Судьба

Ксения опять замолкает. Закрывает глаза, трет руками лицо. Смотрю на нее. Я знаю, что будет потом. Может, и не стоит дальше слушать ее. Все и так понятно, к чему эти подробности. Но нет, я чертов мазохист. Хочу, чтобы она продолжала. Хочу знать правду, какой бы жестокой она ни была.

– Когда Лиза была на девятом месяце, вечером они ехали из своего кафе домой. На светофоре в них влетела огромная фура. Водитель не был пьян. Банально отказали тормоза. Весь удар пришелся на сторону Марка. Их машину далеко тогда откинуло. Марк умер мгновенно. Лизочка все это время была в сознании. Она видела его смерть. Но даже пошевелиться не могла. Ее зажало между сиденьями. Говорят, она так кричала. В салоне было столько крови. Она кричала до хрипоты. Пока не отключилась совсем. Когда приехали спасатели, Лиза была уже без сознания…

Боль нарастает внутри меня с неимоверной силой. Ее слова убивают меня, они становятся моим адом. Но Ксения не видит моей реакции, она смотрит в окно, продолжая говорить:

– Когда ее вытащили из машины, она была вся в крови. У нее открылось кровотечение. Как выяснилось потом в больнице, их маленькая принцесса, как они ее называли, тоже умерла, так и не родившись, удар пришелся и на живот. Принцесса так и не увидела этот мир…

Я вижу, как по щекам Ксении катятся беззвучные слезы. А мне хочется кричать от бессилия. Ну за что? Господи, за что моей чистой девочке досталась такая судьба?!

– Но самое страшное было впереди, – продолжает Ксения. Мне хочется зажать уши руками и не слушать этого. Это бессилие перед самим собой. Я слушал ее как в тумане, сползая на пол, зажимая голову руками. – Лиза долго была в реанимации. Она как будто не хотела возвращаться в реальность. Все жизненные показатели были в норме. Но она не просыпалась. Родители Марка приняли решение похоронить его и их маленькую девочку, не дожидаясь, когда очнется Лиза. Я была с ними согласна. Зачем, скажи, зачем ей видеть все это?! На похоронах его мать обезумела от горя. Она была не в себе. Кидалась на меня, кричала, обвиняя во всем Лизу, их брак. Говорила, что если бы ее сын не женился тогда на Елизавете, ничего бы не было. Как мать, я могу понять ее боль. Но при чем, скажи, здесь Лиза? Тогда-то я и познакомилась с Лешей. Он буквально оттащил от меня обезумевшую мать. Когда Лизочка, наконец, очнулась, она сразу все поняла. Она не плакала и не кричала. Просто молчала. Не произносила ни слова. Не билась в истерике. Она словно умерла вместе с ними. Не сопротивлялась врачам, принимала все медикаменты. Ее тело быстро приходило в норму. Она сидела на больничной кровати, смотрела в окно, раскачивалась из стороны сторону, никого не слышала, ни с кем не разговаривала. Мы с Лешей были с ней каждый день. Он единственный из семьи Марка, кто навещал ее. Все остальные просто игнорировали ее существование. Они оставили ей дом и кафе. И просто укатили жить в другой город…

Лиза смотрела на всех пустыми ледяными глазами, в них была безысходность и обреченность. Когда организм пришел в норму, ее выписали домой. Мы с Лешей привезли Лизу ко мне. Врач сказал, что, может быть, домашняя обстановка, забота близких, вернет ее к жизни. Но ничего не изменилось. Она неделями просиживала в комнате, смотря в потолок. И превращалась в тень. Угасала с каждой секундой. Я училась на психолога. Но знаешь, в те дни я поняла, что психолог из меня хреновый. Я ничем не могла ей помочь. Тогда я четко поняла, что никогда в жизни не буду работать психологом. Я просто не смогу выдержать людской боли.

Спустя месяц, я проснулась от нечеловеческого крика в соседней комнате. Когда я прибежала к ней, она кричала, билась в истерике, вгрызалась зубами в подушку. Как потом выяснилось, ей в первый раз приснился сон, который и по сей день ее преследует. Один и тот же страшный сон.

