Дни сменялись один за другим. А пану Тадеушу лучше не становилось. Кольке даже казалось, что ему наоборот с каждым новым днем становится только хуже. Он все чаще кашлял. И все меньше бывал на улице. Он больше не варил варенье. А ягода на его участке спела и портилась. Разговоры становились редкими и недолгими.

Колька приходил каждый день. Приносил воду и еду. Иногда читал вслух статьи из подаренного им же журнала. Теперь слушал не Колька. Теперь пан Тадеуш весь превратился в слух. Он слушал Колькины истории из школы, статьи, новости по радио. Сам говорил неохотно. Казалось, это давалось ему с трудом. Его донимал кашель. Особенно утрами.

Однажды утром Колька выбежал на улицу с пирогом и компотом в руках, чтобы угостить пана Тадеуша, и увидел белую машину с красным крестом у дома соседа. За рулем сидел коротко стриженный усатый мужчина. Молодая девушка в белом халате закрывала за собой дверцу. Спустя мгновение машина загудела и тронулась. «Скорая» ехала небыстро, будто и не слишком торопилась.

Мальчик испугался и помчался к дому пана Тадеуша. Подбежав к двери, он обнаружил, что она заперта снаружи. И это показалось ему странным. Ведь пан Тадеуш никогда не запирал дверь на ключ. Даже когда ездил в город на рынок, он оставлял ее открытой. Колька прижался ладошками к окну, посмотрел в него. В маленькой комнате никого не было. Он подошел к другому окошку, которое было приоткрытым, и заглянул в него – никого. Сердце прыгало туда-сюда, будто случилось что-то страшное или вот-вот случится.

Колька прибежал домой и рассказал бабушке с дедушкой, что только что врачи забрали пана Тадеуша.

– Стало быть, совсем ему плохо, – дедушка почесал затылок и нахмурил пушистые брови.

– Где тут больница? – спросил Колька, – надо найти его.

– Так, – бабушка подняла указательный палец вверх, – Коля, если пана Тадеуша увезла «Скорая», значит, ему окажут помощь и после выздоровления он вернется домой. Не стоит так волноваться.

– Да что же ты такое говоришь, Полина! – вскрикнул дедушка, – идем, Колька, – он махнул в сторону машины, – больница у нас тут одна. В городе. Туда его и увезли.

Дедушкина машина и на сей раз не захотела заводиться с первого раза, но он поковырялся в капоте и быстро ее починил. Они ехали по проселочной дороге, открыв окна. Пыль ложилась на влажную от пота кожу и скрипела на зубах, но закрывать окна не хотелось. Слишком душный и жаркий сегодня был день.

– Нельзя! – в который раз проворчала полная женщина в белом халате и резиновых шлепанцах, когда дедушка снова попросил пустить их в палату, куда положили пана Тадеуша.

Врач рассказала о его самочувствии и сообщила, что состояние больного вызывает у нее опасения.

– Ему нужен покой, понимаете? – добавила она, – а о каком покое можно говорить, если вы сейчас появитесь в палате?

– Он будет рад нас видеть, – вмешался Колька.

– Радость – не есть покой. Езжайте домой.

Дедушка похлопал Кольку по плечу. Мальчик понял, что спорить бесполезно и поплелся вслед за дедушкой к выходу.

– Он ведь поправится? – спросил он, обернувшись.

Но врач ничего не ответила. Она посмотрела на Кольку, взяла со стойки регистрации какие-то бумаги и пошла по длинному больничному коридору, шаркая тапками.

Глава 11

– Видно, совсем он плох, – вздохнул дедушка, когда Колька подошел к кухне.

Мальчик остановился и прислушался.

– Он давно жаловался на сердце, – грустно произнесла бабушка.

Колька впервые слышал в бабушкином голосе сочувствие и теплоту к соседу. Ему казалось, что она его недолюбливает и сторонится, как и многие другие в Хуторках.

– Наверное, пришла пора… – снова вздохнул дедушка.

– Пора чего? – влетел в кухню Колька.

