Первым будет Январь

Глава 5. Хозяйка вместо князя

Очутившись в гриднице, первое, что я увидела, был княжеский престол – резной трон, украшенный в навершие самоцветами. Позади на стене кроме знамён висело оружие: топоры, мечи, булава и несколько щитов. Растянутые шкуры и рога придавали этому месту суровый воинственный вид.

– Это тут я должна ёлку нарядить? Топориками и ножичками?

Когда подарки были выбраны и разложены по ларцам, Малашка недовольно оглядела оставшиеся припасы, и также недовольно всплеснув руками, собрала оставшиеся кружева и аккуратно завернула в сукно.

– Не напасёшься на этих голубушек, – проворчала она. – И почто князь их так балует?

И оставив меня одну, ушла куда-то в сени.

В дверь с улицы просунулась голова в заиндевелой шапке.

– Госпожа?

Я обернулась.

В гридницу вошёл долговязый юноша, краснощёкий, курносый, с выбившимися из-под шапки рыжими вихрами. Судя по одежде, он был отроком младшей дружины князя.

– Меня Фёдор прислал, – сообщил он мне. – Говорил, тебе помощь наша нужна. Что велишь делать, госпожа?

Я перемялась с ноги на ногу. Вот те раз! Не пошутил значит! Переведя взгляд на княжий престол, я тяжело вздохнула. Делать нечего, придётся что-нибудь придумать, хотя идея была так себе – чего доброго Январь ещё и на Фёдора разозлится, что тот со мной связался.

– Нужна красивая пушистая ёлочка, ровненькая, хорошенькая, – неуверенно произнесла я. – Чтоб в том углу поместилась.

– Ёлка? – переспросил отрок немного с удивлением. – Так я мигом. Лес недалеко, на санях быстро привезу. А что ещё?

– А что у вас есть? – я перевела на него взгляд. – Шишки, деревянные спилы, игрушки какие-то, лоскутки?

– Это недолго выяснить, – засиял отрок. – Скажу Палию, он уж найдёт, что нужно. Он у нас мастер с деревом обращаться.

– Ну тогда пусть несут сюда что есть, разберёмся, – кивнула я, озарённая вдруг сумасшедшей идеей. – А стекла или крошки самоцветной лишней не найдётся? Мне бы нескольких рукодельниц ещё. И яиц десятка два.

– Жди, госпожа, я мигом. Меня, кстати, Ярилкой зовут, – улыбнулся он и скрылся за дверью.

– Ага, – только и кивнула я, лихорадочно размышляя над тем, как бы гармонично украсить всё это суровое мужское пространство своими нелепыми игрушками.

Оставшись наедине с самой собой, я вновь обвела гридницу взглядом. Грозное оружие, мохнатые пугающие шкуры и дубовые столы… Такого в моей практике ещё не было. Пусть будет смешно и нелепо, зато с частичкой моего мира. Велит всё убрать – уберу.

– Что за жизнь такая? – хмыкнула я. – Бабушкины два чемодана так и ждут меня дома. А мне теперь голову ломай, чем ёлку для князя нарядить. Это чтобы меня в моих проблемах совсем с головой утопить? Ладно, сама виновата, за язык никто не тянул. Будет вам ёлка на зависть остальным месяцам. Может оно и к лучшему, заодно узнаю, кто из себя что представляет.

Когда стали вносить корзины со всякой всячиной и пришли восемь женщин-рукодельниц, я ринулась в бой, уверенная в том, что справлюсь. В меня вновь вселился дух предводителя стаи мастериц, словоохотливых и исполнительных, не то, что мой предыдущий коллектив.

Из разноцветных лоскутов мы сделали пёструю гирлянду, шишки и жёлуди обмазали яичным белком и посыпали самоцветной крошкой, оставшейся у мастеров по камню и приклеившейся намертво, спилы деревьев расписали красной краской. Пока Ярилко с другими отроками мастерили крестовину для ёлки, Малашка сшила красную звезду, набила её соломой и приделала рукавчик, чтобы можно было надеть на макушку. Кто-то из гридней принёс деревянного расписного коника, которого поставили под украшенную ёлку.

– Как красиво, – с восторгом протянула одна из мастериц, бойкая и розовощёкая Весея. – Попрошу Рознега и у себя дома такую ёлочку поставить. Бабушка Малашка, тебе нравится?