Тогда ее психотерапевт выписал эти чертовы таблетки. Они должны были помочь. Но еще через неделю после очередного кошмара она просто закрылась в ванной и выпила всю упаковку. Хорошо, что Леха был дома, он выбил дверь и вовремя вызвал скорую. Все обошлось. Как потом рассказывала Лиза, она не хотела покончить с жизнью, а просто хотела, чтобы боль ушла. После этого случая Леша закрылся с ней на кухне и очень долго разговаривал. Я не знаю, что он ей говорил. Они не рассказывали мне об этом. Но Лиза изменилась, начала разговаривать, нормально ела, пила. Пусть в ее глазах я видела обреченность и пустоту, но это был хоть какой-то сдвиг. Ещё через месяц она занялась работой в кафе. Сняла вот эту квартиру. О возвращении в их дом даже речи не шло. Мы все ее понимали, уговаривали продать дом. Но она не соглашалась. И просто одиноко стоял. Мы с Лехой иногда приезжали туда. Знаешь, я боюсь этот дом, он такой же мертвый и пустой. Там так тихо. И всегда очень холодно, даже летом.

Все вроде налаживалось, пусть Лиза не светилась от счастья, но работала, общалась с людьми. На кладбище она ни разу не была, объясняя это тем, что там их нет. Там чужие мертвые тела. Она их не знает. Лиза будто отрицала саму смерть.

Прошло несколько месяцев. Однажды Лиза вот так просто пропала. Ее не было ни дома, ни на работе. На телефонные звонки не отвечала. Мы с Лешей сбились с ног, где только мы ее не искали. Но нам даже и в голову не приходило, что она могла быть в своем доме. Когда мы туда приехали, дом сиял чистотой. Обнаружили мы ее в детской. Она сидела возле кроватки, что-то тихо напевала, поглаживая детское одеяльце. Все было почти так же, как сегодня. Неимоверная истерика, полное отрицание реальности. Нам пришлось вызвать скорую, потому что мы ничего не могли с ней сделать. Лиза также забилась в угол, ужасно боялась нас, пока не приехали медики и не сделали ей этот чертов укол. На следующий день Елизавета ничего не помнила. Леша нашел ей хорошего психолога. Новицкий очень рекомендовал нам положить Лизу к нему в клинику. Мы боялись ее реакции, никак не могли ей это предложить. Но как ни странно, она согласилась. Вот так просто, без вопросов и споров. Собрала свои вещи и легла в клинику. Пробыла она там почти два месяца. Посещения были разрешены только два раза в неделю. Я уж не знаю, что там с ней делали, но, должна признать, Евгений Иванович – врач от Бога. Вышла Лиза оттуда совсем другим человеком. Вот такой, какой была до этого дня. Хотя дом она до сих пор отказывается продавать. И на кладбище не ходила. Но, по сравнению с тем, что было, это такие мелочи. Она отдалась работе, практически не вылезала из своего кафе. У Лизы была цель – продолжить их семейный бизнес. И знаешь, у нее все получалось: из маленького, ничем не примечательного кафе выросло то, что есть сейчас.

Мужчин она вообще не замечала, их как будто не существовало. Все бесполые существа. Хотя поклонников было море: начиная от первого администратора кафе, которого она тут же уволила, как только он начал подкатывать к ней, заканчивая серьезными мужчинами. Один раз за ней таскался налоговый инспектор. Он специально устраивал ей разные проверки, лишь бы в очередной раз попускать свои слюни, – Ксения смеется сквозь слезы. – И знаешь, в один прекрасный день она не выдержала, открытым текстом послала его далеко и надолго. Ох, сколько тогда налоговых проблем перенесло ее кафе. Но к Елизавете не подкопаешься – у нее все чисто. И вот однажды, не так давно, – девушка, наконец, отрывается от окна, пристально смотрит на меня. – Я потащила ее в твой клуб. Хотя тогда мы не знали, что он твой. Случилось чудо. Она впервые за три года отреагировала на мужчину. И как отреагировала! Я просто была поражена. Ты должен мне сказать спасибо. Это ведь я посоветовала ей связаться с тобой. Я такая дура. Если бы я знала, чем это обернется…. – Ксения замолкает. Смотрит мне в глаза. – Но сегодня, несмотря на то, что она тебя не узнала, ты смог ее успокоить. Поверь, до этого такое было под силу только транквилизаторам или ее доктору. Может, еще есть маленькая надежда, что Лиза когда-нибудь отпустит до конца свое прошлое и заживет настоящим.

