В двух шагах от края

–Не важно, -выдохнула я. Мне срочно нужна была точка опоры, на которую я бы могла облокотиться и пережить приступ головокружения, но все вокруг, как назло, казалось таким хлипким, что я боялась, как бы от одного моего неосторожного движения разом не рухнул весь дом. Наконец, мне на глаза попался реликтовый предмет мебели, отдаленно напоминающийся перестеленный двумя слоями шерстяного пледа диван, и я без приглашения позволила себе принять сидячее положение. В пятую точку мне сходу впилась выпирающая пружина, но эти мелкие неудобства ровным счетом ничего не значили по сравнению со сквозной раной в моем сердце.

В руках у обеспокоенно наблюдавшей за мною девушки появился допотопный кухонный чайник и красная чашка с отбитой ручкой.

–Хотите воды? – радушно предложила хозяйка – кипяченая!

Я отрицательно помотала головой, вытащила из сумки термос и мелкими глотками выхлебала остатки горячего кофе. Девушка посмотрела на примитивный, в общем-то, сосуд с таким неприкрытым восхищением, словно я только что продемонстрировала ей по меньшей мере восьмое чудо света. Это и в самом деле была изнанка того уютного и обеспеченного мира, за пределы которого до сегодняшнего дня не простирались мои как профессиональные, так и личные интересы.

ГЛАВА VIII

Ударная доза кофеина действовала на меня лучше любого стимулятора. Это была давняя, годами формировавшаяся зависимость, с которой я никогда по-настоящему не пыталась бороться. Расширенное сознание чаще всего означает расширенные зрачки, и кофеиновый допинг, на мой взгляд, являлся наиболее невинным способом достижения ясности в голове.

Я сняла черные очки и в упор посмотрела на девушку. Макс и его многочисленные предшественники называли это запрещенным приемом: сопротивляться гипнотическому притяжению зеленых глаз притаившейся в засаде рыси для подавляющего большинства мужчин было так же сложно, как заядлому картежнику устоять перед заманчивым предложением удвоить свой сомнительный выигрыш. Но сейчас я имела целью добиться несколько иного эффекта: мне необходимо было вызвать патологически безоговорочное доверие собеседника, позволяющее узнать все и даже больше. По сравнению с теми психологически укрепленными крепостями, что мне неоднократно приходилось штурмовать за свою журналистскую карьеру, склонившаяся надо мной девушка представляла собой открытую книгу, и я собиралась найти на ее страницах исчерпывающие ответы на все терзавшие меня вопросы.

–Милая, послушайте, – я ласково коснулась шершавой ладони с грубо обкорнанными ногтями своими изящными, наманикюренными пальчиками, – присаживайтесь рядом со мной и давайте поговорим. У меня есть к вам деловое предложение: продайте мне историю своей жизни! Я покупаю ваше интервью за…, – я извлекла из сумки красное лакированное портмоне и быстро пересчитала деньги в «валютном отсеке», – за пятьсот долларов. Вы согласны? Вижу, что согласны. Итак, приступим, как вас зовут?

–Кристина, – зажатые в моей руке купюры вызвали у девушки почти физическое вожделение, она механически опустилась на жалобно скрипнувший под ее весом диван и всем телом подалась мне навстречу. Ее ярко-голубые глаза горели негасимым внутренним огнем, каждая ее клеточка тянулась на зов призывно покачивающихся перед ней стодолларовых банкнот. Готова спорить на что угодно, она никогда не видела наяву подобного богатства, и уже представляла себе, как эта ничтожная по моим меркам сумма превращается в продукты, одежду и прочие товары первой необходимости. Клиент созрел, и его надо было брать тепленьким.

–Я слушаю тебя, Кристина, – для придания предстоящей беседе дружеской атмосферы я перешла на «ты» и незаметно включила диктофон. К своей изменчивой памяти у меня за последнее время накопилось не меньшее количество претензий, чем у затопленных квартировладельцев к соседям сверху.