Дедушка опустил голову и заковырялся вилкой в яичнице. Бабушка поджала губы, села за стол и кивнула Кольке, чтобы тот тоже садился завтракать. Мальчик еще немного постоял в проеме, надеясь услышать ответ на свой вопрос, но его не последовало. Впрочем, он и сам знал, о чем говорил дедушка.

Яичница казалась невкусной, чай горьким, а солнечное утро самым пасмурным из всех утр, которые приходилось встречать Кольке.

– Мы поедем сегодня в больницу? – спросил Колька, отодвинув остывший чай.

– Не думаю, что это хорошая идея, – ответил дедушка.

– Но почему?

Дедушка прикрыл рот рукой, потер подбородок и посмотрел на внука.

– Нас все равно не пустят к нему, – сказал он и продолжил есть.

– Но мы хотя бы сможем узнать, как он сегодня себя чувствует, – настаивал мальчик.

– Нам обязательно сообщат, если… – бабушка осеклась и тут же поправила себя, – если ему станет лучше или хуже. У пана Тадеуша нет никого.

– У него есть мы, – сказал Колька.

– Поэтому нам и сообщат, – сказала бабушка и начала собирать посуду, звонко складывая ее в раковину.

– Может, все-таки мы поедем? – с надеждой спросил мальчик.

– Нет! – строго ответила бабушка, – Коля, мы не поедем. Мы ничем ему не поможем.

– Ну, и ладно, – крикнул Колька и побежал наверх.

Он закрылся в своей комнате и плакал, уткнувшись в подушку. Ему было жаль пана Тадеуша и обидно, что бабушка не понимала его, а дедушка слушался ее. Ему хотелось увидеть друга, поговорить с ним и сказать, с каким нетерпением он ждет его возвращения.

Колька вскочил с кровати, подбежал к шкафу и достал рюкзак. Он вытащил из него все ненужное: карандаши, ручки, пару тетрадок. Закинул рюкзак на спину и сбежал по лестнице вниз, направляясь к входной двери.

– Куда ты? – забеспокоилась бабушка и выбежала в прихожую.

Колька натянул кеды, завязал запылившиеся шнурки и открыл дверь.

– На озеро, – ответил мальчик и выдавил улыбку, чтобы бабушка поверила.

– На озеро? – удивилась она.

– Пока пан Тадеуш в больнице, хочу сделать ему подарок.

Бабушка непонимающе посмотрела на Кольку.

– Пособираю коряг и сделаю ему свой маяк, почти такой же, как он подарил мне, – пояснил мальчик.

Бабушка улыбнулась, но улыбка эта была совсем не радостной. Однако, Кольку это мало беспокоило. Главное, чтобы его обман сработал.

– Хорошо, – сказала бабушка, – только ненадолго.

– Скоро вернусь, – пообещал Колька, поцеловал бабушку в мягкую щеку и вышел на улицу.

Он перешел через дорогу, скрылся в рощице, за которой находилось то самое озеро, прошел немного и вышел с другой стороны. Аккурат у дома пана Тадеуша. Он не решился войти через калитку, боясь, что бабушка заметит. И обошел дом. Колька лихо перелез через забор и подошел к открытому окну. Как же хорошо, что его не заперли, как дверь.

Мальчик снял рюкзак и положил его на траву. Он толкнул окошко, чтобы открыть его шире, но оно не поддавалось. Колька просунул руку внутрь дома и нащупал крючок, который не давал окну распахнуться. Он откинул крючок и снова толкнул окошко. Наконец, путь был открыт. Колька выдохнул. Сердце его колотилось, будто он совершает какое-то страшное преступление.

Он перебросил рюкзак через окно, а потом залез сам. В доме было душно. Тяжелый воздух давил на грудь. Дышать было тяжело и хотелось поскорее выйти на улицу. Но у Кольки была цель. Он спустился вниз по лестнице, ведущей в погреб. Включил там свет и протянул руки к памятной баночке. К Касиному подарку.

Сердце забилось еще быстрее. Колька покрутил банку перед самыми глазами: сухие травы, цветы, ягоды и ленточка выцветшего красного цвета. Все то же самое, что и было здесь, когда он впервые увидел эту банку. Мальчик засунул подарок любимой пана Тадеуша в рюкзак и подошел к велосипеду. По виду его было видно, что последний раз на нем ездили много лет назад. Колька проверил спицы – целы. Потом покрутил руль. Он жалобно проскрипел, словно простонали.