Я отворачиваюсь от девушки. Запрокидываю голову. Закрываю глаза. Я недостоин ее будущего. Ей нужен кто-то надежный, честный. Человек, который не принесет в ее жизнь еще большей боли. И это, мать вашу, не я! В этот момент мое сердце останавливается, а душа умирает. Сердце истекает кровью. Я чувствую каждую каплю боли моей девочки. Судьба – та еще сука. Почему она так несправедлива к ней? Я просто не имею права находиться рядом, еще больше терзая ее душу. Но я чертов эгоист. И не могу ее отпустить. Она мой свет, моя душа. Я одержимо ее люблю. Ну за что ей это все?! За что?!

– И если ты посмеешь ее обидеть и заставишь страдать, я сама лично отрежу твои похотливые яйца и заставлю тебя их съесть! – неожиданно заявляет Ксения. Начинаю нервно смеяться. Черт, а мне нравится, что у Лизы есть такая подруга, которая не боится сказать мужику, тому, что больше ее в два раза, как отрежет ему яйца. Ничего ей не отвечаю. Поднимаюсь на ноги. Мне нужно к моей девочке. Испытываю непреодолимую нужду обнять ее, почувствовать, отгородить от всего мира.

***

Елизавета

Просыпаюсь. Еще толком ничего не соображаю, но чувствую себя разбитой. Словно кто-то высосал все мои жизненные силы. Тело ватное, абсолютно пустое. Немного кружится голова, во рту сухость. Мои мышцы ноют. Это плохо. Это очень плохо. Поднимаю руку, закатываю рукав. Вот оно – синяк после укола.

Мой мозг начинает лихорадочно работать. Пытаюсь вспомнить свой день. Мы были на открытии гостиницы. Встреча с Еленой, Роберт. Признание в любви, даже не пытаюсь сейчас осмыслить его слова. Гораздо важнее восстановить событие вчерашнего дня. Потом я легла спать. Но на мне был халат, я точно помню, как надевала в ванной халат. А теперь я в пижаме. Поворачиваю голову вправо. Рядом спит Роберт. Изучаю его лицо. У него такой усталый вид. На щеках легкая щетина. Его рука покоится на моем животе. Замечаю на тумбочке его телефон. День. Мне надо знать, какой сегодня день. Вчера была пятница, значит, сегодня должна быть суббота. Аккуратно поднимаюсь, чувствую тяжесть в голове. Осторожно тянусь за телефоном, чтобы не разбудить Роберта. Суббота. Суббота. Повторяю как мантру. Беру телефон, провожу по экрану. Воскресенье! Воскресенье! Нет. Нет. Не может быть. Этого просто не может быть. Ничего не помню. Ничего. Мне кажется, что моя голова сейчас взорвется.

Медленно встаю с кровати. Нестерпимо хочется пить. Тихо выхожу из комнаты, прикрываю за собой дверь. Прохожу на кухню, замечаю там Ксению. Она варит кофе.

– Привет, – тихо говорю я. Подруга подпрыгивает на месте. Резко оборачивается.

– О боже, ты меня напугала, – вид, я вам скажу, у нее не очень, такое ощущение, что она совсем мало спала или слишком много вчера выпила. Открываю холодильник, беру бутылку воды. Быстро открываю крышку. Жадно пью большими глотками. Опустошаю почти полбутылки. Сажусь рядом с подругой на кухонный диван.

– Это опять случилось? – задаю вопрос, ответ на который я и так знаю. Ксюша молча кивает. Мне становится не по себе. Поднимаю голову, смотрю ей в глаза. – Насколько все было плохо?

– Почти так же, как в прошлый раз, – Ксюша обреченно качает головой. Устало отпускаю тяжелую голову на стол. Подруга поглаживает мою руку.

– Ты звонила в клинику?

– Да, но Новицкого нет. Он улетел на какой-то семинар. Ты вообще ничего не помнишь?

– Нет. Ничего. Где Леша?

– Леха еще вчера утром улетел в Прагу. Но должен сегодня вернуться.

– Что? – резко поднимаю голову, за что она мне мстит стреляющей болью. – Если Леша в Праге, тогда кто принес меня домой?! – Я уже знаю ответ, но мне нужно подтверждение. Она ничего не говорит, виновато опускает глаза.

