Ходячие библиотеки

Но мы все ждем перспектив

– Мы видели призрак поезда, – еще раз объяснил мне только что произошедшее Майрот, и я, выглянув из-за хвоста этого очень, очень длинного состава, оценила, насколько велики наши невеликие шансы пробраться по пешеходной дорожке железнодорожного моста до головного вагона. – Не поезд-призрак, а именно призрак поезда. При этом вполне возможно, что мы видели призрак именно этого поезда, так что никакой опасности он, в сущности, не представлял.

Ну что сказать, в историческом контексте ситуация выглядела так: до войны железнодорожные мосты строили без учета пешеходных дорожек, потому что нашим пращурам казалась дикой идея, что кто-то в здравом уме будет переходить пешком железнодорожный мост, соединяющий два участка пустых, как коленка, пустошей. Это факт номер раз.

Факт номер два – этот железнодорожный мост строили до войны. Три – после войны поезда стали делать попроще, подешевле и, что самое важное, повыше. Ну и в этот же пункт запихнем уже известную всем информацию, что идиоты, среди коих пересечение непригодных для этого мостов стало востребованным, появились, и притом в изобилии.

Пять – поскольку составы стали выше, а переправа востребованней, местная община устроила здесь дорожку. И факт номер последний – реальности двух миров столкнулись на этом мосту, и его пешеходная часть сложилась гармошкой.

А, я пропустила «четыре». Четвертый и самый важный факт – моему хвосту все это не нравилось.

Я осмотрела ближайшую к нам дверь в поезд. Пломбы сорваны. Судя по следам на красной пыли пустошей, густо покрывавшей тело состава, дверь недавно открывали. Никаких следов того, что внутри находилась черная токсичная самодвижущаяся и проголодавшаяся к тому же войра, я не нашла. Наверное, войти мы могли.

Лучше бы, конечно, нам как-то обойтись без риска и бросить эту затею, пока наши неприятности еще не сконструировались в нечто смертельно опасное. Но на той стороне находился Шустрик. Он имел целую кучу друзей там, на той стороне. И врагов. А враги всегда ближе друзей, потому что они как-то исторически всегда больше в тебе заинтересованы.

– Пойдем внутри вагонов, – скомандовала я Майроту, и он послушно за мной двинулся.

– Я как раз недавно читал в журнале «Коробка путешествий» о феномене аутопризраков… Вы читали?

– Свежий номер «Коробки путешествий» еще не доставили. К нам привозят с опозданием.

– Вы тоже выписываете это журнал? – воодушевился Майрот.

– Вы только что спросили, читала ли я конкретную статью, а потом удивились, что выписываю журнал в целом? Это какой-то симптом вашего сумасшествия?

– Нет, я просто ошибался, считая, что вы ничего не читаете из периодики.

– Но я работаю в библиотеке.

– А я на винодельне, но я же не пью допьяна.

– Правильно. Потому что допьяна нужно читать.

Мы посверлили немного друг друга взглядами, а потом Майрот вдруг решил перейти на светский тон:

– Так, значит, вы изучили предыдущий выпуск? Ну, что думаете об этом фанфароне, мастере Койкоте? Думаете, удастся ему выживать на руинах Седьмого Дара на протяжении всего этого времени?.. Мне кажется, это пустое и ничего более, как способ заставить заговорить о себе на ближайшем собрании Черных Дорог. Но на распределение Храмовых грантов…

Я вздохнула и положила руку на револьвер:

– Вы не поняли. Нам доставляют с опозданием. В последний раз подвозили год назад подборку годичной давности. Так что, если вы помните, что́ читали два-три года назад, я с удовольствием с вами обсужу, как только мы переберемся на ту сторону.

– Может, тогда просто послушаете про аутопризраков? Я хороший рассказчик!

Я отдала ему знак тишины. Итак, следовало еще раз посчитать и сложить факты.

Факт номер раз – этот поезд выглядел так, будто каким-то образом действительно не делился на вагоны. Факт номер два – он не имел ни дверей, ни лестниц на крышу. Единственный вход внутрь, что мне удалось обнаружить, – та самая дверь, куда мы проникли; и самый главный факт – ее не просто открыли, а взломали, химически вытравив замок, на что ушло довольно много времени.

