вот Макс и стащит сколько надо, отец и не заметит.

Дверь резко распахнулась.

– Папа хочет с тобой поговорить, – на лице матери была привычная маска покорности.

Она проводила сына до гостиной, а сама осталась стоять у двери.

– Великолепная работа, – тоном телевизионного диктора сказал отец, демонстрируя Максу диплом красного цвета с непонятной надписью золотистыми буквами. – Геннниальная идея… Польза для всего мира… Потомки скажут вам спасииибо… – его зрачки перемещались очень медленно, будто плавали в мёде. – Столько лести, красивых слов. Наверное, хотели… Знают они, умеют это… Красиво как там, смокинги, платья, женщины, бриллианты… Сам коррроль руку жал…

Максу захотелось подержать в руках диплом, но он не смел попросить об этом. Вещи отца трогать нельзя, лучше уж сразу запретить себе о них мечтать, чтобы не было соблазна.

– Хочешь посмотреть ближе?

Глаза отца теряли Макса из виду, потом находили и снова надолго не задерживались. Вблизи от него пахло смесью спирта, дезодоранта и несвежей одежды.

– Мо-оое имя здесь, в центре, а это лик Альфреда Нобеля.

В желтом кружочке был портрет человека. Прямо как Ленин на значке. Текст на развороте диплома привлек внимание Макса. Слова на неведомом языке, созданные рукой волшебника-каллиграфа, завораживали. Воображение рисовало серебряные шпили дворца в изумрудном городе. Папа стоял на высоком помосте, облаченный в белый меховой плащ. К нему вышла королевская свита во главе с мудрым королем. Они кланялись папе, а король голосом диктора поздравлял его с высшей наградой королевства. Дети катались на радуге, словно по снежной горке. Ели мороженое, кричали, веселились…

В дополнение к диплому прилагалась золотая медаль. Ее отец тоже дал подержать. Такая маленькая, а весила больше буханки хлеба. Макс провел пальцем по выпуклой поверхности медали – гладкая как стекло.

Может и нет ничего плохого в том, что отец пьян? Трезвым бы он никогда не позволил притронуться к такой реликвии.

– Хочешь себбе такую?

– Хочу.

– Получишь. И не одну получишь. У Бардина две, а у тебя три будет. Потому что ты умнее этих Бардиных, ты знаешь об этом?

Макс молчал. Отцу ответ и не был нужен.

– Ты им всем покажешь, кто такие Сегалетовы. Сколько мы грызли, дед твой, дядьки… не смогли, – он пшикнул. – Я смог… А ты больше сможешь. Потому что ты… мой сын. Макс Сегалетов, в честь самого Макса Борна. Имя, оно несет в себе… это… Из рук короля Швеции, в тронном зале. Аплодисменты здесь, там, куда ни повернусь.

– А ты видел знаменитостей?

– Там все знаменитости.

Отец влил в себя полстакана коньяка не поморщившись. Капля соскользнула с губы и упала на разворот диплома – точно на первую букву фамилии.

Отец равнодушно смотрел на темнеющее пятно на белой махровой бумаге.

– За вихри пожалели… толстосумы разукрашенные… фраки напялили, решают судьбы науки… Если бы не мои вихри… Это же революция. А это что? Открытие? – он кивнул на диплом. – Разве это серьезная работа? Ребячество, цифры… Не стоит она миллиона.

Отец всю жизнь страстно гордился собственной теорией квантовых вихревых потоков, написанной задолго до той самой, признанной всем миром работы. При каждом удобном случае вспоминал, как сутки напролет проводил в лаборатории, и как едва не умер от истощения. Много лет спустя теорию признают ошибочной.

Макс рассматривал мелкие надписи на медали и потерял нить разговора.

– …ты знал, да?

– Что, пап?

Отец говорил с кем-то, кого видел только сам.

– Не сказал мне, да? Смирнову сказал, а мне не сказал. Не поверил в себя. Я же помог бы… Я же просил тебя отправить ее в РАН. И не кончилось бы так. Эдик, дурак ты, дурак ты-ыы… А деньги-то… Там же миллионы. Куда мне их. Как я могу взять…

Отец налил еще коньяка, выпил залпом. Потом обернулся к сыну, удивившись, будто впервые его увидев.

– А ты что здесь сидишь?! Уроки сделал?

– Сделал.

– Дурью опять маешься мне… здесь это… Время тратишь на что? Книжки всё свои читаешь, эти, про роботов-шроботов. Ты время в жизни знаешь, как дорого стоит? Твое?! Тебе еще успеть надо, а когда ты успеешь, если дурью маешься?

– Я не маюсь.

– Ты – моя кровь, – он воткнул палец в грудь. – Соответствуй. Учиться, только учиться… перерыв на еду и сон. Никаких книжек и рисований. Всё на помойку, завтра же. Ни минуты на дурь, ты понял меня?

Макс молчал.

– Ни минуты, я сказал! Вот поэтому я и не… Эдик потому смог, что я вот так в твоем возрасте… Читал эту галиматью бесполезную… Тратил время, самое дорогое… Оно же сейчас лучшее, мозг твой все хватает, а ты дурь туда пихаешь. Дед не понимал, хотел, чтобы я пальто шил, а понимал бы тогда, заставлял бы меня делом заниматься. Вот тут же хватало, – он приложил палец к виску, не сразу попал – первый раз в ухо. – Только времени не хватило… Времени… У тебя полно. Ты моих ошибок не повторишь.

Он замолчал, уставившись куда-то в стену. Веки его тяжелели.

Макс решил, отец сейчас уснет. Хорошее время, чтобы улизнуть.

Сухая твердая рука сдавила его запястье.

– Пшли.

В спальне Макса отец схватил со стола первое попавшееся на глаза – книгу Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», которую Макс одолжил у одноклассника. Как раз сегодня собирался почитать.

Раскрыв книгу наугад, отец смял охапку листов и вырвал с корнем.

– Пап! Ты чего…

– Дурь!

Листы полетели Максу в лицо, растеклись точно жидкие. Следом шли в макулатуру книги сказок, журналы, рисунки, фигурки героев. Все, что видел, отец рвал, а ошметки швырял в стену. И все повторял:

– Дурь, дурь, дурь…

Макс стоял, боясь пошевелиться, и плакал. Весь его мир рушился. Мать наблюдала из коридора и не вмешивалась.

Отец увидел институтский учебник физики на верхней полке. Взял его аккуратно, как реликвию, сдул слой пыли. Его друг профессор забыл учебник несколько лет назад у них дома. Макс утащил себе, сохранил до лучших времен.

– Ты всё изучил? – он тыкнул учебником Максу в нос.

– Нет! И не буду!

– Дурью маялся?! – заорал отец, размахивая книгой перед лицом сына. – И о чем я раньше думал! Доверил тебя ей! Забила сыну дурью голову.