Немыслимо, чтобы одни нелюди хозяйничали на землях других. Если городская нечисть, привыкшая к пропахшим испражнениями и дымом трущобам, ринулась в совершенно иную, недружелюбную, а порой и опасную для нее среду обитания, это могло значить лишь одно.
В городе завелась тварь, которую они боятся больше, чем любых болотников и лесовиков, вместе взятых.
На опушке леса Богумил спешился с лошади, привязал ее к дереву, шепнул на ухо несколько ласковых слов. Жареха покивала головой, словно поняла его речи, и тут же принялась щипать траву. Колдун достал из сумки жестяную коробочку с порошком из толченого чертополоха с опилками серебра, насыпал вокруг кобылы неровный, но хорошо видный круг. Защита поможет защитить животину от лесных тварей на срок примерно около часа.
Значит, времени у него не так уж много.
*
Долго готовиться к встрече колдун не стал. Дублета с серебряными пластинами у него с собой и без того не было, не на охоту ведь собирался. Хотя, после идиотской смерти Лешека нет-нет, да и мелькала недостойная охотника мыслишка увешаться серебром с ног до головы. Но Богумил гнал эти мысли прочь от себя. Лишние цацки в драке только помешают. К тому же, если уж упырь напал среди белого дня, то и серебро вряд ли слишком ему повредит.
Поэтому сейчас он сделал и вовсе неслыханное в лесу, полном, по словам селян, разнообразной нечисти. Достал длинный кинжал из ножен, положил к себе на колени. Не сводя глаз с тропинки, что терялась в чаще, порылся в сумке одной рукой (вторую держал на рукояти) и извлек оттуда темный пузырек с притертой деревянной пробкой и сверток с рогаликами из пекарни у постоялого двора. Богумил брал пахнущую сахарной пудрой и изюмом снедь с собой для перекуса в дороге, но теперь она пригодится на более важное дело.
Колдун аккуратно провел лезвием по ладони, сжал пальцы в кулак. Кровь тут же заструилась на землю, закапала в изумрудную траву. Медленно опустившись на колени, Богумил закрыл глаза и коснулся окровавленной рукой корня дуба, что торчал у него под седалищем.
Нападений чудовищ близ деревни никогда бы не произошло, правь этими землями пан с колдовской силой в крови. Мало кто помнил, что когда-то давно земельные наделы получали не только самые сильные и храбрые в бою, но и те, кто умел говорить с землей. Именно они вдобавок к материальному благополучию заручались поддержкой стихии, именно их угодья и деревни жили богаче остальных. Да, мало хорошего осталось с тех времен. Сейчас шляхтичем можно стать даже не по праву рождения в роду аристократа, а за большой и вульгарный мешок со злотыми. Занес тому, кто имеет право пожаловать акр-другой государственной землицы «за заслуги перед Отечеством», и дело в шляпе. Кто там будет проверять те заслуги?
В озерном краю близ Царьграда, где располагались Острые Углы, родная деревня Богумила, власть все еще находилась в руках аристократов, сохранивших хотя бы отголоски былой силы своего рода. Папаша Збруев был говнюком, коими мир, к сожалению, полнился, но именно эти свои обязанности он знал, как ежевечернюю молитву. Щедро угощал поля во время посевной своей кровью, после чего неделю трясся под одеялом, как осиновый лист, не высовывая и носа. И даже девок к себе в это время не звал. А однажды, когда в длинную холодную зиму полезли на окрестные деревеньки волки да голодные лесные духи, чьи жилища поломала и вырвала с корнем метель, не поленился и самолично проехал по границам своих территорий, разбрасывая небольшие булыжники с отпечатками своего пальца. Конечно, предварительно окунутого в плошку с кровью на донышке.
