Глава 5
Тополиный пух и что из него получается
в которой малыш Ян убеждает, что все под контролем
Белый пух, с коричневыми твёрдыми чешуйками, прибитый к земле и гонимый по ней разгульным ветром, скатывался в желтовато – серые шары, блуждающие в пыли и находящие себе укрытия около лавок и бордюров. Тополя веселились. Обласканные солнцем, они спешили насладиться им и запомниться всякому до наступления следующего неизвестного на погоду лета.
И кабинет вскоре наполнился пухом. Завоевав бульвары и сады, он доставлял радость детям, делая жизнь аллергиков невыносимой. Первые играли в тёплую пушистую зиму, вдруг вернувшуюся без мороза и шуб, вторые – не в состоянии оценить природной красоты, приписывали своей болезни аристократические корни.
Неожиданно ворвавшаяся масса пушистых комочков, подхваченных порывом, закружилась посреди комнаты, к удивлению Вадима, концентрируясь и образуя маленькую человеческую фигурку. Мужчина не верил глазам. Когда те, устав вглядываться, моргнули, в кресле напротив уже расположился мальчик Ян, не в пример первой встрече.
На сей раз он был подозрительно смирен.
Вадим повёл головой, словно жеребец, которому против его воли надевают узду.
– Меня дедушка прислал, – опередил вопрос мальчуган.
– Я уже понял, – кивнул мужчина, желая усмехнуться, что никак не удавалось. – Будем ждать Аниту?
– Нет, – малыш проследил взглядом по направлению к цирковому куполу. – Я здесь один. – Он сидел спокойно. Руки, держась за боковины, не выдавали никаких эмоций, только сандалии иногда касаясь поверхности, издавали скользящий звук.
– Как можно понять из твоего визита, – рука повернула рычаг фрамуги. Окно закрылось, – дедушка хотел мне что – то передать? – тело переместилось в кресло, и, расположившись поудобней, положило ноги на стол.
– Зря Вы закрыли окно, – заметил Ян. – Вам будет душно, а мне всё равно.
– Ничего, потерплю. – Хозяину кабинета нестерпимо хотелось взять мальчугана в свои большие руки и, перевернув его вверх пятками, как следует потрясти.
– Ноги на стол класть тоже не красиво. В России такая манера противоречит менталитету и общему стереотипу поведения.
Вадим опешил.
– Ты – то откуда знаешь, мелочь? Машину мы угонять научились, разумею, всё во благо моего здоровья, теперь будем давать уроки этикета.
– Вы вправе сердиться, Вадим, – согласился семилетний ребёнок, поднявшись с кресла, в котором его сандалии еле доставали до пола.
– Поди, он согласен, – захохотал Ёж знаменитым страшным смехом.
На удивление, малец не испугался. Он приложил руку к груди и произнёс фразу, от которой Вадим почувствовал недомогание.
– Приносим извинения за некоторые неудобства.
– Неудобства?! – заорал на ребёнка человек, отодвинув в ярости кресло. Облокотившись руками о крышку стола, он продолжил. – Неудобства?! Да я разорён!
На крик дверь распахнулась и в проём сунулась голова Славика.
Картина, разыгравшаяся на его глазах, ещё долго волновала впечатлительное воображение. Друг, пунцовый от ярости, с перекошенным злобой лицом, с поднявшимися щёткой волосами, орал на кучку тополиного пуха, лежащую посреди кабинета и выслушивая её оправдания (Славик давал обе руки на отсечение, что было именно так), кричал о неприятностях на работе.
Ангелу – хранителю стало страшно. Ещё немножко и охранять будет некого.
Под бешеным взглядом Ежа, дверь захлопнулась.
– Давайте будем последовательны, – предложил малыш. – Начнём с того, что я – не ребёнок.
– Да, – подхватил Вадим, – а кто – то очень плохой.
Он уже отошёл от первоначальной злости, оставляя за собой право придушить стоящего в любой момент.
– Попробую объяснить доходчиво, – не разменялся на издёвку Ян. – Данная форма, оболочка, если Вам будет угодно, наиболее удобна и рациональна. Семилетнего человека обижать никто не станет.
– Это как сказать, – с удовольствием прокомментировал Вадим, сдерживая пальцем нижнее веко, начинавшее подёргиваться.