– Он все видел, да?! – Ксения качает головой, но в глаза мне не смотрит. Хватаю воздух, чтобы произнести хотя бы слово. Боже! – Зачем? Зачем ты его туда привезла?! – дыхание замирает. Кажется, даже сердце прекращает свои удары.

– Лиза, я … – подруга замолкает.

– Что ты?! Кто дал тебе такое право?! Кто?! – в моей голове что-то щелкает, мутные картинки вчерашнего дня проносятся перед глазами. Я вижу черные обеспокоенные глаза, в которые я смотрю и боюсь их отпустить. Я помню леденящий холод. И теплые руки, прижимающие меня. Я ни черта не помню: ни то, как я оказалась в доме, ни то, что там делала. Зато помню его глаза. – Я помню, – зачем-то произношу вслух.

– Что? Что ты помнишь?! – взволновано спрашивает Ксюша.

– Я помню его глаза. Что? Что ты ему сказала? Как объяснила мое поведение?

Ксюша опять опускает глаза, что-то мямлит себе под нос. Зажмуриваю глаза, стискиваю зубы. Злость накатывает мгновенно. Меня даже начинает немного потряхивать.

– И насколько далеко ты продвинулась в своих откровениях?! – я уже кричу. Не могу себя сдерживать. Сжимаю кулаки. Зачем она это сделала? Подруга меняется в лице, в ее глазах раскаяние.

– Ты что, рассказала ему ВСЕ?!

– Да, – тихо произносит Ксюша. – Я просто хотела, чтобы он… – она опять замолкает.

– Ну, продолжай. Что же ты молчишь?! Вчера, я смотрю, ты была более болтлива! – меня окутывает гнев, распаляя все больше и больше.

Но подруга упорно молчит. Слышу звук шагов. На пороге кухни появляется Роберт. На нем только брюки. Он немного заспанный. Опирается рукой на косяк, осматривает кухню. Его взгляд останавливается на мне. В его глазах, как всегда, черная бездна. Пронизывающий черный взгляд, который смотрит в самую душу. Застываю на месте. В голове проносятся его последние слова, которые я помню: «Я тебя люблю».

Сглатываю, закрываю глаза.

Ксюша пользуется моментом, соскакивает с места.

– Я, наверное, пойду. Мне сегодня еще Лешу встречать, – быстро выпаливает она и несется к двери.

– Ксения! – кричу ей вслед. – Не смей убегать. Мы с тобой еще не договорили.

– Мы поговорим завтра, – отвечает она, продолжая свой путь.

– Ксюша!

– Ксения, можешь идти. Вы поговорите завтра, – вмешивается Роберт.

Гневно смотрю в его сторону.

– Кто дал тебе право командовать у меня дома? – мои нервы на пределе. Они что, сговорились?

– Никто. Я не спрашиваю ни у кого разрешения. Я делаю то, что считаю нужным, – спокойно отвечает он, продолжая прожигать меня взглядом. Слышу, как хлопает входная дверь. Эта маленькая болтушка сбежала! Роберт спокойно проходит на кухню. Садится напротив меня. Берет меня за руки. Привычно поглаживает запястья. – Как ты себя чувствуешь? – как ни в чем не бывало, спрашивает он.

– Нормально. Хотя в моем случае, нормально – это не совсем подходящее слово, – пытаюсь вырвать свои руки. Но он, как всегда, не позволяет мне этого сделать. – Почему ты до сих пор здесь?

– Потому что хочу.

ГЛАВА 10

Елизавета

Смотрю в обсидиановые глаза напротив меня, и в моей голове никак не укладывается, почему он до сих пор здесь? Почему не сбежал от меня? Зачем ему нужна неуравновешенная любовница, которая в любой момент может выкинуть что-нибудь неадекватное? Может забыть его. Я не вижу в его глазах жалости. А если это не жалость, тогда что? Действительно любовь? Не верю. Какая, к черту, любовь?!

Он просто смотрит на меня, ничего не говорит. Поглаживает мои запястья большими пальцами. Мысленно я кричала, прогоняла его. Мысленно. А на деле, мне очень не хотелось, чтобы он уходил. Я не хотела, чтобы он оставлял меня наедине с моими мыслями. Смотрела на него, впитывая его образ. Его скулы оттеняла легкая щетина. Роберт выглядел уставшим, невыспавшимся. Возникло непреодолимое желание прикоснуться к его лицу.

