Лабиринты проклятого леса. Том 1. Сезонное безумие

V. Дубль два

Наконец машина останавливается на территории фермы прямо под зажжённым фонарём. Герман с нетерпением вылетает из электромобиля, что теперь кажется вовсе не таким уж и уютным. Выходит и врач. На нём тёмно-синяя рубашка без галстука, на маленьких пуговицах с четырьмя отверстиями нитки лежат в форме стрел, указывающих вверх; ещё чуть темнее по цвету брюки. В свете фонаря видно насколько сильно бледна его кожа, а радужка глаз светло-серая, при этом очень коротко подстриженные волосы тёмные. Внешность Германа немного иная: он тоже брюнет, но кожа чуть темнее (хотя можно ли называть её темной, если идёт сравнение с неестественной белизной, она скорее обычная), глаза карие; виден лёгкий тон азиатских черт, доставшихся от матери; одет он в чёрные спортивные брюки и такого же цвета футболку. Будто бы парень был сегодня на спортивной тренировке, но, судя по физическому состоянию, она была первой в его жизни. Оба человека получают возможность мельком друг друга разглядеть.

– А зачем вам на ночь глядя приезжать сюда? – вдруг задумывается об этом герой.

Мужчина запирает электромобиль и отвечает:

– По правде говоря, ночью у врачей городской больницы нет никакого желания приезжать на вызовы, а местная девушка должна вот-вот родить, так что мне приходится дежурить по ночам в таких ситуациях.

– Вы по всем вопросам врач?

Мужчина заглядывает парню в глаза:

– Практически.

– Почему она сама не ляжет в больницу?

– Это только по добровольному согласию пациентки, а она хочет рожать поближе к природе.

– Она сектантка?

– Нет, местные фермеры здесь… Они не сами решили выбрать такую работу. Они здесь в качестве лечения.

– Кошмар. Я что в окружении психов?

– Эти психи мирные, – усмехается мужчина с лицом довольного кота.

Подросток едва может переварить только что полученную информацию. Это было сказано так неожиданно, что даже кажется саркастичной шуткой. Но, если представить такую ситуацию, то из этого разговора становится ясно почему на этой ферме не так много животных и полей, если внимательно присмотреться. Сам вид разваливающегося общежития уже говорил о том, что финансирование в этом месте скудное, а развитие вялотекущее. Прихватив свой чемоданчик, врач направляется к дому пациентки, а беглец решает пойти к домику для отдыха, рассчитывая, что в это время суток там будет основной состав жителей фермы, ну или хотя бы приличная часть. Он быстро заскакивает на крыльцо и обнаруживает через распахнутую дверь, что в помещении приличное количество людей, многие играют в какие-то настольные игры.

На самом пороге он колеблется и какое-то время не может решиться подать сигнал о своём присутствии. Но через минуту всё-таки заходит в каменное здание, якобы смущенно опустив голову. На деле же он не желает видеть лиц и глаз, дабы не сохранить ничего в памяти. Ему хочется быть просто призраком, что появился здесь однажды, а потом резко исчез без следа. Его должны помнить, как промелькнувшую тень. И на него действительно никто не обращает сейчас внимания.

– Эй? Я хочу попросить прощения…

На секунду все присутствующие теряются и с пустым взглядом смотрят не на парня, а скорей в его сторону, словно пробуждаясь ото сна. Увлеченно занимаясь своими делами, собравшиеся не сразу соображают кому принадлежит голос и что именно заложено в речь. Но через мгновение шестерёнки встают на место.

– Главное, что ты жив! – звонко выкрикивает доярка, поднявшись с дивана, она спешит схватить парня за руку, чтобы притащить в центр помещения.

Все остальные строго смотрят на пришедшего, их тела напряжены и явно готовятся встать в осуждающие позы. Судя по тому, как поднялись плечи этих людей и как раздулись их грудные клетки, сейчас они начнут объяснять, что такое хорошо и что такое плохо.

– Ладно, я пойду, – быстро проговаривает Герман, вырывает свою руку из цепкой хватки и спешит податься в бегство, чтобы не успеть услышать начало поучительной лекции.

