Кай просто понял, что все в жизни получается взаимосвязано – он заслужил то, что происходит с ним сейчас. Он сломал Герду – в тот момент, когда мог бы сказать ей что-нибудь другое, не такое жестокое и уничтожающее, он мог бы… пожалеть ее, не добивать? Нет, не мог. Увы, он такой. А она любила его совершенно зря.
Ну, ей просто надо было кого-нибудь любить. Каю было искренне жалко, что так вышло – но своей вины он не чувствовал, хоть и осознавал ее. Кто ж виноват, что она такая однолюбивая, Герда… ни он, ни она не виноваты, видимо. Просто так случилось. Так сложилось. Вернее, не сложилось, у них.
Но да… и все же нужно платить. Всем и за все. Герда расплатилась за свою наивность и глупую беззаветную любовь – смертью. Она не сумела измениться, не сумела жить с этим. И умерла.
Он тоже расплатится за свою жестокость. Тоже смертью.
Потому что кроме Герды некому вынуть осколок из сердца Кая.
Потому что сам он не сможет измениться, а кроме Герды его не в силах изменить никто.
Но все же смерть Герды была не напрасной – как прекрасна Амалия! Несмотря на боль в сердце и в глазах, Кай сохранял ясность рассудка – все эти годы, и сейчас безусловно, тоже, – и любовался девушкой совершенно искренне. Как она прекрасна, эта девушка с глазами Герды. Только совсем-совсем другая, хоть и чем-то неуловимым так сильно на нее похожая. В ней тоже много любви, тепла, добра, света… но в ней нет смерти. А за Гердой, казалось, смерть шла по пятам, пока не забрала ее. Но… Герда оказалась сильнее самой смерти – она дала глаза этой девочке. Глаза, жизнь и возможность творить добро. Много добра… Совершила чудо, которое под силу только Богу.
Странно, что Кай сейчас вспомнил о Боге.
Он посмотрел на небо – ему показалось, что там, на небесах, должны смеяться над ним.
Побежденная Гердой смерть теперь взяла реванш. И смеялась ему в лицо.
Его смерть будет напрасной и пустой… Ну, значит, так этому и быть. Пускай произойдет то, что должно произойти. Он примет это и не дрогнет.
А Амалия… она сама жизнь. Смерть к ней даже не приблизится – как не может черная ночь повстречаться с белым днем.
Девушка с глазами Герды
Амалия внимательно смотрела на Кая, улавливая каждое движение его души, чувствуя его эмоции – нет, конечно, не понимая конкретно что происходило с Каем, но что творится нечто из ряда вон выходящее, она ощущала прекрасно. И, поймав волну происходящего, Амалия сердцем не отпускала ее и двигалась по ней вместе с Каем, переплетясь душой с ним и с Гердой.
– Всю жизнь мне казалось, что я кого-то ищу. Так значит это ты тот, кого я искала так долго?
Она на мгновенье почувствовала себя маленькой девочкой, и перед ней вновь ожила картинка – лежащая на снегу красивая женщина с кровавыми подтеками у закрытых глаз… В это момент из глаз Кая потекли кровавые слезы. Он охнул, побледнел еще сильнее, если только это было возможно, схватился рукой за сердце, потер глаза, и на коже вокруг осталась сетка тонких кровящих порезов.
Это выходили из глаз осколки волшебного зеркала.
Алмазная пыль злого зеркала…
Рука у груди ощутила влагу. Кай опустил взгляд – рубашка окрасилась красным. Он провел рукой по груди и с удивлением уставился на пальцы.
Красное пятно растекалось, пропитывая тонкую ткань. Жгло невыносимо, словно кто-то вынимал из него сердце… или душу. Словно что-то хотело выйти из сердца, нечто чуждое, то, что мешало дышать все эти годы, стремилось покинуть привычное место.
Амалия потянулась к мужчине и с нескрываемым любопытством распахнула на нем рубашку. Кай даже не удивлялся тому, что она делает – удивляться уже было невозможно ничему.
Амалия с видом исследователя уставилась на показавшийся из груди мужчины осколок.
Было больно. Это действительно было больно! Так, как не было никогда до. Кай почти не дышал – ему казалось, что из него вырезают сердце. Сейчас, в эту секунду.
– Погоди, – прошептала Амалия. – Дай я.
И улыбнулась.
Она взялась пальцами за торчащий край и потянула, чуть в бок и на себя. Кай покачнулся и застонал, пытаясь отстраниться.