Я помню его глаза. Из всего вчерашнего дня, я помню его глаза и тепло. Тепло, которое согревало меня. Смотрю в его глаза и не могу отвернуться. Он не отпускает. Мне не верится, что он до сих пор рядом, несмотря на то, что видел вчера. Он здесь. И, похоже, не собирается меня отпускать. Но я должна сделать последнюю попытку. Мы должны отпустить друг друга. Это больше не может продолжаться. Нас не должно быть. Это все неправильно. У него семья. Сын, который нуждается в полноценной семье, который не должен страдать из-за разногласий родителей. В конце концов, в каждой семье случаются кризисы. Они должны их преодолеть. Несмотря на то, что Елена была мне глубоко неприятна, я понимала ее как женщину, она борется за свою семью. За свое собственное счастье. Неважно, какими методами.

– Так почему ты до сих пор здесь? Почему не бежишь от меня сломя голову? – решительно смотрю в его глаза. И сталкиваюсь с такой же его решимостью. Понимаю, что он не отпустит меня.

– Почему я должен бежать? – мягко спрашивает он. Встает с места, садится рядом со мной. Разворачивает меня к себе, вопросительно смотрит, ждет ответа.

– Потому что я ненормальная, неадекватная, – тихо произношу, отворачиваясь от него. Он берет меня за подбородок, поворачивает к себе.

– Не смей так говорить! – грозно восклицает он. – Ты не ненормальная! Ты сильная, волевая женщина с непростой судьбой, – прижимает меня к своей груди, зарывается в мои волосы.

– Нет, я не сильная, – говорю ему в грудь, слушаю ритм его сердца. – Мне нужен врач, как только он вернется в город. Скорее всего, я опять лягу в клинику, – чувствую, как Роберт замирает, его тело напрягается.

– Нет, – твердо говорит он.

– Что «нет»?

– Тебе не нужен никакой врач и, тем более, клиника!

Поднимаю голову, смотрю в его полные уверенности глаза.

– А ты знаешь, что мне нужно? – горько усмехаюсь.

– Да. Знаю.

– И что же это? Неужто это ты? – я спрашиваю это с иронией в голосе, но в душе что-то загорается. Надежда? А может? Нет, Лиза, не может. Тебе уже никто не поможет. Твое сердце разбито на осколки.

– Да. Почему бы и нет? Я понимаю, что я неидеальный. У меня не все так просто. Я не могу тебе в данный момент ничего дать, кроме самого себя и своих чувств. Но я эгоистичная сволочь, – Роберт ухмыляется. – Я не могу тебя отпустить. Если ты меня оттолкнешь, я превращусь в маньяка, преследующего тебя по пятам.

Его слова вызывают у меня улыбку. Роберт наклоняется, целует меня в уголки губ.

– Дай мне шанс, – в его глазах мольба. Я понимаю, что сейчас должна принять окончательное решение.

– Роберт, – вдыхаю, собирая все свои силы. – О каком шансе ты говоришь? Шанс на что ты просишь? Мы не можем быть вместе. Ты женат. У тебя семья и сын, который нуждается в тебе. – Он открывает рот, хочет мне возразить. Подношу палец к его губам, вынуждая его замолчать. – Даже если ты уже все для себя решил насчет своей семьи, я не могу быть с тобой. Душой я неживая и никогда не смогу полюбить. Ты понимаешь? Мне нечем больше любить. Нет, не так. Я уже люблю. Люблю своего мужа. Да. Не смотри на меня так. Я понимаю, что его нет. Я знаю, что он ушел. Но мое сердце и душа с ним. Я знаю точно, когда-нибудь мы будем вместе. Мне просто надо немного подождать. Меня больше нет. Я там, с ним. И мы обязательно встретимся. А тебе нужно вернуться к жене. Не отнимать у своего сына семью. Пойми, для ребенка это очень важно.

Роберт не дает мне договорить, соскакивает с места. Подходит к окну. Открывает его. Глубоко вдыхает. Прикуривает сигарету, затягивается. Мы молчим. Я смотрю ему в спину и не могу разобрать свои чувства. Мое сердце начинает неровно биться. Становится тревожно. Я боюсь, что он сейчас послушает меня, развернется и уйдет к жене. В моих глазах застывают слезы. Я жадно наблюдаю за каждой его затяжкой. В груди разрастается боль. Он не прав. Он не эгоист. Это я эгоистка. Я гоню его, а сама не хочу, чтобы он уходил. Но в то же время, не могу ему ничего дать. Не могу ответить на его чувства. Я тихо всхлипываю, зажимаю рот рукой, но Роберт все равно слышит. Медленно разворачивается, в два шага преодолевает расстояние между нами. Опускается передо мной на колени. Собирает губами мои слезы, отчего они льются еще больше.