– Ведите себя очень тихо, – предупредила я Майрота. – Как только услышите любой шум – бросайтесь на пол, накрывайте голову руками и так и лежите, пока я не скажу, что можно вставать. И… если вы захотите мне помочь, сделайте главное, что в ваших силах, – оставьте это желание при себе. В конце концов, вы взрослый механоид, нашедший на свою голову взрослые неприятности, и я за вас не в ответе. А кроме того, и фискального интереса в сохранении вашей жизни с того момента, как вы со мной расплатились, у меня уже нет.

– А как же повышенная такса для сумасшедших? – громким шепотом спросил он.

– Так вы все-таки сумасшедший?

– Нет, поэтому я хочу, чтобы вы имели фискальный интерес в сохранении моей жизни.

– Замолчите же вы наконец!

Он открыл рот. Но прежде, чем он успел мне рассказать, как хорошо умеет молчать, я нырнула в темноту поезда и очень скоро поняла, что никакая это не темнота. За отъезжавшей в сторону, оформленной в стиле «изогнутых пересеченных линий» двери я увидела много респираторов, много видавших виды костюмов защиты от окружающей среды и много свечей. А еще – много знаков мелом, букв на древних мертвых языках и много, очень много сделанных как будто ребенком моделек вагонов и механоидов.

Привычка требовала от меня взвести курок и направить его на фигуру во всем черном, стоящую на коленях в круге, очерченном горящими фитилями свечей, но опыт недвусмысленно намекал, что этим я его спугну, а любопытство не давало мне этого сделать. Поэтому вместо угрозы я нагнулась, приглядевшись к книге, лежавшей у него на коленях, и выкрикнула на весь вагон:

– Ах ты гад!

Ровно за моей спиной на пол грохнулся Майрот и, очевидно, треснувшись об один из десятков игрушечных составов, громко и злобно сказал что-то очень сложно-вежливое.

Мужчина поднял на меня затуманенный, смотрящий словно сквозь нас взгляд и, странно растягивая слова, произнес:

– Что ты говоришь, женщина?

– Я говорю, – сварливо начала я, – что ты гад и хапуга! У тебя в руках «Камень знаний великолепный, дарующий силы призывать поезда и демонов, вагонетки, дожди и трамваи, а также постигать суть сущего на черной земле, железном небе и земле белой, а также на небе синем» 854939 Олорейнн, второе дополненное издание, и оно у нас оставалось последнее. Ты его, рожа косая, десять лет назад взял и до сих пор не…

Я протянула руку для того, чтобы выхватить у него редкое издание, когда он ощерился на меня, показав ряд заточенных, все как один, под клыки и как один очень давно не чищенных зубов, прижал книгу к груди, отпрянул, ухватился ртом за корешок и прыгнул на стену, где удержался перпендикулярно полу, потом с тем же блистательным успехом перепрыгнул на полоток, да так по нему и унесся прыжками на четвереньках вглубь поезда.

Я выхватила револьвер и прицелилась в полуночной свечной мгле:

– Именем Сотворителя и всех его мучеников я аннулирую твой абонемент!

– Люра! Люра! – затараторил Майрот, схватив меня за руки и плечи сзади так, что мне пришлось опустить оружие, – он не одержимый, он идиот. Полный, непроходимый идиот.

Я посмотрела на него, и буквально впервые за всю историю нашего общения сделала это с интересом. Он застенчиво улыбнулся и объяснил:

– В той статье, про аутопризраки, в том числе говорилось, что этот эффект возникает у механизмов и механоидов, попавших в сакровую щель между информационными оболочками частей мира. Из-за этого они одновременно находятся здесь и… в Храме, например, или здесь и на солнце. Поэтому на них одновременно могут действовать несколько сил притяжения. Вот. – Он подкинул шляпу, и та в прямом смысле слова упала на потолок.

Я покосилась в сторону убежавшего читателя и махнула своему клиенту пистолетом, чье дуло буквально блестело от скепсиса:

– А теперь подними.

