– Я уже понял, что от тебя одной рюмочкой не отделаешься, – хмыкнул Хамелеон, сгребая аж три бутылки. – Пусть программа будет, как и в прошлый раз – коньяк, виски, вино.

Ясен пень, он привел ее сюда похвастаться перед друзьями своей добычей. Пусть хвастается, ей, Крысуле, до фени. Ей не жалко. Представители мужского пола действительно косились на Хамелеона с откровенной завистью. А вот многие женщины с точно тем же выражением смотрели на нее. Видимо, ее мимолетный приятель был у них популярен… мимолетный, конечно, какой же еще?

Впрочем, откровенно негодующих и возмущенных взглядов тоже хватало. Вон, например, корявый и кривобокий мужик за угловым столиком брызгал слюной насчет вконец оборзевших чистоплюев, обнаглевших настолько, что суются они уже не только в привокзальный бар, а даже и в приличные места. Его собеседник энергично кивал и даже хвостом постукивал по столу от возмущения. «Ох, если бы не Хамелеон…» – разглагольствовал корявый.

– Тебя здесь боятся? – со смешком поинтересовалась Крысуля, демонстративно обозрев негодующую компанию.

– Меня здесь уважают! – Хамелеон солидно воздел вверх палец. – А на них не обращай внимания, – тихо добавил он. – Пусть побрюзжат. Это они из ворчливости.

– Я и не обращаю, – громко сказала Крысуля. – Все понятно и естественно. В Периметре придурки не любят мутантов, а у вас придурки не любят чистых.

– А ты? – вдруг повернулся к ним сосед по барной стойке. Парень с длинной крокодильей мордой, коричневая кожаная жилетка которого хорошо сочеталась с бугристыми руками, покрытыми бурой складчатой змеиного вида кожей. Тоже интересный парень. Но Хамелеон лучше.

– А не люблю придурков, – весело сообщила ему Крысуля, и парень хмыкнул. Одобрительно.

Они с Хамелеоном поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, провожаемые полным набором взглядов от возмущенных до откровенно поощрительных. Хамелеон вдруг резко обернулся.

– Я повел тебя через питейный зал не для того, чтобы повыпендриваться перед ребятами… ну, не только для этого. Я хотел, чтобы по Зажарску растрезвонили, что ты – моя подруга. Не смотри так подчеркнуто иронически. Я знаю эту вашу большеземельную поговорку, что ночь, проведенная вместе не повод для знакомства. Я это усвоил, но сейчас я забочусь о тебе.

Интересно, чего он такого обчитался? – рассеянно удивилась Крысуля. – Ну да, если имеешь доступ к нонешней литературе, а реальной большеземельной жизни никогда не видел, то впечатление о ней может сложиться самое… специфическое.

– Ты пойми, если все будут считать, что ты моя подруга, то в Зажарске к тебе не привяжутся какие-нибудь уроды. Хотя даже в этом случае я не рекомендовал бы тебе в одиночку сворачивать с центральной улицы по крайней мере вечером – ты же видишь, как у нас некоторые… многие… относятся к чистым.

– Ты так тревожишься о жизнях своих компатриотов? – улыбнулась Крысуля, играя новеньким пистолет-пулеметом.

– И об этом тоже, – ответил Хамелеон очень серьезно.

Они прошли по коридору, и остановились около одной из обитых темной кожей дверей. Круто. Хотя, что это она… вот уж что в этих широтах не экзотика, так это натуральная кожа.

– Подожди буквально минуту, у меня беспорядок, – быстро сказал Хамелеон и нырнул внутрь. Крысуля прислонилась к стенке и приготовилась ждать. Надо же дать мужику возможность навести в комнате марафет – заправить постель и закинуть куда-нибудь подальше грязные носки. Однако Хамелеон действительно вынырнул почти тотчас же и торжественно пригласил ее внутрь.

Крысуля ахнула. В полумраке комнаты таинственным желтым светом блестели многочисленные огоньки звериных глаз – торшеры, бра и всякие прочие светильники, сделанные из черепов рогатых и зубатых тварей. И всюду шкуры, на полу, на стенах, на кровати. А вон на той стенке скалят хищные пасти злобные головы – охотничьи трофеи.