Девушка вдруг резко замерла, я последовала ее примеру и услышала какой-то подозрительный шорох под раковиной. Кристина сдернула с ноги дырявый тапок и с размаху зашвырнула его в предполагаемый источник звука. В ответ послышался испуганный писк, и шорох сразу прекратился.

–Крысы замучили! – будничным тоном пояснила девушка, как если бы речь шла о совершенно привычных и рядовых вещах, – зимой еще ничего, а потеплело – расплодились, гады. По ночам спать страшно. Я потому ребенка в деревню и отправила.

Я даже не повела бровью. Анализировать все это безумие я буду дома. Сейчас я всего лишь бесплатное приложение к диктофону, старательно фиксирующее визуальные аспекты разговора. Просто смотри и слушай, Линкс, не выдавай себя, а то с твоим-то стажем это будет выглядеть, черт возьми, весьма непрофессионально.

–Завтра ты проснешься знаменитой, Кристина! – скорее подумала вслух, чем пообещала я, – уходить из газеты надо красиво, и ты поможешь мне это сделать!

Девушка смущенно повела покатыми плечами. Грядущая слава, похоже, волновала ее в последнюю очередь. Взгляд Кристины все так же неотрывно был прикован к деньгам.

–Возьми сразу, -я настойчиво вложила доллары в руку девушки, – а теперь рассказывай, как ты докатилась до такой жизни и какую роль в этом сыграл Эрик Данилевский.

Несколько минут Кристина сосредоточенно озиралась по сторонам, а потом свернутые в аккуратную трубочку деньги вдруг молниеносно исчезли в ее необъятном декольте. Видимо, купюры теперь в буквальном смысле грели девушке душу, потому как нездоровая бледность ее лица постепенно сменялась лихорадочным румянцем.

–Вы странная, Ида! – неожиданно воскликнула Кристина, – я про вас столько читала, но так и не могу понять, почему вы бросили парня, который осыпал вас драгоценностями и на руках носил! А еще мы вчера с тетей Аней из третьей квартиры смотрели телевизор, так там говорили, что вы должны были поехать в Париж на медовый месяц, и что он подарил вам машину и…

–Кристина! – я мягко закрыла девушке рот ладонью, – прекрати! Я тебе просто скажу, что все эти подарки для меня ничего не значат. Не веришь? Отлично, сейчас поверишь!

Обручальное кольцо с сапфиром еле-еле налезло Кристине на мизинец, но так вероятность того, что она будет носить его в качестве украшения, а не сдаст ближайшему скупщику золота, близилась к отрицательному значению, я не стала заморачиваться на несоответствии размера. Утром я по рассеянности нацепила на себя символ нашей с Максом помолвки и, надо же, мне подвернулся замечательный случай избавиться от него раз и навсегда.

–Оно твое, – для того, чтобы девушка, наконец, поверила в свою негаданную удачу, мне пришлось вдалбливать ей этот очевидный факт путем бесконечных повторений, а она лишь продолжала пялиться на кольцо отсутствующим взглядом, и даже возобновившие подпольную активность крысы больше не привлекали ее внимания, – можешь сколько угодно представлять себя невестой знаменитого футболиста Макса Терлеева! Кто знает, вдруг для тебя оно окажется счастливым!

–У меня никогда не будет такого парня, как Макс Терлеев, – первые слезинки блеснули в уголках Кристининых глаз и медленно покатились по ее пухлым щекам, – кому я нужна, Ида? Посмотрите, как я выгляжу! Думаете, я всегда такая была? Когда я только приехала в столицу, мне все говорили, что я писаная красавица. Лучше бы кто сказал, какая я тогда была дура. Сейчас я, может, и поумнела, только от красоты одни воспоминания остались. Знаете, я раньше обвиняла Эрика, а потом поняла, что сама во всем виновата. Сделала бы аборт, доучилась в институте, так нет же…