С тех пор нечисть злая да зверье лютое сидели в лесу и не совались к людям. Чуяли – у земли есть хозяин, которого она в случае чего сама же и защитит. Говорят, лет пятьдесят назад соседский шляхтич пытался отхапать у тогда еще совсем сопливого Збруева кусок леса. И история об оживших деревьях, которые вдруг выползли из почвы и переломали шеи сотне солдат в доспехах, до сих пор была у всех на устах. Людей он защищал с тем же рвением, ибо они тоже приносят пользу – работают и платят оброк.
За эту милость пану прощали и жадность, и скопидомство, и запоротых до смерти служек, что случайно разбили дорогую тарелку или сломали старинный стул, и девок, которых он с удовольствием брюхатил, и рожденных после этого детей, чьей судьбой он интересовался не больше, чем грязью под ногами.
Богумил ненавидел своего родного отца едва ли не больше, чем отчима. Ибо что взять с горького пропойцы? Но именно дар, полученный по праву рождения, сделал его таким, каким он был сейчас. Мастером в деле охотника за нежитью.
Он откинулся головой на ствол дерева, чьи корни поливал кровью из собственных жил, и мысленно позвал живущего в нем духа. Тот отозвался моментально, заплясал перед смеженными веками, затряс лисичкиным хвостом, задергал острыми ушками. Колдун задал вопрос, призрачный зверек кивнул усатой мордочкой, нетерпеливо перетопнул лапками и рассыпался горстью светлячков. Только едва уловимый ветерок по лицу мазнул.
А дальше Богумил открыл глаза, выдохнул и облокотился спиной на ствол. Вокруг все также шумел лес, ему монотонно вторили цикады из кустов. Вдоль тропы убаюкивающе покачивались пушистые веточки мятлика, перемежаясь с белым клевером-«кашкой». После даже небольшой кровопотери очень хотелось зарыться носом в травяной ковер и хоть немного подремать. Вместо этого колдун полил окровавленную ладонь настойкой из бутылочки, зашипел сквозь зубы – спирт и кора ольшанника с лавандой дезинфицировали раны на совесть, но и жгли, можно сказать, до дна души. Затем скрестил ноги, как жители степей, поджал ступни под себя и стал ждать.
Многочисленные представители бестиария делились на два типа. Первые жили лишь для того, чтобы жрать, убивать и мучить, и тем самым продлять свое существование. Вторые – порождения природных стихий, призванные защищать, охранять и упорядочивать. Иногда они тоже начинали вести себя, как упыри всех мастей, и говорить с ними приходилось на языке холодного оружия и колдовства.
Но Богумил не зря считался одним из самых толковых охотников за нежитью и нечистью всех мастей. При том, что даже на своем учебном потоке был не самым широким в плечах, не самым талантливым в чародействе, не самым ловким в бою.
Но он умел говорить и договариваться. И не брезговал общением с потусторонними жителями лесов, полей, рек и болот. А уж тем более, с их властителями. Наверное, потому и находил всегда мудрые решения для любых проблем, даже самых неоднозначных.
Шаги в шуршащей траве Богумил услышал, еще не видя того, кто выходил на его зов. Хорошо. Лесной хозяин, которого кметы называли боровым, не прячется и дает подготовиться к встрече, как следует. Значит, просьба услышана и воспринята благосклонно.
Ростом вышедшее к нему существо было вровень с человеком – красивым, стройным, в длинных зеленых одеждах и с благообразным лицом, какое бывает только у добрых старых чародеев в сказках. Но даже самый эксцентричный волшебник вряд ли бы завел себе глаза-огоньки, зеленоватую бороду до середины груди и ветвистые оленьи рога, торчавшие из густой шевелюры цвета майской листвы.
Богумил тут же вскочил на ноги.
– Благодарю, что отозвался, пан-борута, – с почтением склонил он голову. – Не побрезгуй даром, знаю, вы, лесожители, такое любите.
И протянул боровому бумажный кулек с рогаликами. Из травы по бокам от старика тут же поднялись мордочки зайца и ежика, затрепетали в унисон мягкими носиками.