– Не станет, – уверил мальчуган. – С другой стороны, Вы предпочли бы разговаривать с разноцветными фосфоресцирующими шарами?
“Э, нет, пожалуй”, – подумал Вадим, но вслух ничего не сказал.
Ян кивнул и заметил: “Правильно. И все так”.
– Все, это сколько? – ухватился глава “Проекта”. Хотелось ему, грешным делом знать, что не он один попался на удочку талантливым аферистам.
– Мы никого не обманываем, если Вы об этом, – ответил на посетившую Вадима мысль добрый Ян. – Загляните в свой лист, – предложил он, и, подождав, закончил. – Там есть хоть слово о материальном благе?
– Нет, – сконфузился мужчина, пожирая глазами собственный почерк. – Я думал, что это само собой разумеется.
– И зря, – заключил Ян, закладывая руки за спину и меряя шагами пространство.
– Но я же не был нищим! – Волна возмущения вторично охватила Вадима.
– Вы хотите всё вернуть? – ухватился за сомнения малец, пристально всматриваясь в потемневшие от гнева глаза.
– А можно? – Ёж представил, что было бы, не появись он на Пушкинской – как минимум, благополучная сытая жизнь с Леночкой. Судьба играла шутку. – Что будет, если я соглашусь? – посмотрел он на Яна с надеждой.
– Ничего не будет. Поздно. Дедушка обещал сделать Вас счастливым. Значит сделает, – и ребёнок, прищурившись, почему – то вздохнул. – А мы с Анитой поможем по мере сил.
– То есть как, по мере сил? – попытался выяснить обречённый на счастье. – Вы старайтесь там.
– В этом можете быть уверены. Поэтому для начала, Вам нужно пойти в оперу.
– Одному? – недоверчиво поинтересовался Вадим. Представив, как он будет нелепо смотреться среди многочисленных пар, мужчина вздумал отступить. – Не, не пойду.
– Нужно. Для Вашего блага. Понравится, не сомневайтесь.
Клочки разорванных в ярости билетов потянулись друг к дружке и соединились.
Ёж с любопытством вытянул шею.
– А почему один?
– Второй нужен мне, – ответил Ян, задумавшись, и подняв голову к высокому солнцу, засобирался откланяться.
– А “Хаммер”? – остановил Вадим уходящего гостя. – Хоть машину верните.
– Придётся подождать, – Ян был твёрд и серьёзен. – Тем более, что вчера вы гонялись за мной.
Щека Вадима в неверии дёрнулась, бровь домиком поползла наверх, а рот, осклабившись, показал два передних зуба.
– Я могу оборачиваться не только мелкими предметами, – признался мальчик. – Вы этого не могли знать.
– Теперь знаю, – тут мужчине в голову пришла шальная мысль, которую он не преминул озвучить. – А может, я пока на тебе поезжу, раз такие дела?
Вздрогнув от неожиданности, Ян, однако, быстро взял себя в руки.
– Исключено.
Вадим увидел в спокойных доселе глазах мальчика тёмно-пурпурное сияние, от которого дальнейшее желание шутить угасло.
Внезапная вспышка света отключила сознание. Следующую минуту глава “Проекта” помнил неотчётливо. Поднявшись с кресла, ноги, повинуясь чьей – то воле, подвели его к стеклянному квадрату окна. За ним, на уровне глаз, переливаясь, плыл необычный фосфоресцирующий шар. Всполохи рождали сияние, которое он, Вадим, где – то уже видел. Вспомнил. У Аниты. Глядя в её глаза, Ёж чувствовал в душе безмятежность и успокоение. Сияние завораживало, меркло, вспыхивало вновь. И так тихо было вокруг, что возвращаться не хотелось.
– Вадим, – громыхнуло от двери. – Можно? – На пороге, набычившись, стоял Славик. – Она вторую фару разбила. – На ладони большого человека, протянутой вперёд, вещественным доказательством смирно лежал замутнённый осколок. Сиротливый, он напоминал барашка, только очень маленького. Пальцы перевернули рифленое стекло. По мнению ангела – хранителя, таким показным образом, судьба предмета была официально зафиксирована.
Повернувшись обратно к шару, Ёж уже знал, что тот исчез. Рука медленно потянула рычажок фрамуги.