Он укоризненно на меня посмотрел и очень осторожно поставил ногу на стену вагона, а потом, коротко подпрыгнув, присоединил к ней вторую. Я выругалась.

– Если говорить научным языком, то ваш спутник не совсем прав. Это явление гораздо сложнее, но, объясняя вульгарно, конечно, можно и так выразиться, – пояснил мне голос, звучавший справа от меня из уст кого-то, кто так же заинтересованно, как и я, смотрел за передвижениями Майрота.

Я оглянулась и увидела призрака в двубортном пиджаке и пенсне, а еще с усиками, точь-в-точь как у моего бедового клиента. Он вежливо улыбнулся мне, отдав своей призрачной рукой знак приветствия и уважения странников. Я поздоровалась в ответ и, указав на Майрота, попросила поддержки:

– Но вы же согласны, что он выглядит как дундук на печи?

Прежде чем ответить, призрак внимательно оценил взглядом моего спутника, а затем вынес вердикт:

– Если вам так кажется, значит он вам нравится больше, чем вы того, молодая госпожа, хотите. Разрешите представиться: мастер Райлан. Университет Черных Дорог. Судебная психиатрия и пенитенциарная психология.

Я глубоко вздохнула и отдала знак Майроту спускаться.

– Ясно. Расскажите, что это за место?

– Люра! У тебя за спиной призрак! И еще один! Люра, их тут десятки! – завопил мой клиент с потолка, и я, обождав, пока он, грохнувшись в направлении гравитации и закрыв голову руками, немного успокоится, тихо ответила, четко артикулируя губами каждую букву:

– Это нормально для древних поездов. Они фонят воспоминаниями.

– Но я, с вашего позволения, не воспоминания, воинственная госпожа, – сообщил мне призрак в пенсне.

Я сочла своим долгом сразу же его поправить:

– Я библиотекарша. Библиотечное дело немного изменилось после войны.

– Чернильная госпожа, – поправился он, отдав изящный знак извинения, – мы – не воспоминания этого поезда. Мы его, если можно выразиться так… коллекция.

– Коллекция, да! – подхватила я метафору, краем глаза увидев, как в нашу сторону тянется все больше и больше полупрозрачных фигур обоих полов. – Всем известно, что многие локомотивы и вагоны коллекционируют запоминаемые ликрой сны…

– Нет, все не совсем так. Мы – коллекция образов не тех, кто ехал на этом поезде. Мы коллекция тех, на ком, если будет позволено выразиться, на ком этот поезд проехался сам.

– Вы все попали под поезд? – спросила я чуть более настороженно, чем собиралась, и снова положила руку на только что убранный в кобуру револьвер.

– Без всяких сомнений. Мы, за редкими исключениями, все под него бросились.

И тут мне показалось, что в его голосе сверкнул стальной холодок. И что призрачное стекло пенсне тоже как-то неприятно… блеснуло. И что вообще температура воздуха начала приближаться к зловещей.

– А зачем вы это сделали? – с достойной Дайри добротой в голосе поинтересовался Майрот, предпринимавший более чем занятные попытки вернуться на пол.

– Чтобы стать призрачными пассажирами этого призрака, дорогуша! – громко и приветливо до некоторой степени насильственности сообщил подплывший к нам призрак женщины крупных форм. Маленькой призрачной парасолькой она закрывалась от большого несуществующего солнца. – Мы это сделали по доброй воле, по итогам длительных размышлений, чтобы двигаться с этим составом туда, где каждый из нас сможет применить свои навыки! Наш добрый, несносный Райлан сделал это в возрасте двухсот лет, просидев всю войну и терраформирование в своем университете и держась только на чае и ворчании. Вы на его месте не бросились бы под поезд?

– То есть вы… не коллекция. Вы скорее библиотека. Библиотека носителей знаний.

– Какое прекрасное определение! – вспыхнула женщина с парасолькой, внезапно зааплодировав. – Просто какая красота! Чудесное!

Я невольно отошла на шаг и натолкнулась спиной на Майрота. Мы только переглянулись. Он тоже понял: нас окружали не настоящие призраки, в том смысле, что призраки-то они как раз самые настоящие, именно духи умерших, не ушедшие в Лабиринт.