– Ты нравишься моим детям, колдун, – кивнул в ответ рогатой головой лесной владыка. – Значит, ты не злой. Пришел не с пустыми руками. А оружие, вижу, прячешь, не хочешь показаться наглецом, ворвавшимся в чужой дом с клинком наперевес. Мне приятны твои деяния. Говори, зачем позвал?
Богумил вздохнул и задумчиво поскреб ногтями начавшую пробиваться бороду. Определенно надо сегодня заехать в мыльню. Еще немного, и зарастет так, что станет вровень с лесовиком. То-то жрица языкатая посмеется!
– Что у вас происходит, лесовой господин? – без обиняков начал он. – Почему чудища из города бегут в лес? Что их тянет сюда? И почему вы их не гоните назад?
– Ты ведь знаешь ответ, – борута внимательно смотрел на него горящими глазами. – Просто хочешь убедиться в своей правоте. Что ж, я готов тебе в этом вопросе посодействовать. Городские твари идут к нам потому, что их выгнало со своих кормовых угодий еще более опасное чудовище, нежели они сами. Ты ведь за ним приехал, колдун? Хочешь убить его?
– Хочу, – кивнул Богумил. – Он зверски замучил невинное дитя, не прожившее на свете и десяти зим.
– Думаешь, королевская дочурка была первой? – горько усмехнулся лесной владыка, качая рогатой головой. – Нет, колдун. Боюсь, она одна из последних в череде страшных злодеяний, что замыслил кровопийца. Ты ведь знаешь все эти ритуалы человечьих чернокнижников, когда кровью невинных платят за злую мощь, за возможность противостоять силам стихии, ядовитым металлам да солнечному свету. Многие мои дети боятся выходить под прямые солнечные лучи, хотя они безгрешны и чисты. Они как молодые елочки в густой чаще, как трава под копытом оленя, как сладкая ягода на обласканном солнцем кусте. Но яростное светило несет им боль. Кровосос же давно перестал скрываться по-настоящему, он ходит среди людей, пусть даже не целыми днями.
Богумил задумался на мгновение. Новости ему не понравились.
– Бургомистр? Судья? Начальник городской стражи? Любой богатей, живущий в каменном доме, чьи стены не пропускают вдоволь света?
– Все может быть, – вздохнул борута. – Кабы мог я попасть в город, знал бы ответ. Но – увы, даже для меня путь туда нынче закрыт.
Он шагнул к Богумилу вплотную и взглянул на него в упор тяжелым печальным взглядом.
– Помоги нам, колдун. Иначе будет большая беда.
*
Назад Богумил возвращался, когда солнце начало уже клониться к закату. В лесу было жарко, рана на ладони зажила, но сильно чесалась, и он решил напиться и освежиться в реке, что текла в паре миль от главных ворот Чаросвета. Выбрав место поприятнее, без коров, гусей и кметов с рыболовными снастями, он ополоснул голову и руки от дорожной пыли и присел на теплый камень в камышах, край которого спускался в воду склизким от ряски пологом.
«Плохо дело, – размышлял он, задумчиво пережевывая стебелек сорванной травинки. – Упырь ведь действительно может быть кем угодно. Засядет эдаким купчиком в каменном доме, до обеда спит, вечером – лавки открывает, посетителей приветствует, между служками своими ходит с важным видом. А то и в постоялом дворе гостей принимает…»
И тут же вспомнил, как накануне хозяин орал на мясника, пытавшегося подсунуть ему попорченную коровью тушу. Действие происходило у трактира аккурат в полдень. А погода стояла еще жарче нынешней. Нет, вряд ли является упырем этот рано постаревший, седой и почти беззубый мужик. Зато он вполне может по доброй воле доложить о россказнях пьяного Лешека страже, а та сей же час передаст информацию… кому? Судье? Дознавателям? Бургомистру? Богумил аж заскрежетал зубами от досады. Неужели придется задавить в себе гордость и позвать на помощь товарищей по нелегкой службе из Серого замка?