– Какая красота! – восторженно выдохнула Крысуля. – Настоящая берлога охотника.

– Хочешь, я помогу тебе оформить свою комнату в том же стиле? Мы с тобой будем ходить на охоту. У вас на Большой Земле много чего есть, но такой охоты, как здесь – шалишь. А из нашей добычи мы будем заказывать для тебя светильники, шкуры и прочие разные безделушки. У нас в Зажарске прекрасные мастера. Хочешь?

– Хочу!

Крысуля восторженно прошлась вдоль стены с выставкой охотничьих трофеев. Фамильярно щелкнула по носу рогатую башку степной каракатицы. И вдруг узрела рядок пустых крючков.

– А это для чего?

– На будущее, – быстро ответил Хамелеон, глядя на нее очень честными глазами. Чересчур честными.

– Да? – заинтересовалась Крысуля и подергала один из этих подозрительных объектов. – Крючочки хилые и расположены очень близко друг к другу… Что ты собрался на них вешать, родной? Мышей за хвостики?

– Там видно будет, – отмахнулся Хамелеон. – Что тебе налить, моя прелесть?

– Подожди, дай подумать… Ох!

Крысуля вдруг захохотала. Да так, что, кажется, даже трофейные головы испуганно вздрогнули.

– Я поняла! У тебя тут висели геймерские браслеты, ага? А что, геймерский браслет на стенке, это покруче головы степной каракатицы. Ты охотник на геймеров, радость моя! А браслетики ты снял перед моим приходом, чтобы меня, геймера, не шокировать этим прискорбным фактом своей биографии. Ох, умора!

И она опять затеялась хохотать.

– Кончай ржать! – рассердился Хамелеон. – Никакой с тобой романтики. И лирики тоже никакой. Тебе надо не на свиданья ходить, а работать у долгарей в следственном отделе!

И швырнул в нее подушкой.

Крысуля увернулась, и подушка, надевшись на острый рог степной каракатицы, распоролась по всей длине. По комнате веселыми снежными хлопьями полетели перья.

– С Новым Годом! – радостно заорала Крысуля.

– Что? – не понял Хамелеон. – Ах да, на Новый Год, судя по фильмам, у вас всегда идет снег… Здорово получилось с этой подушкой. С Новым Годом! – торжественно объявил он и разлил вино по большим граненым стаканам. – С новым счастьем.

* * *

-Это хорошо, что ты умеешь водить вертолет, – говорила Крысуля, с удовольствием пялясь на плывущий внизу лес.

– А как бы ты добиралась в Институт, если бы я не умел? – поинтересовался Хамелеон.

– Да уж как-нибудь бы, – отмахнулась Крысуля не отрываясь от занимательного зрелища, – проблемы надлежит решать по мере поступления. Блондинка я, или кто?

Хамелеон посмотрел на нее выразительно, но ничего не сказал. А Крысуля опять уставилась наружу. Лес был чужой, незнакомый, не похожий ни на тайгу, ни на Мшистый Лес из Стрекозиной Локации. Что-то вроде влажных джунглей. А вот низкое хмурое небо все то же – тяжелые свинцово-серые тучи от горизонта до горизонта. Сейчас, кажется, пойдет дождь. Уже пошел.

– Третью населенную локацию вижу, и каждый раз дождливый лес, – прокомментировала она. – Почему? Люди любят лес?

– Люди любят дождь. И лес любит дождь, вот так оно и выходит, – объяснил Хамелеон.

– Люди любят дождь? – недоверчиво хихикнула Крысуля. – Прикалываешься?

– Вовсе нет. Ты не замечала, что Туман бывает только в хорошую погоду?

– Да? – удивилась девушка. Она действительно как-то этот факт упустила.

– Туман и дождь между собой не ладят.

Крысуля по-прежнему пребывала в озадаченности.

– Странно, – протянула она. – Я понимаю, что обыкновенный туман, который из воды, он дождя не любит. Дождь съедает туман. Но я никак не думала, что это касается и нашего зоновского Тумана. Ему-то чем дождь не угодил?

