Последние дни Инга убивалась, что Джордж ей не пишет. После занятий, пока мы с Тимом были на катке, она к нему отправилась в тату-салон, и я получила от неё сообщение:
«Я вечером у Дождика».
Я ей ответила лишь: «Удачи!»
В воскресенье должна быть городская олимпиада по химии, и наша учительница, Алла Константиновна, давно прислала мне список типовых задач с прошлых олимпиад. Часть я прорешала, но сегодня решила добить их окончательно. В том году зависла над одним заданием, и мне не хватило времени, чтобы доделать последнюю задачу. В итоге лишь четвёртое место.
В этом году Алла Константиновна на меня рассчитывала, и я не хотела её подвести. Но уже через два часа мозг закипел, в животе заурчало. С кухни пахло пережаркой и варёным мясом – мама готовила суп.
– Тебе помочь? – заглянула я на кухню.
– Мне уже Соня тут вовсю помогает, так же хочешь? – улыбнулась мама и кивнула на мелкую.
Соня, вскарабкавшись на стул, таскала с разделочной доски соломку из болгарского перца и, словно шредер, стачивала её. По детскому подбородку текли красные полоски сока. И я тоже стащила пару ломтиков за компанию с сестрой.
– Хочешь, Соню выгуляю? А то она уже перец почти доела.
– Ужас, – обернулась мама и вздохнула. – Я в суп не успеваю добавлять, она уже всё слопала. И это она пообедала уже. Сходите в магазин как раз. Яйца кончились. Молока, хлеба, помидоров нужно купить. А я тесто пока поставлю.
– Сонь, пошли куплю тебе мармеладного червяка. Выберешь самого длинного!
Соня схрумкала последнюю полосочку перца, и мы пошли с ней умываться и одеваться.
Я не очень любила гулять с сестрой, потому что на улице она становилась неуправляемой. Всё время убегала, не слушалась, норовила залезть в мусорку, посчитать зубы у дворовой собаки. У ребёнка напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. И, чтобы она не убежала, я держала её за концы шарфика, как пса на поводке.
В магазине я ходила мимо полок, сверялась со списком в телефоне и накладывала всё в корзину. Соню по-прежнему придерживала за шарф, но, когда проверяла, все ли яйца в клетке целые, мелкая куда-то запропастилась.
Нашла я её около стеллажа с шоколадными батончиками. Она в них ковырялась и, наверное, ей хотелось достать тот, что в самом низу коробки, поэтому остальные она доставала и кидала прямо на пол, приговаривая на весь магазин:
– Акаладка!
– Соня! Быстро клади их в коробку!
– Мамаша, нужно за ребёнком следить, а не в телефоне сидеть, – едко проговорила мне полная женщина лет пятидесяти. Она пошла вдоль стеллажа дальше, бурча себе под нос. – Понарожают, малолетние проститутки.
Я опешила, чуть корзину из рук не выпустила. Горечь обиды душила. Я чувствовала, что ещё чуть-чуть – и расплачусь от внутренней беспомощности. Что я ей сделала?!
Я быстро сгребла все шоколадки в коробку и, резко дёрнув Соню за рукав, потащила к кассе.
– Евяк?! – канючила она, указывая на витрину со сладостями.
– Обойдёшься без червяка! Ты очень плохо себя вела в магазине! – меня давила обида от беспомощности, и из-за этого я ругала Соню.
У неё задрожал подбородок, губы изогнулись дугой – сестра вот-вот готова была заплакать, прямо как я.
– Ладно, куплю тебе червяка, я же обещала, – выдавила я улыбку ради Сони. – Но если ещё хоть раз убежишь от меня в магазине, не то что червяка не куплю, вообще тебя с собой не возьму!
Вряд ли Соня поняла мои угрозы, но зато начала довольно подпрыгивать, когда я положила в корзину мармеладных червячков.
Грубые слова, сказанные вскользь посторонним человеком, а у меня уже душа оказалась не на месте. Я шла из магазина и глотала слёзы. Почему я такая слабачка и трусиха? Почему ничего не ответила ей? Я даже не догадалась оправдаться, что Соня — моя сестра. Инга бы на моём месте надела корзину на голову этой тётке за такие слова, или послала бы куда подальше. Почему я не могу быть такой же смелой, как Инга?
Пока Соня бегала по детской площадке, я ходила за сестрой по пятам, а горечь обиды заедала мармеладными червями. Какая-то тётка выбила меня из колеи настолько, что я окончательно пала духом. Хотелось плакать.