– Мы никому не хотим зла, – поспешил успокоить нас призрак криминального психолога. – Наоборот, здесь целый поезд учителей и преподавателей, собравшихся после смерти вместе, чтобы обучать новые поколения за фронтиром. Там, куда еще не добралось реосвоение. Госпожа Тайннидатт, например, преподает театральное мастерство.

– Все, кто здесь находится, – осторожно спросила я, – сделали добровольный выбор?

– Верно, мы почти закончили собирать всех, кто нам нужен, – сказал призрак женщины с парасолькой. – И тут, представляете, – наш поезд захватили!

– Кто? Вот этот болезный? – неопределенно махнула я рукой в сторону ретировавшегося чернокнижника.

– Нет, то есть да, – подтвердила преподавательница театральной студии. – Насколько я поняла, они из одной банды. Тот, с острыми зубами, заманил нас на этот мост, и мы напоролись на какие-то препятствия на путях.

– Это пешеходные дорожки. Вы так резво срезали их, что можете просто продолжать в этом духе, и они сами развалятся.

– Да, но сейчас под колесами стоят колодки. А мы бесплотны. И не можем их вынуть.

– Но вы – настоящие призраки. Вы могли всех напугать!

– И напугали! – жарко согласился двухсотлетний пенитенциарный психолог.

– Даже слишком, – призналась женщина. – Их главарь умер от страха, и теперь его призрак блокирует сердце поезда. Его нужно успокоить.

– Как? – поинтересовалась я, уже понимая, откуда и куда дует ветер.

– Давайте подумаем вместе, – предложил двухсотлетний самоубийца, этим самым выдавая, что план у него уже есть и он сейчас будет меня к нему подводить. В этот момент двери поезда захлопнулись и защелкнулись на все замки.

– Мы же образованные, социализированные механоиды, – продолжил он в том же духе, и я начала подозревать, что дело идет к старым добрым угрозам. – Наших совместных ментальных усилий обязательно хватит на то, чтобы вместе найти решение. Потом мы сформируем план, и вы его исполните. В сложившейся ситуации, поймите меня правильно, будьте нам ферзями… Иначе кто не ферзь – тот шпала, а наше дело – класть шпалы ровно в рядок да под рельсы.

Вперед, вперед упорно едем

– Нет, я буду возмущаться по этому поводу! – разорялась я, топая вместе с Майротом по длинной веренице вагонов, занятых каким-то оборудованием. – Я буду возмущаться, и я буду кричать, потому что, во-первых, я имею на это право, а во-вторых, это право – неотъемлемая часть моей профессии. Это место ведь почти библиотека, только состоящая из… ну из них всех, а по нынешним неспокойным временам библиотекари и библиотеки должны держаться друг друга! Да я помогла бы им и так, но они об этом спросили? Хотя бы чем-нибудь они поинтересовались? Нет! Они сразу начали угрожать! И ты считаешь, что это профессионально?..

– Послушайте, – тихо спросил у призрака дамы с парасолькой Майрот. Он, как мне показалось, совершенно меня не слушал. – Я тут потерял… я… потерял свою тетушку… И скорее всего, между миром и Лабиринтом, если так позволено выразиться.

– Да погодите вы, ради Сотворителя, со своей тетушкой! – не выдержала я, перестав проверять состояние револьвера. – Вы можете объяснить, для каких целей местной банде потребовался поезд с призраками?

– Чтобы найти город с призраками, дорогуша, – приветливо, будто нас тут не держали в заложниках, начала мне разъяснять полупрозрачная женщина. – Они ищут Стоящий Храм Кристального Моря.

Лицо Майрота окаменело. И по этому характерному окаменению я как-то сразу поняла, что у него одновременно случились приступы дереализации и вежливости. На всякий случай я переспросила:

– Что-что они ищут?

– Стоящий Храм Кристального моря. Город-механизм, охраняемый великим созданием Черной Толпы. Первый в мире, оснащенный самоцветным сердцем Ювелира. Во время первого терраформирования он ушел под землю, с тех пор блуждает в мирской тверди. По преданиям, этот город – врата в Библиотеку Железного Неба, принадлежащую Книге Книг. Той самой, что написал сам Сотворитель.