Все эти взгляды зажгли где-то в груди горькое чувство вины, чувствовать подобное ужасно неприятно. Как только герой выходит из здания, его молниеносно сбивает с ног спортивный мужчина, хватает ладонью под плечо и тащит в укромное место. Он слабо бьёт парня ладонью по голове и принимается его отчитывать:

– Зачем ты меня так подставляешь? Я говорю твоей матери всё, что она хочет услышать, к тебе не лезу, а ты мне вот так платишь за понимание? Хочешь, чтобы я следил за тобой по-настоящему? Или чтобы меня уволили? Думаешь, что другой охранник будет таким же добреньким?

По голосу и тому смыслу, что доходит до ушей, Герман сразу узнаёт своего личного телохранителя. Скорее надзирателя, но герою повезло, и работник попался понимающий. Он делает вид, что следит за своим подопечным, на деле позволяя тому изучать мир и не вырасти тряпкой; а сейчас Герман просто предал оказанное ему доверие.

– Не подставляй меня так больше, – говорит Данэль. – Иначе на моё место придёт тот, кто действительно будет работать.

– Прости, я… психанул. Нервы сдали.

– А ты знаешь в каком состоянии сейчас мои нервы?

– Прости, теперь буду здесь торчать, как пёс на цепи.

Мужчина немного успокаивается, но всё равно остаётся недоволен, понимая, что больше доверять парню не сможет. Герой и сам не знает, когда утратит силы сдержать своё обещание и снова сорвётся, поэтому виновато избегает зрительного контакта и стремится поскорей уйти. Он надеется, что это всё закончится как можно скорее и жизнь пойдёт прежним чередом.

Но уходить от ответственности ему не дают, Данэль снова хватает парня под руку и тащит к главе фермерского хозяйства, ведь не прийти туда, а делать вид, будто ничего не было, просто невозможно. Этот разговор в любом случае будет неизбежен и лучше прийти лично. Нужно, в конце концов, хотя бы отметить своё присутствие.

Александр Павлович оказывается зол больше всех остальных. И при этом успевает сообщить, что парень отстранён от практики и может ехать домой. Насовсем. Это кажется Герману полнейшим бредом, ведь сначала должен быть выговор, а уж потом крайние меры. Разве нет? Но мужчина непреклонен, это его окончательное решение и документы уже распечатаны, но не подписаны.

– Знаешь, насколько опасно было искать тебя по всему лесу, где постоянно рыщут «больные рты»? Мы боялись, что уже не сможем вернуть тебя обратно.

– Чтобы со мной не случилось – это уже мои проблемы.

– Я знаю, что тебя ничего в жизни не волнует.

– Т-ц… Но ведь я оставил записку. Почему меня должны были искать, ведь первым делом надо было проверить меня в общежитии, а там и записка на столе.

– Никакой записки не было.

– Как не было? Может её сдуло ветром…

– То есть мы должны были догадаться, искать клочок бумаги среди травы?

– Нет, но… Вы меня сами никуда не отпускали.

– И поэтому тебе нельзя было уходить. Вот ещё что: Миенэ сказала мне, что слышала, как ты разговаривал на торговом языке я’храс. Мне стоит сообщить об этом в полицию?

– Что? Нет! Когда я говорил на нём? Я даже понятия не имею, что это за язык! Я ругнулся при ней один раз, но это было так… Это… Было обычное слово, просто она что-то себе придумала, ей показалось.

Мужчина устало вздыхает:

– Собирай вещи и завтра утром уезжай.

Взятка – штука удобная, но не со всеми её можно провернуть. Герману нечем возразить. Да и местные всё поймут.

***

Герой вышел на безлюдный ночной двор, слыша лишь сонные песни кузнечиков. Постояв на крыльце дома, не думая ни о чём, он просто хотел успокоиться, прежде чем решать образовавшиеся проблемы. Данэль пошёл в общежитие, чтобы собрать все вещи. Домой ехать нельзя, а здесь оставаться уже не разрешают. Парень сел на ступеньки, зная, что из окна кабинета отлично его видно. Взрослые часто отчитывают детей, а потом смягчаются и идут на уступки. Нужно только дождаться, когда собственная строгость покажется мужчине излишне резкой.