В кабинет ворвался звон трамвая, свежий ветер, сквозняком пролетевший в душный коридор здания и запах сладкой карамели, доносящийся с Богоявленской.
– Он здесь был, – поглядел на друга Вадим. – Ян.
– Я никого не видел, – Славик обернулся вокруг, намереваясь узреть мальчишку. – От дверей не отходил, – пояснил он, кидая осколок фары в корзину.
– Тот в двери не ходит, – Вадим опустился в кресло и, взяв в руки билет, прочёл: “27 июня. 20.00. Ложа…”
На это Кисель ничего не ответил. Он твёрдо знал только две вещи: с Ежом в последние дни что – то происходит и это что – то не несёт ему, Славику, ничего хорошего.
– Я сегодня иду на “Норму”, – продолжил глава “Проекта“, не отрывая взгляд от билета. Тот грел подушечки пальцев и отсвечивал подмигивающей голограммой. – Мне нужна машина.
Не сразу поняв, о какой норме идёт речь, Славик решил прояснить свой вопрос.
– Ну, так я и говорю. Твоя Елена, выходя, разбила мне вторую фару.
– Значит, замени. До 19.30. успеешь.
– Да? А мальчик Ян тебе денег не оставил? – съязвил Кисель, глядя на приятеля исподлобья. – Ладно, сделаю. Людям – то, что говорить? Что у нас творится? Один ленивый не спросил, – помолчав ещё немного, Славик пустил в ход “тяжёлую” артиллерию. – Пущинские тоже подходили. Нельзя, Ёж, отмалчиваться. Сам знаешь.
Левый глаз верного друга сощурился, пытаясь разглядеть брешь. Такие вещи необходимо было распознавать быстро и предпринимать адекватные меры. Он знал это, как ангел – хранитель.
– Всё нормально, Славик, расслабься. Я в своём уме. Только всё оказалось суровей, чем предполагалось. А любопытным отвечай – у нас – реорганизация.
– Реорганизация, реорганизация, – запоминал Кисель. Из области «организация работы по реализации положений». Подчас подобные словосочетания могли в один миг решить судьбу не то, что отдельного индивидуума, – целой прослойки общества. Повторив про себя слово ещё раз ангел – хранитель обрёл прежнюю уверенность.
С пущинскими “Проект” ладил. В дела друг друга не вмешивались, личных обид не имели.
“И всё же Кисель прав, – думал глава компании, глядя на уходящее за дом багряное солнце. – Нужно держать ухо востро”.
Глава 6
Маленькие интриги
где Леночка хочет разобраться в переменах
Елена была далеко не глупой девушкой. Вспыльчивой, как все творческие натуры, но отходчивой и великодушной. Проехав по городу и от души постреляв в тире, она успокоилась окончательно. Простое, правильное решение пришло само. Никто после вчерашнего вечера не знал о Еже больше, чем его недалёкий, но преданный друг, поэтому, для начала, девушка решила понаблюдать за ним со стороны.
Замена потерянных деталей новыми, подняла упавшее было настроение. Водитель, любовно протирающий те по второму кругу, смешно отходил назад, вглядывался в каждую в отдельности и, заметив жирную точку или полосу, тут же бросался на устранение беспорядка. Машина хоть и не была новой, но при подобном уходе могла посоревноваться за место под солнцем.
Поглядев на своё отражение в зеркало, Леночка вышла из-за дерева.
Что касалось Киселя, тот не догадывался о грядущей встрече, сосредоточившись исключительно на любимом занятии.
– Моя маленькая, – приговаривал он авто, – протирая новые “глазки”. – Есть же ведьмы на свете.
– Ты не меня звал? – поинтересовалась, подходя, Елена. – Не смущайся. Считай, что сделал комплимент.
Славик стоял на распутье. С одной стороны у Ежа с Ленкой было всё кончено, насколько возможно об этом судить со стороны. С другой – сам Вадим по этому вопросу не высказывался.
– Чего надо? – молодой человек обошёл стороной “железного коня”. – Ну?