Хоть на следующий день настроение и вернулось в привычно размеренную колею, но осадок остался. Эта ситуация постоянно вертелась в голове. Инга на большую перемену тоже пришла мрачная. Давно я не видела её настолько расстроенной:
– Ты чего такая хмурая?
– Мать вчера приехала, а я была у Джорджа. Сначала не писала, не звонила, ждала меня. Потом позвонила. Устроила мне разнос. – Инга говорила отрывисто, и по ней было непонятно, сердится она или грустит. – Мы поругались сильно.
– Из-за Джорджа?
– Нет, из-за всего, сначала по мелочам придиралась, какая я криворукая и нехозяйственная, а потом уже, как всегда, завела шарманку, что всю жизнь ей испортила, – нахмурилась Инга и вздохнула. – Ладно, давай не будем об этом. Она завтра уедет.
Я не находила слов, чтобы поддержать подругу. Её мать часто винила дочь во всех своих неудачах. Даже в том, что Инга родилась, ведь после этого отец и бросил их. Винила и в том, что отчим, с которым несколько лет жила Ингина мать, начал домогаться Ингу. В этом тоже, по словам матери, была виновата она, потому что мужчину пришлось выгнать ради спокойствия дочери, которая сбежала из дома из-за такого «родственничка». А с нынешним бойфрендом мать Ингу даже не познакомила.
– Уедет, остынет, соскучится, – тоже вздохнула я.
– Последнее вряд ли, – Инга совсем скисла. – Ещё, блин, Алка твоя тройбан мне сейчас влепила. Теперь по химии, скорее всего, четыре в четверти будет.
– Она не моя, – открестилась я от родства с химичкой.
– Зато она на тебя молится, – фыркнула Инга, но потом снова тяжело вздохнула.
Ингу нужно было вытаскивать из этого состояния.
– Пошли ко мне сегодня, – предложила я.
– В ваш детский сад? – усмехнулась она.
Да, Соня умела занимать собой всё пространство нашей квартиры и бывала очень приставучей.
– Лучше детский сад у нас, чем претензии дома.
– Пошли, – вздохнула Инга.
Но после занятий Тим увязался с нами. Инга ничего не говорила, шла задумчивая и поникшая.
Тим впервые взял меня за руку после школы. Потом вопросительно глянул, косясь на Ингу, как бы спрашивая, что случилось. Я просто поморщилась и дёрнула плечом. И мы заговорили на отвлечённые темы об учёбе, кто как написал ВПР по истории. Даже Инга включилась в разговор, похвалилась, что физики написали лучше, чем экономисты, у которых история входила в профильные предметы.
Дома Инга повеселела. Моя мама встретила её гостеприимно, кормила от души. Вообще, она очень вкусно готовит и любит это делать. А Инга обожает стряпню моей мамы, и наконец-то они нашли друг друга.
– Вы вообще родственники?! – посмеялась Инга, уминая уже третий беляш. – Янка, у тебя же в крови должна быть любовь к готовке! С такой-то мамой! Мне кажется, Соня уже лучше тебя готовит.
– Тебя не устраивает, как я варю пельмени?
У Инги мы в основном питались пельменями, макаронами с сосисками, кашей быстрого приготовления и бутербродами. Частенько я захватывала из дома выпечку от мамы. Мне этого хватало.
– Кушайте, девочки, – радовалась мама нашему аппетиту.
– Кушайте, кушайте… – хихикала я над Ингой, – …и превратитесь в беляш.
Подруга очень беспокоилась о лишнем весе. Каждое утро взвешивалась и критически осматривала свою фигуру. Ей казалось, что её пятая точка постоянно растёт, при этом маленькая грудь, наоборот, угнетала Ингу. Хоть я и сама старалась не налегать на мучное, но с моей мамой это было сложно осуществимо.
– Яна! – мама нахмурилась. – Дай Инге поесть спокойно!
– Молчу, молчу, – сжала губы я.
После обеда мы уселись за уроки, но Инга то и дело что-то писала в телефоне.
– С кем ты там? – в конце концов, и мне стало любопытно.
– Борюсик с Алёной снова сошлись, вот он и радуется, как дитя, – хмыкнула она. – Дождик ещё к себе зовёт. Я вечером к нему. Кстати, как у вас дела с Клячиком? Как сходили на каток?
