Брак по-тиквийски 5. Жених для Веры
TextВсего однажды за последнюю дюжину дюжин лет Струйка проснулась не от голода. Тряслось дно прямо под ней, шло трещинами. Как же она ненавидела, когда ее что-то будило! Это всегда было неприятно, беспокойно. После она долго не могла заснуть и бестолково металась от одного берега к другому, не находя себе места. В тот раз из трещин забила ужасно холодная вода, и у Струйки никак не получалось укрыться от накатывающих волн холода. С трудом она нашла отмель, где вода прогревалась чуть сильнее, и с тех пор не просыпалась.
Ей снилась теплая вода, солнечный свет, пронизывающий озерную толщу до самого дна, водоросли, играющие причудливыми красками. Снилось, как она плывет наперегонки с Вихрем, а глупые рыбы шарахаются с их пути. Как переплетаются их длинные изящные шеи, и плавники касаются друг друга, и вся жизнь впереди…
Этот прекрасный сон был грубо прерван ударом по голове. Какая-то немыслимо уродливая вещь из твердого тяжелого материала опустилась сверху, выдавив острым углом один из глаз и причинив жуткую боль. Струйка взвыла, вырванная из сна. Вокруг был кошмарный холод, воды тревожно перекатывались туда-сюда, смывая кровь и вызывая озноб. В ярости она вцепилась в уродливую дрянь, растерзала ее на части, размолотила в клочки. Будь эта пакость хоть немного менее мерзкой, Струйка бы ее съела, но она казалась совершенно несъедобной.
Уничтожив гадкую вещь, Струйка никак не могла успокоиться. Сон не шел. Она плыла то туда, то сюда, периодически сворачивалась и замирала – бесполезно. Тьма над водой сменялась белым светом, и вновь темнело, а Струйка все рыскала в водной толще, мысленно стеная.
И она наконец поняла, почему ей не удается уснуть. Потому что ничего еще не закончено. Струйка опять увидела эту ненавистную вещь, скользящую по поверхности, что отделяет воду от воздуха. Еще одна! Она не даст покоя, не позволит погрузиться в сон. Ее надо разрушить!
Мощно оттолкнувшись от дна, Струйка взмыла к поверхности.
Может, оно и к лучшему все вышло, думала Тереза, загребая к птичьему островку в утреннем тумане. Новая лодка уж точно не хуже старой, обшарпанной. А чья она – какая разница? Все равно Хэнк без Терезы никуда не поплывет. Тем более сейчас, когда рука только из гипса. На весла пришлось сесть Терезе.
Хэнк наслаждался. Плавным скольжением лодки, ватной тишиной, что бывает перед самым рассветом. Покоем. Обычно ему приходилось грести, но сейчас он ничего не делал и чувствовал себя несколько странно. Он любовался госпожой Ильтен, мерно двигающей весла. Лика бы так не смогла. Вспомнив Лику, он опять загрустил. Расчехлил ружье, положил на колени, чтобы отвлечься. Холодный металл под рукой действовал успокаивающе, лучше любых таблеток.
– Здесь, – шепнул он одними губами, но госпожа Ильтен услышала. Притормозила веслами, непостижимо ухитрившись не издать ни плеска. Ему нравилось, что она понимает, как важна на охоте тишина.
Она потянулась к своему ружью, и в этот момент вода под ними взбурлила. Лодку швырнуло в воздух.
Тереза не удержалась. Вылетела из лодки – хорошо хоть, ружье не выпустила. Озерная гладь превратилась в холодный гейзер, и посреди него бесновался натуральный монстр. Огромный, зеленый, с мощной шеей, хищной головой с добрым десятком красных глаз навыкате и жуткой зубастой пастью. Чудовище, хлеща по воде шипастым хвостом, ожесточенно грызло лодку – и, что характерно, ему удавалось оторвать от нее куски. Все это пронеслось перед взором Терезы в течение секунды, пока она изворачивалась в воздухе. Падая, она всадила в неистовствующего гиганта весь заряд; перезарядить ружье не было никакой возможности, она ушла глубоко под воду с сильным плеском, который был не слышен на фоне происходящего. Когда она вынырнула, монстр все еще кромсал останки лодки, несмотря на то что вокруг него расплывалась синяя кровь. Справа был обалдевший Хэнк, он держался на воде, уцепившись за весло. Кажется, он не намочил ружье.