И тут же представил себе насмешливый взгляд Петра, вечного своего конкурента. Или недоуменный – близнецов Онежи и Филина, прибывших когда-то из земель русичей. Или, что хуже всего, разочарованный – наставника Радагаста.
«Ты не можешь справиться с одним кровососом, Богумил? – тихо спросит он. – Неужто зря я тебя рекомендовал повелителю нашему Феофану, утверждая, что ты способен решить любую проблему?»
Нет, нельзя. Пока нельзя. Сперва стоит подумать над этим вопросом, как следует. И все-таки наведаться в городскую библиотеку, поискать в тамошних книгах что-то путное про змеев. Быть может, кровосос обрел такую силу не без помощи ползучего гада? Нехорошее дело, коль и нечисть всех мастей начала меж собой договариваться.
Богумил перекатился с задницы на колени и уперся руками в камень, желая наклониться над рекой и еще раз напиться перед дорогой.
Колдуну повезло, что он решил не прикрывать веки, защищаясь от холодных брызг. Ровно в тот момент, когда нос почти коснулся водной глади, навстречу ему всплыли сразу две пары желтых глаз с вертикальным зрачком. Глаза сидели на чешуйчатых мордах с длинными, почти собачьими ушами, и кривыми, как у козы, рожками.
Морды синхронно оскалились, приветствуя неожиданную добычу клыкастой улыбкой, которой позавидовал бы и штригой.
– Чтоооб тебя! – Богумил отшатнулся и опрокинулся навзничь, перекатился спиной по камню прямо в заросли камыша и вскочил на ноги. Выхватил клинок и наотмашь полоснул взмывшую из воды тварь.
Это была обычная с виду змея, только вместо хвоста у нее тоже торчала голова. Куцые крылья трепыхались по воздуху, с трудом удерживая жирное тело длиной в полтора человеческих роста. Клинок настиг гадину в полете, и сталь, кованая в трех росах и защищенная тайными рунами, с влажным клекотом располосовала ее на две половинки.
Змея плюхнулась на камень и бестолково забилась, тряся головами. Прежде, чем Богумил успел удивиться, что из тела не вытекло ни капли крови, тварь еще раз судорожно дернулась, соприкасаясь местами пореза – и начала срастаться.
– Что ты, матерь твою ползучую, такое?! – растерянно выдохнул Богумил, пятясь на берег. В промокших сапогах неприятно хлюпало. Змея подняла обе головы и яростно зашипела. Яд, капавший с ее клыков, нехорошо шкворчал на мокром камне. Наверняка прожжет дыру до самой земли…
Твари взлетела и кинулась в атаку. И тогда колдун снова рассек ее клинком, а затем, не теряя ни минуты, бросил нож за плечо и сотворил усиленный знак огня Ириды. В ладонях вспыхнуло пламя, которое он направил на разрезанную плоть.
Гадина открыла рты и завопила так, что у Богумила встали дыбом волосы. Дрожь прошла по телу, но он сдержался и лишь продолжал палить, не давая половинкам подползти друг к другу и соединиться. Пахло горелым мясом и кишками.
Змея дернулась в последний раз и затихла. Одна из голов откатилась к реке, и теперь лежала на воде, как дохлая ворона, что служит приманкой для крупной рыбы. Колдун не стал дожидаться, пока на наживку клюнет еще более опасное чудище, проворно вытащил обе половины на берег, внимательно осмотрел. Снял с седла два мешка, встряхнул, расправляя.
А затем подумал с минуту и тихо рассмеялся. Ему вдруг пришла в голову забавная идея – принести убитую гадину вредной жричке и торжественно вручить ей прямо при людях на постоялом дворе. С намеком, что не только она здесь самая умная и ловкая, успевает и свою работу делать, и чужую.
«Прямо на колени ей вытряхну содержимое, вот визгу-то будет! – мстительно думал он, все еще обиженный за неласковый отказ. – А то ишь ты, нос задрала. Может, такой гадины она и не видела никогда. Я уж точно не видел, а опыта в сражениях с нечистью явно имею побольше».