– Хорошо. Мне нравится, что он такой… бережный. И не наглеет. А ещё он очень заботливый, – я улыбнулась.
– Я, конечно, обещала ничего плохого не говорить, но думаю, что Клячик просто трус, и это не бережность.
– С чего ты взяла? – нахмурилась я.
– Хотя бы тот факт, что его все дразнят, а он никому не даёт сдачи. Ян, как ты собралась с ним мутить, если он даже за себя-то постоять не может, не то что за тебя?! Да и выглядит он не как мужчина, а как мальчик. Решать тебе, конечно. Но то, что между вами, никак не похоже на любовь.
Я пожала плечами, мне нечего было на это сказать. Зато я видела, как Тим проявлял знаки внимания, делал это бережно, и такое отношение меня подкупало. Я сама тянулась к нему так же медленно. И если бы он сделал что-то резкое, я бы, наверное, отступила и испугалась.
– А что, по-твоему, похоже на любовь? – я вдруг зацепилась за фразу Инги.
– Когда парень ради тебя готов горы свернуть. А у тебя при виде него сердце готово выпрыгнуть. Тебя в жар бросает, если он рядом. Или когда ты спать не можешь, дышать не можешь без него. Хочешь быть рядом до ломки. А если он не отвечает – это то ещё мучение.
– Ты прям будто мои панические атаки описала, – усмехнулась я.
Инга говорила с таким запалом, что спорить не хотелось, хоть я и не могла согласиться с ней. Я всегда думала, что любовь – это что-то светлое, окрыляющее. Но на внутренний вопрос «Люблю ли я Тима?» почему-то ответила «Нет». Это явно не та крышесносная любовь, о которой говорила Инга, но к Тиму тянуло. Мне нравилось с ним переписываться, разглядывать лицо, слушать голос, а его запах и улыбка зарождали в теле лёгкий трепет, но я не сказала бы, что теряла голову рядом с ним.
Инга открыла химию.
– Ян, что мне с Аллкой делать? Есть вероятность, что она мне в четвёртой четверти пять поставит? Или засрёт всё? Она меня терпеть не может.
– Она любит придраться к мелочам, но, может, пойдёт на уступки, чтобы аттестат не портить. Хочешь, я с ней поговорю? Попробую выяснить?
– Нет, не надо пока, – Инга жевала кончик ручки и читала задание. – ВПР сдам, а там видно будет.
С Ингой всегда было весело делать уроки, особенно математику. Забавляла её манера решать задачи с комментариями.
– При каком значении параметра «а» будет выполняться равенство, – зачитывала она задание вслух. Потом решала, будто вела диалог с задачей. И в конце выдавала. – Рили?! «А» нулю равен! Я двадцать минут это выводила, а он, сволочь такая, мне всё сократил.
С уроками мы разобрались быстро, и я предложила Инге покататься на коньках, чтобы попрактиковаться, но она не поддержала мою идею.
– Я к Дождику забегу после его работы, – написала она что-то в телефоне. – А потом домой.
Когда Инга ушла, мне стало совсем грустно. Дома затаилась непривычная тишина: мама с Соней ушли гулять, папа ещё был на работе. Тим тоже молчал, у него тренировки обычно шли до девяти вечера, и он почти не отвечал на сообщения в это время.
И я вновь засела за задачи по химии. Потом пару раз ко мне наведывались Соня и мама, но я настолько погрузилась в химию, что сидела, пока не настало время для Сони ложиться спать. Завидев меня, мелкая тут же выгнала маму из комнаты, а ко мне пришла со своими любимыми сказками и умоляющими глазами.
Вырубилась Соня уже на третьей сказке: волк ещё даже не добрался до домика Нуф-Нуфа, а под боком уже раздалось размеренное сопение. Я выключила ночник, накрыла Соню одеялом и выскользнула из комнаты.
На кухне папа сидел за ноутбуком, смотрел сериал и пил чай с пирогом. А мама, воспользовавшись свободным временем, ушла нежиться в ванную. Чайник ещё был горячим, и я налила себе в кружку чаю. Отломила кусок пирога.
Папа нажал видео на паузу и выглянул из-за ноутбука:
– Как в школе дела?
Я рассказывала папе про предстоящую олимпиаду по химии, про конференцию по биологии и про исследования в кванториуме.
– Нелегко вам, – покачал головой он. – В наше время всё было проще. Дотерпи уж, три месяца осталось. Волнуешься?