– Тшшш, – прошептала она так же, как уговаривала тогда, в лесу, волка, чтобы тот не рычал и не кусался. – Все будет хорошо…
Ухватиться толком было невозможно. Амалия вытерла скользкие от крови пальцы о платье, обернула руку подолом и, перехватив сильнее, рванула…
Длинный осколок зеркала, окровавленный, страшный, вышел из груди мужчины. Кай покачнулся, рыча от боли, рухнул на землю и затих. Амалия опустилась рядом и повинуясь внезапному порыву, прижалась губами к ране, из которой шла кровь. Она пила, высасывала из Кая отравленную за многие годы осколком зла кровь и одновременно отдавала свое тепло, жизнь, свет, запечатывая рану губами.
Неизвестно сколько прошло времени, но кровь перестала идти. Амалия почувствовала, что сердце Кая бьется ровно. Он открыл глаза, понял, что оба они лежат на земле, увидел прижавшуюся к его груди девушку, потянул, приподнял ее… и замер от ужаса, когда увидел, что ее рот в крови.
– Все хорошо? – просияла Амалия и вытерла губы рукавом.
На измазанном кровью лице белокурой красавицы сияли теплые карие глаза его Герды. Амалия улыбалась, широко и счастливо. Из руки она не выпускала окровавленный, тонкий, похожий на кинжал осколок зеркала.
Вот сейчас Кай почувствовал, что сходит с ума. Смотреть на это было невыносимо. Это не укладывалось в голове, все происходящее было за гранью любой, самой дикой реальности. Мир вокруг стал резче, отчетливее, в душе проворачивалось что-то новое, доселе неведомое. Тонкое, щемящее чувство, ноющее и сладкое одновременно, и жуткое – как окровавленное лицо Амалии, и в то же время притягательное до невозможности.
Но внезапно Кай осознал, что уже не больно. Что иглы в сердце нет, ничего не болит и не колет… и легко дышать.
И провел рукой по груди – у сердца еле-еле прощупывался небольшой шрам, как раз такой длины, ширины какой был осколок в руке девушки. И замер, почувствовав неладное.
Девушка, не отрываясь, смотрела в покрытое кровавыми разводами зеркало. И улыбалась. Кай не мог знать, что она видела там. А Амалия видела в нем глаза Герды. Свои глаза. Свои глаза на своем лице. Или на лице Герды?
Страшно блеснуло зеркало, когда девушка внезапно замахнулась…
– Нет!!! – Кай перехватил руку Амалии за секунду до того, как осколок был готов вонзиться в грудь девушки. Девушка вскрикнула от боли и разжала пальцы.
Зеркало упало к ногам Кая и Амалии и… не раскололось.
– Нет. Я не вынесу потери еще и тебя. Зачем?
– Я не знаю. Кажется, так надо? – улыбнулась Амалия. – Мне кажется, я должна отдать то, что подарила мне Герда – это мне не принадлежит.
– Что же? Глаза?.. Не думаю, что Герда бы хотела этого.
– Нет. – Амалия посмотрела на Кая внимательно, и – уже без улыбки. – Тебя. Мне кажется, Герда поступила бы так.
– Ты не она.
– Я не она, – эхом повторила Амалия.
– Но у тебя ее глаза. И ты спасла меня. Кто же ты на самом деле?
– Амалия. Не Герда. И ты никогда не сможешь полюбить меня. Как любил Герду.
– Я любил Герду?.. Я уже не знаю… Наверное, любил… так, как мог. Я запутался, Амалия. Помоги мне… еще раз? Я хотел бы знать, что она думала, что я любил ее.
Кай чувствовал себя растерянным. Казалось, он распался на куски и его нужно собрать, но если Амалия смогла спасти его от смерти, сможет ли она вернуть ему… душу?
– Ты ее любил, скажи? Только ты сам можешь ответить на этот вопрос. Ты хотел бы быть с ней, если бы все можно было вернуть?
– Да.
Кай понял, что сейчас говорит чистую правду.
Если бы не Герда, он бы не познал красоту Вечности… красоту, к которой он приблизился практически вплотную. И не узнал бы, если бы не Герда и ее глаза, как прекрасна жизнь и любовь – сейчас.
Хотелось жить, любить…
Рядом была Амалия.
