Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы

Человека нужно было убрать – его убрали. Неизящно и противозаконно, что любви к генеральской дочери не добавило. Самой же дочери было откровенно плевать на усилившиеся в сто крат взгляды, шепотки за спиной, сдавленный смех. Она поступила в университет учиться и училась, а разговорчики, любовь эта сраная…

Не её история. Не для неё. Не рождена она любить, быть любимой. Глупости это, придуманные сказочки для сопливых дур, заботящихся о цвете маникюра.

Не встречала она и Вячеслава Павловича Андронова. «Стрельбу и управление огнём» теперь вёл седой, грузный полковник Струченко, начавший гонять расслабившихся учащихся с утроенной силой, так, что многие с тоской вспоминала Вячеслава Павловича, которому было откровенно наплевать на успеваемость будущих журналистов по своему предмету.

Если пропажа Саши на Славу не произвела впечатления, никаких эмоций его незавидная участь не вызывала – умерли чувства, если и были, вместе с романтичной девочкой внутри, – то отсутствие Вячеслава Павловича откровенно радовало.

Не могла она простить капитану собственное унижение. Бесконечно крутилась мысль, что если бы Андронов не вмешался, всё было бы хорошо. Может, не прямо хорошо, терпимо точно. Что ужасного могло бы произойти? Вышла бы она замуж за Царёва, быстро разобралась, что он – человек-говно, развелась и вычеркнула бы из жизни этот эпизод, как ничего не значащий. Даже если бы он пустил в ход запись, явив миру интимные подробности, Слава бы это как-нибудь пережила, справилась. К больному вниманию ей не привыкать, стекает, как с шелудивого пса вода из лужи.

Сейчас же Слава пережила унижение, с которым справиться почти невозможно. Естественно, справлялась, ведь она ходила на учёбу, вела блог, планировала восхождение на Эльбрус в компании единомышленников, тренировалась – не умирала, одним словом, но мысль, неустанная, бесконечная, изводящая и липкая, об унижении не давала покоя.

Причина же этого унижения – Андронов Вячеслав Павлович. От имени капитана, произнесённого про себя, Славу коробило, как вампира на солнечном свету.

Казалось очевидным, что именно двигало капитаном, когда он сдал её брату. Точно не забота о благополучии генеральской дочки, а выгода, корысть. Подмахнул Калугину Игнату Степановичу, так подмахнул. От всей капитанской душонки постарался.

Выслужился. Вернулся в штаб, освободившись от ненавистной роли педагога. Использовал Славу, подтёрся её гордостью и довольный свалил в закат.

Не-е-е-ет, рядом нельзя ставить поступки Царёва и Андронова – последний в стократ отвратительней, гаже.

На выпускном с первого курса Слава имела «удовольствие» убедиться в этом лично. Вячеслав Павлович явился в качестве почётного гостя, сдержанно улыбался курсантам, которые после полковника Струченко оценили лояльность бывшего педагога. Отвечал на откровенный флирт девушек – одногруппниц Славы.

Сверкающие звёзды майора красноречиво подтверждали версию Славы.

Индюк самодовольный, тварь бездушная – вот кто он. Лизоблюд паршивый. Урод вышколенный!

Глава 3

Слава вытянулась на верхнем ярусе двухъярусной кровати, довольно улыбаясь в обшитый светлой вагонкой потолок.

Их группе предстояло несколько дней провести в штурмовом лагере на Эльбрусе, прежде чем совершить восхождение на вершину. Это был пятый по счёту поход Славы, инструктор, с которым она традиционно поднималась, смеялся, говорил, что Славка, как на маршрутке катается к вершине за хлебушком.

В этот раз она выбрала одно из самых паршивых времён года – конец осени, начало зимы. В университете пришлось врать с три короба про болезнь любимой бабушки, инфаркт у хомячка и обострение всех хронических болячек сразу у неё лично, там сделали вид, что поверили. Учиться оставалось жалких полгода, потом диплом, и свежеиспечённый журналист готов. Калугина же Владислава была одним из лучших курсантов потока, уверено шла на красный диплом.