– Пока экзамены нескоро, особого мандража нет, – призналась я.
– Ты совсем дома не появляешься в последнее время, скоро забуду, как ты выглядишь, – вдруг сменил тему папа.
– Могу фотку скинуть, чтоб не забыл, – усмехнулась я.
Папа хмыкнул.
– Соня скучает по тебе, очень. Каждый вечер канючит.
– Я постараюсь ночевать дома чаще. Кстати, недавно в книжном видела набор «театр теней по сказкам», давай купим Соньке? – вдруг вспомнила я. – Ей понравится. Там около десяти сказок, фигурки вставляются в отверстия и подсвечиваются. Она будет в восторге.
– Я с тобой в доле. Купи, как раз будет подарок к Восьмому марта от нас.
Мне всегда казалось, что с папой мы ближе, чем с мамой. То ли сходились по характеру, то ли ещё что, но с ним мне было легче общаться. Мама очень беспокоилась о нас, и я лишний раз боялась что-нибудь ляпнуть не то, чтобы не усиливать её тревогу. А ещё я жалела, что так непохожа внешне на своих родителей.
– Пап, а какой была твоя бабушка, ну, та, на которую я похожа? По характеру?
– Пробивной! – усмехнулся он. – Как-то она нас с братом выпорола крапивой за то, что залезли в чужой огород и украли тыквы, догнала ведь мелких пацанов, хотя ей уже за семьдесят было.
– Ого! А про молодость свою она не рассказывала?
– Рассказывала. Они жили очень бедно в деревне, у неё было одиннадцать братьев и сестёр, но больше половины умерли во время голода после войны. Заболели и сгорели чуть ли не друг за другом. Рассказывала, как была молодой и, когда обуви не было, по весне ходила на танцы, вымазав ноги в грязи, нарисовала сапоги из грязи и пошла. Зимой все в валенках бегали, у кого были. Летом босиком, а по весне ходить не в чем, но там многие так делали. Время такое было. Она с одиннадцати лет на пашне работала, потом уже в колхозе.
Папа много рассказывал из своего детства, когда проводил у бабушки лето. Их деревня располагалась у самого подножия Уральских гор. Родители его переехали потом в Свердловск, ныне Екатеринбург. Там он познакомился с мамой. Они поженились. Но когда теща заболела онкологией, ей срочно было нужно лечение в Москве, и они временно переехали сюда. Бабушка долго боролась с болезнью, и всё это время они оставались здесь, успели обустроиться и обжиться. В это время у них и появилась я. Но даже после смерти бабушки они не вернулись на Урал.
– Пап, а ты бы хотел, чтобы у тебя был сын?
– Интересный вопрос, – усмехнулся он, задумался. – Наверное, да.
– То есть было бы лучше, если бы я родилась мальчиком?
– Яна, для чего ты эти вопросы задаёшь?!
– Хочу понять, не жалеете ли вы, что я родилась.
– Появление тебя в нашей жизни – это, наверное, самое лучшее, что с нами произошло, поэтому я бы тебя не променял ни на мальчика, ни на другую девочку! Я думаю, что мальчиков отцам сложнее воспитывать. Нужно быть примером, авторитетом. А с девочками проще: дочек отцам не нужно воспитывать, их достаточно просто любить.
И мне очень хотелось в это верить. Только всё равно от папиных рассказов о бабушке на меня навалилась тоска. Я совсем не походила на прабабушку Василису. Если бы я жила в то время, наверное, умерла бы одной из первых. Опять вспомнила ту токсичную тётку из магазина, перестала сдерживать слёзы и тихо расплакалась от осознания собственной никчёмности.
С Тимом я и правда делала успехи на катке. Мы выбрались покататься ещё два раза на этой неделе, и я даже немного осмелела. И на День святого Валентина опять собирались на каток. В гимназии работала «валентиновая» почта, когда можно бросить записку или валентинку в специальный ящик. Главное – указать адресата, а потом ребята разносили открытки по классам. Я отправила Тиму валентинку, он улыбался потом до конца уроков, но сам извинился, что не купил мне валентинку. Зато, когда мы встретились у Маяка, подарил мне маленькую плюшевую выдру в синих шапке и шарфе и коробку рафаэлок.
– Это что за зверь?
– Не узнаёшь?! Это же ты!
– Да уж, вылитая! – рассмеялась я и обняла Тима. – Спасибо, она милая!