Минут через двадцать, когда вся эта затеяла стала казаться глупой, Александр Павлович Ким наконец тихонько вышел из здания. Заперев дверь на замок, он всё-таки обратился к Герману.

– Вставай, покажу тебе один заброшенный домик.

– Зачем?

– Ты ведь хочешь заслужить у всех прощение?

– Да.

– Остаться ты здесь не можешь, но жить неподалёку – вполне. Только я за тебя больше не отвечаю, если там станет страшно, то сразу возвращайся домой.

Герой с трудом поднялся на ноги, привыкнув к своей позе.

– Я не испугаюсь. Показывайте.

– Где твои вещи?

Тут уже подошёл и Данэль, неся в руках парочку тяжёлых чемоданов.

– А вот как раз и они, – ответил Герман.

Александр Павлович немного рассмеялся:

– Это напомнило мне один случай, это конечно было в другом месте, я лишь слышал краем уха подробности: какой-то студент решил нанять двойника, чтобы тот прошёл практику за него.

– Что за глупость? – парень слегка заразился смехом мужчины.

– Так ведь это был твой двоюродный брат – Абрам.

– Что? Я не слышал о таком, – парень вопросительно посмотрел на своего охранника, тот отрицательно помотал головой:

– Что ты на меня-то смотришь? Я работаю в вашем доме, а не во всех, – раздражённо добавил работник, чувствуя тяжесть своей ноши.

– Ладно, пойдёмте, – сказал глава фермы и повёл двоих к «новому» жилищу.

Идти пришлось недолго, здание стояло в пятнадцати метрах от границы территории фермы. Заброшенный домик оказался очень старым одноэтажным бревенчатым зданием с одной общей комнатой. Забора нет, вероятно, был пущен на отопление. Ширина здания шесть на шесть метров, с каждой стороны стены по два застеклённых окна, на удивление целых, а под правым окошком у входной двери очень низкая деревянная лавочка без спинки. Снаружи видны трещины в дереве и даже растущий на брёвнах мох. Зелёная краска на ставнях давно выцвела и облупилась. Видно, что дом быстро износился из-за того, что за ним совсем никто не ухаживал. Часть металлической печной трубы, изъеденной ржавчиной, с шиферной крыши снёс ветер и теперь она осталась лежать на земле, зарастая травой. Под входной дверью не было ступенек или маленького порога, но при попадании внутрь ноги будто провалились в яму – здание просто немного осело. Тяжёлая дверь, покосившаяся набок на расшатанных петлях – из-за чего нужно было слегка приподнимать нижний край, держась за старую ручку, чтобы сдвинуть ту с места, – не имела замка, лишь старый кованый крюк с внутренней стороны и такую же петлю, врубленную в косяк.

Внутри домика в правом верхнем углу была печь буржуйка, а единственная лампочка в центре потолка перегорела и лопнула, как только её попытались включить. Александр Павлович обнадёжил парня и сказал, что в одном из пыльных шкафчиков без дверей – вдоль левой стены, если стоять на входе – лежат свечи и сменные лампочки. После этого он сразу ушёл. Данэль незамедлительно был послан найти хотя бы какую-нибудь кровать-раскладушку, ведь некуда было даже присесть; чемоданы пока остались стоять на пороге. Без предварительной уборки обустроиться здесь невозможно.

Мама-Бернадетт наверняка в курсе выселения, поэтому, чтобы не получать звонки и сообщения, изгнанному пришлось извлечь сим-карту прежде, чем включить свой телефон обратно и воспользоваться фонариком. Найдя среди груды хлама щётку и веник, он собрал осколки лампочки и отправил их в одно из ржавых вёдер, на половину наполненных печной золой.