*
Анну он нашел в таверне постоялого двора за одним из столиков. Жрица как раз заканчивала трапезу, прихлебывая холодный сбитень из щербатой кружки. Рядом стояла тарелка, где на подушке из обрывков зеленого лука покоились рыбьи кости с обжаренной в масле кожурой. Подавальщицы вместо уборки посуды сидели рядом и о чем-то тихо ей рассказывали. Неужто тоже просят снадобий от стыдной болезни или произвола вредного хозяина?
Подумал Богумил, и тут же выкинул эти мысли из головы. Ему-то какое дело?
– Я тебе подарочек привез, как ты любишь, – усмехнулся он, подходя ближе и поднимая мешки, зажатые в обеих руках.
Подавальщицы тут же захихикали, переглядываясь. Анна поставила кружку на столешницу и настороженно нахмурилась.
– Гадость, небось, какую-нибудь притащил. Знаю я ваши подарки, не отдаришься потом.
– И не надо отдариваться, я от чистого сердца, – поспешил заверить колдун, широко улыбаясь. То-то потеха сейчас будет!
Анна огляделась по сторонам, словно бы искала поддержки у других людей. Но у кого? У девок из числа прислуги? У школяров, сидевших в углу и жевавших одну плетенку хлеба с маком на пятерых? Или у пьяненького купца, что неподалеку клевал носом над гороховой кашей?
– Ладно, – с каменным напряженным лицом сказала она. – Но, если пошутить зло замыслил, перед людьми опозорить, я… разговаривать с тобой не буду!
Вот уж напугала так напугала! Богумил едва не расхохотался ей в лицо. А затем с кривой ухмылкой прожженного пирата, хвастающегося добычей перед сопливыми юнцами, вытряс из мешков содержимое.
Половинки змеи плюхнулись на отскобленную до блеска столешницу. Одна упала головой в тарелку с недоеденной рыбой, вторая, перекатившись, уронила вниз кружку с недопитым сбитнем. Звон расколотой посуды прозвучал аккурат в миг, когда по трактиру прокатился слаженный вопль, порожденный глотками девиц и школяров. Пьяненький купчик подскочил на лавке, но тут же упал назад – неловко приложился затылком о висевшую на стене картину.
На шум прибежал с кухни хозяин с полотенцем в руках.
– Это что за паскудство ядовитое?! – взревел он, мигом заглушая визг недорослей и прислужниц. – В моем заведении такое держать не дозволено!
И только Анна сидела тихо, как мышка. Вот она взглянула на колдуна, и тот с досадой увидел, что глаза ее наполняются влагой. Он терпеть не мог женских слез, особенно у красивых девиц, и теперь запоздало понял, что шутка вышла так себе. Но прежде, чем он успел открыть рот для оправданий, а может, и извинений, Анна вдруг заулыбалась. Сначала робко, а затем – с восторгом.
– Это мне? – тихонько выдохнула она в замершей тишине, словно не веря в происходящее. – Это все мне? А ты… не пожалеешь?
И в синих, как лесные озера, глазах вдруг мелькнула тревога.
– Чего не пожалею? – деланно удивился колдун. – На кой бес мне эта пакость нужна? Напала на меня по дороге сюда, когда я напиться хотел. Я и подумал, вдруг тебе для чего пригодится…
И с облегчением выдохнул – все-таки выкрутился, перевел злую шутку в обыденную для их ремесла ситуацию.
Анна моргнула раз-другой, глядя ему в лицо. Неужто расплачется? Все-таки недовольна?
А через миг жрица шагнула к нему, порывисто обняла и расцеловала – сначала в обе щеки, затем в нос. Целомудренно, но крепко и от души. И этого хватило, чтобы Богумил мигом ощутил, как ползет по лицу мучительный румянец.
– Ох, ну будет тебе, – смущенно проворчал он.
Но от неожиданной и непрошеной ласки черноволосой красавицы отшатываться не стал. Не дурак же.