Дремавшая на лавке старушка встрепенулась, отложила шитьё и подошла поближе посмотреть на украшенную ёлку.

– Красиво, и точно вот именно этого всем нам не хватало, – задумчиво протянула она, любуясь нашим творением. – Вот как будто когда-то давным-давно я видела такой сон, может в детстве моём далёком. Мать свою отчего-то вспомнила, помню, она мне всё сказки по вечерам рассказывала, да песни пела. А за окнами вьюга выла. Но мне так хорошо и тепло было, вот прям как сейчас. Понравится твой обычай князю нашему, Расеюшка, не может не понравится.

– Я не расстроюсь, если не понравится, – вздохнула я, вешая на ёлку последнюю игрушку. – У него своё представление о красоте может быть.

– Он хоть и суровый, но труд ценит, а вы тут столько всего сделали, что совесть не позволит выбросить, – погладила меня по голове Малашка.

Когда все разошлись, я осталась доделать последнюю свою задумку – не хотелось, чтобы оставшиеся веточки и ягодки даром пропали. Вооружившись прочной шерстяной ниткой, я плела гирлянду, которой хотела украсить стол князя. В голове толпились самые разные мысли, да и чувствовала я себя страшно одинокой в чужом мире. Всё было непривычным и непонятным. А тут ещё и голова кружилась от того, что кроме утренней каши во рту и крошки хлеба не было – когда все разбежались отобедать, я упорно старалась закончить всё к возвращению Января и преспокойно смыться в свою клетушку, чтобы не попадаться ему на глаза. Так что не до еды мне было.

За окном быстро стемнело. Пламя в очаге устрашающе загудело – поднималась метель. Вой ветра нарастал, баюкал, шептал страшные зимние сказки. Помню, бабушка рассказывала, что в январе такие метели заканчиваются гибелью заплутавшего путника, которого на свою сторону хотели переманить неутомимые ветра Декабря и Февраля, чтобы люди во всем Января обвинили.

От очередного порыва ветра, потухли ближайшие к входу свечи, и дымные едкие струйки поплыли по гриднице.

Я обернулась.

На пороге никого не было, но в вое ветра и безлюдной тишине мне чудилось чужое присутствие.

– Расея..

Тихий шёпот коснулся моего слуха, нагнав волну мурашек.

– Помоги…

Я уронила клубок с нитками. Глухо отскочив от пола, он покатился прямо к двери.

– Январь? – тихо позвала я.

Но ответом мне был дикий вой ветра, такой грозный, точно сотни монстров рвали друг друга на части, окрашивая снег своей кровью.

Новая волна страха поднялась внутри меня и перехватила горло. Хотелось спрятаться с головой под одеяло, включить музыку, которая бы заглушила тот творящийся ужас за окном, от которого бесновалось пламя в очаге и дребезжали промёрзшие окна. Хотелось держаться за сильную руку рядом. За руку, которая бы остановила весь мой страх одним лишь ласковым прикосновением к волосам.

Но вместо всего этого я лишь выбежала из сеней, на ходу завязывая шнурок плаща, сбежала вниз по ступеням и остановилась.

Вокруг было совершенно безлюдно, темно и тихо. Куда все подевались? Гудевший днём двор точно замер в ожидании чего-то страшного. Завывавший ветер заставлял моё сердце колотиться так быстро, что в груди нестерпимо жгло от боли.

Добежав до сторожевой башни, высившейся в дальнем конце двора, я услышала весёлые голоса отроков, собравшихся вместе за игрой в таврели.

– Сюда ходи! – воодушевлённо кричал один из них. – Бей его! Бей!

Но заметив меня, все вдруг замерли.

– Ярилко здесь? – обвела я взглядом собравшихся.

– Не-а, – покачал головой черноволосый отрок, сидевший ближе всех к двери. – С гриднем Щербаткой ушёл на стену.

Я выбежала обратно во двор.

Снег залеплял глаза, а ветер хлестал так, что невозможно было рассмотреть хоть что-нибудь. Мне казалось, что я попала в бушующее море, где нет ни берега, ни спасительного корабля.

Ярилку и, оставшегося за старшего, гридня Щербатку я встретила у ворот, налетев сослепу на них.