Грязный пол с занесённым на него песком, убранный где-то посередине, и оставшийся всё таким же в остальной части дома – как-то совсем уж нелепо и глупо. Смирившись со своей судьбой, Герман понял, что по-хорошему надо подмести полы целиком. Найдя старые мешки, он собрал валяющийся повсюду хлам и оставил лежать в одном из углов. Стоило махнуть щёткой, как тут же поднялась пыль, вызывая кашель и резь в глазах. Всё, что оставалось – это открыть настежь дверь, двигаться по направлению к ней и не торопиться. Парень помнил, как слуги сбрызгивали полы водой, но испугался, что грязь просто прилипнет ко всему и так там и останется. В конце концов у него нет намерений наводить здесь настоящий порядок. Нужен лишь мало-мальски пристойны вид. Походный.

Очень быстро глаза устали страдать в темноте, а Данэль похоже пропал надолго. Дальний уличный фонарь у самых ворот фермы помогал немного, но его свет едва проникал внутрь через грязные стёкла. Взяв одно из вёдер, Герман высыпал пепел на тропинку у входа, вернулся в дом, перевернул донышком вверх и попытался дотянуться до цоколя. Поняв, что делает что-то неправильно, он нашёл электрический щиток внутри дома и выключил свет. А чтобы проверить это наверняка, пришлось найти в одном из чемоданов зарядное устройство для телефона и попробовать подключить его через все розетки. На случай, если розетки вдруг нерабочие сами по себе, этот вопрос был проверен тщательно – пришлось бегать к щитку и включать/выключать его туда-сюда. Убедившись, что напряжения нет, герой вернулся к своему основному занятию. Часть лампочки осталась внутри патрона, а фрагменты стекла крошились прямо в руках. Намучавшись с выкручиванием, парень порезал несколько пальцев, но всё-таки довёл дело до конца, радуясь ощущению своей самостоятельности. Только найдя автомобильную аптечку, в которой были лишь: бактерицидные пластыри, просроченный ибупрофен, который парень не рискнул пробовать, и мазь от ожогов, его глаза обнаружили плоскогубцы, лежащие рядом с чемоданчиком. С досадой цокнув языком, Герман обрадовался, что никто этого не видел.

Спустя час Данэль вернулся с тем, о чём его просили. Он развернул раскладушку рядом с буржуйкой, которую тут же затопил, чтобы немного убрать сырость. Но уснуть у героя совсем не получалось, несмотря на то, что телохранитель дежурил снаружи. Помимо тепла, не было другого уюта.

«– Да кому нужно это прощение, – размышлял Герман. – Я разве дурак, хотеть возвращаться обратно? К тому же, всё равно потом будут зуб точить и грязную работу подкидывать».

Терпение лопнуло, парень осторожно встал, ещё не привыкнув к такой мебели, и вышел к работнику, что сидел на лавочке.

– Я останусь здесь, – огласил парень своё решение.

– Что?

– На меня до сих пор не напали потому, что вокруг были свидетели. А теперь я лёгкая добыча, дома окажусь ещё раньше, чем если буду этой ерундой по правилам заниматься.

– Нет. Твоя мать сказала, что попробует договориться с главой фермы.

– Мне это совсем не нужно, я здесь буду жить просто замечательно.

– И как ты объяснишь своё «замечательно»? Попытка создать особую способность, подвергая риску других людей, без специальных наблюдателей – это преступление. Простительно, если способность возникла случайно, а ты здесь явно не потому, что заблудился во время прогулки.

– Т-ц. Душнила. Поехали за едой.

– Я закажу доставку утром.

– Нет, поехали в круглосуточный ТЦ, я хочу купить мангал.

***

В изгнании прошло четыре дня. Герман снова наведывался к своим друзьям, где мог принять душ в гостинице и вздремнуть днём. Ночью же он верно ждал нападения храс и я’храс. Свежим, бодрым, выспавшимся и вкусно поевшим. Но так никого и не было, даже простого шума в ветвях. От скуки герой начал учиться жарить всякое на мангале, чего раньше никогда сам не делал. Но сейчас, когда никто не будет критиковать или лезть со своими советами, когда можно приготовить даже полную ерунду, готовку действительно можно назвать творческим процессом.