Мотивацией стал летний провал на Джангитау. Не смогла, не преодолела, не справилась. Пятитысячник остался непокорённым, сверкая первозданной белизной, словно скалился в ответ на отчаяние и злость Славы, от которой скрипели зубы. Могла бы – искрошила в порошок оставшуюся недоступной вершину.

Постоянный инструктор – Антон Ярославцев, сорокалетний, убелённый сединами не по возрасту, словно копирующий снежный шапки, куда водил людей, – посоветовал попробовать силы на зимнем Эльбрусе. Одна из лучших подготовок для Джангитау, что там, даже опытные альпинисты перед Гималаями не гнушаются подобной подготовкой.

Сказано – сделано. Антон изрядно обалдел, когда увидел Славку в зимней группе, отправлять домой не стал. Калугина – на то и Калугина, чтобы найти на своё тощее мягкое место приключение.

Слава была единственным существом женского пола и в их группе, и в штурмовом лагере, не считая жены Антона, которая занималась организационными моментами. Выше не поднималась уже несколько лет и не собиралась больше это делать. Отходила своё, достаточно.

– Двигайся, – рядом плюхнулся Василий – счастливый молодой отец троих детей и муж красавицы жены, которая предпочитала отдыхать на берегу океана, а не в палатках повыше над уровнем моря.

– У?.. – Слава недовольно завозилась, подтянула к стене спальный мешок, вопросительно посмотрела на Василия.

– Антон сказал, сегодня ещё одна группа придёт. Вместе восходить будем.

– А акклиматизация? – широко зевнула Слава. – Успеют разве? Мы через пару дней выходим.

– Не, не выходим, погода, – вздохнул Василий, почесав небритый подбородок.

– Ясно.

Слава потянулась, пружинистым движением скатилась с кровати, подоткнула спальник в угол. Альпинизм, скалолазание, пеший туризм – штука без сомнений интересная, только время от времени приходится забывать, что по рождению ты девушка и тебе полагаются какие-никакие привилегии.

В походе никто за тебя рюкзак не потащит, если конечно не нанять портера, но это было ниже Славиного достоинства. У неё имелись руки, ноги, голова и хвост, в общем, всё, что полагается, чтобы справляться самой. Отдельную комнату в штурмовом лагере никто не выделял. Хорошо, что досталось отдельное спальное место. Считай, устроилась с комфортом, как в Букингемском дворце. Наследная принцесса, не меньше.

Летом случались женские группы, Славе доставалось местечко в девичьем царстве. После пары таких ночёвок, она предпочитала разбивать палатку и ночевать в одиночестве. Вольготно и без бабского трепания языками, вечных разговоров о мужиках. То в инструктора все влюбляются поголовно, то в какого-нибудь красавца, некоторые умудрялись переспать тут же, в лагере, не теряя времени даром. Тащиться на четыре тысячи километров ввысь, чтобы раздвинуть ноги – не идиотизм ли? Тьфу!

Зимой же отдельную палатку не поставишь. Теоретически возможно, практически Антон покрутил у виска, заявив, что силы понадобятся для восхождения. Эльбрус летом и Эльбрус зимой – это разные горы.

Пусть Слава не выделывается больше своего мышиного веса, а живёт бок о бок с мужиками. Не королева, справится. Тем более, в холоде лишний раз портки не снимешь, не то, что потрахушки устраивать… да и кто к Славе с подобным предложением подкатит, тот трёх минут не проживёт – это всем известный факт.

Новая группа – ничего хорошего. Свои ребята все сплочённые, потом проверенные, кто сейчас придёт – неизвестно. Одно хорошо, новичков зимой не водят даже за большие деньги.

Новичкам и любителям добро пожаловать летом. Июль, август – портеры шмотки дотащат, инструкторы лучшие локации покажут, время на намалёванные губы выделят – всё, чтобы клиент был доволен. Даже если не получится покорить Эльбрус, фоточки для социальных сетей останутся. Вот ты уже турист, альпинист и красавец. Почёт и уважение от всех диванных ЗОЖников и экспертов по правильному питанию. Можешь смело продавать свой фитнес-тренинг.