– Расея, ты что ли? – удивился Ярилко, приставив ладонь к лицу, чтобы защитить глаза от колкого снега. – Куда ты собралась в такую погоду, госпожа?

– Почему князь до сих пор не вернулся? – спросила я у Щербатки. – Они обещали приехать вечером.

– Значит, на то воля князя, – нахмурился гридень, поправляя шапку, залепленную снегом. – Не твоё это дело, девонька.

– Как они доберутся до крепости в такую метель? – не унималась я. – На стене не горит ни одна сторожевая башня. Может, они в лесу заплутали.

– Князь не может заплутать, – Щербатка начинал злиться на моё непристойное и назойливое поведение.

– А если на него напали? Если Декабрь выгнал войско и напал на него? Он ещё вчера ему пригрозил.

– Наши дозорные уже знали бы об этом, – гридень был непоколебим в своей уверенности. – Князь дал бы сигнал в любом случае.

– А если он не успел дать вам этот сигнал? – я перестала его бояться. – Если с ним что-то случилось такое, что не позволило ему предупредить вас, не позволило попросить о помощи?

Щербатка недовольно смотрел на меня сверху вниз. Только тот факт, что я была гостьей в доме Января, не позволял ему послать меня по добру по здорову.

– Не тревожься, госпожа, – выдавил из себя Щербатка. – Уверен, с нашим князем всё хорошо и он просто ждёт, когда утихнет метель. Поверь, ему это не впервой.

– Расея…

В вое ветра я вновь услышала своё имя. Тихий голос звал меня.

– Зажгите огни, – прорычала я сквозь зубы, испытывая нечеловеческий страх от того, что ничего не могу сделать. – Пошлите отряд на границу с Декабрём.

– Не вижу в этом надобности, – и Щербатка шагнул мимо меня.

Ярилко перемялся с ноги на ногу, не зная, что ему делать. Его лицо выражало непонятную смесь самых разных чувств.

– Тогда я сама это сделаю, – тихо проговорила я. – Ваше безразличие может стоить князю жизни. Где ваше мужество? Где ваша преданность? Вы не видите надобности в самом простом, что можете сделать? Разве зажечь огонь вам стоит денег или чести?

Щербатка остановился.

Даже стоя к нему спиной, я видела, как переменилось его лицо. Скрипнул снег под тяжёлыми сапогами. Захрустели костяшки сжатых кулаков.

– Куда именно мне отправить отряд, госпожа? – сквозь зубы выдавил гридень.

– На Щучий луг, где забирали сено для пахотных лошадей, – я повернулась к нему. – За рекой начинаются владения Декабря. И там же он вчера сделал своё предупреждение князю.

– Там как раз проходит путь к дальней сторожке, – как бы между прочим вставил Ярилко.

Щебратка недовольно посмотрел на него.

– Ладно, – прорычал наконец гридень. – Беги к сторожевым, пусть зажгут огни, может кто из наших увидит их. А ты, госпожа, возвращайся в избу, не гоже тебе мёрзнуть и решать дела мужей.

– Пока мужи сдвинутся с места, умереть можно, – сказала я раньше, чем подумала.

Щербатка строго на меня посмотрел, а потом весело усмехнулся.

– Дожидайся нас, не волнуйся за князя, – уже более ласково произнёс он. – Я сам поеду с отрядом на Щучий луг. Но если твои волнения будут напрасными…

– Прокричу три раза петухом, – закатила я глаза.

– Ох, ты ж и девка! – рассмеялся он. – И где только такая взялась?

И он отправился в сторожевую башню, по пути отдав конюхам поручение седлать коней.

Всё время, пока они собирались, я металась по гульбищу, время от времени посматривая в сторону едва мерцающих в снежной кутерьме огоньков на сторожевых башне первого вала. Из псарни долетали голоса взволнованных псов, навевавших совсем дурные мысли. А когда всадников поглотила тьма, сердце моё совсем сорвалось с ритма, принося мне самую настоящую боль.

– Что же так долго? – повторяла я, до боли в глазах вглядываясь в беспросветную снежную пляску пурги, после чего возвращалась в гридницу князя и там металась из угла в угол, как загнанная в клетку волчица.

Впервые в жизни я ощутила на себе то самое выражение «ждать целую вечность». Мне казалось, что время действительно остановилось, и вся крепость просто летит куда-то с оглушительным воем ветра. Будет ли конец этому полёту или нет, я не знала, но только хотела, чтобы хоть кто-нибудь прервал это безумство.