Она ревела долго и самозабвенно, словно оплакивая свою загубленную молодость, нереализованные амбиции и растоптанные мечты. Ее плечи мелко вздрагивали от рвущихся из груди рыданий, а льющиеся безудержным потоком слезы оставляли на лице грязные дорожки. Я обняла Кристину не столько для того, чтобы успокоить, сколько в целях скорейшего возобновления прерванного интервью, но она была слишком наивна, чтобы осознать эгоистичность моих объятий. Я сидела в сыром, продуваемом всеми ветрами помещении с отваливающейся с потолка штукатуркой и ждала, пока на моем плече выплачется жена человека, удержавшего меня от самоубийства. А девушка все плакала и плакала, и я не знала, как привести ее в чувство. Вернее, я знала универсальный способ, идеально подходящий для борьбы с истериками, но, в отличие от термоса с кофе, фляжки со спиртным я в сумочке не носила.

–У тебя выпить есть? – напрямик спросила я, когда моя блузка насквозь промокла, а батарейка на диктофоне грозила разрядиться раньше окончания нашего судьбоносного разговора.

Кристина судорожно кивнула, сквозь слезы пробормотала что-то неразборчивое и указала куда-то в сторону нагромождения немытой посуды. Я просканировала взглядом гору сковородок и кастрюль, и, несмотря на данную себе клятву ничему не удивляться, чуть не упала с дивана.

Я никогда не относила себя к числу тонких ценителей элитного алкоголя, однако круг общения вынуждал меня много в чем разбираться, дабы не ударить мордой в грязь на обязательных к посещению приемах и раутах. Поэтому, нетрудно вообразить, в какой шок повергла меня на две трети пустая бутылка из-под абсента, да еще и какого абсента. Плоскую емкость с остатками прозрачной жидкости цвета моих глаз венчала этикетка с надписью «King of spirits», и даже моих дилетантских познаний вполне хватило, чтобы предположить, во сколько примерно обходится такое удовольствие.

В том, что это именно «зеленая фея», а не перелитый в дорогую тару самогон, меня окончательно убедила обнаруженная рядом с бутылкой специальная ложка с дырочками и несколько кусочков сахара. Один из самых дорогостоящих сортов абсента в этом богом забытом месте явно пили по всем правилам, хотя и выглядело это столь же парадоксально, как, скажем, наличие золотого унитаза в общественном сортире.

Я осторожно отстранила обмякшую Кристину и решительно поднялась на ноги. Открыв бутылку, я нацедила грамм пятьдесят полынного напитка в стакан, и насильно заставила девушку проглотить «лекарство». Ее лицо перекосилось от терпкой горечи, но в заплаканные глаза понемногу начало возвращаться осмысленное выражение.

–Ох и мерзость! – всхлипнула Кристина и обессиленно растеклась по дивану. Я примостилась на уголке и исподтишка наблюдала, как она постепенно обретает человеческий облик. Надеюсь, я правильно рассчитала дозу, а то от неразбавленного абсента крепостью почти в семьдесят градусов может запросто и башню снести, – простите меня, пожалуйста, Ида! Не знаю, что на меня нашло, нервы сдали…

–Ничего, – милостиво кивнула я, – Кристина, а откуда у тебя ««King of spirits», если не секрет?

–А это вы у моего мужа спросите! – со злостью прошипела девушка, размазывая по щекам высыхающие слезы, – мне кажется, из-за этой дряни у него крыша и поехала. Он всегда был странным, а последний год начал вести себя вообще, как псих. Говорил, что в абсенте содержится какое-то вещество, я не помню, как оно называется, которое мешает трансформации. Разве нормальному человеку придет такое в голову? В конце концов, Эрик вообще перестал со мной разговаривать, сказал, чтоб я оставила его в покое, иначе он за себя не отвечает. Он целыми днями где-то пропадал, приходил поздно вечером, а потом всю ночь сидел за компьютером и цедил свой проклятый абсент через ложку с сахаром. Между прочим, сначала он его поджигал, мы тогда, как на вулкане, жили. Здесь же одной искры достаточно, чтобы весь дом вспыхнул. Знаете, Ида, мне казалось, он нас всех ненавидел: и меня, и ребенка. Он иногда так на нас смотрел, будто хотел избавиться и не знал, как это сделать, чтоб его не посадили. У меня будто камень с души упал, когда мама меня простила и согласилась забрать Димку к себе в деревню. Я теперь поняла, что все, что ни делается, все к лучшему. Когда Эрик исчез, я хотела в полицию заявить. Посидела, подумала, да ну его к черту! Без него и мне, и сыну будет намного лучше. Съезжу в деревню, отосплюсь, а там может и работу найду. Деньги у меня на первое время есть!