Умылась ледяной водой, решила, что вечером нужно заплатить за душ. Вода чуть тёплая, но замёрзнуть, тем более заболеть невозможно, во всяком случае, Славе. Она в принципе не помнила, когда болела последний раз. Несколько раз с похмелья было, как в назидание и напоминание, что алкоголь – зло.

Сытно позавтракала, аппетита особо не было, но заставила себя, идти в акклиматизационный выход на голодный желудок – сомнительная идея. Пиццерий и шаурмичных на маршруте не встретится. Пожрать с собой взять можно, но есть в минус тридцать ещё более сомнительно, чем тащиться голодной.

Собрались у выхода из домика-столовой, тоже отделанной вагонкой, как и остальные домишки, сооружённые из контейнеров. Антон прочитал инструктаж, проверил снаряжение, отдал группу в распоряжение младшего инструктора Бармалеева Андрюхи, которого иначе как Бармалеем, естественно, не звали.

Бармалею не было и тридцати. Слава познакомилась с ними в своё первое восхождение, он тогда попытался подкатить к новенькой в группе, был послан дальше, чем заканчивается Транссибирская магистраль, быстро внял, и вскоре они стали братьями-приятелями. Несколько раз Слава помогала ему склеивать хорошеньких туристок, едущих отнюдь не за красотами Кабардино-Балкарии. Один раз Бармалей приезжал в Москву и останавливался у Славы, которая теперь жила в съёмной двушке. Однокомнатная квартирка часто не вмещала все-всех-всех друзей и знакомых Кролика, вернее, Владиславы Калугиной.

На маршруте проторчали дольше рассчитанного, поднялся сильный ветер, пурга. Возвращались почти в нулевой видимости, замёрзшие и уставшие. Как и предсказал Антон, погода испортилась. Придётся пережидать, подниматься в компании с другой, вновь пришедшей группой.

Вернусь в темноте, огни домика-столовой приветливо горели, обещая долгожданной тепло, горячую еду и отдых. Отчего-то Слава вымоталась, на секунду подумала, что подниматься зимой дерьмовая идея. Не готова она, не сможет, сама не поднимется и людей подведёт, а для многих это, помимо риска, драйва, запредельного кайфа, ещё и непомерные расходы. Но как подумала, так и задвинула эти мысли. Заткнула писклявый голосок сомнений, иначе она была не она. Не сомневаться, действовать – вот её девиз.

По столовой разносился запах еды. Наконец-то. Пахло наваристыми щами, картофелем с мясом, травяным отваром. Аппетитней любого мишленовского ресторана. Перепёлка с запечённой на кофе морковью хороша, как и мороженое из японских ежей с миндальной сметаной и соусом верде, но после колючего мороза ничего лучше обжигающего супа, увесистой порции мяса и чая с душистыми травами не придумать.

За столами сидели незнакомцы. Слава окинула взглядом новеньких. Всего шесть человек, ожидаемо все мужчины, от двадцати пяти до тридцати пяти лет примерно. Щетинистые, с обветренными лицами, большинство во флисовой поддёве – типичный видок, не в костюме же тройке сидеть.

Набрала еды, уселась за стол, рядом шлёпнулся довольный Бармалей, растирая замёрзшие руки, и Василий.

– Здоров, – сказал Бармалей, протягивая руки для рукопожатия и знакомства с новенькими. – Андрей. Василий и Владислава, – показал на сидящих рядом приятелей. – Там Савелий, Антон, Григорий… в углу Маша – супруга Антона.

– Слава, – протянула руку Слава сидящему напротив самому молодому парню, с интересом разглядывающему её, как восьмое чудо света увидел, честное слово.

Подумаешь, экстра-короткая стрижка, обветренное лицо и руки. Здесь все такие – отмороженные немного, причём во всех смыслах этого слова.

– Никита, – представился он.

– Денис, – произнёс следующий, уважительно обхватив тонкую, но крепкую девичью ладонь.

– Вячеслав, – услышала Слава знакомый до дрожи голос.