– Наши едут!

Долетевший голос дозорного вырвал меня из оцепенения, в котором я пребывала то ли несколько часов, то ли несколько дней. Выскочив на гульбище, я увидела движущиеся к крепости огни.

Кто-то из отроков побежал к стене, где-то послышались голоса засуетившихся людей, торопившихся встретить князя.

А я просто стояла, сжимая до боли обледенелую перекладину, молясь о том, чтобы всё было хорошо.

Огней становилось всё больше, и вот уже всадники проехали проездные ворота и скрылись за стеной. До моего слуха стал долетать цокот копыт и громкие, нарастающие голоса.

Я сразу поняла, что случилась беда. Нет, не по крикам гридней, не по храпу загнанных коней, не по стонам раненых. А по гаснущему взгляду всадника, свалившегося с седла прямо на руки Фёдора.

– Держись, – подгонял рында, придерживая князя.

Вдвоём с Бусом они подхватили Января и так быстро, как только могли, понесли его в хоромы, оставляя на белоснежном снегу кровавый след.

– Знахаря зови, быстрее, – подтолкнул Щербатка Ярилку и тот побежал, что есть мочи прочь со двора.

Я и потом не могла вспомнить, как оторвалась от перил и бросилась открывать дверь в сени, как вместе с Фёдором и Бусом оказалась в покоях, как зажгла все свечи, пока они срезали с князя пропитанную кровью шубу, как велела прибежавшим отрокам нести горячую воду и чистые ткани. Я лишь видела побледневшее от боли лицо Января, чей гаснущий взгляд блуждал по лицам собравшихся, пока не замер на моём.

– Расея, – прошептал он. – Уходи.

Фёдор, у которого была разбита голова, а всё лицо залито запёкшейся кровью, тут же вытолкал меня прочь.

– Не нужно тебе этого видеть, – сказал он мне, сверкая в полумраке взволнованными глазами. – Не девичье это. Не надо.

Вымученно улыбнувшись, рында провёл тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Не реви, всё хорошо будет, – и он скрылся за дверью.

А я осталась одна, совершенно одна в чужом мире, где не было места женским слабостям и слезам. Мне было так горько и больно, как никогда в жизни! Я чувствовала себя виноватой в случившемся, чувствовала себя страшно одинокой и потерянной! Мне хотелось проснуться и никогда больше не видеть этот кошмарный сон! Вот только…

Из-за закрытой двери я услышала его крик, сдавленный, несдержанный, беспомощный…

Бросившись бежать прочь, я больше не видела перед собой ничего, кроме ледяной бездны.

Глава 6. Кровавая сеча

Сбежав по ступеням во двор, я остановилась, не имея никакого представления, куда мне спрятаться. Слёзы застили глаза, а весь мир летел с каждым новым порывом ветра в пропасть. Я слышала голоса взволнованных отроков, суетившихся подле гридней, столпившихся возле конюшни и мало-помалу реальность стала доходить до меня.

– Они ждали нас, – говорил Бус Щербатке. – Точно подсказал кто, что мы будем идти обратно той же дорогой, что и днём. Воинов пятьдесят не меньше. Сначала метель поднялась, по ней князь западню учуял. А потом они выскочили. Окружили нас. Когда к нам подоспел отряд, что к Горелому камню ходил, пришли ещё всадники Декабря. Они напали на нас всем скопом. Князя спасло только то, что он опытный воин, а иначе бы…, – Бус покачал головой. – Они на него сразу втроём, как волки, накинулись, и один из них князя нашего мечом прямо наотмашь… Я его уже потом нашёл, когда вы подъехали, без чувств был, в луже крови. Не знаю, чем бы всё закончилось… Только если бы не вы, мы бы князя живым не довезли.

– Расею благодарить надо, – Щербатка стащил с головы шапку и утёр ею лицо. – Она тут нас всех на уши подняла, поругались мы с ней. Да только мне уступить ей пришлось. Разозлился на неё я крепко. А теперь вот совесть покоя не даёт.

– Спасибо, что зажгли огни, без них мы совсем сбились с пути. Теперь главное, чтобы князь выжил, – Бус тяжело вздохнул. – А Декабрю мы отомстим. Мир сорван. Теперь не знаю чего и ждать от него.