Из-за подобной жизни сбился режим сна и не было возможности сходить на ферму и поговорить с местными, хотя вроде стоило это сделать. Но пока никто на этом сильно не настаивает, значит не так уж оно и нужно.

Чем чаще герой уезжал из этих мест, тем чаще сравнивал жизнь в городе и жизнь на ферме. Тем более всё вокруг становилось отвратительным и возвращаться каждый раз хотелось всё меньше. Хотелось всё бросить и вернуться домой, к прежней жизни. И плевать, что кругом будет комфорт и особой способности возникнуть будет неоткуда. Плевать, что задание так и не выполнил. Столько времени было потрачено впустую и неизвестно сколько ещё пройдёт также бесплодно.

А вокруг снова тишина и парень, видимо, никому не нужен. Александр Павлович всё ещё непреклонен, ведь, конечно, Герман и пальцем не пошевелил, чтобы загладить вину. А ему это и не надо.

– Ты не думаешь налаживать отношения с местными? – спросил его телохранитель.

– Зачем эти унижения? Сейчас именно тот случай, когда нужно бездействовать, – равнодушно ответил парень, переворачивая помидоры.

Данэль хотел было что-то возразить, но Герман в чувствах выпалил:

– Вот попаду в беду, и они в стороне не останутся! Даже если говорят, что ни при чём, всё равно без проблем их не оставлю! Это они меня решили наказать? Спутали меня со своими детьми?

– Ладно, всё, успокойся. В любом случае, как Бернадетт решит, так ты и сделаешь.

– А она уже решила?

– Ещё нет.

– Значит, пока всё будет так, как я решил.

– Ты без неё точно не выживешь, – пробубнил себе под нос мужчина, удаляясь.

– Стой! У меня просто нервы сдали. Я устал так жить.

– Устал? Так сделай то, что должен.

Но герой понял это по-своему. Почему бы не прийти в лапы опасности самому? Но от мысли, что придётся действительно это сделать, он испугался. Отошёл подальше от домика, ощущая себя отплывающим далеко от берега и не умеющим плавать, сердце забилось как птичка в клетке, ноги стали подкашиваться, становясь ватными. Ещё несколько шагов и он бы вошёл в лес, будь чуточку смелее или безрассуднее. А может лучше просто гулять неподалёку, ведь наверняка никто не приходит сюда по привычке. Никто и не знает, что в домике кто-то теперь живёт. Нет, идти в лес ночью – самоубийство, ведь он один, а сколько там «больных ртов» неизвестно. А ведь и у них есть свои особые способности. Оттуда можно просто не выйти.

Но кто-нибудь обязательно обо всём узнает и наведается непрошенным гостем. Как играющая кошка, начнёт знакомство с диалога, притворяясь кем-то другим…

VI. Провал

А между тем на ферме происходят странные события, которые Герман и даже Данэль постоянно упускают из вида: коровы возобновляют попытки побега, а в самом коровнике обнаруживают множественные следы зубов крыс, но самое важное – где. Вокруг петель ворот и на самих перегородках, удерживающих скотину. Всё это изготовлено из дерева, поэтому долго не протянет. Очень странная ситуация. Само по себе такое произойти не может – крысы не на столько умные. По ферме ползут слухи и волнения, что я'храс прикладывают к этому свои силы. Животные стали их марионетками и в любой момент могут выкинуть что-то необычное. Пока это считают мелкой порчей, неприятными шутками, которые, в прочем, вынудили обратиться за помощью в полицию. Но пришёл лишь участковый, осмотрел коровник и посоветовал не выгонять коров на выпас, а кормить прямо так. Советом пришлось на время пренебречь, чтобы починить ограждения и укрепить их железом. У этого решения оказались страшные последствия…

Чудесным солнечным деньком Герман наконец созрел прийти на ферму и ещё раз перед всеми извиниться. Просто для галочки. Чтобы иметь оправдание на будущее, да и ходить всюду тоже полезно для привлечения внимания…

Но все его игнорируют. Молчат, будто даже не слышат. Говорят, что очень заняты, а от помощи отказываются. Он сталкивается с Миенэ, но девушка молча проходит мимо. Герман же пытается её остановить, но та лишь слегка меняет курс.