Последние дни я слишком грузилась размышлениями то о токсичной тётке в магазине, то о своём родстве и собственной слабости и иногда выпадала из реальности, задумавшись.
– Яна, соберись! – Тим уже в третий раз не дал мне упасть.
Когда я задумывалась, коньки катили меня сами, я так и норовила опрокинуться на спину.
Тим остановился, заглянул мне в лицо:
– У тебя что-то случилось? Ты сегодня сама не своя.
И мне так хотелось поделиться с кем-нибудь тягостными переживаниями. Я не знала, с кем их обсудить, а Тим меня понимал и всегда поддерживал во всём, ему я доверяла.
– Мне иногда кажется, что я своим родителям не родная.
Он приподнял брови, но лишь усмехнулся. И я дополнила:
– Я на них совсем не похожа, ни на кого. И, хотя очень их люблю, чувствую, что-то не то.
– А родители что говорят?
– Они отрицают. Говорят, что я их родная дочь и генами пошла в папину бабку. Но моя прабабушка была совершенно другой, сильной, волевой, а я рохля какая-то.
– Ты себя явно недооцениваешь, – улыбался Тим. – А то, что мы не похожи на своих родителей, даже хорошо. Я бы не хотел походить на отца, и у меня также постоянно возникает ощущение, что он точно хотел бы другого ребёнка. Но родился я. Думаю, у всех бывают такие мысли. Так что забей и не сравнивай себя с родителями. Ты классная сама по себе!
И не только в родителях я искала сходство, я пыталась найти его среди всех предков, получить хоть какую-то зацепку, закрепиться в семье.
– Может, я хочу хоть немного на кого-то переложить ответственность за то, что такая слабая?! Тим, мне так плохо от того, что я не могу постоять за себя.
– Я могу постоять за тебя. Тебя кто-то обидел?
– Ты же не будешь рядом со мной круглосуточно, – хмыкнула я и снова чуть не упала.
Но Тим, как всегда, поймал меня и вдруг обнял за талию. Меня обдало волной приятных мурашек. А он так и ехал дальше, обнимая и чуть разгоняя. Я улыбнулась, мне нравилось, что он так близко.
– Фишка в том, что не всегда, когда тебя обижают, надо отвечать. Иногда это больше говорит об обидчике, чем о тебе. Так что проще простить и забыть. Сэкономишь себе кучу нервов.
– Мне кажется, когда всех прощаешь – это слабость. Тебя пинают, а ты всех прощаешь! Синдром жертвы какой-то.
– Кто тебя пинает? Жертвам обычно нравится, когда их обижают.
– Это образно, – вздохнула я, вспоминав токсичную тётку.
– Прощать на самом деле трудно. Я, например, долго отхожу, но и зацепить меня трудно. Мне нужно недели две, чтобы остыть. Может, это как раз твоя фишка, что ты легко прощаешь!
– А что, если это кто-то, кто недостоин прощения?
– Со временем всё становится достойно прощения, но для некоторых вещей нужно очень много времени.
Тим натолкнул меня на размышления. В чём-то он был прав, Ингу я простила уже на следующий день, тётку из магазина уже стала забывать. Не было никого в моей памяти, на кого бы я долго держала обиду. А может, в моей жизни не происходило ещё таких ситуаций, в которых я не смогла бы простить обидчика. Я хмурилась и, когда в очередной раз тяжко вздохнула, Тим рядом заговорил.
– Так, мы пришли кататься или грустить?! – он снова с улыбкой заглядывал мне в лицо. – Сейчас будет разгон! Никакая ты не слабая и не жертва! Выкинь из головы всю эту дичь. Даже представить себе не можешь, насколько ты классная! И я не вру! Ты лучшая!
Щёки вспыхнули от смущения. Тим, наверное, подумал, что я нытьём набиваю себе цену и напрашиваюсь на комплименты. Он, не дав мне опомниться, снова обхватил меня за талию и начал разгонять. По катку он не просто бежал, он летел. Сердце бешено стучало, я даже дыхание затаила. Через три круга Тим остановился, и я выдохнула. Это было так классно, словно ощущение полёта.
Тим всё время меня подгонял и подбадривал, и к концу катания я даже прибавила в скорости, настроение улучшилось. Все мои переживания стали какими-то мелкими и незначительными рядом с ним.