– Это амфисбена, – торопливо принялась объяснять Анна, развернувшись к остальным. – Она живая очень опасна, зато в мертвом виде имеет огромную ценность! Высушенной шкурой можно обернуть дорожный посох, и тогда никакие другие змеи, даже созданные чернокнижным колдовством, незамеченными к тебе не приблизятся. Я с детства мечтала ее поймать, но ученые говорили, амфисбены давно вымерли…
Колдун слушал, не шевелясь. Лишь наблюдал, как доверчиво лежит на его плече тоненькая девичья ладошка.
– Госпожа, при всем моем к вам уважении, свежевать эдакую мерзость у себя на постоялом дворе не дозволю! – сердито заявил хозяин. – А ну как она ядовита без меры или проклятье в себе несет? Чтобы у меня бабы болеть начали или, того хуже, посетители?
– Нет, что вы! – поспешила его заверить жрица. – Яд амфисбены, простоявший хотя бы сутки на свежем воздухе, очень полезен! В отравлениях помогает, при лихорадках и воспалении легких, при тошноте и рвоте, ежели на определенные точки на теле носить. А мясо рептилии, настоянное на зерновом спирте или бренди, на мужское здоровье очень хорошо влияет…
И она выразительно подвигала бровями. И тут же добавила с лукавой улыбкой.
– Не переживайте, я ее отнесу в аптеку у площади, сдам на изготовление снадобий, там же шкуру сниму. Авось аптекарь Сенислав заплатит чего-нибудь, он на этом потом раз в пять больше заработает.
Трактирщик закрыл рот и с минуту помолчал. Богумил едва сдержал смех. Он прекрасно понял, о чем думает хитрый мужик.
– Не надо аптекаря Сенислава, – сообщил, наконец, хозяин доверительным тоном. – Он пройдоха и жулик, каких мир не видывал. Посулит денег столько, что пропуск на небеса купить можно, а даст – со свинячий хвостик. Лучше мы с вами договоримся, господа ведьмаки. Времена нынче сложные, много денег дать не могу, но сочтемся. Комнаты предоставлю получше, в кашу мяса положу побольше, договорюсь с прачками, чтобы белье вам стирали и крахмалили не раз в две недели, а чаще. А шкуру сушить у меня на крыше можно смело, туда ни один воришка не залезет! И разделать можно прямо за амбаром, там честной народ не ходит. Я вам все для работы предоставлю, что пожелаете!
И тут же повернулся к сидящим у двери школярам и строго нахмурил брови.
– А вы чего расселись, никак уши греете, маленькие негодяи? Живо дуйте на занятия, пока преподаватели не прознали, что вы учебу прогуливаете!
*
За амбаром нынче вечером было многолюдно, словно в винной лавке у городской ратуши. У самого забора, коленями на толстой холстине, стояла Анна с окровавленными по локоть руками. Рядом деревянным истуканом возвышался хозяин трактира и постоялого двора – смотрел, чтобы любопытствующие горожане близко не подходили ни с той стороны забора, ни с этой.
Жрица как раз закончила разделывать амфисбену и теперь старательно скоблила ножом обе половинки шкуры, сначала одну, потом другую. Про этом следила, чтобы девки-подавальщицы аккуратно и осторожно укладывали змейские органы в большие бутыли с широким горлом. Яд она сцедила еще раньше, вооружившись широкими чашами и плотно обмотав руки. Теперь пахнущая горечью желтая жидкость стояла на полках вдоль западной стены амбара, подвергаясь одновременно воздействию и воздуха, и закатных солнечных лучей.
Богумил наблюдал за происходящим с качелей, что стояли у зарослей чубушника и липы. Он успел поужинать, и теперь с наслаждением цедил мелкими глотками яблочный сидр из огромной кружки. Мимо торопливо проскочил мальчишка с кухни, толкая перед собой полный бочонок бренди.