– Вот уж не знаю. Наверное, все туманы в чем-то похожи, – пожал плечами Хамелеон. – Ну так вот, промышлять можно и в сухих локациях. И даже нужно: больше Тумана – больше артов. Но если ты, к примеру, оставил дома семью, тебе спокойнее, если там у них идет дождь. У нас даже принято желать друг другу дождя. Вроде как благополучия.

– А Тумана сталкеры друг другу не желают? В смысле – хорошей добычи? – окончательно развеселилась Крысуля. – А я еду, а я еду за Туманом, – радостно завопила она, – за Туманом и за запахом тайги!

Хамелеон вздрогнул и поспешно выровнял покачнувшийся вертолет. Посмотрел на нее с укоризной. Это да, ей петь рядом с водителем не стоит, так и разбиться недолго.

– Нет, не желают, – ответил он, решив не комментировать вокальные упражнения девушки. – Тумана, знаешь ли, и врагу не пожелаешь.

За интересным разговором Крысуля даже не заметила, как они миновали проход. Джунгли за бортом сменились привычной тайгой. А вот дождь, похоже, увязался за ними. Они приземлились на вертолетную площадку перед институтским КПП, однако, пройти внутрь не было никакой возможности, приходилось мокнуть под мелким упорным дождем. Впрочем, Хамелеон же объяснил, что дождь – друг человека.

А весь персонал был занят до стояния на ушах. Чем занят? В основном тем, что опасливо терся по стеночкам. А через входные шлюзы продирались какие-то дикого облика даже на вид страшно неуклюжие машины, похожие на железнодорожные цистерны, на скорую руку приляпанные к двухзвенным гусеничным шасси, аж целых две штуки. Вокруг суетился народ в костюмах высшей защиты, тщательно тыкал во все окружающее дозиметры, и что-то чем-то дезинфицировал.

Хамелеон и Крысуля прислонились к теплому боку вертолета и предались к одному из увлекательнейших, можно сказать, сакральных занятий – смотреть, как люди работают.

– Придется подождать, – сообщила Крысуля. – Это везут Туман!

У нее это заявление прозвучало как-то до смешного торжественно.

– Профессор Замятин организовал у нас настоящую Туманную камеру для экспериментов. – продолжала излагать она. – Профессор открыл, что Туман аккумулируется в белом песчанике, его поры очень для этого подходят по геометрии, поверхностному натяжению и еще куче всякой всячины. А выделяется он из этих пор под действием тепла, понимаешь? То есть транспортировать белый песчаник нужно замороженным. Замороженным Льдинками до температуры жидкого азота. Ты знаешь, какое это серьезное дело – перевозка Тумана?

– Представь себе, знаю, – усмехнулся Хамелеон. – А вот знаешь ли ты, что профессор первую порцию этого самого Тумана волок пешком в двух мешках, набитых этим самым песчаником и надетых на длинную палку, вроде коромысла?

– Да? Я слышала о нем много занятных историй, но это что-то новенькое. И, извини конечно, явная байка. Как это – Туман в мешках?

– А так. Берется коромысло, делаются крепления на плечо, с защелками, чтобы в случае чего… ну, если кто напал, например… можно было бы быстро и безопасно сбросить с плеч.

– Подожди, не тарахти с такой скоростью. Для достижения азотных температур недостаточно Льдинку просто ударить, как это делают для холодильника. Ее надо разбить! Дело, конечно, нехитрое… если жить надоело. Даже в лаборатории это делается в специальных камерах.

– Ты же сама их разбивала без всяких специальных камер, помнишь? Тогда, в деревне.

– Ну-у… Правила техники безопасности в мирной жизни и во время военных действий различаются. Хотя ты прав. Абсолютно прав! Жизнь не зря зовут борьбой и тэ-дэ! Долой клише и предрассудки. Правильно Филин говорит, что профессор герой. И как же он это проделывал? Ну, излагай!

Да… У Хамелеона вдруг возникло насквозь дурацкое ощущение, что он учит ребенка какому-то непотребству. Ребенка?! Этот ребенок его самого может кое-чему научить! Да не о том речь… непотребство, оно бывает разное… Ох, что-то он совсем запутался.

– Что замолк? Говори давай, – поторопила девчонка.

– На все есть приемы. – сказал Хамелеон. А куда теперь денешься, придется рассказывать, раз уж начал. – Берутся две лопаты с длинным черенком, на одну кладется Льдинка, а второй по ней – шарах!