После катка мы, как обычно, расположились на фудкорте с бумажными стаканчиками горячих напитков. Тим взял кофе, а мне захотелось шоколада. Мне так нравилось, когда у Тима было хорошее настроение. Он всегда беззаботно болтал и много улыбался. Сегодня рассказывал про свою сестру Лику, которая старше его на семь лет. Она жила и работала в Москве и занималась организацией концертов. Тим пересказывал забавные и интересные случаи, вспоминал райдеры, которые подготавливала Лика. Тим очень тепло о ней отзывался, постоянно называл её «систер». Из его рассказа я поняла, что у них довольно близкие и доверительные отношения.
– Кстати, о концертах, пойдёшь со мной на «Драгонсов» десятого марта?
– Шутишь?! – я вытаращилась на него. – Это же моя мечта! На них билетов не достать, а если и достать, то стоят они как самолёт.
– Не парься, у меня есть билеты. Так пойдёшь?!
– Спрашиваешь?! Конечно!
Я чуть не кинулась обниматься с Тимом от переполняющей радости, но к нам вдруг нагло подсел парень с выбритыми висками и длинной высветленной чёлкой, закрывающей лоб.
– Даров, – парень широко заулыбался и протянул руку Тиму, они крепко скрепили ладони и ударились плечами.
Тим явно не ожидал его увидеть:
– Ты чего тут забыл?
– Тебя! Приехал проверить, из-за кого ты меня всё время кидаешь! – парень, кажется, был не особо доброжелателен.
– Это Яна, это Паштет, – равнодушно представил нас Тим.
Парень оценивающе посмотрел на меня и широко улыбнулся, протянул руку:
– Не Паштет, а Павел Александрович, но можешь называть меня просто Паша.
– Приятно познакомиться, – улыбнулась я. – Меня можно называть просто Яна.
Но Паша как будто тут же забыл про меня, повернулся к Тиму и с воодушевлением заговорил:
– Короче, я тут одно место нашёл, просто пожар! Только что оттуда. Там недостроенная школа, заброшка, такая эстетика! Закачаешься! И всё как ты любишь, никакого стекла. Я прям уже вижу! – Паша провёл ладонью перед нашими лицами. Будто и мы можем рассмотреть, что он там видит. – Поехали прямо сейчас. Янку с собой бери, если вы никак не можете расстаться!
Он был какой-то взбудораженный, дёрганый, готовый сорваться и бежать. Говорил громко, эмоционально, размахивал руками.
– Паштет, ты очень невовремя. Сегодня, вообще-то, День святого Валентина, – Тим поморщился. – Да и Яна не в теме, чем мы с тобой занимаемся. Так что не впутывай её во всё это.
– Она не знает? И ты ей не рассказал?! Надо ж с козырей заходить, когда с девушкой хочешь замутить! – вылупил глаза Паша, а потом уставился на меня и громко заржал: – А ты точно его девушка?!
Я совершенно не понимала, что происходит, но, когда Паша назвал меня девушкой Тима, смутилась.
– Так, Паштет, – нахмурился и строго проговорил Тим. – Отстань от Яны. Если надо, съездим, но не сегодня. Мне же нужно переодеться.
Тут Паша обратил внимание на одежду Тима. Тот был опять в чёрной водолазке и джинсах:
– Ну ты типчик! Стильный лук13. Короче, забежим к тебе, переоденешься – и поехали! До трени всё успеем, и погода в тему. Ян, ты с нами?
Я чувствовала себя не при делах. Тим вздохнул и закатил глаза, потом посмотрел на меня:
– От него теперь не отвяжешься. Думаю, тебе не в прикол лазить по заброшкам с нами. Я провожу тебя домой.
– Честно говоря, я вообще ничего не поняла.
– Пошли уже. А Янке по дороге всё расскажем, – Паша подскочил и поторапливал нас.
– Раз обещаете рассказать, тогда я с вами.
Мне стало любопытно, чем занимается Тим, и мы пошли к нему домой. Он жил в новостройках в двадцатиэтажке на одиннадцатом этаже. Я ни разу не была в новом ЖК. И мне у них нравилось: ухоженные высокие дома, небольшие ещё голые деревца, обилие магазинов и всяческих заведений на первых этажах, множество разнообразных детских и спортивных площадок, почти возле каждого дома. А домов в ЖК было порядка двадцати. И просто огромное количество машин вдоль тротуаров, не считая заполненной парковки на въезде.