– В последний раз мы потеряли полсотни лучших наших воинов, – Щербатка покачал головой. – Тяжёлый год был тогда.

– Боюсь, что в этот раз нам стоит ждать чего-то ещё хуже, – Бус обернулся. – Твердыня Смены времён года давно влечёт взор месяцев. А коль Декабрь решился добраться до неё, то он ничем не побрезгует. А за ним и остальные последуют. Февраль и Март уж точно будут среди первых.

Гридни посмотрели на княжеский терем, а потом заметили меня.

– Расея? – позвал меня Щербатка. – Поди, дочка, сюда, – голос был ласковым и точно виноватым.

Я сделала шаг к ним, чувствуя себя как-то иначе, чем несколько мгновений назад. Пальцы рук онемели от страшного холода, а обострившийся слух улавливал чужеродные звуки. То ли скрип ремней на сёдлах, то ли звяканье оружия. Метель вдруг стала смирнее, но лишь вокруг гридней, точно подслушивая их разговор.

– Войско Декабря ушло? – осторожно спросила я у Щербатки.

– Как только мы налетели на них их и след простыл, – кивнул он.

Я с недоверием посмотрела на запертые ворота.

– Вам не показалось это странным? – спросила я вновь.

Бус с тревогой посмотрел на меня, точно я была больна. Но в его взгляде я прочитала мелькнувшую тревогу.

– А что если они ушли лишь потому, что решили, что князь мёртв? – задала я ему вопрос. – Что если они рассказали об этом Декабрю и он решил предпринять что-то новое?

– Вряд ли он решится напасть на крепость сейчас, – покачал головой Бус. – Её ещё никому не удалось одолеть.

– Потому что её обороной руководил Январь?

– Расея, ты думаешь, что Декабрь пойдёт на Просинь лишь потому что считает князя мёртвым? – воскликнул Щербатка.

– А вы абсолютно уверены, что он не нападёт? – ответила я вопросом на вопрос.

– Девице не пристало рассуждать о заботах мужей, – напомнил мне вновь Щербатка.

– Тогда пусть мужи не расслабляются и не занимаются всякой ерундой в виде игр или чего другого, – хмуро возразила я. – Потому что я не уверена, что Декабрь просто по доброте душевной отпустил вас с Щучьего луга.

Гридни переглянулись.

– Я слышала, как он говорил с Январём, видела его глаза, – пояснила я. – В них было столько злости и ненависти, что только слепой не понял бы, что он готов на всё.

– Он всегда таким был, – вздохнул Бус. – И князя нашего он ненавидит так люто, что от такой злобы всем становится не по себе.

Из гридницы выбежал кто-то из отроков.

Мы обернулись.

– Рында вас зовёт, – выпалил отрок гридням и побежал обратно.

Бус и Щербатка тут же поспешили следом, а я осталась в полном неведении, охваченная новой волной паники.

Жив ли? Только бы был жив!

Метель вновь ожила, засыпая колючим снегом, от которого рябило в глазах и немело всё тело. Я видела, как снежные смерчи выпрыгивают из-под ворот, кружатся по княжескому двору, а потом замирают у сугробов до нового порыва ветра. Было в этом что-то по-настоящему колдовское и пугающее.

Подхватив полы своего платья, я, что есть духу, побежала обратно в гридницу, чувствуя, как вслед за мной несётся новый снежный вихрь. Как же мне в этот момент хотелось спрятаться!

В гриднице собралось много воинов из дружины. Кто-то ел, кто-то расхаживал взад-вперёд, дожидаясь новостей из покоев. Здесь были и те, кто сопровождал князя до дальней сторожки и те, что был на службе в основной дружине.

– Где Фёдор? – пролепетала я, бросаясь к покоям князя. – Мне нужен Фёдор.

Ярилко поймал меня за руку, когда я бежала через сени.

– Стой, госпожа! – воскликнул он. – Тебе туда нельзя! Рында велел не пускать тебя и близко к покоям князя.

– Позови мне его! Слышишь! Позови Фёдора сюда! – закричала я, не в силах подавить нарастающую панику.

– Не могу, – покачал головой Ярилко. – Князю стало хуже.