– Осколки разлетятся, и не завидую я тому, в кого они попадут.

– Если накрыть тряпкой, то не разлетятся.

– А потом? Эту тряпку уже не снимешь.

– И не надо. Вместе с тряпкой – в мешок. Вот тебе и азотные температуры в полевых условиях.

Вот ведь глазищи у человека… это уже не блюдца, это – две сковородки. Очень забавно наблюдать ее в ипостаси восторженной девочки. Странные все-таки люди живут на Большой Земле. А вообще… зря он затеялся рассказывать ей эту историю.

– Круто! Нагреб он, стало быть, протуманенного песчаника в мешки, напихал битых льдинок и понес. Если Туман разморозится и из мешка вылезет – смерть. Если до промороженного мешка случайно дотронешься – получится из тебя красивая ледяная статуя. – задумчиво произнесла она. – Да! Профессор – он настоящий ученый.

– Я вовсе не говорю, что надо надменно плевать на правила техники безопасности, – запоздало начал объяснять Хамелеон

– Не будь занудой. А этот песчаник, из которого состоят Белые Горы… интереснейшая штука, ага?

– Да. Лещ говорит, что это осколки скорлупы Великого Мирового Яйца. Ты знаешь об этой легенде?

– Представь себе, знаю, – в тон ему ответила Крысуля. – В смысле, легенду о Мировом Яйце. Так что там насчет скорлупы?

– На ней остались капли священной жидкости, постоянно рождающие новые локации.

– В районе Белых Гор и сейчас идут процессы мирообразования? И на чем основана эта… э-э… версия?

– В районах Белых Гор – кстати, они не одни такие, в других местах тоже встречаются – так вот, в этих районах постоянно открываются новые проходы. Иногда в такие места, которых не то что никто не видел, а даже в легендах и сказках ничего подобного не говорится.

– Возможно, это просто мерцающие проходы с очень большим периодом. Впрочем, я должна рассказать профессору об этой гипотезе. Уж он-то разберется.

Да, он-то разберется. Великий профессор Замятин. Кстати, не переборщил ли он, Хамелеон, с восхвалением профессорских подвигов? Профессор то, профессор сё, профессор героический герой из героев. А он, Хамелеон, как ни крути, мутант. А она чистая. И профессор тоже чистый, хоть и старше ее лет на тридцать.

– Ты хорошо относишься к профессору? – поинтересовался он.

– Разумеется.

– А насколько хорошо?

– Ах, вот ты о чем, – рассмеялась она. – Ты, как я уяснила, поклонник наших большеземельных фильмов. Там часто показывают Статую Свободы. Видел ее?

– Да.

– Красивая?

– Конечно.

– Ты мог бы в нее влюбиться?

– Что?! – Хамелеон даже закашлялся.

– Не мог бы, ага? А женщина не может влюбиться в Медного Всадника, потому что она человек, а он монумент. А мышь – в слона, это смешно и нелепо. Все осознал?

– Да, – повеселел Хамелеон. – По-моему, мы с тобою одного калибра?

– Примерно так.

– И?

– И ничего, – фыркнула она. – Влюбляться во всех, кто подходит мне по размеру – никакого здоровья не хватит.

Девушки, они сложные. Может быть, не стоит Хамелеону рассказывать ей о некоторых своих жизненных обстоятельствах? Еще сочтет его слишком серьезным. Хотя, это все глупости. Такая ерунда вряд ли имеет для нее значение.

– Лера! – заорали вдруг сзади.

Пока они трепались на разные занимательные темы, дрымбы с Туманом проехали и КПП, оказывается, был уже свободен. И от него чуть ли не вприпрыжку бежал какой-то парень.

– Лера! Куда ты запропастилась? – гневно вопросил он, нарочито игнорируя Хамелеона. – По всему Институту тебя ищу.

– Что-то стряслось?

– Да, стряслось! Тебя хочет видеть Виктор Васильевич. А он, между прочим, ждать не любит.

– Надо же, страх какой, – Крысуля с подчеркнутым ужасом округлила глаза и похлопала ресницами. – Кстати, я вас не познакомила, ребята. Хамелеон, это Володя Сноб из лаборатории энергетики. Володя, это мой друг Хамелеон, он из Зажарска.