По дороге Тим рассказал мне про тиктоки, которые они снимают с Пашей. Сначала только Паша снимал себя и свои кривляния, а потом одно время снимал Тима на тренировках, и это оказалось популярным, аудитория росла. Они сделали совместный канал, где выкладывали тренировки, воркаут, паркур, и за год набрали почти сто тысяч подписчиков. Затем стали делать ролики на заказ, для рекламы. И один их заказ полгода назад был на энергетики, который так завирусился в сети, что сделал их очень популярными.
– Как-то так, – подытожил Тим. – И если это начиналось как троллинг14 меня на тренировке, то сейчас уже воспринимается как работа. И в тренде сейчас заброшки. Воркаут и паркур на заброшках выстреливают! Я не стал тебе говорить, потому что не очень горжусь всем этим позёрством15. Считай это моей тёмной стороной.
– Во заливает, – вставил Паша. – На самом деле Тимоха кайфует от всего этого, а не рассказал, потому что есть ролики, где он полный лузер. Но Тимоху в ТикТоке любят, он залипательный!
Тим пихнул Пашу в плечо, тот отскочил, а затем Тим догнал друга и отвесил щелбан. Паша захотел ответить, но Тим увернулся, затем уже Паша погнался за Тимом. Они бегали, отвешивали друг другу балдушки и пинки, как дети. Паша был такой шумный, крикливый, но весьма позитивный. А его громкий голос и оглушительный смех слышались, наверное, даже в другом доме.
А я понемногу переваривала информацию. Когда Тим начал рассказывать, у меня просто отвисла челюсть. Я и подумать не могла, что Тим – тиктокер. Так и смотрела на него с разинутым ртом и не могла в это поверить. Потом достала телефон и подписалась на их канал – PaTi_sport_workout. Не терпелось увидеть Тима в этой роли, но ролики смотреть пока не стала, ведь мы пришли к нему домой.
Тим жил в просторной трёшке, дома у него никого не было. Он быстро провёл мне экскурсию: гостиная и по совместительству комната его сестры, спальня родителей и третья – его. У него было просторно, но больше половины помещения занимал спортивный комплекс: шведская стенка, турник, кольца, маты и что-то наподобие укороченного козла. В другом углу стоял диван, рядом узкий шкаф, в углублении компьютерный стол. А над ним несколько полок с кубками, медалями, грамотами – целая стена почёта.
Я не стала смущать Тима, пока он переодевался, и ушла на кухню, где был Паша. Тот достал из холодильника молоко и налил себе в кружку.
– Хочешь чего-нибудь? – спросил у меня.
Я покачала головой, осматриваясь. Ремонт у Тима в квартире дорогой, всё выглядело современно, со вкусом.
– Ты всегда такая тихая или только сегодня? – косился на меня Паша.
– С малознакомыми людьми обычно всегда, – призналась я.
– Да ладно, я ж свой! – Паша допил молоко, утёр тыльной стороной ладони губы и поставил бутылку назад в холодильник. – Я почему-то думал, что ты страшненькая, поэтому Тимоха всё скрывал, а ты прям зачётная! В его вкусе! О, Бомжара!
Паша одним рывком схватил большого белого кота, который имел неосторожность заглянуть на кухню. Сжал его в объятиях, тёрся о шерсть щекой и с довольной улыбкой наминал пушистые бока недовольного зверя. Я тоже подошла к коту и погладила. Тот умоляющими глазами посмотрел на меня и начал вырываться. Паша передал его мне. Котяра оказался огромным, тяжёлым и пах ароматизатором для кошачьего туалета.
В дверях показался Тим в спортивных штанах и худи, со спортивной сумкой на плече:
– Я готов! Ох, Ян, зря Бомжа взяла, теперь будешь вся в шерсти!
– И кто додумался назвать кота Бомжом? – усмехнулась я, когда мы ехали в лифте.
– Отец, – хмыкнул Тим.
– На самом деле мы назвали котёнка Фляк, – встрял Паша. – Пару лет назад он жил у нас в спортивном зале. Мы его всей командой подкармливали. Он спал в коробке рядом с вахтёршей. А один раз пришли, а коробка и он сам на улице. Оказалось, что кот нассал вахтёрше на кофту, и она его выкинула за это. А это январь, мороз. Забрать его домой никто не мог, а Тимоха забрал. Принёс к себе. Батя на него наехал, типа ты бы ещё бомжа в дом притащил. Тимоха и назвал кота Бомжом назло отцу.