Вскинула взгляд, в первую секунду обомлела. Ледяные, колючие мурашки побежали по спине, мгновенно пропал аппетит, да что там, желание испытать себя, пройти тренировку перед Джангитау испарилось, как не бывало. Она бы предпочла прямо сейчас оказаться где-нибудь на Кубинском пляже, с тошнотворно-сладким коктейлем в одной руке и членом жиголо в другой, а не смотреть в светло-карие, гадко прищуренные глаза Андронова… Вячеслава, собственной персоной, Павловича.

– Владислава Степановна, и на «вы», – выплюнула Слава, сама не поняла зачем.

Глупо же, до колик в солнечном сплетении нелепо, но сдержаться не смогла. Хочет лизоблюдничать, тварь такая – пусть старается. Не то Слава пожалуется папе-генералу, и разжалуют майора. Как заслужил звёздочки, так и потеряет. Ради такого случая Слава наступит себе на горло, попросит отца об одолжении, тот от неожиданности пойдёт навстречу, никаких сомнений.

– А-ха-ха-ха! – грохнул рядом Бармалей. – У тебя ПМС, что ли, Славка?

– Климакс! – фыркнула та в ответ, отставила тарелку со щами в сторону.

Крошечная, мелькнувшая мысль о наваристом бульоне после целого дня, проведённого на морозе, не вызвала ничего, кроме отвращения. Резко встала и стремительно выскочила из столовой. Ледяной ветер вперемешку с колким снегом, ударивший в лицо, лишь распалил.

Почему, зачем, какого чёрта? Ка-ко-го-чёрта, сука?!

Она ведь почти забыла историю на первом курсе. Не один год жизни потратила, чтобы не вздрагивать ночами от спазмов в желудке, отправляющих в туалет, чтобы выблевать подступившую желчь.

Месяцами уговаривала себя, что время всё вылечит, должно, просто обязано. От любой грязи можно очиститься, от такой тоже. Любое предательство забыть, такое тоже. В какой момент предателем в её глазах стал Андронов, а не Царёв, Слава понятия не имела. Всерьёз об этом не раздумывала, не анализировала.

Мавр сделал своё дело – нацепил майорские погоны, – мавр может уходить.

И вот, в самом неподходящем месте, среди настоящих людей, честных эмоций, встретилась эта тварь… Что он здесь забыл, урод, всегда надраенный строго по уставу?

Карьерному росту восхождение на Эльбрус помогает лишь в бригаде военных альпинистов. А этот гниль тяжелее учебника по «стрельбе и управлению огнём» в университете ничего не держал. И оттуда сбежал, устроился в тёпленьком местечке, пройдясь обгаженными подошвами по гордости Славы… по ней самой пройдясь. С оттягом и циничном безразличием.

Откуда Слава это знала? Ниоткуда. Последний раз она видела Вячеслава Павловича на крыльце университета на выпускном после первого курса. Он обнимал за талию девицу с типичным дакфейсом, длинными патлами и на высоких каблуках.

Никогда не спрашивала брата об Андронове, просто знала и всё. Старалась не думать о нём, потому что сила злости, которая поднималась внутри, грозила возродить шипящих тварей в душе…

Нет! Слишком Слава любила жизнь, чтобы позволить себе снова подыхать от невыносимой боли. Она научилась жить заново и жила, всем смертям назло.

Жила на полную катушку, не отказывая себе в живительных глотках бодрящего норадреналина.

Жила так, как считала нужным она и только она.

Возвращаться в ту ужасную неделю Слава не собиралась. Любое мимолётное воспоминание, упоминание о бывшем педагоге отбрасывала в сторону, как ненужный мусор, затирала ногами, ожесточённо втаптывала в землю.

И вот этот мусор здесь… Твою мать!

Глава 4

Славе казалось, что она сейчас умрёт, прямо здесь, сейчас, не сходя с места, не добравшись до вершины несколько жалких метров. Они поднялись на плато, преодолели ледник под натиском шквального ветра, немного выбились из графика из-за Василия, который умудрился получить лёгкую травму на самом простом участке восхождения. Оплеуха от гор, которые напомнили, что «простого» в них нет ничего. Повезло, что не пришлось возвращаться, Василий продолжил маршрут.

Не слишком-то профессионально со стороны организаторов, но все молча согласились. Ведь не поворачивать обратно, ратраков^[1] же, чтобы спустить пострадавшего, с этой стороны Эльбруса просто нет.