– Почему все начали меня игнорировать?

– Если собрался жить, будто в мире ты один, то ты и останешься один, – печально говорит Миенэ, уходя прочь по своим делам, даже не взглянув на героя.

– Сука.

– Что? – девушка останавливается на полпути и оборачивается.

– В тот день я сказал «сука», и ты тоже сука, раз обвиняешь меня, не разобравшись!

– Что… за что ты так?

– Я ведь пытался уйти как положено, но вы сами не дали.

– Думаешь, что оставить записку – это так ответственно?

– Так ты знаешь про её существование? Как быстро вы её нашли? Или искали меня где угодно, только не в собственной комнате?

Миенэ поджимает губы, отворачивается и начинает нервно дёргать ногой.

– Так меня никто не искал по всем лесам?

– Конечно нет. Мы просто решили тебя проучить.

– Но выкинуть меня с общежития – это уже перебор!

– Но ты в любом случае сбежал. Ты обязан был разговаривать с директором лично, чтобы получить разрешение. Ты всех подставил, мы чуть не вызвали полицию. Тогда сразу приехали бы журналисты и твоя мать начала бы таскать нас всех по судам за то, что мы якобы сами опорочили репутацию твоей семьи, выдав твою незрелость, эгоизм и невоспитанность. А если бы ты действительно попал в лапы преступников и пострадал, то директор бы потерял работу и, возможно, сел в тюрьму.

– Ты сейчас просто сочиняешь.

– Я ничего не сочиняю.

– Знаешь, что? Плевать! Мне не нужна ваша практика.

Герман отмахивается и Миенэ замечает пластыри на его пальцах.

– Что у тебя с пальцами? Ты обращался к медику?

– Просто порезался.

– Ты хотя бы обработал раны?

– Мне было нечем.

– Ты искал Катю?

– Кого?

– Катю – нашего врача.

– Я не знаю никакую Катю.

– Но её сейчас нет здесь и кабинет закрыт. Что же делать?

– Да это просто пара царапин, хватит переживать.

– Дай я посмотрю.

– Отвали! – Герман отталкивает девушку, и та чуть не падает. – Не хватало мне, чтобы ещё раны кто-то лапал грязными руками!

Девушка грустно вздыхает и уходит, пожалев о своей доброте. После этой ссоры становится понятно, что возобновление практики – дело целиком провальное. Его попросили попробовать – он попробовал. Всё. Пора обратно.

***

Этим утром никак не удавалось разбудить Спрэга, перед отправкой на зелёный луг. Обычно пёс сам просыпается раньше всех и ждёт у ворот коровника. Было такое впечатление, что он умер, однако сердце билось нормально, да и дыхание ровное, но сон уж слишком глубокий. Нашатырный спирт не помогал. Попытки растормошить только сильнее пугали – тело безвольно болталось в руках, будто оно принадлежало уставшему хорьку. Но собаке такое не свойственно, поэтому было совсем не смешно. Райту и Остину пришлось уйти пасти коров, как и положено около восьми утра, без него, пока доярки обзванивали ветеринаров.

Катя – фермерский врач, обнаружила у пса за ухом странный ожог диаметром в сантиметр-полтора и предположила, что он принадлежал фальшивому насекомому, созданному чьей-то способностью. Ведь как-то же нужно объяснить странное поведение животных. У коров были похожие ожоги, но проблем со сном не наблюдалось. Возможно, что их жалили вечером, либо всё зависит от веса животного. Катя взяла у собаки немного крови на анализ и уехала в лабораторию, чтобы изучить состав.

Пока она собиралась в центр, пёс успел проснуться и убежать на работу, пусть уже и опоздал на неё. «Убежать» – это, конечно, громко сказано. Сонливость медленно покидала Спрэга, и он часто сворачивал с привычного пути, останавливался полежать на траве, поэтому пришёл на зелёный луг аккурат к концу полудня.