Мальчик покатил велосипед к лестнице. Колеса сначала отказывались крутиться, но Колька заставил их выполнять свою функцию. Велик оказался тяжелым, грязным и неудобным. Кое-как Колька выкатил его наверх. Оставалось спустить его через окно на улицу. Для этого пришлось отодвинуть тяжеленный диван на середину комнаты. Тяжелый, но хрупкий велосипед, мальчик перевалил через окно с большим трудом. Сначала он закинул на подоконник переднюю часть, затем заднюю.

Велосипед упал на землю, грохотнул и скрипнул. Колька притих. Только бы никто не услышал шум и не прибежал сюда. Иначе его план треснул бы по швам и все пропало. Не хватало еще чтобы люди подумали, будто он решил украсть допотопный велосипед у старого больного Тадеуша. А если еще и бабушка узнает, то Кольке точно не поздоровится!

Убедившись, что никто ничего не услышал, Колька перепрыгнул через подоконник и выкатил велосипед на дорогу. Он посмотрел на дом бабушки и дедушки. Их не было видно. Они и не собирались сегодня работать на грядках. И Колька это знал наверняка. Ведь каждое воскресенье они устраивали себе выходной от любых дел и занимались только тем, что им приносило удовольствие: вязание и кроссворды.

Мальчик залез на твердое и неудобное сиденье, обшарпанное и потрескавшееся за столько лет, и стал интенсивно крутить педали. Сначала они проворачивались с трудом. Велосипед то и дело норовил свернуть в какой-нибудь ухаб. Но Колька справлялся. Он мчался по пыльной дороге в город, не замечая ничего вокруг. Он крутил педали, сверкая острыми угловатыми коленками на фоне сочной зелени высокого леса. Неровная дорога, казалось, стала еще ухабистее, чем обычно. Велосипед подпрыгивал. Иногда слетала цепь. И Кольке приходилось ее крепить. Хорошо, что папа показал ему однажды, как это делается. Благодаря этому мальчик справлялся куда быстрее, чем если бы это делал кто-то из его одноклассников, большинство из которых предпочли деревенскому лету городскую суету и компьютерные игры.

До города ехать недолго, если на машине. А вот на велосипеде Кольке пришлось потратить не один час. Дорога совсем не подходила для ржавого транспорта. Да и сам транспорт оставлял желать лучшего. То цепь спадет, то педали прокрутятся, а колеса останутся на месте. Руль порой вело в сторону и мальчику приходилось выравнивать его, чтобы не упасть.

Наконец, вдалеке замелькали бордовые крыши и кирпичные здания. Кольке повезло, что больница находилась в начале города. И ехать в центр по дорогам не пришлось. Он припарковал велосипед у крыльца и зашел внутрь. Прохлада и тишина обрушились на него столь внезапно, что Колька даже подумал, не напутал ли он чего и не открыл ли другую дверь. Но тут из-за стойки регистрации появилась кудрявая голова женщины средних лет. Белый халат привел Кольку в чувства. Да, это все та же больница. Просто сегодня воскресенье. Люди по выходным, видимо, предпочитают не болеть. А, быть может, сегодня не приемный день.

– Чего тебе, мальчик? – спросила регистраторша, щуря один глаз.

– Я… можно мне… – заикался Колька, – могу я увидеть пана Тадеуша?

– Какого еще пана? – не поняла женщина, – фамилия есть у него?

– Его вчера доставили к вам, – пояснил Колька.

Регистраторша вышла из-за стойки и подошла ближе к Кольке. От нее вкусно пахло сиренью и ванилью. Впрочем, ванилью пахли, скорее, булочки, лежавшие на полке с картами больных.

– Не было меня вчера здесь, – сказал она, – так фамилия-то у него есть? У этого пана твоего?

– Я… я не знаю его фамилии, – растерянно ответил мальчик.