– Гаси его! – закричала Тереза. – Сожрет лодку, за нас примется!
Хэнк выстрелил. Попал, но движения чудища стали лишь чуть более вялыми.
– В глаза бей!
Еще один выстрел, сразу из двух стволов. Два глаза на страшной морде лопнули, разбрызгивая красную жижу, перемешанную с синим. Монстр заревел, бросил недожеванную лодку, повернулся к Хэнку. Блин! Сейчас махнет хвостом…
Тереза не могла стрелять: ружье промокло насквозь. Не зная, что еще сделать, она с силой метнула его в чудище.
– На тебе, падла!
Ружье попало точно в голову. Прямо в еще один глаз. Чудовище заревело жалобнее.
Хэнк, придерживая под мышкой весло, каким-то чудом перезарядил свое ружье. Сдвоенный выстрел, рев перешел в визг.
– Добивай, не спи!
Тереза запустила в гада куском обшивки, затем вторым. Ага, слабеет. Выстрел. Визг наконец оборвался. Оживший ночной кошмар завалился назад и начал тонуть.
Офигенная вышла охота, нечего сказать.
Глаза у младших Хэнков находились где-то на лбу. Папа и госпожа Ильтен вернулись с охоты гораздо позже обычного, мокрые до нитки, замерзшие и – что самое удивительное – без добычи. На все вопросы раздраженно отмахивались. Немедленно, еще не разувшись, распили на двоих чуть ли не залпом бутылку водки – еще страннее: госпожа Ильтен не употребляла водку, предпочитая дорогие вина и коктейли. Потом госпожа Ильтен заперлась в ванной. Папа выругался: небось, хотел ее опередить. Стукнул в дверь кулаком, был послан изнутри. Дени, чтобы разрядить обстановку, попытался вставить нейтральную фразу:
– Как новая лодка, ходкая?
Папа заскрежетали зубами:
– Нет больше лодки!
Дени подавился. И от греха подальше – бочком, бочком – слинял.
Веру он встретил на середине дороги между домами номер 4 и номер 12. Она как раз направлялась к нему.
– Родители не возвращались? Мы уже волнуемся.
Он кивнул.
– Явились. Мама у нас, в ванне отмокает. Ильтен, они утопили лодку, – проговорил он, все еще не в состоянии поверить.
– Что?!
– Новую лодку угробили! Пришли мокрые, друг за дружку цепляясь.
– Хэнк, ты уверен? – У Веры тоже глаза полезли на лоб.
– Иди глянь! – Он мотнул головой в сторону дома. – Оба продрогшие, без птичек и без лодки. Раздавили пузырь, не пользуясь стаканами, и теперь папа под дверью ванной ждет, пока мама согреется.
– Хэнк, – тихо произнесла Вера, – тебе это ничего не напоминает?
Дени охнул, настигнутый озарением:
– Ты думаешь, они… Да ладно?
Они обалдело переглянулись и синхронно покачали головами:
– Не может быть!
Вечером Вера спросила маму, как они потеряли лодку. Выслушала офигительную историю о появившемся из воды десятиглазом чудовище. На Аннет история произвела впечатление, она внимала с восторгом. Но Вера покивала и стряхнула лапшу с ушей. Чудовище, как же! Этой сказкой ее в детстве пугали, чтоб не бегала на озеро, нынче она из сказок выросла. Дурой надо быть, чтобы не понять: мама темнит.
В общем, Вера утвердилась в своей догадке. Но сделанные выводы озвучивать не стала. Пусть топят лодки хоть каждый день, пока денег хватает. Главное, что при таком раскладе мама уж точно не позволит выдать ее за старого Хэнка. Вот и ладушки.
А Дени не удержался. В кошмарного монстра с дюжиной глаз, сожравшего лодку, он, разумеется, ни на миг не поверил. И высказал предположение, как все могло происходить в действительности. Естественно, огреб от отца – причем, в связи со сменой статуса, не ремнем, а кулаком в переносицу, отчего синяк на следующий день разлился по всему лицу и ожидаемо вызвал смех Веры.
– Хэнк, ты дурак? Как будто своего папу не знаешь. Кто тебя за язык тянул?