– Малышка, пожалуйста, не плачь. Мой брак давно разрушен. Я никогда – слышишь, никогда! – не любил Елену! Черт! Теперь мне кажется, что я вообще никогда не любил. Я понял это только с тобой.

Закрываю глаза, медленно качаю головой.

– Я понимаю, что ты сейчас не готова слышать от меня такие слова. Не готова любить. Просто позволь мне быть рядом с тобой. Я не жду ответной любви. Просто позволь тебя любить.

Открываю глаза, долго всматриваюсь в его лицо. Вижу, что он предельно искренен со мной. Боль в груди разрастается. Все чувства смешались, сердце начинает гулко биться. Хочу что-то сказать, открываю рот и снова закрываю. Я просто потеряна.

– Я не знаю, – наконец выдыхаю. – Я…

Роберт не дает мне договорить, сладко меня целует.

– Я все равно не отпущу тебя. Ты – моя. МОЯ. Даже не смей мне возражать! Ты еще не осознаешь это, но ты моя. Позволь мне все решить за тебя!

Ну вот и все, я проиграла в этой битве. Он все решил за меня. Может, мне станет от этого еще хуже, но я ведь не узнаю, если не проверю. Ничего не отвечаю, просто молча киваю головой.

– Вот и хорошо, – он берет мои руки, целует их по очереди, прижимает к своим щекам. Он всегда такой теплый. Его тепло передается мне, согревая. Что я творю? Зачем соглашаюсь с ним? Но возразить и прогнать нет больше сил. Ведь он прав. Я забываю обо всем в его руках. Смотрю в его черные глаза и теряю связь с реальностью.

– Твоя жена… – тихо говорю я, вспоминая нашу последнюю встречу с Еленой.

– К черту мою жену, даже не вспоминай о ней сейчас, не хочу ничего слышать о ней.

– Даже если я скажу, что она следит за нами? – Роберт ухмыляется, немного приподнимает брови. Но заметно, что это для него не новость. – Ты знал?

– Да, я знал. Но можешь ни о чем не переживать. Очень скоро все это прекратится, – немного раздраженно говорит он. Как и всегда, когда речь заходит о его жене. – Она следит за мной всю нашу совместную жизнь. Раньше меня это даже забавляло. Ведь я особо и не скрывал все свои связи. Ну а то, что она помогала мне избавляться от навязчивых девиц, так вообще было мне на руку. Елена думает, что я ничего не знаю. Но это я позволял ей так думать. Сейчас, с тобой, все по-другому. Скоро все закончится. Если бы не сын, все было бы намного проще. Ты говоришь, что ребенку нужна семья. А если в этой семье родители не любят и не уважают друг друга? Каждый их разговор переходит в скандал? Нужна ли ему такая семья?

– Я не знаю. Не знаю, – качаю головой. – Это немного не вписывается в мое понимание о семье.

– Вот и хорошо, что не вписывается. Ты другая. Ты чистая. Так и должно быть. Так что я не буду тебя посвящать во всю эту грязь. – Он поднимается на ноги, тянет меня за собой. Обнимает за талию. – Как ты себя чувствуешь? Может, тебе лучше прилечь?

– О, нет! Тебе не кажется, что я очень долго лежала? Настолько долго, что, по-моему, я не смогу уснуть ближайшие два дня.

– Хорошо, – на его лице играет обворожительная улыбка. – Тогда пойдем в душ, – тянет меня за собой в ванную.

– Ах да. Я забыла правило, – усмехаюсь в ответ.

– Никогда не забывай о наших правилах, – строго говорит он.

***

После совместного долгого душа, где Роберт не позволял мне ничего делать самой, а я уже даже не сопротивлялась этому факту, мой желудок дал о себе знать, напоминая мне, что я не ела почти сутки. Роберт изучил мой холодильник. Потом пришлось выслушать лекцию о том, что мне надо хорошо питаться. Я молчала и закатывала глаза. Дальше он приказал мне одеться в удобную и теплую одежду.