–Деньги еще надо отработать, дорогая, – одной из особенностей моего характера являлось то, что в минуты наибольшего душевного волнения я становилась чрезвычайно циничной, но Кристина о подобных нюансах осведомлена не была и восприняла мою фразу как скрытую угрозу произвести реквизицию материальных ценностей. Девушка ощутимо напряглась, тряхнула непричесанной головой и практически спокойным голосом произнесла:

–Спрашивайте все, что хотите. Мне так легче, а то я сосредоточиться не могу. Я на любые ваши вопросы отвечу.

–Это хорошо, – задумчиво протянула я. Ну, Линкс, давай, не спи! Уж чему-чему, а внятно формулировать вопросы тебя на протяжении пяти лет учили в университете, и золотое правило любого журналиста гласит о том, что любое интервью следует разбивать на блоки. И в самом деле, винегрет какой-то получается. Что ж, начнем с межличностных взаимоотношений, а дальше сориентируемся по обстановке, – расскажите мне, как вы познакомились с Эриком?

История знакомства Кристины Ковальчук, уроженки пригородного поселка Бубновка, и Эрика Данилевского, программиста-фрилансера из столицы, уходила своими корнями в период двухлетней давности. Кристина поступила в институт на экономический факультет, поселилась в студенческом общежитии и без особых взлетов и падений отучилась два курса. Отсутствие строгого родительского контроля, от которого девушка так устала дома, быстро вскружило ей голову. Юная провинциалка была хорошенькой, веселой и общительной, благодаря чему неизменно становилась душой любой компании. В составе такой компании ее и занесло на шумную вечеринку в одном из ночных клубов города. Тем холодным ноябрьским вечером Кристина не могла и представить, какими роковыми последствиями обернется для нее это мероприятие.

Высокого худого парня в очках представил ей кто-то из друзей. У Эрика явно что-то не ладилось в жизни, и он предпочитал в одиночку проводить время у барной стойки. Кристина подсела рядом, они поболтали ни о чем и заказали еще выпить. Не было ни любви с первого взгляда, ни бешеной страсти, ни даже обыкновенной симпатии – только слишком много алкоголя, за неимением высоких чувств обострившего лишь примитивные инстинкты. Наутро никто толком не помнил, что произошло между ними ночью в чиллауте. В похмельной апатии обменялись телефонами и разошлись, как в море корабли.

Обнаружив, что беременна, Кристина оказалась в безвыходной ситуации. О том, чтобы продолжать жить в общаге, не могло идти и речи, правила внутреннего распорядка в отношении подобных случаев звучали весьма категорично. Возвращаться в Бубновку девушка боялась до дрожи в коленях. Шансы на то, что консервативно настроенные родители пустят опозорившую семью дочь на порог отчего дома, практически равнялись нулю. Самым простым решением, казалось бы, должен был стать аборт, но Кристина внутренне противилась убийству своего не рождённого ребенка, хотя в дальнейшем не раз корила себя за проявленную слабость.

Эрик отнесся к известию о беременности случайной партнерши с покоробившим девушку равнодушием. Предложил профинансировать аборт и закрыть тему, а когда Кристина принялась взывать к его человечности, заткнул обеими руками уши и, дождавшись временного затишья, спросил, чего она от него хочет. Мыслила девушка до боли стереотипно, и в ее словах о свадьбе не было и намека на оригинальность. К ее вящему удивлению Эрик не стал возражать. Только лишь с подчеркнутой вежливостью попросил не закатывать больше сцен.