– Да, а чего он чушь всякую мне втирает? – буркнул Дени. – Я понимаю, охотничьи байки – святое, но подводный монстр – это чересчур. Что я, младенец?
– Мама тоже про чудище заливала, – хихикнула Вера. И заключила со знанием дела: – Сговорились.
– Могли бы что-нибудь поправдоподобнее придумать, – обиженно произнес Дени.
Вера пожала плечами.
– Они же нас за детей считают, а с детьми бы прокатило. Аннет слушала, затаив дыхание.
– И что мы теперь будем делать?
– Мы? – переспросила Вера. – Мы, наверное, прогуляемся в лес, соберем ягод… или не соберем…
– Да я не про это!
– А что тебе не дает покоя, Хэнк? Лодку жалко? Не ты же за нее платил.
Дени засопел. Лодку и впрямь было жаль. Он надеялся сплавать на ней на охоту с папой и госпожой Ильтен. Или поплыть с Тюлем купаться на дальнюю косу. Или, например, с Верой… Сказать по правде, если б не лодка, он бы за папу только порадовался.
– Забей, – посоветовала Вера. – Твой папа получит страховку и купит еще одну лодку. Ну, что? Пойдем в лес или в саду останемся? На озеро мне почему-то больше не хочется.
Получить страховку оказалось непростым делом. Для этого нужно было доказать, что лодка утоплена не по собственной халатности. А в нападение ископаемого чудища страховая компания почему-то тоже не поверила. Хэнк захандрил: не сезон, а одно расстройство.
Тереза не дала ему скатиться в депрессию. Кровно заинтересованная в получении Хэнком выплаты и в приобретении очередной лодки, она вызвала безопасников и лесника-эколога, отвела их к озеру и все уши прожужжала про чудовище. Лесник пытался списать фантастическое происшествие на женские выдумки, но тильгримские менты, хорошо знающие Терезу, убедили его, что к ее словам следует относиться серьезно. Чудовище или не чудовище, но нечто безусловно разрушило несчастную лодку. А возможно – Ортнер вцепился в эту версию, чтобы оправдать былую беспомощность, – и предыдущую. Справку для страховой подмахнули.
Те, не лыком шиты, затребовали что-нибудь поубедительнее свидетельств людей, в глаза не видевших описываемое чудовище. Фото, к примеру. Хэнк опять психанул: откуда он возьмет фото дохлого монстра? Знал бы заранее, что в него не стрелять надо, а срочно фотографировать!
Тереза сказала: увяньте! Будет вам счастье. Ухватила лесника за пуговку и проникновенно ему расписала, как он может прославиться, открыв неизвестный вид животных. Палеонтологам, мол, одни косточки да отпечатки достаются, а здесь, на вверенной вам территории, лежит почти целый труп буквально под ногами, в холодной водичке на дне озера. Можно его отыскать и поднять. Только надо успеть, пока его никто не съел. Рыбки – они такие. С виду милые и воздушные, но мимо дармовой органики долго плавать не будут. Достаньте дохлую зверушку, назовите ее своим именем и пришлите фоточки.
Лесник не устоял перед искушением. Что уж он там сделал, на какие рычаги надавил – неведомо, но на озеро явилась целая, по тиквийским меркам, толпа народу. Старец из университета, убеленный сединами – научный руководитель экспедиции; мужчина средних лет, тоже из профессоров, но более энергичный и способный к взаимодействию с простыми людьми – начальник партии; два студента при них. Плюс трое рабочих и какая-то продвинутая лодка с отдельным водителем, большая и, возможно, имеющая специальное название, оставшееся Терезе неизвестным. Она, верная своей привычке, попросту назвала плавучее средство знакомым словом – баржей. Начальник партии господин Аллишек загрузил на баржу студентов с чудного вида приборами и прочесывал с ними озеро вдоль и поперек несколько дней с перерывами. Старец отдыхал на берегу, рабочие поставили ему просторную палатку. Когда поисковики возвращались, он делился с ними своими ценными мыслями, а господин Аллишек на их основе раздавал указания.