И вот… осталось совсем немного, на Славу, до этого чувствующую небывалый подъём сил, какую-то почти животную эйфорию, накатило. На ноги словно пудовые гири навесили, живот свело стальным обручем, голова закружилась, рук своих она не видела, на команды Антона не реагировала. Попыталась мысленно от двадцати отнять пять – не вышло. Цифры плавали в голове, как дохлые мухи в сиропе, сосредоточиться на чём-либо не выходило. Довлело одно желание – упасть и не шевелиться. Провалиться в забытьё, которое накатывало волной и топило, топило, топило сознание.

«Горняшка» – горная болезнь. Именно горняшка не позволила Славе подняться на Джангитау, именно она, несмотря на плавную акклиматизацию, не давала пройти оставшиеся метры. Поставить плюсик в журнал очередных достижений. Чёртов сбой организма, который не спрашивал, наваливался и безжалостно отправлял планы в мусорное ведро.

– Шевелимся, шевелимся, зомбочки мои! Шире шаг! – распинался Антон, подбадривая подопечных, большинство из которых было изрядно вымотано.

– Калугина, Слав, Владислава, ты как?

Слава с трудом поднялась, стараясь придать себе вид бодрый, пусть и желеобразный. Мы весёлые медузы, мы похожи на арбузы… так, кажется, поётся. Сделала пару шагов, опустилась на колени, упёрлась лбом в заледенелый снег, чувствуя, как поднимается невыносимая тошнота, грудь сдавливает, виски ломит от боли.

Ледяная, пропитанная шквальными порывами ветра атмосфера стремительно теплела. Славе становилось сначала душно, потом жарко. Попыталась стащить с себя перчатки, дёрнуть молнию на горловине куртки, чтобы получить доступ к кислороду. Голову стянуло тисками, вызывая приступ опоясывающей боли во всём теле.

– Стоп! – сквозь звон в ушах услышала голос Антона. – Калугина, посмотри на меня!

Слава покачала головой, отказываясь, а может, соглашаясь. Сознание становилось расплывчатым, точно таким же, как всё, что видела перед глазами. Белые, голубые, тёмные блики, смешавшиеся в одно невнятное пятно от фонарика на каске.

– Чуть-чуть осталось, Слав, – сочувственно проговорил Антон.

Остановился Василий, одобрительно похлопал Славу по плечу, давая понять, что всё нормально. Всякое случается. Он навернулся, она растеклась на склоне, отказываясь шевелиться. Но идти надо, всего ничего осталось до точки. Ещё предстоит спуск – ровно столько же, сколько уже преодолели.

Неимоверным усилием воли, которая чудом теплилась, придавленная гипоксией, Слава попыталась подняться. Простые движения давались с таким трудом, словно на неё давила плита в несколько тонн, а сама Слава весила и того больше. Но всё-таки она поднялась, покачнулась от звона в ушах, зажмурилась, стараясь прийти в себя.

Всего ничего осталось. Несколько метров, несколько шагов… Один, два, три… десять, может сорок, и зимний Эльбрус покорён Калугиной Владиславой. Зарубка будет поставлена.

Ну же, Славка, ты сможешь, даже если умрёшь прямо здесь, сможешь!

Кто-то схватил Славу за руку и поволок к заветной точке. Она не понимала – кто, зачем, в какой-то момент забыла, куда её тащат, имени своего не вспомнила бы.

Остервенелый ледяной ветер бил в лицо, сбивал с ног, забирался в наглухо застёгнутую куртку, проникал до нижнего белья, несмотря на технологии современного снаряжения. Слава переставляла ноги, не соображая ничего. Свербела одна-единственная мысль – нужно идти. Необходимо. У неё есть цель. Какая-то… какая именно, Слава не помнила. Не понимала.

За несколько шагов до вожделенной вершины Слава очутилась одна, словно в открытый космос вышла. Подняла ногу, сделала шажок, словно из тягучей трясины ногу вытащила. Второй с не меньшим усилием, третий.

Вдохнула, насколько получилось, выдохнула, как вышло, зажмурилась, преодолела ещё два шага, распахнула глаза.