– Как это интересно! А при чем тут вы? – поинтересовался Майрот, и я закатила глаза от глупости его вопроса:

– Город старый и поезд старый. Ясно же, что они общаются!

– Почему? – уставились на меня оба призрака. Я оглядела этих дундуков на печи и объяснила:

– Да все же старые вещи знают друг друга и между собой общаются, потому что они одинаково непонятные для современного предприимчивого механоида. Непонятные же вещи должны друг друга понимать!

Никто меня не понял. Я выдохнула и пояснила еще раз:

– Так, вы тут все призраки, верно? В этом старом городе, естественно, все умерли, но есть самоцветное сердце, значит, он тоже полон призраков. А призраки общаются с призраками, потому что они все находятся между миром и Лабиринтом.

– Именно! – поддержал меня Майрот. – Поэтому я и прошу поговорить со своей тетушкой!

Призраки переглянулись в немом озарении и сообщили нам в один голос:

– Мы не общаемся.

– И подождите вы со своей тетушкой!

– Это жутчайшее суеверие, – пояснил нам психолог, – оно не имеет и тени общего с реальным положением дел.

– Ну, – отдала я знак безразличия, – давайте смотреть на это так: если из-за этого вас захватили, то к реальному положению дел оно имеет отношение, и притом самое прямое.

– И тем не менее мы не представляем ни где находится город, ни где находится ваша тетушка, – весьма весомым тоном сообщила женщина с парасолькой.

Я многозначительно посмотрела на присмиревшего Майрота, но что-то в его виде отозвалось у меня в душе, и я, ругая себя за то, что немного размякла, все-таки спросила у наших проводников:

– Но ваш поезд же с мощным самоцветным сердцем. Я иначе скажу: уж не знаю, по преданию или суеверию, одно самоцветное сердце может чуять другое. Можем мы задать вопрос вашему локомотиву? Просто, судя по всему, – я приобняла в панибратском жесте Майрота за плечо одной рукой, – тетя этого малого тоже искала город как археологичка и пропала во время поисков. Мы ее тут ищем живой или мертвой. – Я посмотрела на поникшего Майрота. – Ну, то есть по большей части, конечно же, живой, в смысле, не то чтобы мы собирались искать ее по частям…

– Не думаю, что у локомотива возникнут возражения против нескольких вопросов, – оборвал мое неловкое молчание мужской призрак и легко заскользил вперед.

Я уже пошла за ним, но мне пришлось опять отвлечься на своего клиента. Он как-то умудрился громко зазвенеть стеклом. Определенно бутылочным стеклом, помещенным в сумку. Я вздохнула и посмотрела на его руки. Майрот тащил сак убежавшего по потолку оккультиста. Тот весил, наверное, как вагон кирпичей, но мой клиент бросать добычу не собирался. Вот это я могу понять – преисполненный истинного критического мышления муж.

Внутри сака содержалось никак не меньше миллионов двух всяких склянок. Их наш острозубый товарищ уверенно считал зельями, но на самом деле их использование ограничивалось, судя по цвету и запаху, исходившему от ткани, пятна на которой они оставили, в самом оптимистичном случае как экстренное слабительное или рвотное средство.

Майрот мне улыбнулся, давая понять, что ему не тяжело, хотя явствовало прямо обратное. Но, поскольку тут собрались исключительно взрослые, ответственные механоиды, я не стала с ним спорить, и мы двинулись дальше.

Впереди замаячило темное пятно, имеющее очертания раскачивающегося на корточках механоида, и я обнажила оружие. Громко, чтобы меня точно-точно услышали, я сообщила нашему зубастому другу, что он окружен и чтобы он отдал книгу. Оккультист же громко, но очень шепеляво сообщил, что совершенно не впечатлен этой информацией. На этом обмен любезностями закончился, я вышла из укрытия и двинулась на него.

Он тоже не остался на месте и пошел навстречу, впервые за все время нашего знакомства выпрямившись и показав что-то на вытянутой руке.

– Вот! Вот это! Вы не можете меня тронуть! Это разломный камень!