– Тебя, мой ушастый друг, – пальчик щёлкнул по покрасневшим мочкам и не дал себя в обиду. – Ты ведь любишь свою машину? – Леночка выглянула из – за плеча водителя. – А если не хочешь, чтобы с ней случилось что-нибудь ужасное, – личико болезненно нахмурилось и преувеличенно покачалось из стороны в сторону, как китайский болванчик, – мне нужно чуть – чуть помочь.
Глаза Славика остановились на пальцах, собранных в “щепотку”.
“Точно ведьма”, – с ненавистью отметил он.
– Да, да, – вслух подтвердила Леночка.
Кисель не любил полтергейсты, движения временных сфер, телепатию, гипноз и тёти Танину рассаду. Та по весне, заполняла все подоконники. И теперь мужчина отвернулся, чтобы ненароком не проговориться.
“Тут нужен костёр, – подумал он отвлечённо. – В её случае – кострище”, – и краем глаза посмотрел на ожидавшую Елену.
– Не поможет, – ответила та с удовлетворением, направляя шаги на взаимовыгодное сотрудничество. – Ну, братец, – взглянула она в стальные с желтинкой глаза, – расскажи сестрице Алёнушке, что тут происходит.
Как хорошо, что Славик всего не знал. Мутный, илистый взгляд сделался лёгким и родниково – хрустальным.
– Спросила. У нас, – Славик напрягся, – репарация, – с гордостью выговорил он.
Леночка не помнила значения этого слова, но на всякий случай уточнила.
– Это Ёж сказал?
– Он самый.
– А в оперу друг когда идёт?
– Сегодня, – без царя в голове, ответил Кисель, тут же поняв, что проговорился.
Сказанного Леночке хватило для первоначальных выводов. А они были неутешительны:
Во – первых: Ёж её бросил. Основания для подозрений были вескими: отсутствие подарка на День рождения и подмена его форменным издевательством.
Во – вторых: его подозрительный поход в оперу. На это указывал лучший друг, видевший на столе билет.
И, наконец, странное слово репарация, смысл которого Елена нашла в словаре иностранных слов; в международном праве это было полное или частичное возмещение материального ущерба, причинённого войной, выплачиваемое победителю побеждённой стороной.
На повестке недели переговоры намечались только с китайцами, а кто кому должен, Леночка не уточнила.
Из вышеперечисленного следовало единственно очевидное заключение: у Вадима появилась другая женщина, он идёт с ней в оперу, и, значит, ей – Елене нужно там быть. Для чего? Для точной формулировки своих претензий и разработки тактики дальнейшего поведения.
Покупка билета заняла полчаса, выбор платья – ещё два, остальное время Леночка посвятила сбору информации, распространению слухов с укреплением собственных позиций и подготовке души и тела к предстоящему событию.
Глава 7
Утренний вояж
в которой волшебники делают свою работу
– Ты запомнил? – напутствовала Анита своего верного помощника.
Тот завис в воздухе.
– Ну, да. Чтобы всё было под контролем, – заученно повторил Ян.
Малышу не терпелось подняться над вечерним, остывающим городом, над зажигающимися фонарями, над иллюзией разноцветных фонтанов, что так щекочут ступни своими брызгами, а после усмирять мурашки минутного холода, пришедшего с ветром со стороны засыпающей реки.
В доме на холме всегда пахло сосновой смолой. И вовсе не потому, что рядом, в двух шагах был лес, просто сам дом, возвышающийся над кронами, являлся живым, не рубленным и не соструганным, а растущим и меняющимся. Сосны переплетались таким причудливым образом, что составляли и стены и крышу, а фундаментом служили их же корни – бич обычных, каменных домов.
– Сделаешь, что нужно и домой, – в который раз напомнила радужная девушка.
– Анита, – детские губы не понарошку надулись. – Не маленький, чай.
С востока, цепляясь за край темнеющего неба, наступали звёзды. Вначале тусклые и крошечные, по мере разрастания чёрной пелены, они превращались в единственный светоч полуночного торжества.
До города было далеко. А потому и звуков, сопровождавших его жизнь не слышалось вовсе. С высоты птичьего полёта, солнце казалось большим и приплюснутым у самого горизонта, куда оно так торопливо и скоро ушло. По широкой реке плыли огни. Отражаясь, они бежали за пароходами, преломляясь в скорых волнах. На палубах играла лёгкая музыка, за кормой кружили чайки, и когда им хотелось привлечь к себе внимание, они начинали нарочито “смеяться“.