И вот мы едем по заснеженным городским улицам. Я смотрю в окно на мягкий декабрьский снег, думая о том, что он прав. Если позволять ему все решать за меня, то не надо ни о чем думать. Возможно, так проще. Возможно, именно это мне сейчас и нужно.

По дороге Роберт заезжает в кофейню. Чмокает меня в нос и быстро убегает. Возвращается уже с ароматным свежесваренным кофе. И очень вкусными круассанами. С удовольствием съедаю свою порцию, кошусь взглядом на круассан Роберта. Он усмехается, отдает его мне. Без зазрения совести съедаю и его порцию. Мы заезжаем к нему домой. Там Роберт переодевается в джинсы, неизменно белый свитер. Вместо кожаного браслета на его запястье теперь красуются большие часы, но на кожаном широком черном ремешке, чем-то напоминающем его браслет. Роберт замечает мой взгляд, направленный на свое запястье, усмехается.

– Привычка, Елизавета Андреевна, привычка. Мне надо было чем-то заменить браслет.

Вспоминаю, что он оставил свой браслет где-то у меня в квартире, думаю о том, что мне надо обязательно его найти. Мы выходим на улицу, садимся в машину. Трогаемся с места.

– Куда мы едем? – все-таки решаюсь спросить я.

– Скоро увидите, Елизавета Андреевна, – смотрит на меня в зеркало заднего вида, подмигивает.

– Почему ты часто называешь меня по имени отчеству?

– Потому что мне так нравится. Ваши имя и отчество прекрасно сочетаются. Есть что-то в этом аристократичное, королевское.

Мы выезжаем из города. Оглядываюсь по сторонам, соображая, куда же ведет эта трасса, дальше только загородные поселки.

– Куда ты меня везешь?

– Мы едем за Ильей.

Что? Он везет меня за своим сыном. Но зачем?

– А где он?

– Он гостит у моих родителей.

Роберт везет меня за своим сыном! К своим родителям! Он вообще в своем уме?

– Остановись! – кричу я. Роберт резко сворачивает на обочину, тормозит, разворачивается ко мне.

– Что случилось? Тебе плохо? – взволнованно спрашивает он.

– Это тебе, видимо, плохо! Зачем ты везешь меня в дом своих родителей?! Это неправильно! Я не хочу туда ехать. Что ты им скажешь? «Знакомьтесь, это Лиза, моя любовница». Так?! – гневно смотрю на него. Роберт лишь облегченно вздыхает. Отворачивается от меня, спокойно выворачивает на трассу, продолжая движение. – Роберт! – кричу я. Он что, издевается надо мной?

– Елизавета, мои родители давно знают, в каких я отношениях с Еленой. Они знают, что мы не живем вместе. И да, я скажу: «Знакомьтесь, это Елизавета. Самая красивая девушка в мире».

– Роберт, это не смешно. Прошу тебя, не делай этого. Если ты готов вот так просто познакомить меня со своими родителями, то я – нет, – буквально молю его так со мной не поступать. Роберт долго молчит. Приоткрывает окно, прикуривает сигарету. Делает пару затяжек, выкидывает окурок в окно.

– Хорошо, – наконец произносит он. – Я пока не буду тебя ни с кем знакомить. Просто заберу сына. А ты подождешь меня в машине, – спокойно и очень серьезно говорит он.

– Да. Хорошо. Спасибо. Но, пожалуйста, в следующий раз говори сразу, куда ты собираешься меня отвезти.

– Ну уж нет, Елизавета. Если бы я тебе сказал сразу, ты бы никуда не поехала, – он улыбается мне в зеркало. Похоже, его ни на грамм не смущает тот факт, что он везет любовницу в свой родной дом. Неужели он не понимает, что это неправильно!

Едем мы довольно долго. Но длительная поездка оправдывает время. Ранняя зима за городом прекрасна. Пушистый белый снег укрывает землю, словно пуховым покрывалом. Деревья клонятся к земле от тяжести снежного наряда. Все замерло. Вокруг столько белого и чистого цвета. Я так сильно увлеклась созерцанием всей этой зимней сказки, что не заметила, как мы подъехали к небольшому двухэтажному деревянному домику. Несмотря на размер, дом был просто сказочный и очень вписывается в здешнюю зимнюю природу. Роберт паркуется возле ворот дома, поворачивается ко мне.