– Привет, Сноб, – широко улыбнулся Хамелеон.

Парень скривил губы. Похоже, не любил он своего прозвища. Наверняка у него на этот случай была заготовлена реприза про грубых и некультурных товарищей, неспособных оценить его тонкую натуру и потому назначивших ему такое имя. Заготовлена-то заготовлена, но объяснять что-то мутанту тоже не подобало. Вот и приходилось терпеливо слушать, как мутант называет тебя снобом. Да, дурацкая ситуация, ничего не скажешь.

– Вижу, что из Зажарска, – сухо сказал он, опять обращаясь к Крысуле. – Ты что, не поняла? Тебя ждет Виктор Васильевич.

Крысуля хмыкнула.

– Пока, радость моя, до встречи, – сказала она Хамелеону, с нарочитой медлительностью погладив его по щеке. Володина морда вдруг сделалась такой же постной, как у Леща во время бесед на религиозные темы.

Вот и пойми, действительно он, Хамелеон, нравится девушке, или она просто любит дразнить публику.

– До свиданья, дорогая. Бывай, Сноб, – Хамелеон широко взмахнул языком в приветственном жесте.

Физиономия Володи от этого зрелища окончательно перекосилась.

– Кстати, ты тоже заходи как-нибудь ко мне в гости, – вдруг заявила девушка. – Только свяжись предварительно, а то мало-ли. Второй корпус общежития, комната 301. Найдешь. А нет, так спросишь. Язык-то у тебя есть?

– Язык-то у него уж точно есть. Что да, то да. Заметный, – пробурчал Володя себе под нос.

– Не получится, дорогая. Меня просто не пустят.

– Ах да, ты же не пройдешь через КПП. Да, наш КПП, это нечто – мы вроде как режимное предприятие. Ничего, я как-нибудь раздобуду для тебя пропуск.

– Мне его не выпишут, моя прелесть. У вас там нашего брата многие не слишком жалуют. Обзывают мутантами и боятся заразиться. Трепещут нежными частями тела, можно сказать.

– Да? Это нечестно, меня же к вам пускают. Ну ничего, я что-нибудь придумаю. Потом. А теперь я пошла. Предстану пред светлые очи его сиятельства рукамиводительства… ой, в смысле руководства.

* * *

Медная табличка на двери, обшитой не пошлой натуральной кожей, а настоящим подлинным клеенчатым дерматином – где только взяли?.. не иначе у перекупщиков за большие артефакты – завитушливо возвещала всем заинтересованным лицам, что за оной дверью изволит не покладая рук трудиться на ниве руководства лентяями, разгильдяями, безответственными мечтателями и прочим несерьезным яйцеголовым народом Исполняющий Обязанности директора Института.

Приемная, если честно, несколько подкачала. Нет, поначалу в далекие сталинские времена она, конечно, была вполне себе. Наверное. Массивный секретарский стол, массивные же стулья, сделанные на века и сохранившиеся с тогдашних основательных времен. И даже притулившийся в углу маленький столик с пыльным графином, уже не одно десятилетие не видевшим воды, когда-то наверняка выглядел щеголеватым. Но сейчас все это смотрелось даже не потрепано, а как-то убого. Все вокруг – стол, стулья и даже стены были свежепокрашены в ядовито красный цвет, причем как на массивных спинках стульев, так и на стенах можно было отчетливо различить следы малярных кистей.

Секретарша оглядела Крысулю с ног до головы нехорошим взглядом и поджала губы.

– Новенькая? Виктор Васильевич вас ждут. Уже давно.

– Ах, вот как? – Крысуля округлила глаза и в свою очередь старательно обозрела секретаршу и сказала, не трогаясь, впрочем, с места. – Я спешу. Изо всех сил.

Секретарша надулась и приняла предельно надменный и неприступный вид.

И почему секретарши ее не любят? На ее памяти только одна представительница этого вредоносного племени относилась к ней хорошо и даже по-матерински – их престарелая факультетская Ольга Михайловна, которая звала ее деточкой и всячески защищала перед суровым факультетским руководством, совершенно не желавшим понимать шуток.