В зрачок ударила ярко-оранжевая полоса над слоем серых облаков, прорезающая непроглядную темноту. Слава замерла, не смея шевельнуться. Она уже видела восход на Эльбрусе, этот был не первый, но казался особенным. Одуряющим, восхищающим, предвещающим…

Что? Трудно думать, когда простой арифметический пример становится проблемой, но ясное понимание того, что именно этот восход солнца станет ознаменованием чего-то важного, накрыло Славу с головы до ног, как горняшка за несколько метров до вершины.

Слава оглянулась, рядом стоял Вячеслав Павлович, с широкой улыбкой смотря на открывающийся вид. Вот кто, оказывается, затащил её. Он же дал пройти оставшиеся шаги самой, словно понимал, насколько это важно для Славы. Прямо сейчас – ценнее всего на свете. Целого, необъятного мира нужнее.

За время, которое провели в штурмовом лагере, они едва ли обмолвились парой слов. Слава делала вид, что не знает бывшего педагога, первый раз видит. Не было такого человека в её жизни, а если и был, то бесславно сдох. В её глазах точно. Вячеслав Павлович так же не смотрел в её сторону. Игнорировал. Они будто заключили негласный нейтралитет, избегали друг друга, демонстративно не заступали за личные границы.

Отлично… Почему он сейчас не мог проигнорировать Славу? Пройти мимо, когда она стояла на коленях, не соображая, что происходит, борясь с приступом слабости, тошноты, нехваткой кислорода.

Почему из двух групп, поднимающихся параллельно, пришедших в одно время к последнему подъёму, именно он стоит с ней рядом, наблюдая за восходом на вершине мироздания?

Не Василий, не Антон, не любой из парней, с которыми она делила походный быт, а Вячеслав Павлович, собственной лизоблюдской персоной. Грёбаная несправедливость, такая же высокая, как вершина, к которой постепенно подбирались остальные участники группы.

Спустились почти за то же время, что поднялись, чуть быстрее, подгоняемые мыслями о долгожданном тепле домиков в штурмовом лагере и горячем обеде. К концу спуска погода ожидаемо испортилась, последние метры пробирались в кромешной мгле поднявшегося бурана.

Слава с трудом переставляла ноги, которые расползались, несмотря на надетые кошки. Заледенелый снег не цеплялся, не хватало сил пробить лёд и зацепиться. В какой-то миг начало казаться, что стихией её просто унесёт, как жалкий воздушный шарик. Сорок семь килограммов попросту не удержатся под очередным порывом ветра. Сгибаясь пополам, она пробивала себе дорогу сквозь снежную мглу, отвоёвывая каждый шаг у мороза и ветра.

В домик просто ввалилась, растянулась пластом, не в силах пошевелиться. Антон помог стащить экипировку, Василий сдёрнул спальник с верхнего яруса, устроил внизу, затолкал туда обессиленную, обмякшую Славу и пододвинул к стене, поближе к обогревателю. Она сама не поняла, как провалилась в чёрный, словно непроглядная ночь, сон.

Несколько раз просыпалась от головной боли, один раз от громкого мужского шёпота. Мужики обсуждали восхождение, делились впечатлениями, изо всех сил стараясь не шуметь, дать единственной девушке в группе отдохнуть.

Сквозь сон Слава слышала, как обсуждали её персону. Удивиться или возмутиться от усталости попросту не смогла. Глаз открыть не получалось, не то что рот.

– Славка ваша – молодец, – услышала голос Дениса, Дэна, как быстро прилипло к нему. – Силявочка совсем, в чём душа теплится, а как держалась.

– Я вообще сначала подумал, что она парень. Кто, думаю, подростка сюда притащил, – ответил кто-то из второй группы. – Совсем с дубу рухнули, не лето, чтоб детей на маршрут тащить.

– Девчонка она, – усмехнулся Бармалей. – Между прочим, симпатичная, жаль, что вредная.

– Что, не дала? – гоготнул кто-то.

– Не очень-то хотелось, – отмахнулся Бармалей.