В том, что штамп в паспорте действительно ничего не значит для ее новоиспеченного супруга и не предполагает никакой ответственности за свою вторую половину, Кристина получила прекрасную возможность убедиться, когда на седьмом месяце беременности переступила порог печально известного барака на границе с промзоной.

–Ты можешь жить здесь, – сказал Эрик, – а можешь в любой момент уйти. Просто не мешай мне, ладно?

ГЛАВА IX

Кристина и сама не заметила, как потихоньку начала опускаться. Послеродовая депрессия и неподъемный груз бытовых проблем за считанные месяцы превратили первую красавицу Бубновки в неопрятную бабу. От окончательной деградации Кристину спас только ребенок.

Благодаря тому, что молодая мама была вскормлена натуральными деревенскими продуктами и отродясь не болела ничем, кроме насморка, Димка родился крупным, здоровым бутузом, унаследовавшим от отца лишь миндалевидный разрез странных темно-серых глаз. Рожала Кристина в муниципальном роддоме, куда ее доставила срочно вызванная соседкой тетей Аней скорая помощь. Эрик в это время, как обычно, где-то отсутствовал, и о появлении на свет своего первенца узнал уже по факту.

Цветов, конфет и торжественной встречи у ворот девушка так и не дождалась. Утром перед выпиской в палату, которую Кристина делила еще с четырьмя такими же малообеспеченными роженицами, зашел врач и сообщил, что глубокой ночью забегал ее муж и просил передать ей конверт с деньгами, после чего вышеупомянутый супруг благополучно отбыл в неизвестном направлении. Денег Кристине хватило только на такси и на скудный набор первоочередных средств по уходу за ребенком, да и то, за последними пришлось посылать все ту же сердобольную тетю Аню, так как «счастливый отец» изволил объявиться дома лишь на следующий день.

Ведрами таскать из колонки воду и топить печку девушке пришлось чуть ли не с первого дня материнства, а ежедневная стирка пеленок в лохани моментально стала для нее нормой жизни. Самым ужасным оказалось то, что несмотря на свой замужний статус, Кристина ощущала себя брошенной матерью-одиночкой. Участие Эрика в воспитании сына проявлялось исключительно в копеечных суммах, с явной неохотой выделяемых им на довольно нерегулярной основе. Мало того, Эрик обзавелся парой строительных берушей и не расставался с ними на протяжении всего своего пребывания в одном помещения с семьей. С рождением ребенка в его жизни словно ничего и не изменилось, он продолжал существовать в каком-то своем мире, наглухо закрытом для всех остальных, и Кристина, в конце концов, просто устала безуспешно стучаться в непрошибаемую стену его отчуждения.

На первых порах у девушки еще оставались подруги, и у нее изредка получалось вырваться из опостылевшего барака и переночевать с Димкой в нормальных условиях благоустроенной квартиры, но постепенно такие возможности выдавались все реже и реже. Беззаботная хохотушка Кристина Ковальчук, столь любимая институтскими товарками за свой веселый нрав, осталась в далеком прошлом, а на смену ей пришла погрязшая в заботах незнакомка, чьи разговоры неизменно сводились к нехватке денег и удорожанию детского питания. Нет ничего удивительного, что вчерашние подруги отдалялись от Кристины одна за другой, инстинктивно чураясь ее и будто опасаясь заразиться страшным вирусом нищеты.