Странная. Невозможная, удивительная, та, которая вместо Герды спасла его – от Вечности, с объятиями которой он почти смирился…
– Мысль о ней привела меня к тебе. Благодаря тебе я понял, что свет сильнее. И кто я, чтобы отказываться от такого подарка? Не хочу отказываться. Амалия… ты…
Нет, он не любил Герду. Но в это момент ему очень хотелось, чтобы было так, и, может, на самом деле, когда-то он любил ее? Просто забыл. В конце концов, может… он сможет полюбить Амалию? Она так похожа на Герду… и у нее глаза Герды. И в то же время она совсем другая – та, с которой хочется быть рядом… нестерпимо, до сумасшествия. Может быть от того, что хотя она отдает себя целиком, ты понимаешь, что она тебе не принадлежит?
Кай прижался к ее губам, чувствуя, что сходит с ума от близости девушки… и от вкуса собственной крови на нежных губах. Он хотел обладать ею – полностью, сейчас. Ощутить вкус жизни, крови, боли – которую дарит единение с тем, кого ты хочешь больше всего на свете. Боли, граничащей со смертью, и дарующей воскрешение.
Амалия с готовностью ответила на поцелуй, и Кай, зарываясь руками в ее волосы, лаская плечи, спину, сжимая ладонями тонкую талию, чувствовал, что не выдержит, если не получит ее. В ней была жизнь. В ней были жар и огонь.
Кай хотел жить и хотел ощутить этот огонь – забрать его себе и, как ни странно, поделиться тем жаром, который сейчас сжигал его изнутри, бился в каждой частичке его тела, пульсировал и наливал холодное тело раскаленной лавой.
– Пойдем к тебе, – прошептала, отстраняясь, Амалия. И улыбнулась, наклоняясь, поднимая осколок.
Кай, заглянув в глаза… Амалии?.. Герды?.. крепко взял девушку за руку и не отпускал до самой гостиницы. А корзинка осталась лежать на тропинке в парке.
Кай, сгорая от желания, срывал с девушки одежду, сходя с ума от ее невозможной нежности в ответ на его не ласковые, резкие, порой срывающиеся от нетерпения в грубость прикосновения. Терял способность о чем-то думать вообще – от запаха ее нежного тела, от каждого несдерживаемого стона и готовности, с которыми она отдавалась ему, от удивляющей его силы и обволакивающей обоих плавности, словно река… река жизни. Что же они делают?..
И не променял бы это ни на что.
– Смотри на меня, – потребовал Кай в тот самый момент, когда звезды, кружащиеся в сумасшедшем вихре, готовы были сорваться с небес. Амалия, широко распахнув глаза, сколько могла, глядела на Кая. Когда же небо рухнуло, осыпав водопадом звезд, укрывая обоих острым сиянием и погружая в состояние вневременного и внепространственного полета, Амалия выгнулась, забилась в накрываемом с головой блаженстве, запрокинула голову и, закрыв глаза, простонала его имя:
– Ка-а-ай…
На полу, у постели, тускло мерцал осколок страшного зеркала.
А на столе в вазе стояли розы. Белые и красные.
***
Наутро Кай проснулся, счастливый и обновленный. Было тепло. Странное, такое новое чувство – когда тепло. И хочется улыбаться.
Солнце светило в окно. Хотелось смотреть на его свет и жмуриться, жмуриться…
«Смешная, милая, странная», – и правда улыбался он, вспоминая, какой была открытой и стеснительной Амалия, одновременно смелой и застенчивой. Как после пряталась в его объятиях и не смела поднять глаза. А он гладил ее, как котенка, прижимал к себе бережно, как самое дорогое, как сокровище, которое он так долго искал, как чудо, которое он теперь никому не отдаст, раз оно уже оказалось в его руках.
И он так хотел посмотреть в ее глаза сейчас, при свете дня! Глаза его Герды… или Амалии? Он любил Герду, но ночью обнимал Амалию. Глаза Герды были закрыты, когда она на пике удовольствия простонала его имя. Это была Амалия? А он страшился вспомнить – ведь называл ее и Герда и Амалия попеременно… Но Герда уступила Кая Амалии. То, что не смогла сделать Герда, завершила Амалия. И сейчас Кай старался отдалить то мгновенье, когда увидит Амалию, тихо спящую рядом, так тихо, что даже не слышно ее дыхания. И страшился того момента, когда она откроет глаза и он заглянет в них… Не будет ли ему… стыдно? Внезапно он вспомнил, что она твердила ему после, когда, истомленные, они засыпали в объятиях друг друга.
«Зажигая спичку, вспоминай меня».
Он потянулся… постель рядом была пуста.
На подушке лежал коробок спичек.