Лесник тоже оставался здесь. То терся возле старца, напоминая о себе и своей роли в потенциальном открытии, то плавал со студентами, желая как-то приблизить решающий момент. Торчала в Риаведи и группа Ортнера, расположившись в пустующем доме покойного деда Калле и ожидая развязки. Проболтались Аллишеку о варенье и шашлыках; экспедиция возжаждала приобщиться, даже старец. Кто-то из рабочих, позарившийся на фрукты в саду Вехерайсиса Аннори, получил заряд соли в зад.
– Когда я покупал дачу, – недовольно заявил Аннори, – мне обещали, что Риаведи – тихое и малолюдное место. А здесь балаган, как на съемочной площадке!
Тереза уже сама была не рада, что накрутила лесника, и он внял. Участники экспедиции оказались любителями вкусно пожрать, и запасы таяли. Студенты углядели Веру, начали клеиться, подрались с Дени и Тюлем, следакам пришлось растаскивать. Сплошная головная боль!
Но наконец один из приборов дал сигнал. На дне что-то нашлось. Аллишек загнал на баржу рабочих, подошли к точке с зафиксированными координатами, надели акваланги и принялись нырять. Подтвердили: на дне покоится мощная туша, сфотографировали со всех сторон, как могли. Оба профессора, и пожилой, и молодой, пришли в экстаз. Тушу было решено поднимать. Своими силами – никак; послали за профессиональными водолазами и техникой.
Молодежь недоумевала: что все эти люди тут забыли? Из-за чего шум? Когда Вера и Дени узнали, что экспедиция из столичного университета приехала за монстром, изумлению их не было предела. Ученые поверили в эту безумную историю?
Пока ждали водолазов, нашли на дне обломки лодки. Даже двух: покореженные куски обшивки, без сомнения, принадлежали разным объектам. Старший командир Ортнер воспрял духом: не зря он задержался, дело о пропавшей лодке раскрыто. Вот она – точнее, ее жалкие ошметки, но это не меняет того, что теперь госпожа Ильтен может быть спокойна: никто ее лодку не крал. Во всем виновата озерная зверюга, она сорвала ее с цепи, пыталась сожрать, а когда не вышло, растерзала. Вера и Дени облегченно переглянулись, когда услышали эту версию. Главное, что они ни при чем.
Труп доисторической твари, вытащенной на сушу, впечатлял. Один хвост с дюжину локтей, плавники в рост человека. Немеряное количество глаз; впрочем, студенты подсчитали: одиннадцать. Огромная пасть, а в ней – три ряда острых зубов.
– И правда чудовище, – ошарашенно пробормотала Вера.
– Одиннадцатиглазое, – потерянно добавил Дени. – Как они и говорили.
До него внезапно дошло, что зохенов монстр – не страшилка, которой пугали детей, чтобы не ходили на озеро в одиночку. Что он настоящий. Он мог бы съесть их с Верой без всякого шторма и не подавиться. А если тут еще такие водятся?
Старец, вдруг обретя не старческую прыть, плясал вокруг находки, натыкаясь на Терезу и Хэнка, фотографирующихся со своим охотничьим трофеем. Студенты открывали бутылку. Намечался праздник, и явно не обойдется без шашлыка. Правда, вряд ли из этой туши: профессора не позволят. Аллишек любовно смотрел на монстра и прикидывал, какую статью о нем напишет, научный руководитель радостно хохотал. Лесник довольно прикидывал размер награды и выбирал имя уникальному виду.
Уже после того как вся честна компания собралась и увезла останки чудища в город, Тереза узнала, что его окрестили в ее честь: терезия гигантская. Видимо, лесника полностью удовлетворила материальная сторона награды, и славой он решил поделиться с ней.
– Что за уроды! – в сердцах высказалась она. – Ну почему моим именем назвали не бабочку, не пташку, не цветочек хотя бы? А вот эту тварь!
Хэнк ухмыльнулся. Небось, счастлив был, что беспардонные ученые не использовали его имя.
А Ильтен, обнаружив в следующем сезоне утрату лодки, истории про чудовище не доверил. Что-то там другое произошло и точно зловещее, раз Тереза не хочет сознаваться. Хотя – на удивление! – говорит убедительно, и вранье не чувствуется.
– Тереза, не морочь мне голову! – взмолился он. – Расскажи честно, что случилось. Здесь опять шастали какие-то преступники? Ты с кем-то подралась в лодке, и она перевернулась?