Снова заговорили о восхождении, кто-то пустил по кругу телефон, показывая недавно сделанные фотографии. У Славы мелькнула мысль, что она-то ни одной фотографии не сделала. Взошла на вершину с киселём в голове, спустилась с ним же. Ничего, попросит у кого-нибудь. У Антона возьмёт, как руководителя группы, он вроде фотографировал коллективно и по одному.

Ничего не помнила, лишь линию оранжевого восхода над кучевыми, свинцовыми облаками и широченную, счастливую улыбку того, кто помог ей взобраться. Чтоб он провалился со своей помощью… Почему именно он?

Снова провалилась в сон, больше похожий на кромешную мглу. Проснулась от солнечного света в окно, выходит, чуть меньше суток проспала. Нужно было выбираться из спальника, вставать, заставить себя поесть. Завозилась, чувствуя чью-то тяжёлую руку на себе, мало того, что придавливающую, так ещё подгребающую к крепкому мужскому телу. Прижал, как родную.

– Раскинулся же, как море широко, – недовольно пробормотала Слава, не зная кому.

Подобные казусы случались через ночь, то навалится кто-то всем телом, то ноги закинет, то руки, то упрётся лбом. В тесноте, да не обиде, как говорится. Засыпали каждый в своём спальнике, просыпались, как повезёт.

Выкарабкалась, оглянусь, едва удержалась от злобного шипения. Вячеслав Павлович… Вот скотина! Места другого не нашёл, что ли? Обязательно рядом с ней было завалиться?

Ну конечно… А как же… Согреть теплом своего вонючего тела генеральскую дочку. Глядишь, до подполковника дорастёшь, там до полковника рукой подать. Если подмахнуть как следует генералу, расстараться с душой, то и сам генералом станешь. Подойти к вопросу со всей ответственностью и рвением.

Гад, свалился на её голову! Ещё и руки распускает, к себе прижимает… Б-р-р-р… Фу!

Слава не удивилась бы, узнав, что он специально сюда притащился. Узнал от Игната, где она, решил в альпиниста поиграть. Заодно присмотреть за ней, выслужиться в очередной раз. Тесноваты стали майорские погоны, душа повышения просит.

Чем больше она об этом думала, тем понятней становилось, что подобных совпадений не бывает. Для чего гладенькому, как яйцо единорога, Андронову, подниматься на Эльбрус, да ещё зимой? За какой надобностью? За впечатлениями? Испытать себя? Устал бумажки перекладывать, решил размяться, урод малахольный?

Свежо предание, да верится с трудом!

Слава внимательно посмотрела на спящего Вячеслава Павловича. Скажите, пожалуйста, даже здесь побрился. Все мужики с торчащей во все стороны света щетиной, бородами, заросшие, один в один йети, а этот височки по уставу подровнял.

Вдруг сам генерал Калугин прилетит за дочерью, а тут Андронов – выутюженный, блестящий, как яйца кота. Тьфу!

Хорошо, что сегодня утром спуск в базовый лагерь. Славка не выдержала бы, выцарапала глаза слащавому, как рафинад, майору.

Базовый лагерь встретил весенним теплом, пробивающейся свежей травой, чириканьем неугомонных птиц. Календарная зима на время уступила место весне, которая явилась раньше срока, решив, что пора.

Ребята грелись на солнце, подставляя обветренные лица тёплым лучам. Некоторые втыкали в телефон, кто-то бездумно валялся на пенке, растянувшись посредине высохшей тропинке.

Слава, устроив «пендаль» под пятую точку, строчила статью в свой блог, спешила поделиться впечатлениями. Заодно разбирала почту, море сообщений от бесчисленных друзей, иногда отвечала сразу, не откладывая в долгий ящик.

Виктор, тот самый, с кем познакомилась после загула в ночном клубе, написал, что будет проездом в Москве, напрашивался остановиться у Славки – заодно оттянуться по-приятельски.

Слава, хоть и относительная красотка, но всё же девушка, он же после шести месяцев в горячей точке мужиков видеть не может. Надоели, морды небритые. Хочется рядом личико девичье, пусть оторвы, занозы с дурным характером. Он согласен потерпеть, так и быть.