Единственным человеком на планете, любившим девушку преданно и беззаветно, был ее собственный ребенок, и ради этого беззащитного крохи она готова была претерпевать любые лишения. Крепко прижимая к себе теплое тельце малыша, Кристина твердо знала: весь смысл ее жизни отныне заключается в будущем сына, и если для того, чтобы это будущее у него было, ей придется отказывать себе в элементарных вещах, она это сделает. И за те полтора года, что они с Димкой прожили в этом аду, девушка ни на йоту не отступила от своего решения. Копеечного государственного пособия и жалких подачек Эрика катастрофически не хватало, но Кристина ухитрялась выкраивать из более чем скромного бюджета деньги на витамины и фрукты, она покупала сыну новую одежду в то время как сама пообносилась до такой степени, что уже устала штопать дыры и зашивать расползающиеся швы. Иногда ее охватывало близкое к умопомрачению состояние, ей казалось, что этот кошмар никогда не закончится, и тогда она впадала в буйное помешательство: била посуду, крушила мебель и в приливе неуправляемой злости вцеплялась ногтями в безучастное лицо Эрика. А потом раздавался тоненький плач разбуженного ребенка, и Кристина со всех ног мчалась укачивать свою кровиночку, мигом позабыв обо всем на свете.

Когда Димке исполнился год, девушка стала подумывать об устройстве сына в ясли, но бесконечные хождения по инстанциям привели лишь к тому, что ей стало совершенно ясно: без дачи взятки чиновникам от образования место в дошкольном учреждении ей не получить. Кристина попыталась было обратиться к Эрику, но с тем в последнее время и так творилось нечто непонятное, и из его отрешенной реакции на робкую просьбу о помощи девушка сделала закономерный вывод, что ждать от него реальных действий так же бессмысленно, как и надеяться выиграть миллион, не купив при этом лотерейного билета.

Эрик выглядел больным и изможденным. Его словно что-то сжигало изнутри, он почти ничего не ел и практически не разговаривал. Бессонные ночи он проводил наедине с компьютером и абсентом и только ближе к утру забывался тяжелым, поверхностным сном. Кристину он с первых же дней совместного проживания выдрессировал на предмет недопустимости вторжения в пределы душной каморки, служившей ему личным пространством, но иногда она набиралась смелости и осторожно заглядывала в замочную скважину. Периодически наблюдаемые ею картины отличались между собой не больше, чем гиппопотам от бегемота: Эрик спал, уронив голову на клавиатуру, а вокруг в хаотичном беспорядке валялись исчерканные листы содранных со стены обоев. Такой роскоши, как бумага для записей, в этом убогом жилище, увы, не предусматривалось.

В принципе, Кристину не слишком волновало, что ее муж тихо сходит с ума. Она привыкла воспринимать его в качестве неизменного атрибута своей однообразно унылой жизни, и постепенно перестала и вовсе замечать его присутствие, но исходящую от Эрика угрозу она почувствовала на уровне интуиции. На звонок маме девушка решилась именно после того, как, вернувшись с сыном домой, обнаружила своего супруга, деловито командующим установкой железной двери. Старая деревянная дверь стояла на площадке и производила впечатление жертвы кровавого нападения целой стаи разъяренных хищников. В подъезде было мрачно и темно, но Кристина невооруженным взглядом разглядела продольные следы гигантских когтей, оставивших глубокие борозды на полусгнившем полотне, и бурые пятна засохшей крови по всему периметру двери. Вне себя от возмущения и страха, девушка втолкнула ребенка в квартиру, и прилюдно набросилась на Эрика с расспросами.

–Дверь плохо закрывалась, разбухла, наверное от сырости. Хотел ее сам обтесать, но не удалось, – с показным безразличием отмахнулся парень, рукав его куртки высоко задрался, и Кристина увидела, что от кисти до локтя его правая рука покрыта сплошной запекшейся коркой недавно затянувшихся ран, – поставим металлическую, так будет надежней.

Объяснение Эрика выглядело для девушки таким же непроходимо идиотским, как и само предположение о том, что он вообще способен заняться самостоятельным ремонтом, а те жуткие полосы, что старательно выдавались за последствия неумелой столярной работы порождали в ее душе совершенно иррациональный ужас. Но сюрпризы только начинались: расплачиваясь с монтажниками, Эрик вынул из кармана бумажник, и Кристину чуть было не хватил удар. Кошелек ее мужа был набит деньгами до такой степени туго, что едва закрывался. И это после того, как они с Димкой вынуждены жить за чертой бедности!