Сейчас бутылки доверху зальют крепким хмельным напитком с привкусом дубовых досок, а затем отправят в прохладный погреб, где они будут настаиваться несколько месяцев. А затем наступит зима с ее лихорадками, застудами и чахоткой, и ушлый хозяин начнет предлагать посетителям своего заведения не только пищу, но и лекарство для тела.
«Надеюсь, судить этого пройдоху за злое колдовство не станут, если прознают», – добродушно думал колдун. Мир вокруг был полон долгожданной вечерней прохладой, пах медом, жасмином и терпким яблочным зельем в руках. Богумилу было легко и светло на душе, так, как не случалось очень давно.
Анна подняла голову, словно почуяв на себе его взгляд, и улыбнулась – без капли ехидства, просто и открыто. Подумать только, она и вправду была ему благодарна до слез! За злую шутку, за подарок в виде оскаленной ядовитой хари! Богумил охотно и сознательно таял в ее синих глазах, в этом летнем вечере, в одуряющих густых запахах садовых трав, на которых уже выпала сумеречная роса.
Он только однажды видел подобный взгляд. У младшей сестры Миленки, когда убил свое первое чудище – молодого волкодлака, быстро потерявшего голову от жажды крови, и получил первые же серьезные деньги за выполненный заказ. Монет в бархатном мешочке было столько, что Богумил не знал, на что их потратить. Недолго думая, купил брату расшитый кожаный пояс для серебряных клинков, а сестренке – ожерелье из крупного жемчуга вперемешку с кораллами. Миленка также сначала ахнула от восторга, а затем расплакалась и повисла у него на шее. И эту нехитрую радость селянской дочки, ни разу не носившей в детстве нового платья, он запомнил на всю жизнь.
Другие радовались… не так. Охотно принимали драгоценные дары в виде каменьев, бус и браслетов. В виде шитых золотом платьев, за цену которых можно было купить маленькую деревеньку. Благодарили страстными поцелуями и жаркими ночами, но того ликующего восторга в глазах он больше не видел. «Не тех выбираешь», – проницательно хмыкал наставник Радагаст в ответ на его молчаливое разочарование. Как будто понимал что-то, пень старый. Без малого сто двадцать лет на белом свете живет, что он в женских интересах соображает? Девиц за бока, поди, еще в прошлом веке щупал!
А теперь вот Богумил явственно понимал – да, не тех. Даже Миленка, принеси он ей волкодлачью харю, бранилась бы сердито и гнала его прочь. А Анна радуется так, словно и вправду ей поднесли не дохлую змею, а сундук с сокровищами. Она бы и штригоя, наверное, не испугалась. Подсобила бы в бою, а потом еще и нашла покупателя на мертвую тушу, бойкая девица. Или на эликсиры бы приспособила от бабьих хворей, с нее станется.
«А ведь я бы женился на ней», – вдруг подумал Богумил – и мигом протрезвел, едва не свалившись с качелей. Покрутил растерянно головой. Снова обдумал диковинную мысль о супружеской жизни, посетившую его голову впервые за неполные двадцать шесть лет.
И понял, что ему очень нравится идея приходить домой к жене-красавице, которая делит с ним не только кров и постель, но и профессию. С которой можно говорить даже о чудищах, обсуждая общие победы, способы ведения охоты на нежить и действие тех или иных волшебных эликсиров. И даже мелькнувшая ехидная мыслишка о том, что хозяйством такая супруга заниматься не будет, оказалась отметена за ненадобностью Провались оно пропадом, то хозяйство. Еду и нанятая кухарка приготовит. А вот василиска или амфисбену на органы разделать не каждая красавица и умница сможет.
Богумил встал с деревянной перекладины, шагнул к липовому дереву, у которого висели качели – и на всякий случай плюнул три раза через плечо и постучал по шершавому стволу.
«Придумается же такое, – ошарашенно размышлял он, поднимаясь на крыльцо в трактир, через который был ход в его комнату. – Не иначе, как на солнце перегрелся. Жениться захотел, дурня ломоть! Спать, и как можно скорее!»