Маленький мальчик спешил.
Сперва восходящий поток подхватил его так, что едва не перевернул, затем, встреченная Яном стая птиц, приняв его за новенького, намерилась звать на ночлег, в красках описывая преимущества заозёрного леса. В особенности, преуспела одна птаха, заинтригованная броским оперением и долетевшая из-за этого аккурат до самого театра.
Проникнуть внутрь не составило особого труда.
Ян огляделся.
“Всё хорошо, – подумал он, оборачиваясь на вход. – Анита постаралась, и второй билет достался Оксане”.
В большом здании мальчику бывать не доводилось.
Со стороны площади, театр выглядел внушительным и несколько помпезным из – за украшающих его белоснежных колонн, подсвеченных нижними прожекторами.
Внутреннее убранство отвечало содержанию. Около больших, от пола до потолка, зеркал, прихорашивались немногочисленные посетители. Билетёрши, проверяя театральные приглашения то и дело охали, изображая на лицах следы извинения за перемену представления, не забывая при этом продавать программки и беря деньги за пользование биноклями.
Тёмно-малиновый бархат скрывал неглубокие ниши, перегороженные в тон материи банкетками. Между ними при входе в партер, во всей красе стоял барельеф самого основателя театра, за труды и старания почитаемого всеми горожанами.
Свернув направо, Ян оказался в нужной ложе. Клиентка была на месте. Мальчик с удовольствием отметил перемену в её облике.
Надо сказать, что перед выходом, Оксана целый день репетировала чувственный взгляд – её нынешнее главное оружие, и была уверена в решающем назначении сегодняшнего вечера. Лёгкий, прозрачный макияж сделал акцент на глаза и ресницы, волосы легли в вечернюю причёску с едва выбивающимися, вьющимися прядями. Для особого случая был выбран лавандовый цвет. Свободное лёгкое платье на тонких бретелях сделало фигуру притягательной, а воздушная, из газа, шаль, укрывала зябкие плечи, придавая некоторую защищённость.
Оксана тихонько вздохнула.
Запах духов, хранящих свежее дыхание розы и таинственного природного янтаря, завершили новый образ. Кружилась голова, и даже самое незначительное изменение в зале, вводили девушку в смятение.
Остальные пришедшие насладиться “Сказками Пушкина”, – неожиданной театральной заменой, “обкаткой”, как сказала старушка с кудряшками – ореолом, не торопились занимать места. Пятеро в партере, двое – напротив, в другой ложе, четверо в бельэтаже и ещё несколько человек на балконе, вот, пожалуй, и всё. Оксана откинулась на мягкую, овальную спинку кресла и взялась припоминать подробности сегодняшнего утра, что привели её сюда, в бархатный мир театра.
Красавица не могла дождаться открытия магазинов, а потому поспешила выйти на улицу, как можно раньше.
Сосредоточенье различных кафе, театральных касс, выставочных залов и банков, мягко разбавлялось зоной бульваров, перпендикулярами зелёных улочек и желтеющими лавками скверов.
Час настал. Никогда ещё Оксана не ходила по магазинам с таким удовольствием.
Переходя от одной витрины к другой, она вдруг заметила неизвестного, необычного преследователя. Сперва, безусловно, привлекали внимание товары, выставленные на всеобщее обозрение, но когда, глядя на своё новое отражение девушка стала видеть другое, она заволновалась.
Перешла дорогу, зашла в шляпный магазинчик, уходящий ступенями в подвал, примерила, какие – то нелепые козырьки с креплениями за уши и напряглась: её преследователь – прескверный старикан, явно мающийся радикулитом, был тут же.
“Господи, – подумала Оксана. – Не может счастье быть таким”, и, выудив из сумочки аккуратный листок, взялась перечитывать.
Дойдя до последней строчки, глаза прикрылись, а из души вырвался стон.
– Вам плохо? У Вас что-нибудь болит? – вызвалась вперёд сердобольная продавщица. – Я могу оказать первую помощь.
– Спасибо, – рассудок заставил губы растянуться в подходящей случаю улыбке. – Не нужно.