– Как хуже? – ухватила я отрока за воротник. – Только не сейчас! Позови мне Фёдора!

Но Ярилко с силой вывел меня из сеней к переходу между моими покоями и покоями князя.

– Не до тебя ему сейчас, госпожа, – повторял он. – Утром поговорите.

– Но это важно! Утром может быть поздно! – воскликнула я, вновь чувствуя невообразимый ужас, от прикосновений ледяного ветра, просачивавшегося из-под дверей. – Фёдор!

Я закричала так громко, как только могла. Мой голос гулким эхом отразился от всех стен и замер где-то в глубине княжеских хором.

– Фёдор! Он здесь! Он пришёл! Фёдор! Защити князя!

И вторя моему голосу, во дворе раздался страшный вой ветра, срывавший с крыш тонкий слой свежего снега.

– Да ты в своём уме, госпожа! – воскликнул Ярилко. – Уходи в свои покои! Мне сейчас из-за тебя влетит!

Но Фёдор услышал меня. Я увидела его как раз в тот момент, когда новый порыв ветра качнул пламя свечей и погасил несколько из них.

– Фёдор! – вскрикнула я, отталкивая от себя Ярилку. – Он здесь!

– Кто здесь, Расея? – Фёдор с негодованием смотрел на меня.

– Декабрь! – крикнула я, указывая пальцем в окно.

Во дворе послышался лай собак, чьи-то крики и лязг оружия.

Фёдор бросился к двери и выскочил за порог.

Снежные вихри прямо на глазах становились хорошо вооружёнными воинами, хладнокровными и беспощадными.

На сторожевой башне грохнул колокол, которому тут же вторил другой.

– Вот ёшки-матрёшки! – с ужасом воскликнул Фёдор. – Дружина! В бой!

Я видела, как он лихо перемахнул через перила гульбища и приземлился прямо в самую гущу завязавшегося ближнего боя. Отовсюду хлынули дружинные Января, весь двор наполнился криками, звоном стали и воем ветра. Точно одно безумное стихийное бедствие заполнило обезумевший мир, стремясь поглотить как можно больше жизней. И в этом водовороте не было пощады.

Я видела, как падали сбитые с ног юные отроки, для которых этот бой оказался первым. Видела, как сражаются без брони бесстрашные гридни, как крушат своими мечами врага лучшие воины князя. Видела, как снег становится чёрным от крови и как светлеет на востоке небо.

Опомнилась я тогда, когда прямо перед нижней ступенькой взвился косматый вихрь и тонкой позёмкой потянулся к тому месту, где стояла я. В этот момент меня точно кто-то стегнул по спине. Я бросилась к покоям Января. Только бы мне просто всё это примерещилось. Но, увы. В сенях позади себя я услышала тяжёлые шаги.

В покоях князя не оказалось никого, кто мог бы его защитить, даже малодушный знахарь и тот куда-то запропастился. В ужасе я поняла, что загнала саму себя в смертельную ловушку. Лучше бы я утонула в полынье!

Подперев дверь дубовым стулом, я попыталась сдвинуть с места тяжёлый сундук, чтобы хоть как-то задержать врага. Но не тут-то было! Он и с места не сдвинулся!

Тяжёлые шаги замерли на мгновенье перед дверью, после чего стул с протяжным скрежетом отъехал в сторону.

Я в диком ужасе метнулась к постели Января, схватив с подставки коптящийся факел.

На пороге стоял огромный воин, тот самый, что тащил меня за ворот шубы к ногам Декабря.

– Какая встреча, – лениво протянул он, узнав меня.

– Не подходи! – закричала я.

– Ой, боюсь, боюсь, – с издёвкой засмеялся он, делая шаг в мою сторону.

За его спиной появился ещё один декабрьский воин.

– Уйди в сторону, январская девчонка, – прорычал он, с ненавистью глядя на меня.

– Пошли прочь!

Я никогда в жизни не дралась, даже в школе никого из девчонок за волосы не оттаскала в шутливых девчачьих перепалках. Да что там говорить! Я даже своему бывшему благоверному не удосужилась заехать по щеке. А теперь передо мной стояли не просто воины, а машины для убийства, жившие только войной, а не розовыми соплями из сериалов про отважных супергероев. Они оба смотрели на меня с презрением, словно на надоедливую муху.

– Мама.