Как странно, подумал он, почему он за все время не поинтересовался, какая фамилия и отчество у пана Тадеуша? Знал ли вообще кто-нибудь в Хуторках эту информацию? Все его так и называли всегда – пан Тадеуш. Не какой-нибудь Тадеуш Викторович, к примеру, а просто пан. Пан Тадеуш.

– Ааа, а это наш вчерашний друг, – протянул вчерашний врач, – а где твой дедушка?

– Он сейчас придет, – соврал Колька, – отошел в магазин. За водой. Можно мне к пану Тадеушу?

Врач покачала головой.

– Нет. Боюсь, тебе придется уйти.

– Но я должен навестить его! Я должен его увидеть! – возразил Колька, – это очень важно, понимаете?

– Ступай к дедушке, – сказала врач, – в четвертую никого не пускать, – теперь она обратилась к регистраторше и быстро ушла, скрывшись за углом.

На глазах Кольки набрались слезы. Неужели он и сегодня не увидит своего друга? Разве можно так поступать? Он ведь наверняка обрадовался бы его визиту. Мальчик посмотрел на регистраторшу, опустил голову и побрел к выходу. Он протянул руку к двери, когда почувствовал на плече теплую женскую руку.

– Идем, – сказала регистраторша, оглядываясь по сторонам.

И Колька поспешил за ней.

На белой двери болталась на одном саморезе цифра четыре. Регистраторша еще раз огляделась.

– Пять минут, – она подняла указательный палец вверх, – не больше.

Колька кивнул и мигом влетел в палату. Пан Тадеуш лежал на кровати. Он был в сознании. Но выглядел очень болезненно. Скулы его впали, кожа стала синюшного оттенка, глаза ввалились и стали мутными. Он дышал громко и хрипло. Колька слышал, как входил и выходил из его легких воздух. От жизнерадостного моряка не осталось и следа. Теперь перед Колькой предстал больной измученный жизнью старик.

– Николай Петрович, – с трудом прошептал он, – рад. Рад тебя видеть, – он похлопал по кровати, приглашая Кольку присесть.

– Я взял ваш велосипед, чтобы добраться, – зачем-то сообщил мальчик.

Пан Тадеуш улыбнулся.

– Клубника уже вся созрела, – тихо произнес Колька, прекрасно понимая, что нет пану Тадеушу никакого дела до клубники и варенья.

– Ну, вот и все, – улыбнулся бывший моряк и на мгновение прикрыл глаза.

– Не говорите так, – прошептал Колька.

Пан Тадеуш похлопал его по запястью.

– Пришло мое время, Николай Петрович.

Колька замотал головой, но пан Тадеуш не дал ему ничего сказать.

– У всех оно свое. Это лето за многие годы стало для меня самым счастливым, – пан Тадеуш в который раз улыбнулся.

– Не знаю, что сказать, – проговорил Колька.

– Тот, кто молчит, говорит больше, чем говорящий, – ответил поляк и выдохнул, – мое второе счастливое лето…

– Я привез и первое, – улыбнулся Колька и вытер скатившуюся горячую слезу.

Мальчик достал из рюкзака Касин подарок и протянул его пану Тадеушу. Мужчина заплакал, сжимая в руке стеклянную банку.

– Пришло время ее открыть, – сказал Колька.

Дверь распахнулась и в палате показалась регистраторша.

– Пора уходить, – сказала она тихонько.

– Еще минуту, – попросил мальчик.

– Не могу, – она поджала губы.

Колька приобнял пана Тадеуша и покинул палату. Регистраторша закрыла дверь, и цифра четыре, висевшая на ней, звонко брякнула, отвалившись и упав на пол.

– Плохой знак, – с горечью в голосе сказала она и подняла четверку.

– Спасибо, – сказал Колька и вышел на улицу.

Солнце пекло. Дул ветерок, но он ничуть не добавлял прохлады в это воскресное утро. Даже наоборот – он был настолько жарким, горячим, что обжигал лицо. Грудь и без того сдавило, а тут еще и этот тяжелый воздух, от которого так хотелось скрыться где-нибудь в тени, но надо было возвращаться домой. Колька сел на велосипед и поехал по знакомой дороге, ведущей прямиком в Хуторки.