Крысуля сбросила с плеча свой новенький пистолет-пулемет и плюхнула его на стол перед секретаршей. Та вздрогнула и отшатнулась.

– Присмотрите за ним, э бьен? А то уж очень нон шарман па выходит – в кабинет к начальнику и с таким – ды-ды-ды отбойным молотком. Зер шлехт получается и вообще вери бэд.

Секретарша молча хлопала глазами, а потом осторожненько, пальчиком начала отворачивать ствол в сторону от себя. Крысуля развеселилась.

– Я думала, что зоновские женщины все как одна горящую избу на скаку остановят. А тут такой оранжерейный цветочек, какая прелесть. Ну так бы и сорвала. И в вазочку. В водичку с аспирином для долгого счастливого услаждения начальственных глаз.

Крысуля мило улыбнулась и потянула на себя дверь в кабинет.

Кабинет был огромен и девственно пуст. Стол, за которым восседало начальство, был тоже огромен и тоже девственно пуст, если не считать портативной рации, старинного чернильного прибора и выключенного компьютера. Само же начальство было седовласо, импозантно и нахмурено. Причем, брюзгливо нахмурено. Крысуля тотчас отметила про себя, что уже имела счастье лицезреть гражданина Исполняющего Обязанности среди людей, благословлявших субботниковцев на подвиг во имя науки.

– Мне сказали, что Вы хотите меня видеть. Я аспирантка Воронцова.

– Значит, это вы и есть та самая, которая Крысуля… как же, как же, наслышан. Много о Вас рассказывают… всякого… и по большей части не слишком приличное… анекдоты, можно сказать. Вы в курсе?

– Да, – вежливо ответила ему Крысуля.

– И как Вы себя чувствуете в роли персонажа анекдотов? Комфортно?

– Вполне, – ответила она еще вежливее.

Высокое рукамиводительство пожевало губами.

– Крысуля… Странное, я бы сказал, прозвище для юной и внешне довольно привлекательной девушки… Оно отражает некие Ваши э-э… естественности, или просто так, самовыражение, и претензии?

Крысуля картинно пожала плечами и изобразила на лице рассеянное недоумение.

– А что? Вполне себе клевый ник. Прикольный.

Не объяснять же бестолковому, что никакого «или» (в смысле, противопоставления) в его словах вовсе не наблюдается. На свете достаточно людей, для которых «выпендреж и претензии» как раз и являются самыми что ни на есть «естественностями».

Виктор Васильевич между тем с отвращением скривился, на лице имея выражение крайней брезгливости.

– Ник… клево… прикольно… – он вздохнул. – Надеюсь, Замятин знает, что делает, хотя… Я в курсе той очаровательной истории, что Вы ему преподнесли.

– Ах, вот как? – Крысуля с видом крайнего простодушия пожала плечами: и рада бы, мол, рассказать хорошим людям что-нибудь другое, поприличнее звучащее… замнем, для ясности, чьим ушам… да что ж делать? Отношения с новым начальством с самого начала складываться нормально не желали.

– И что? – сказала она, опять похлопав глазами. – Мне сделать выводы? Какие?

Некоторое время они мерились взглядами. Виктор Васильевич глядел на нее подчеркнуто брюзгливо, брезгливо и недовольно, Крысуля же отвечала ему незамутненно-безмятежным взглядом патентованной блондинки.

– Чем Вы будете заниматься? – вопросил он наконец.

– Представления не имею, – с наслаждением выговорила Крысуля.

– Тему Вы, стало быть, еще не получили. Осваиваетесь, значит.

– Так точно!

– Но алкоголические эксцессы все-таки учинить уже успели… Ваше счастье, что при этом присутствовали Замятин и Филин. Но зарубите себе на носу, впредь я Вам этого настоятельно не рекомендую. – Виктор Васильевич лязгнул челюстями.

– Слушаюсь! – гаркнула Крысуля, с усердием выкатив глаза.

Виктор Васильевич вздохнул. Виктор Васильевич глубокомысленно покивал головой. Виктор Васильевич пожал плечами и мановением руки показал новоиспеченной аспирантке на дверь.