Но как бы не бушевала в ее сердце обида, заговорить с Эриком девушка в тот вечер так и не осмелилась: один лишь взгляд в его темно-серые глаза за стеклами очков разом отбил у Кристины желание вступать в дискуссии. Прочно поселившееся в душе чувство мертвенного, парализующего страха заставило ее подхватить на руки сонного Димку и под предлогом ссоры с мужем напроситься на ночлег к тете Ане. Соседка совсем не удивилась позднему визиту Кристины, зато долго выпытывала у девушки, с чем были связаны дикие вопли, доносившиеся весь день из ее квартиры. Пришлось Кристине на ходу сочинять легенду о том, как Эрик поранился, ремонтируя входную дверь, и хотя тетя Аня тактично сделала вид, что поверила в эту галиматью, она явно ставила под сомнение правдоподобность озвученной версии.

Маме Кристина позвонила ранним утром, после того, как проснулась от резкого металлического стука, донесшегося из подъезда. Рывком вскочила с постели, побежала к телефону и срывающимся голосом выкрикнула в трубку одну только фразу «Мамочка, родненькая, прошу тебя, забери нас отсюда, ради бога!». И было в этих пронзительных словах столько ужаса и отчаяния, что родители Кристины, до этого момента знать не желавшие свою непутевую дочь, в тот же день примчались из Бубновки в столицу.

Семья Ковальчук не принадлежала к числу зажиточных фермеров, но одного только взгляда на химкомбинатовские бараки хватило им для того, чтобы испытать, быть может, самое глубокое потрясение в своей небогатой на события жизни. Внука родители Кристины забрали в деревню сразу, а сама девушка вынуждена была задержаться в столице из-за незавершенных формальностей с переоформлением детского пособия. Эрик, бросивший железную дверь незапертой, дома с тех пор больше не появился. От него осталась только недопитая бутылка абсента и вдребезги разбитый ноутбук. Со стен его каморки исчезли последние обои, но все свои записи парень, вероятно, прихватил с собой.

–Чему вы улыбаетесь, Ида? – Кристина не видела в своем трагическом повествовании совершенно ничего смешного, и промелькнувшая на моих губах улыбка показалась ей чуть ли не кощунственной насмешкой.

–А это я радуюсь своему везению, моя дорогая. Хорошая получится статья, – наспех выдумала я более или менее пристойное объяснение. Не рассказывать же мне ей, что я представила, как вместо синтезатора мне на голову падает лэптоп, – не принимай на свой счет, Кристина. Лучше скажи мне еще вот что: все-таки ты как-никак прожила под одной крышей с Эриком почти два года. С кем он общался все это время? К нему кто-нибудь приходил?

Девушка устало помассировала виски. А что она думала, колечко с сапфиром ей за красивые глаза досталось, что ли?

–Общался он, в основном, по работе. Он выполнял проекты, писал какие-то программы для организаций. Его последним заказчиком была та фирма, которая строит торговый центр на Набережной, что-то там «Индастриз». С ними он часто по телефону говорил. А так к нему никто не приходил, – Кристина сосредоточенно наморщила лоб, – один раз только, явилась жуткая компания, Димка потом всю ночь ревел, успокоиться не мог. Знаете, пришли парень и девушка, оба в черном, одеты, как под старину, манжеты всякие, кружева, у нее юбка до пола была. Лица белые, как смерть, а глаза, будто две могилы, – так сильно черным карандашом обведены. Я, значит, вышла по дурости дверь открывать, а на пороге эти двое. Когда парень рот открыл, я чуть в обморок не хлопнулась. Ида, это кошмар какой-то – у него клыки оказались длинные, как у вампира, можете себе такое представить? Тут Эрик выскочил, они у него в закутке заперлись и часа два сидели, а когда ушли, он мне сам говорит «Что, испугалась? Да сейчас в любой стоматологии такое наращивание делают, только деньги плати!» В общем, больше я эту парочку не видела, и надеюсь, больше никогда не увижу.