– Амалия!!! – он вскочил, кинулся было из комнаты, опомнился, на ходу натянул штаны и выскочил на улицу.
Но девушки след простыл.
Солнышко светило вовсю, яркое, словно лето внезапно вернулось. Люди кто торопился, кто шел не спеша, прогуливаясь. Но никто, никто не видел девушку, которую, отчаянно жестикулируя, пытался описать каждому встречному Кай.
Сбиваясь в описаниях, понимая, что говорит то о Герде, то об Амалии, Кай схватился за голову. Мир несся вокруг в бешенной скачке, с каждым витком унося ту, которая вернула его к жизни, все дальше и дальше.
– Марта!!! – внезапно радость нахлынула волной, он кинулся к идущей навстречу женщине. Марта должна знать, где Герда!
– Она ушла, – светло улыбнулась в ответ Марта. Она уже совсем была не похожа на сумасшедшую. – Сказала, что ей пора. Грустно, правда? Но что делать… Если ее ждут, она должна идти. Наше солнышко… пускай светит. Нельзя ведь посадить солнце в клетку и держать только для себя, правда?
Кай в бессилии прислонился к ближайшей стене.
Солнце нельзя посадить в клетку.
Было горячо и больно. И невероятно светло.
Кай поднял глаза к небу – небо было таким ослепительно и пронзительно синим, как бывает только осенью. Глубоким. В нем, казалось, можно утонуть.
Как больно смотреть на свет.
– Доброго пути, Амалия, – прошептал Кай. – Доброго пути, моя Амалия с глазами Герды. Прощай…
На сердце стало легко. Легко и печально.
Так, как никогда не бывало прежде.
***
Улыбающаяся девушка шла по улицам города.
В карманах накидки у нее было полным-полно пачек со спичками, а в дорожной торбочке лежал осколок страшного зеркала.
Она знала, что у нее впереди еще долгая, долгая дорога. Скольким людям нужна помощь… скольким нужен тот, кто поможет почувствовать себя живым, поможет поверить в свет, обрести надежду и веру, радость, желание жить… она может дать все это, потому что она – Амалия, девушка с глазами Герды. Девушка, у которой ее собственная сила и сила Герды.
Да… У нее есть все, что было у Герды. У нее нет только одного, что было у Герды – той нужна была любовь в ответ, ей же ничего не нужно взамен. И она не знала, что такое привязаться к одному единственному человеку, так, чтобы отдать за него все. В том числе и жизнь. Она хотела дарить, и умела это делать. Только дарить. Брать ей было не нужно – у нее и так полно любви и тепла, двойная мера. А еще – огонь, который у нее всегда с собой.
Спички.
Надо же, спичек было недостаточно, чтобы помочь Каю. А пожара, сотворенного ими, оказалось в самый раз… маленькая спичка может принести достаточно тепла, и маленькая же спичка может принести такое пламя, которое способно растопить самую ледяную душу. Если только сам не сгоришь… Риск всегда есть, но он оправдан.
«Может быть, когда-нибудь я узнаю и что такое любовь? Такая, всепоглощающая, самоотверженная, чтобы отдать саму себя», – размышляла Амалия. Она не думала о том, что обладает своим, особенным умением любить – умением оживлять застывшие души. Просто принимала все как есть, не задумываясь. Ведь когда знаешь, что такое боль и страх, и смерть, все в жизни принимаешь как должное.
Она с детства хотела быть такой, как Герда, а теперь, после встречи с Каем, хотела этого еще больше. Но желание не мучило ее – наоборот, придавало сил и радости. Что это такое – получать любовь, желать любви? Жить ради кого-то одного? Это так интересно… за что же любят? За что же Герда так любила Кая?
Ведь она, Амалия, тоже полюбила Кая!
«Ведь я и правда люблю их всех, любила всех и каждого – всех, охотника, мою дорогую хозяйку-булочницу, Марту, Кая… но почему я не люблю каждого настолько, чтобы остаться с одним из них навсегда? Почему мне кажется, что тепло нужно дарить как можно большему количеству людей? И если я останусь с одним, остальные будут обделены? А людям так нужно тепло! И я поделюсь. Где-то я очень-очень нужна, я знаю. Жалко Герду, как же мне жалко ее… ей так нужен был Кай, что заслонил собой весь свет… так хотела его спасти, что забыла о том, кто она сама – о том, что спасать уже надо было ее… и она никого уже не могла спасти. Хотя.... все равно смогла – меня? Так значит, она сильнее меня?»
Что значит любить так, чтобы отдать собственную жизнь?