– Я могу выйти вон? – И Крысуля сделала достаточно убедительный книксен. Точнее, он был бы таковым при наличии на девушке юбки. За неимением означенного предмета туалета, она, присев, прихватила пальцами штанины, и приподняла их примерно таким жестом, как люди садясь поддергивают брюки на коленях. Зрелище получилось комичное и насквозь предосудительное.

– До свидания, гражданин Исполняющий, – сказала она очень вежливо и вышла из кабинета, тихонечко затворив за собою дверь. После чего оба они – правда, так и не услышав друг друга – явственно и совершенно одинаково выругались. Разница была только в окончании слова. Его окончание давало понять, что оная нелицеприятная характеристика относится к особе женского, ее – мужского пола.

Секретарша охнула и в ужасе зажмурилась.

* * *

– По-твоему, профессор совсем идиот? – гневно вопросил Филин.

– По-моему, он герой, – ответила Крысуля. В ее голосе даже какая-то озадаченность прозвучала. Как, мол, можно сомневаться в таких очевидностях?

– То, как ты это описываешь, это не героизм. Это глупость! У него все было продумано. Заранее устроены схроны с Льдинками по всему протяжению пути. И так расположены, чтобы приходить как раз к вечеру. И ночевать там же: во-первых, человеку надо спать, во-вторых, не переться же ночью по Зоне с этим чертовым коромыслом. Кстати, это коромысло было очень даже сложной и продуманной конструкцией – не только защелки, но и система распорок, чтобы при падении мешки не ударились и содержимое не разлетелось. Все было рассчитано и все под контролем.

Филин перевел дух. Тьфу! Так бы и дал самому себе по морде. Как же, под контролем… Тогда он чуть не убил милого друга и старшего товарища за эту выходку. Авантюрист хренов. Своей жизни не жаль, так сообрази, что на тебя смотрит молодежь. И, как это ни пошло звучит, так и норовит взять с тебя пример. Хотя бы, вот на эту дуру посмотреть. Если для кого-то это просто тема для бурного восхищения, то для башкой ушибленной блондинистой идиотки – однозначное руководство к действию.

Филин застал развеселую молодежную компанию в институтской столовой за обсуждением одной из бесконечных выходок Шефа, любую из которых можно, конечно, называть подвигом, а можно и безответственной авантюрой. Дело вкуса. Он подсел в тщетной попытке вправить мозги. Какое там. Наличествовал эмоциональный подъем, который и черт не поймет, чем перешибить.

– Все рассчитано? – с сомнением переспросила дурная блондинка, – А, кстати, как он определял, когда нужно подсыпать новую порцию битых льдинок? Это тоже был результат точного расчета? А насчет схронов – что один человек спрятал, то другой завсегда спереть может.

– Какой там расчет, – встрял вдруг Димка, верный последователь профессора, нагло считающий себя кем-то вроде его боевого товарища. – Это и сейчас трудно было бы рассчитать, а уж тогда…

Только его, придурка, тут не хватало. Всю воспитательную работу портит. Был бы свой, из огневиков, так дал бы сейчас какое-нибудь задание и взашей отправил работать.

– Ты Филина не слушай, – заявил Димка – Слушай меня.

Филин аж обалдел от такой наглости. Видимо, его взгляд был очень выразительным, так что Димка поспешно затараторил:

– Я не к тому. Просто он же не туманолог, откуда ему знать конкретику. Да!.. Так вот. Какое тут, к черту, «все под контролем». Сама прикинь – и сила удара лопатой контролю не поддается, и поведение Тумана в песчанике в условиях тряски совершенно не было изучено. Короче, если мешок курится от холода, то порядок, кончает – надо досыпать. – вдохновенно излагал Димка, выпятив тощую грудь. Его переполняла гордость за своего драгоценного шефа и научного руководителя.

Так бы и врезал кулаком по харе. Но не при девчонке же, она точно воспримет его, Филиново, вмешательство как однозначное доказательство Димкиной правоты.

– А дальше было вообще тушите свет, – вдохновенно вещал Димка. – Приходит, значит, профессор к месту последнего схрона, а его и нету. Кто-то нашел и упер, представляешь?

– А у него не было никакого НЗ на такой случай?

– Был. Но он его на собак истратил. Навалилась целая стая, так он по ним битыми Льдинками – шварк. Разбегались с визгом, которые уцелели.