Я, уже успевшая к этому моменту прицелиться ему в грудь, вопросительно посмотрела на обступивших пришельца призраков и выяснила, что они с точно таким же выражением смотрят на меня. Я обратилась к оккультисту:

– Угрожайте нам яснее, пожалуйста! Тут вас никто не понял!

– «Разломный камень», – поспешил пояснить Майрот, пылающий желанием сообщить мне информацию не иначе как из свежайшего выпуска журнала, – это стабилизирующий в умелых руках барахлящие сердца самоцвет. Иными словами…

– Так чем он нам угрожает? – не вытерпела долгих прелюдий я. – Что починит тут все?

– Грубо говоря, да. Это сердце находится одновременно в нескольких мирах и собирает в себя желающих помогать призраков, потому что оно сломано. Травмировано каким-то особенным образом, и это делает его уникальным. А если его починить, то этот поезд станет просто очень длинным кусом железа, ржавеющим без всякой цели.

Я выстрелила. Как обычно, прежде, чем успела подумать. Собственно, когда ты стреляешь, думать и целиться уже давно поздно. Когда стреляешь, ты одновременно и мишень, и стрелок, и пуля. Все вместе, одной прямой линией. Думала я до этого всю свою жизнь. Думала о том, что нельзя лечить тех, кто не болен, и чинить тех, кто не сломан, а просто другой. Меня на каторге очень долго чинили. И только один механоид понял, что трещина внутри у меня – это не поломка. Это щель для света.

Чернокнижник схватился за простреленное запястье, и я бросилась к нему, чтобы выхватить книгу прежде, чем он зальет ее своей грязной, смешенной с ликрой, кровью. Как только издание оказалось у меня, я тут же углубилась в изучение его состояния, только раз поддав ногой в нос этому дундуку на печи, в тот момент, когда он попытался меня укусить.

Книга сильно обтрепалась в корешке. Но ничего, это Дайри поправит. Я утерла слезы. Мелкие, никто не заметил. Бессильные слезы ярости из-за того, что мой мастер умер, а мне даже некого больше убить, чтобы отомстить. Умер кто-то, кто увидел во мне свет. И этого больше нет. Теперь никто знает, зачем нужна моя трещина.

– Вы сломали мне нос! Вы прострелили мне руку! – донеслось снизу.

– Я же сказала, что лишила вас читательского билета, – с вкрадчивой враждебностью прошептала я, усаживаясь перед ним на корточки так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, – а я – библиотекарша, и, согласно общему решению союза Апатитовых библиотек, мы имеем право убивать. Это потому, что книги живут дольше, чем вы, идиоты, и содержат гораздо больше важных для нашего общего будущего знаний.

– О, Сотворитель, нам так жаль, нам так жаль! – хлопотал все это время, совершенно глухой к тому, что я только что произнесла, Майрот. – Пожалуйста, позвольте помочь вам!

– Книги могут помогать через поколения, и моя работа в том, чтобы они пережили весь этот бардак и дожили до тех читателей…

– Держите руку вот так, я наложу вам шину. Не беспокойтесь, я очень хорошо…

– Да есть хоть что-то, что вы, по собственному мнению, плохо делаете?! – вспылила я, Майрот поднял на меня глаза, забыв закрыть рот, а потом приосанился и деловито сообщил:

– К вашему многоуважаемому сведению, воинственно-чернильная госпожа, я совершенно недопустимым образом выбираю охотников за книгами. Позор на меня за это! Позор!

– А вы сколько уже женаты? – поинтересовалась женщина с парасолькой.

– Вы не знаете меня, не знаете, какой силой я владею! – подал голос горе-оккультист. – Вы не знаете, какое проклятье навлекаете на себя, не оказывая мне помощь!

И он потерял сознание. Кровь тут залила все. Абсолютно все.

– …я очень хорошо оказываю первую помощь, – проговорил чуть ли не по слогам Майрот, и я поняла, что у него на руках сейчас может умереть механоид.

Парня, входившего в банду и укравшего книгу из библиотеки, я не жалела, но, как бы ни была я предвзята к нашему клиенту, последнее, чего мне хотелось, так это наградить его бессонными ночами и неискупимым чувством вины. Поэтому я присела над раненым и продолжила накладывать жгут, дав этим самым Майроту вектор приложения усилий, и он, к моему искреннему удивлению, действительно сносно справился.