Заржала в голос от комплимента. Гусь в своём репертуаре. Написала, что будет рада устроить ему небольшую изжогу своей стряпнёй. С него продукты, с неё – спальное место на коврике у входа.

– Будешь? – рядом со Славой уселся Бармалей, показал на бутылку коньяка местного разлива.

– Не, – поморщилась Слава. – Угостил бы даму шампанским, – неизвестно зачем попыталась флиртовать.

Судя по ошалевшим глазам Бармалея, получилось нечто между приступом эпилепсии у лошади Пржевальского и бездарной симуляцией оргазма.

– Разбавим винишком – будет тебе шампанское, – рассмеялся Бармалей, поняв, что честь быть соблазнённым Калугиной отменяется.

Всё нормально. Слава – это Слава. Свой парень, пусть и женского пола по паспорту.

– Отлично, – кивнула та ответ. – Буду. У меня шоколадка есть, кстати.

До восхождения никто не употреблял, во время тем более. После же, в базовом лагере, тем более в разгар заглянувшей раньше времени весны – грех не накатить.

Обычно Слава не пила, не нравилось ей одурманивание. Не любила состояние, когда не контролировала себя и окружающих, похмелье тем более ненавидела. Сейчас же захотелось влить в себя что угодно, лишь бы избавиться от пронизывающего взгляда Андронова.

Что ему надо? Каких собачьих чертей он глаз с неё не сводит? Не прилетит папа-генерал, не выдаст медаль за оказание помощи дочери.

Просчитался майор, просчитался!

Закуску сообразили из остатков сух-пайков, что нашлось по сусекам. Славкина шоколадка, пара упаковок лапши быстрого приготовления, детское фруктовое пюре в мягкой упаковке, сухое мясо. Приволокли из местной столовой овощных салатов, пюре с котлетами, бутербродов с колбасой и сыром, кто-то, особо предприимчивый, раздобыл квашеной капусты. Одним словом, устроили пир на весь мир.

Поначалу Слава закусывала, заставляла себя, позже перестала, горняшка давала о себе знать. Аппетит пропал в штурмовом лагере и пока не вернулся. Через пару суток, Слава была уверена, всё нормализуется. Иначе быть не могло.

К вечеру похолодало, перебрались в палатку к Бармалею. Откуда-то нарисовалась симпатичная туристка. Повисла на хозяине помещения, верещала, пищала, расспрашивала про Эльбрус, восхождения. Громко восхищалась, кудахтала, словно обкурившаяся курица, лепетала про настоящих мужчин и романтику.

Последнее, что помнила Слава, как эти двое целовались, словно жрали друг друга, лёгкую тошноту от представившегося зрелища и скомканный спальный мешок, в который пыталась закутаться под недвусмысленные стоны девицы.

Хоть бы в кусты отошли, что ли… раз уж она пошевелиться не может.

Утром девицы след простыл. Палатка шевелилась от паров перегара и богатырского бармалеева храпа. Слава потёрла отёкшее лицо, дёрнула молнию на палатке, высунула сначала голову, потом выползла сама, на ходу подтягивая штаны. Совсем отощала в этом восхождении, треники подходящего размера сваливаются.

Снова мама начнёт закатывать глаза, невестка Лена доказывать, что девушке нужно иметь хоть какие-то формы. Тонкая и звонкая – это не тощая и костлявая, аки смертушка…

Вдохнула полной грудью. Хорошо-то как, горный воздух ложкой есть можно, лучший витаминный комплекс, полезней ничего природа не придумала, человек тем более. Обернулась и застыла.

Прямо на неё смотрел Андронов. Буравил настолько недобрым взглядом, что всегда невозмутимая Славка захотела провалиться сквозь землю от стыда за… чёрт знает за что, но стыда острого, почти невыносимого.

Он стоял у своей палатки в паре метров от их с Бармалеем логова и разглядывал Славу, будто видел впервые. Сравнивал с землёй, смешивал с грязью под ногами.

Слава независимо повела плечами, криво усмехнулась, ответила равноценным взглядом. Флиртовать, кокетничать у неё не получалось, а вот точно так же сравнять с землёй – всегда пожалуйста.