“Высокий, – ещё раз прочитала Оксана и взглянула в зеркало на старика. – Достаточно. Симпатичный, – сверилась она вновь, сравнивая запись с отражением. – Для пожилого человека – вполне. Состоятельный, – судя по внешнему виду – да”. И ни слова о том, что её избранник обязательно должен быть молодым. “Ну, здравствуй, счастье”, – с ужасом ознаменовала голова.
Дедок, меж тем, не подходил, отвлечённо рассматривая фетровые шляпы. Дряблые трясущиеся пальцы переворачивали гипотетическую покупку и, не переставая лазить внутри, всё время проверяли качество швов. Отсутствие комплексов по поводу собственной старости позволили пожилому господину ходить в мягкой льняной рубашке с очень короткими рукавами. Может, старичок и являлся неплохим человеком, и на самом деле был не так противен, но девушка представляла себе счастье совсем другим – молодым и полным сил жить дальше.
“Совпадение”, – анализировал девичий разум, в то время, как стройные ножки продолжали свой нехитрый путь к выходу.
Оксана ещё долгое время петляла в переулках и прилегающих к саду улочках, вспомнив фильмы про всех известных ей разведчиков. Покупка эскимо имела своей целью скрасить пережитой кошмар, а заодно отдохнуть от длительных переходов на высоких каблуках. “Чего она их надела? Ах, да, для встречи с счастьем”. Только она так подумала, как на той же скамейке, всего в каких-нибудь сорока сантиметрах от неё, примостилась фигура утреннего мучителя. Девушка, на миг отвернувшись в сторону воркующих голубей, пропустила сам момент появления старца.
При близком рассмотрении, он не стал выглядеть лучше. Проплешина, узкие глаза, спрятанные за коричневыми стёклами очков, тонкие, побелевшие губы, старая потрескавшаяся кожа, по былой памяти обтягивающая широкий череп и худые плечи способствовали почитанию возраста, но никак не симпатии.
“А, – догадалась Оксана, и от её догадки стало неуютно. – Счастье пожилого господина – молоденькая, красивая девушка, любящая его до беспамятства, добрая, отзывчивая, способная разбудить уснувшего телом, но не душой мужчину, и далее, по списку, забытому на другой скамейке у деда Везуна”.
Молодая особа вскочила. Эскимо, пять минут назад доставлявшее удовольствие прохладой, обожгло горло.
– Нельзя заглатывать такие большие куски, – мягко проговорили рядом.
Оксана обернулась.
– Да присядьте, наконец, – на девушку снизу вверх смотрел нудный, отвратительный старик. Он – то и говорил чудесным девичьим голосом. – Не могу же я без конца Вас разыскивать.
Красавица села не от приглашения, но от изумления.
Старик снял очки и на Оксану взглянули знакомые анютиковые глаза.
– Да, это я, – негромко подтвердила Анита.
– Но, почему? – запнулась собеседница, указав на весьма экстравагантный вид.
– Вы бы обратили внимание на пожилого господина, если бы только он Вас не преследовал?
– Нет, конечно, – хмыкнула Оксана и невесть чего устыдилась.
– Это нормальная реакция, не смущайтесь. – “Старик” переложил ногу на ногу, а из внутреннего кармана достал билет. – Сегодня Вы идёте в оперу.
“Вот оно, главное”, – затрепетало сердце.
– Это Вам.
Взяв дрогнувшей рукой залог будущего счастья, Оксана невольно отшатнулась.
К скамейке со стороны цветочной клумбы, засаженной так, чтобы основное цветенье выдалось ко Дню города, приблизилась группа праздношатающейся молодёжи. Их руки не были свободны. Расположив в одной сигареты, а в другой пиво, они остановились вровень с сидящими, заслонив своими формирующимися телами ускользающие лучи солнца.
– Чем это нынче расплачиваются пенсионеры? – заговорил лидер компании. – Билетами, – произнёс он с интонацией, от которой молодые приятели загоготали. – Девушка, а у нас билетов больше, – обратился задира к Оксане, увидев, как та прячет дорогую для себя бумажку.
– Вы бы шли, ребятки, мимо. Не мешали общению.
– О, – гаркнул второй балбес. – Это так называется? А во время первой мировой как было? – И он выпустил струю дыма в стёкла очков, которые Анита предусмотрительно надела.