Пастухи были рады тому, что их любимому псу полегчало. Они накормили его остатками своего завтрака. Райт и Остин переживали о том, что надо было взять с собой ещё кого-нибудь, предчувствуя неладное. Но пока странно себя вёл только пастуший пёс, то ли отгоняя от себя мух, то ли пытаясь вцепиться зубами в кого-то невидимого. Он недовольно ворчал и клацал пастью, но отлынивал от работы до тех пор, пока вдруг не остановился и не начал пронзительно лаять куда-то в пустоту.

Коровы в конце этой весны пытались сбежать в лес, но потом успокоились и уже не вызывали сильных подозрений. Да они и не убежали бы прям очень далеко: они-то уж точно не в силах преодолеть двухметровую стену из красного кирпича, позади которой Заповедный лес, а перед ней свободная территория, где можно спокойно ходить. Однако недавно обнаруженные следы крысиных зубов на воротах коровника, аккурат вокруг петель, и на ограждениях для скота навели на мысль о какой-то системе действий, явно продуманной.

Нет сомнений, что здесь виноваты «больные рты», они же храс и я’храс, отшельники, живущие в лесах и ведущие антисоциальный образ жизни. Они постоянно пытаются запудрить головы молодым людям, чтобы переманить тех на свою сторону. Разумеется, человек, покинувший общество образованных сограждан в юном возрасте, рискует навсегда застрять в нём психологически. А уж тот факт, что причина ухода чаще всего кроется в обидах на общество, только усугубляет тяжесть их дальнейших поступков. Поэтому многие неприятные случаи встреч с «больными ртами» были восприняты как очередные ужасные шутки и откровенные издевательства над нормальными людьми, что просто хотят жить спокойной жизнью, а не нянчиться с этими бездельниками.

Но среди фермеров также ходили кое-какие слухи. Как уже сказал один из местных врачей, эта ферма служит местом реабилитации от склонности к отшельничеству. Подобно животным в зоопарках, что норовят сбежать из вольера, и люди устают существовать всё время на одном клочке земли, им любопытно увидеть новые территории. Многие работники здесь живут лишь для того, чтобы примерно понять, какова на самом деле жизнь вне цивилизации и что лучше всего быть поближе ко всем благам и не слушать всяких сумасшедших. В качестве вознаграждения за хороший и добросовестный труд, Лесники гарантируют этим людям, что их действительно приведут к самому краю Заповедного леса, … чтобы те могли участвовать в строительстве нового города в рамках проекта о расширении территории. Подобная суровая жизнь – лишь подготовка к чему-то по-настоящему тяжёлому.

Именно поэтому, у одних на все улики, явно готовящегося крупного преступления, было притупленно чувство опасности или же вовсе отсутствовало ощущение ответственности, ведь среди «больных ртов» были их старые, как им казалось, друзья, которые предупредили бы, наверное, во всяком случае плохо бы не поступили. У других же было так много тяжёлой работы, что подобные мелочи просто выпадали из поля внимания и мигом забывались, ведь ворота и ограждения чинят, коровы спокойны, а у самих и своих проблем достаточно. Это было даже некоей бессознательной формой самосаботажа: пусть действительно что-то произойдёт и тогда никто никуда не уедет.

Трезво мыслить всем мешала не только усталость, а ещё и недосып из-за того, что уже какую ночь крысы скребут своими маленькими, острыми коготками фундаменты домов, пытаясь прогрызть путь к погребам, даже если они пусты или забиты несъедобным хламом. Но на этот случай из соседней деревушки уже были привезены пять котов-охотников, из породы лучших в своём деле, но и они справляются не очень быстро, а иногда и откровенно игнорируя добычу прямо перед собой. Перестать полагаться на живую силу, раз уж они все стали будто под гипнозом, и начать разбрасывать везде яд – исключено. Повсюду бегают куры и утки с гусями, они могут сами этого наестся. А механические ловушки могут погубить или травмировать цыплят.