Амалия не знала.
Никогда никому себя не навязывая, она несла тепло и любовь, и если людям было нужно – отдавала, и не требовала ничего взамен. Желания светить у нее было предостаточно, а глаза Герды не давали ей разочароваться в людях и остановиться в желании творить бескорыстное добро. Но главным отличием Амалии от Герды было то, что ей не нужна была любовь в ответ. Амалия не была Гердой – и ей чуждо было самопожертвование, хотя именно его она и совершала, но – не задумываясь об этом. Никому не была в тягость. Никого не заставляла чувствовать себя виноватым, когда люди принимали ее тепло, любовь и свет…
А еще… в отличие от Герды она не могла выделить кого-то одного. Наверное, кто-то то скажет – она никого не любила?
Но это и к лучшему. Она, в отличие от Герды, никогда не настаивала на своей любви. Всегда уходила до того, как успевала надоесть. Никогда не растворялась в ком-то так, чтобы потерять себя. И люди вспоминали ее с чувством легкого сожаления и грусти. Но – с любовью и радостью. А не отмахивались от памяти о ней, как от назойливой мухи, которую приходится терпеть, потому что лета и тепла без мух не бывает…
Амалия знала и то, что на небесах хорошо, а до тех пор нужно сделать так, чтобы те, кто встречаются ей на пути, получали как можно больше солнышка. Не чувствуя боли, не чувствуя страха, она не чувствовала и сожаления. Не знала разочарований.
Герда слишком поспешила на небеса.
Хотя…
Она ничего не умела в жизни – только любить. А когда тот, другой человек насытится любовью, ему нужно что-то еще. Ну нельзя же всегда питаться сладостями? Нужно и мясо, и рыбка, и соленья, и еще много-много других вкусов и оттенков… жизни. А больше у Герды ничего не было, зато была потребность отдавать. И она продолжала отдавать любовь даже тогда, когда это уже никому и не нужно.
Неудивительно, что она страдала от этого сама.
Да, таким, как Герда, лучше на небесах.
А она, Амалия, пока туда не торопится. Всему свое время.
У нее, у Амалии, еще много тут, на земле, незаконченных дел.
Амалия шла и любовалась яркими цветами и все еще иногда зелеными, но уже словно тронутыми кистью с разноцветной краской деревьями – лиловой, бордовой, алой, золотой, охряной… деревьями, домами под красной черепичной крышей, скамеечками и фонтанами, взрослыми людьми и стариками, котятами и птичками на ветках… и улыбалась всему миру и более всего – играющим детишкам. Смотрела на мир широко распахнутыми глазами и в миллионный раз благодарила Герду за невообразимо щедрый подарок. Благодарила Кая за то, что поверил в нее. Она шла в осень, зная, что скоро-скоро наступят холода, а она просто обязана сохранить в себе это удивительное тепло и солнце – ведь впереди долгая зима, проникающая в дома и в души.
Амалия шла творить добро. Просто так. Не требующее ничего взамен, то добро, которое уходит, когда в нем больше нет потребности, но уходит без слез и сожаления, уходит туда, где оно сейчас нужнее. Она прекрасно знала, что если она скажет это вслух, ее примут за сумасшедшую. Ну кто в здравом уме додумается до такого?..
Но ей было все равно. Ведь нести свет можно и не крича об этом на весь земной шар.
Просто улыбаясь.
А потоки зависти, недоброжелательности и зла всегда обходили ее стороной, не задевая ни капли. Просто не могли пробиться через ее собственный свет, помноженный на свет Герды. И высыхали, иссякали, исчезали. А Амалия шла и несла с собой и в себе свет. Свет, которым она собиралась делиться со всеми, кому это будет нужно.
Она умела это делать как никто другой.
Амалия уходила с легким сердцем. Она любила всех и каждого, кто оставался в городе, но покидала без сожаления. Даже Кая покидала без сожаления. Знала, что с ним все будет хорошо. Все будет хорошо и у Марты, и у доброй хозяйки булочной…
Тут она сделала все, что смогла. Дальше уже люди сами… и розы. В городе она оставила достаточно любви, добра и роз. Сколько ждет еще городов, селений, встреч, будут новые люди, новые истории, новые тревоги и радости! Но главное, будут люди, которые нуждаются в тепле.
Она поделится.
И, может, когда-нибудь повстречает такую любовь, какая была у Герды.
Амалия очень хотела узнать, что это такое. А пока… в путь.
Много где нужен свет.
2014 – 2018