– Дед, – снова заговорил главный, притворно наклонившись. Остальные шестеро подыграли лидеру. – А чего у тебя с голосом?
Оксана замерла. Она не представляла, в какой оболочке придёт к ним с Анитой спасение.
– Чего, пенсионер? Нельзя разочаровывать молодёжь, – наставлял балбес в то время, как главный раскуривал очередную сигарету. По его невербальному сигналу ребята приглушили звук плеера.
– Между тональностью голоса и мужскими способностями существует связь, – продолжал просвещать лопоухий. Помимо этой отличительной особенности, у него имелась ещё одна – он шепелявил. Получалось смешно. И дело было даже не в недостатке, легко, впрочем, устраняемом, а в том апломбе, с каким вёл беседу юноша.
– Вот и я о том же, – заметил старичок, улыбаясь. – Пора тебе, парнишка, басочком разговаривать.
Лопоухий зарделся.
Посмотрев на «ветерана» со злостью, главарь, выйдя вперёд и через приоткрытую губу выпустив наверх струю сизого дыма, обронил.
– А ты поучи, поучи, старик, как жить, пока не поздно.
В узких щёлках глаз сверкнул волчий азарт.
– Не курить, – спокойно произнёс дедок – Анита. – Не злоупотреблять спиртным. Я не говорю – не пить, – морщинистая рука поднялась и опустилась. – Не злоупотреблять. И спортом надо заниматься. Вишь, какие вы хлипкие.
– Да ты чего, старый, – забузили ребята, подходя поближе. – Валя, дай мы ему объясним про эру динозавров.
– Валя? – переспросила Анита, а Оксана принялась молиться о благополучном разрешении ситуации. – Стало быть, Валя. Знаете, почему курить нельзя?
– Ну? – со смешком заинтересовался лидер. – Минздрав не всех предупредил?
– Нет, – серьёзно отозвался “старик”. – Будьте добры, отойдите от солнца. У меня ноги мёрзнут, – как бы невзначай, обратился он к группе стоявших. – Нет, Минздрав здесь как раз не при чём.
Что касалось Оксаны, та начала успокаиваться.
– Всё дело в лёгких, – сказал и замолчал “чудо – старик”.
– Ну, открыл, – выдохнул дымом Валентин.
– Это не всё, – строго продолжила Анита. – Они на тебя, Валечка, обижены. Много хлама, говорят.
– Что? – поперхнулся заводила.
Группа ребят замерла. Кто – то просто открыл рот, кто – то зажмурился, предвидя ответную реакцию вспыльчивого одногодки, а кто – то уставился на очки старика.
Оксана тоже заметила перемену. Изменив форму, те из коричневых превратились в мерцающие тёмно – жёлтые.
– Доказать? – старик испытующе смотрел на молодого человека.
– Отвечаешь, – пригрозил Валентин. – За язык никто не тянул.
И Оксане вновь стало страшно за Аниту.
– Само собой, – легко подтвердила та. Указав в сторону юношеской груди, она обратила внимание. – Слушай.
Валентин замер. Застыли и окружающие своего заводилу приятели.
– Валя, хватит, сколько можно?
Парнишка закрутил головой.
– Не вертись, – раздалось изнутри снова. – Это мы, твои лёгкие. Я – правое.
– А я – левое, – другим голосом проговорил кто – то.
Валентин уставился на старика.
– Я уже совсем дышать не могу, – сказало, видимо, правое, так как Валя наклонил ухо вправо.
– Нет, это я не могу, – возразило левое, и юноша наклонился влево, выронив сигарету.
Ребята столпились вокруг друга, не веря услышанному.
– Да у тебя даже пятен нет, – продолжало спорить первое.
– Нет? – сердилось второе. – А это?
– Ха, разве это пятна? – хохотало то, что справа. – Вот это пятна.
– Ну да, а это вот так, рентгеном засветило, – отвечало другое. – Эй, наверху, – раздражённо донеслось из глубины человеческого организма. – Может, вы ещё все дружно выдохните?
Не сговариваясь, пацаны, кругом столпившиеся около Валентина, побросали свои сигареты.
– Старик, – бросился Валя к Аните. – Делай обратку. Я всё понял…
К вечеру того же дня по городу пополз слух, будто Валя – Валентин – чревовещатель и таким странным способом решил бросить курить.