– Кто-нибудь знает, который час? – спросил он во всеуслышание, но тут никто не помог, поэтому я придумала ему новое занятие:

– Проверь-ка сумку. Там может найтись что-то, останавливающее кровь, или обезболивающее, или еще что-нибудь…

– Здесь много всего, но почти ничего не подписано! – в отчаянии закричал он, выставляя из сумки один пузырек за другим. – Кроме… имени моей тетушки…

– Да подожди ты со своей тетушкой! Так… – Я сосредоточилась и закричала в пространство: – Здесь есть преподаватели медицины и химии?

Несколько фигур в старомодных медицинских кителях уже и без моих воплей спешили к нам. Оставалось надеяться, что они готовы консультировать Майрота до полной его победы над смертью. Ну… или найдут слова, чтобы его утешить.

Я отвлеклась, поискав глазами кого-то из уже знакомых мне приведений, и они оба откликнулись на мой молчаливый призыв. Я тихо сказала:

– Этому бедолаге нужно в больницу. Тут недалеко есть станционный городок со всей нужной инфраструктурой. Я могу дотащить его на закорках механических ботинок и вернуться к вам, чтобы решить…

– Мы все понимаем, – согласилась женщина с парасолькой, – но поезд дальше не идет. И пока вы не вернете наше сердце в работоспособное состояние, мы не откроем двери и не выпустим вас.

– Он умрет из-за вас! – повысила я голос, по-прежнему переживая только за своего спутника.

Есть те, кто должен убивать, и те, ради кого я убиваю и сражаюсь. Майрот, какую бы это во мне ни вызывало неохоту, точно из тех, ради кого другие сражаются с дикостью фронтира и страхом ненаступления будущего. Он тот парень, какими должны стать все, если у нас все выйдет как надо. Может, поэтому его общение с тетушкой и сошло на нет? Она просто почувствовала, что ее дело сделано? Что все, как и должно?

– Он умрет из-за вас, – уточнил положение дел призрак психолога. – Мы обещаем вас доставить, куда вы хотите, но и мы ждем от вас выполнения данного слова.

– Хочешь, чтобы мы вам ферзили? С чего это? Когда это мы задолжали? Из-за того, что мы живы? Что нам не наскучила наша жизнь настолько, чтобы бросаться под поезд?

– Из-за того, что вы допустили в этих краях разгул преступности, а значит, разгул отчаяния и неуверенности в завтрашнем дне. Из-за того, что вы не сделали доступными книги для всех, кто нуждается в новых идеях, не помогли тому, кому хуже, чем вам!

– Мы на фронтире! Если есть кто-то, кому хуже всех, – так это мы и есть!

– Ваш фронтир должен пролегать не на карте, а внутри чужих душ, – сказал убивший себя тихо и страшно старик, и я попятилась. – Там, далеко, нас ждет город, у него нет и не будет шанса выжить, если мы туда не доберемся. Вы имеете право убивать? Я имею его не меньше.

– И вас не смущает, кто́ станет вашими жертвами?

– Образование – это война, а на войне неизбежны потери. И да, я готов заморить вас здесь, как и всех, кто отказался помочь. Потому что мы здесь и сейчас воюем за будущее всего этого мира. Настоящее, непридуманное будущее. Воюем с вами, госпожа. Осталось решить: означает ли «с вами» то же самое, что и «против вас», или это синоним «плечом к плечу».

На нас налетел поезд. Призрак поезда. На этот раз я не пошевелилась, и он пронизал меня до костей, всю насквозь своими призрачными вагонами и колесами. Это война, мы все на фронтире, все как один. А когда меня миновал последний вагон, с него спрыгнул мужчина в длинном плаще и в шляпе. Он навел на меня пистолет.

– Ну здравствуй, сладенькая, – сказал он хрипло и перекинул сигаретку из одного уголка рта в другой. – Что, приползла наконец?

– Да чтоб тебя… – Мне ничего не оставалось, кроме как закурить, и я закурила. – Привет, мой ларр!