–Любопытно, – не могла не признать я, – а имя этого «Графа Дракулы» ты случайно не запомнила?

Несведущая в вампирском фольклоре Кристина некоторое время осмысливала содержание моего вопроса, и вдруг неожиданно сообщила:

–Имена типа как иностранные, у нас таких не встретишь. Сами себе придумали, это точно. Парень назвался Оскаром, а девушка вроде как Валя, но не Валя, а как-то замудрённо… Вот, вспомнила, Вальда ее звали!

ГЛАВА X

Целевая установка ничему не удивляться и на этот раз сработала безотказно. Мучительную рефлексию по поводу всего здесь сегодня услышанного и увиденного я твердо решила отложить до лучших времен, каковые предположительно наступят в тот момент, когда я вернусь домой, сварю себе чашку крепкого эспрессо и, растянувшись на софе, смогу, наконец, заняться аналитической обработкой полученной информации.

В так называемой «комнате» Эрика (в действительности передо мной предстало душное помещение размером с предназначенный для скончавшегося от ожирения покойника гроб) мне бросилась в глаза только осиротевшая подставка для синтезатора. Все остальное оказалось предсказуемо жалким, в частности, с голых стен пластами осыпалась штукатурка, а мой каблук сходу угодил в такую глубокую щель в полу, что я всерьез испугалась возможности провалиться через первый этаж прямиком в выгребную яму. Из «вещдоков» я обнаружила только напоминающий обломки потерпевшего крушение самолета ноутбук и еще одну абсентовую ложку. Ну и ладно, хватит с меня острых ощущений, хоть бы с имеющимся багажом знаний с горем пополам разобраться, в идеале избежав при этом острого расстройства психики.

–Тут он и жил, это раньше кладовка была, – Кристина стояла у меня за спиной и смущенно переминалась с ноги на ногу в ожидании окончания осмотра места происшествия, – а он замок врезал и нас с Димкой даже на порог не пускал. Еду себе туда забирал, будто с нами брезговал за одним столом сидеть. Его кроме компьютера только синтезатор интересовал. Говорил, музыка помогает ему забыться…

–Забыться от чего? – оторвать взгляд от созерцания этого оплота граничащего с сумасшествием аскетизма оказалось для меня не так-то просто. В подобной келье мог добровольно обитать разве что монах-отшельник, совершивший в прошлом неисчисляемое количество смертных грехов.

–От того, что он непроходимый болван, больше не знаю, – без раздумий высказала свое мнение Кристина, – а вы о нем еще в газете писать собираетесь!

На улице установилась довольно прохладная для мая месяца погода, однако невысокая температура, казалось, вовсе не препятствовала распространению зловонных миазмов. Я дожидалась такси на весьма внушительном расстоянии от туалета, однако желание надеть противогаз ощутимо усиливалось с каждой секундой. Голова у меня кружилась, словно раскрученная шаловливым отроком карусель: слова, мысли, факты перемешивались и наслаивались друг на друга, упорно отказываясь выстраиваться в четкую логическую линию. Нервное перевозбуждение было таким сильным, что я начала непроизвольно выстукивать на кожаном боку сумки какой-то нехитрый мотивчик, и это монотонное перебирание пальцами повлияло на меня, как хорошее успокоительное. Может, последовать примеру Эрика и тоже освоить синтезатор? Буду себе по вечерам наигрывать какой-нибудь «Собачий вальс», чем не хобби?

Каша в голове основательно загустела и стала больше похожа не желе. Бардак сменился тягучей, как жевательная резинка, апатией, мысли словно залипли в одной точке и никак не хотели с нее сдвигаться. Что ж, Линкс, если не можешь думать, делай!