От тихого шёпота позади меня всё моё тело пробила новая дрожь. Я обернулась на Января.

На суровом жёстком лице отражалась боль. Новая незаслуженная боль.

– Пошли прочь!

Я отчаянно метнула факел в ближайшего воина. Но он лишь отклонился в сторону.

– Хотел отвести тебя к Декабрю, да что-то мне расхотелось, – процедил он сквозь зубы. – Возни с тобой больше.

И он уверенно зашагал ко мне, в то время как второй двинулся к ложу князя с другой стороны.

Я понимала, что конец близок, но впервые в жизни не хотела сдаваться так просто. Не хотела быть загнанной в угол мышкой, способной только на то, чтобы закрыть глаза и ждать, когда прихлопнут. Схватив с сундука нагайку князя, я махнула ею с такой силой, какой не ожидала от самой себя.

– Прочь!

Конец нагайки дотянулся до лица воина и рассёк ему бровь.

– Ах ты…

И одним прыжком он повалил меня прямо на сундук, где стояли приготовленные для Января лекарские снадобья.

Я закричала от острой боли, когда осколки каких-то склянок впились в мою спину, а лицо обожгло чужое смрадящее дыхание. Но это был ещё не конец моей гибели. Мою смерть точно оттягивали за уши чьи-то сильные руки.

Грубые и беспощадные руки декабрьского монстра я чувствовала везде. Он давил меня всем своим телом, задирая край моей рубахи, под хохот второго воя, забывшего на мгновенье зачем пришёл в покои князя.

– Ты сама виновата, – прорычал мне прямо в лицо мой противник.

Моя рука нашарила осколок разбитой от моего падения тарелки, и я, зажмурившись от месива жутких чувств, полоснула воина по лицу. Сейчас я хотела спасти себя. Его кровь опалила мне щёку.

Он страшно закричал, отпуская меня и хватаясь руками за лицо.

Черта была пересечена. И я ударила его нагайкой, которую, не смотря на падение, не выронила, ударила так сильно, как только могла. В голове пулисировало лишт одно желание – жить.

– Пошли прочь! Прочь! – мой истеричный вопль зазвенел в ушах.

Запрыгнув на ложе Января, я ударила второго воя как раз тогда, когда он хотел поразить князя мечом, чтобы поскорее закончить дело, ради которого они пришли сюда, чтобы поспешить на помощь своему товарищу и сразить меня. Но мне было не страшно. Внутри меня поднималась такая паника, от которой я слепла и не могла контролировать себя. Наверное, это было отчаяние. Я просто хотела жить. А ещё – защитить себя и его. Его, который снова в бреду позвал меня как свою мать, Миланку Синесветовну, отдавшую за него жизнь.

Я хлестала нагайкой воздух вокруг себя как безумная, зная, что они всё равно нападут на меня. Взмахивала и вертелась на месте, как волчок до тех пор, пока рука второго из воинов Декабря не ухватила конец нагайки, и он не швырнул меня на пол.

– Дрянь, – услышала я у себя надо головой.

И тут он как-то странно покачнулся, глаза полезли из орбит, и вой стал падать прямо на меня. Взвизгнув, я откатилась в сторону.

Позади него с окровавленным мечом едва стоял Январь, без кровинки на белом лице.

В покои князя ворвались Бус и Фёдор. Оба распалённые боем, яростные и отчаянные.

– Князь! – воскликнул рында, увидев, как Январь покачнулся.

Но я уже бросилась к нему, не дав упасть от слабости.

Бус скрутил раненного декабрьского воина и поволок прочь из покоев.

Фёдор помог мне уложить князя обратно на ложе.

– Всё хорошо, – приговаривала я, как заведённая.

– Расея, – прошептал Январь, вновь проваливаясь в забытье.

– Где ты был? – набросилась я на Фёдора, ударив его кулаком в грудь. – Где ты был? Ты бросил его одного!

– Расея, – Фёдор поймал мой кулак. – Прости.

И я заплакала, так громко и несдержанно, словно во мне открыла все двери истерзанная страхом и отчаянием моя душа.

Фёдор прижал меня к себе, гладя по голове.

– Прости, – повторял он снова и снова. – И ты, князь, прости. Я не должен был…

Но мне уже было плевать на его слова. В голове пульсировало лишь одно слово. «Живой».