– Красиво, правда? – он так же, как и я осматривает дом и природу вокруг него. На лице Роберта сияет мальчишеская, почти детская улыбка.

– Да. Очень красиво, – с восхищением говорю я.

– Уверена, что не хочешь зайти?

– Уверена, – моя улыбка медленно сползает с лица. Все очарование пропадает.

– Ну хорошо, – мягко говорит он. Протягивает руку, проводит по моей щеке. – Не скучай, я быстро, – отстегивает ремень безопасности, выходит из машины.

Минут через пятнадцать из ворот дома вылетает миленький мальчик в зимней одежде, больше похожий на снеговичка. Следом за ним выходит Роберт. Открывает багажник, закидывает туда сумку. Достает детское кресло. Илюша крутится возле машины, играя с маленькой дворовой собачкой. Неожиданно в воротах появляется пожилая женщина. На вид ей лет пятьдесят. Теперь я понимаю, в кого у Роберта такие черные пронзительные глаза. Несмотря на то, что его мама уже немолода, она очень красивая и статная. В руках у нее большой контейнер и термос. Я не боясь рассматриваю ее, зная, что меня не видно за тонировкой. Роберт открывает пассажирскую дверь с противоположной от меня стороны, подмигивает мне, устанавливает детское кресло. Хочет мне что-то сказать, но я подношу палец к губам и глазами молю меня не выдавать. И он ухмыляется.

– Трусиха, – еле слышно одними губами произносит Роберт и закрывает дверь. Обходит машину, становится возле двери с моей стороны. Игриво постукивает пальцами по стеклу. Вот гад! К нему подходит его мать, подставляет щеку для поцелуя. Роберт улыбается ей, как ребенок, целуя обе ее щеки. Кто бы мог подумать, что этот хищник в присутствии матери превращается в мальчишку. Женщина вручает ему контейнер и термос, что-то тихо говорит. Проводит рукой по его волосам, опускается вниз, обнимает своего мальчика, расцеловывая его. Илюша берет отца за руку и ведет к машине. Роберт открывает дверь, вручает мне контейнер, откуда очень вкусно пахнет домашними пирожками. Помогает сыну забраться в кресло, пристегивает его. Закрывает дверь. Опять подходит к матери, о чем-то с ней говорит. И тут Илья замечает меня.

– Здравствуйте, – смущаясь, тихо приветствует меня мальчик.

– Привет, – также тихо отвечаю я.

– Ты Лиза. Я тебя помню, – со смущенной улыбкой говорит он.

– Я тоже тебя помню. Ты Илья, – улыбаюсь ему в ответ.

– Ты подарила мне Бусю.

– Кого? – не понимаю я.

– Бусю. Медведя, – поясняет мальчик.

– Ах да. Значит, ты назвал его Бусей. Интересное имя для белого медведя, – усмехаюсь я. Наш разговор прерывает Роберт. Он садится в машину и поворачивается к нам. Мило улыбается сыну, снимает с него шапку, лохматит волосы.

– Ты поздоровался с Лизой? – вопросительно выгибает бровь.

– Конечно, поздоровался, – отвечаю я. – Мы прекрасно общались, пока ты нас не прервал.

– Ох, ну извините, что вас прервал, – смеется Роберт. – Можете продолжать, не буду вам мешать, – демонстративно отворачивается от нас. Заводит машину, выезжая на дорогу.

– Что это? – спрашиваю Роберта, указывая на контейнер.

– Это наш обед. А точнее, его часть. Мама наготовила еще много чего вкусного. Но по вашей вине, Елизавета Андреевна, мы не смогли всего попробовать.

– Так я еще и виновата, – хмуря брови, говорю я.

– Конечно, виновата. А могла бы к нам присоединиться. Моя мама очень вкусно готовит. Вы многое потеряли, Елизавета Андреевна, – хищно улыбаясь мне в зеркало, говорит он.

– Ну, извините, – наигранно надуваю губы. Отворачиваюсь к окну.

– Ну нет, Елизавета Андреевна, одним «извините» вы не обойдетесь. Придется вас наказать. – Я сглатываю, поворачиваюсь к мальчику, который с интересом наблюдает за нами. – Ну что, Илья, накажем Лизу за то, что лишила нас бабушкиной еды? – Мальчик хитро хихикает и нерешительно качает головой.