– Здорово! – восхитилась придурочная девчонка. – Это ж надо – Льдинками по собакам. Профессор – он креативный.

– Ну так вот. Выхожу я за КПП сам уже не помню за каким делом, и вдруг… – Димка сделал паузу в своей пафосной речи, полюбовался растопыренными глазами собеседницы и продолжал. – Бежит навстречу профессор. С этим самым коромыслом.

– Что, реально бегом? А если бы споткнулся и упал? Распорки распорками, но…

– А что делать, если мешки уже вот-вот начнут оттаивать? Бежит, значит, и орет: « Льдинки тащи, идиот! Быстро!!!»

– И что?!

Мы еще развернуться не успели, а навстречу летят Филин с Витькой Корневым, в руках у них авоськи – ну, знаешь, сумки такие из веревочных сеток, а в авоськах Льдинки, безо всякой защиты, без прокладок, навалом. Филин еще ничего, а Витька – рот шире варежки, очки запотевшие на нос съехали, морда красная… Но, все путем. Успели.

– У Шефа что, рации не было вас заранее вызвать? – удивилась Крысуля.

Ну надо же, и у нее бывают хотя бы относительные проблески рассудка, – удивился в свою очередь Филин.

– Была, конечно. Но она же тяжелая, как зараза. Профессор ее еще в Белых Горах выбросил, хотел набрать побольше Тумана.

– Оч-чень правильное решение, – восхитилась девчонка.

Насчет проблесков разума он, Филин, пожалуй, погорячился. Пора с этим безобразием заканчивать.

– Ты, чем всякую ерунду болтать, лучше скажи, когда, наконец, определишься с темой работы, – строго спросил он у непутевой подопечной. Подопечной? А куда деваться, умеет Шеф навязать тяжелую и неприятную работу. Пользуется его, Филиновой, дурной и непоследовательной натурой.

– Никак не получается, – произнесла девчонка с огорченностью.

Играет, или действительно чувствует себя виноватой? Хотя, что это он. Вот на что она точно не способна, так на сложную и продуманную игру. Одно слово, дура.

– Ну никак. Глаза разбегаются. И к туманологам хочется, и к исследователям пси-феномена, и к гравитационщикам, и к тебе, и …

– А я тебя, между прочим, к себе не приглашал, – сварливо сказал Филин. – У нас не детский сад.

Ох, сейчас эти придурки опять собьют разговор, затеявшись доказывать, что и у них не детский сад. Самый такой-разэтакий что ни на есть аж никак не детский сад.

Не, не начнут. Они с подопечной, оказывается, уже одни. В отличие от Шефовых подвигов, новая тема разговора никого из ребят не привлекала.

– Вот! – неожиданно обрадовалась девчонка. – Как же я определюсь с темой, если не берут?

– Не болтай глупостей. Одно слово – блондинка! Примерила «индифферентную» кофточку, и сразу хочется стащить и одеть новую?

– Я бы их все сразу одела, но вместе никак не налезают, – засмеялась блондинка. – Нет, серьезно, хоть разорвись!

Она уже опять скалилась от уха до уха, и все чувство вины куда-то оперативно испарилось. Может, действительно, взять дуреху себе? Исследование огненных аномалий – дело, конечно, серьезное и опасное. И никак не подходящее для этого дитятка. Но в этом случае она хотя бы будет под его, Филиновым, присмотром.

Но и работенка на него тогда свалится та еще. Сам себе начинаешь сочувствовать и соболезновать.

Нет-нет-нет! Ничего не надо делать сгоряча. Надо будет все это хорошо обдумать. Серьезно, спокойно и взвешено.

* * *

– Ты охренел, Шеф! – пароходным гудком взревел Коля Филин, ворвавшись в замятинский кабинет.

– Что случилось, Коля? – спросил тот с некоторым оттенком озадаченности. Коля Бульдозер, конечно, человек темпераментный… но накал эмоций даже для него был великоват.

– Ты охренел! Что ты себе?.. что себе она?..

– Что-то с девочкой? – обеспокоился профессор.

– Совсем-таки ничего! Пустяки. Подумаешь, пристрелила четырех долговцев. Всего-то делов!