Никто и подумать не мог, что вся эта беспечность может дорого обойтись и даже полностью разрушить привычный уклад жизни. Когда пёс не просыпался сегодня утром, можно было подумать, что кому-то невыгодно, чтобы он был рядом с коровами, но когда он проснулся и стал видеть то, чего нет, стало ясно, что именно его присутствие должно сыграть какую-то важную роль.

Вид у него отнюдь не веселый, а, наоборот, испуганный. Словно не наш пёс проснулся сегодня утром. С какими мыслями он поднялся и что его так тревожит? Он лает куда-то перед собой, чем пугает коров и те начинают свой путь прямо к ближайшей чаще леса, это делают даже те, кто достаточно далеко, но лай для них будто не причина страха, а условный сигнал к действию. Фермеры с тревогой догадываются в чём дело.

– Проклятье, – говорит Остин. – Проклятье!

Мужчины зовут питомца по имени, стараются привести его в чувства, успокоить, но слова не работают. Такое впечатление, что Спрэг сейчас сорвёт себе всю глотку, лай настолько яростный, что присутствующие люди впадают в ступор и боятся подходить слишком близко. Хотя надо бы бежать и возвращать коров, но они так могут и затоптать насмерть. Лучше, конечно, бежать обратно на ферму и вызывать полицию, что, собственно, фермеры и решают сделать, бросив обезумевших наедине с их галлюцинациями. Счастье, что пёс не бежит догонять пастухов, а увлечённо загоняет стадо всё дальше.

Около фермы они встречают только что подъехавший грузовик, водитель и пассажиры которого просят мужчин остановиться и всё рассказать. Узнав о случившемся, эти четверо парней средних лет возмущаются трусливым поступком, заводят мотор и едут спасать коров, пока их там всех не задушили. К слову, эти ребята часто контактируют с я’храс, так как состоят в волонтёрской организации по поиску похищенных детей, поэтому знают об этих язвах достаточно, чтобы успешно им противостоять.

Все четверо быстро добираются до нужного места и выпрыгивают из машины. Стадо зашло в лес почти полностью, охрипший лай всё ещё гонит их в самую глубь. Мужчины выдерживают дистанцию, боясь, что пёс накинется на них. Медленно они преследуют беглецов, надеясь на ходу понять причины происходящего и найти неподалёку виновных. В случае, если пёс всё же накинется на кого-то из людей, придётся привести его в чувства огнём, созданным цехом сознания – это вынужденная мера, которую всем хотелось бы избежать.

Подойдя к самой кромке леса, один из приятелей останавливается и просит остановиться других, взволнованно смотря куда-то наверх. Прямо над их головами, стоя ногами на крепких ветвях сосны, незнакомые женщины пристально смотрят на вошедших. Лица у них красивые, но очень измученные, волосы растрепаны, их проще состричь под корень, чем расчесать колтуны. На них рваные тёмные лохмотья, на руках и ногах видны следы от недавно снятых тугих кандалов. Кто-то стоит прямо, а некоторые сидят на корточках, но все они смотрят вниз, не шевелясь и не моргая. Порабощённые. Отринувшие цивилизованное общество, не входят свободно в лоно природы – они просто перестают быть защищёнными.

Становится ясно, что эти я’храс вовсе не затеяли грубые и жестокие розыгрыши ради собственного веселья. Кто-то приказывает им это делать. Кто-то, кто забрал их цехи сознания и теперь устрашает полным остыванием. Их бледные, фарфоровые лица заставляют задуматься о том, что что-то здесь не так. Будто все они давно остыли, а сознание безвозвратно угасло. Нет, никто бы не смог умирать окончательно, спокойно стоя на месте. Эти я’храс обожрались аккумуляторов – плодов Заповедного леса, питающих корни и хранящих в себе ту же энергию, что свойственна цехам сознания. Аккумуляторы Заповедного леса можно получить двумя способами: либо найти их в самом Лесу, куда нельзя соваться, либо сорвать с шеи кого-то из граждан. Лесники выдают их всем, а полезная функция этих плодов будет раскрыта в недалёком будущем.