Он решил поинтересоваться у Хэнка. И снова выслушал байку про чудище. Он заподозрил страшное.
– Тереза, ты что, с господином Хэнком подралась? Зохен, почему? – Его осенила догадка. – Он к тебе приставал? Не бойся, скажи. Я тебя больше с ним не оставлю.
Она рассердилась.
– Да засохни, Рино! Ты чего такое напридумывал? Ни с кем я не дралась, кроме чертовой твари. И не ссорься с Хэнком на пустом месте.
А ведь могла бы и подраться.
Идиотский вышел сезон. К самому концу лета страховку выплатили, Хэнк опять купил лодку, и всего один раз до дождей они с Терезой успели сплавать за птичками. В преддверии осени дни стали прохладны, приходилось носить куртки, но на пару ночей погода расщедрилась. Утро было туманным, но не промозглым, вода спокойна, воздух неподвижен – благодать. Охотники молча ждали рассвета и взлета птиц, сидя плечом к плечу и держа ружья наготове. Хэнк косился на Терезу, обманчиво застывшую изваянием – он знал, что она способна в один миг взорваться движением. Странная женщина. Он не желал себе признаваться, но она его слегка пугала. И одновременно – притягивала. Раньше это не казалось важным, но после того, что брякнул Дени, он невольно задумался. Почему бы нет? Вот она, лодка, и они в ней одни, ни души вокруг до самых берегов.
Выстрел. Госпожа Ильтен плавно опустила ружье. А он прохлопал шум крыльев. Вредно так много думать! Он запоздал, но одна из птиц летела прямо на них, и ей-то досталась его пуля. Полетели перья, тушка шлепнулась прямо в лодку. Тереза засмеялась. За ее добычей пришлось плыть.
– Замариновать? – спросила она. – Или так пожарим?
Ну как можно сделать выбор? Все, что она приготовит, будет вкусно. Есть вопрос поважнее.
– Госпожа Ильтен. – Он положил ладонь поверх ее руки, приготовившейся связать птиц за лапы и свесить в воду по обе стороны лодки, чтобы охлаждались и промывались заодно. Она вскинула на него глаза: мол, чего мешаете? – Я хочу… Я бы хотел… То есть вы, может быть, хотите…
Терезе одного взгляда хватило, чтобы понять, о чем он мямлит.
– Нет.
– Вы ведь не знаете, что я собирался сказать!
– И что же? Удивите меня, господин Хэнк, – усмехнулась она.
– Послушайте… Мы здесь одни. В смысле – вдвоем. И у нас давно не было… – Прежде Хэнку и присниться не могло, что он возьмется говорить такое чужой жене, морально он не был готов, слова категорически отказывались подбираться. – Госпожа Ильтен, ваш муж далеко, а господин Маэдо еще дальше. А я потерял жену. Мы могли бы…
Эх, не удивил. Она высвободила руку, затянула узел на птичьих лапах.
– Господин Хэнк, я не девочка-невеста, я замужем. Как у вас язык-то поворачивается?
Как, как… С трудом. Аж пот выступил.
– Господина Маэдо не смущало, что вы замужем, – хрипло заметил он.
Тереза закатила глаза. Только ленивый не поминает Маэдо. Ну как они все не поймут, что это не вакантная должность, на которую можно устроиться, собрав документы и пройдя собеседование!
– И вас тоже не смущало. И даже господина Ильтена. Вряд ли он будет против.
– Зато я буду. – Птички отправились за борт и повисли на бечевке. – Не сходите с ума, Хэнк.
Он стиснул зубы. Еще можно попробовать добиться своего, пока они вдвоем посреди озера, а там хоть потоп. Он оценивающе посмотрел на нее, полуотвернувшуюся, занимающуюся птицей. Рискнуть?
Тереза почувствовала этот жесткий взгляд. Не поворачиваясь и не говоря ни слова, перезарядила ружье.
Картинка, нарисованная Ильтеном в беспокойных фантазиях, не воплотилась в реальность. Спустя несколько ударов сердца Хэнк взялся за весла. Солнце поднялось над деревьями, стал четко виден приближающийся берег.
– Не обижайтесь, господин Хэнк, – промолвила Тереза. – Вы неправильно интерпретировали причины нашей близости с господином Маэдо. Это случилось не потому, что мне скучно или не хватает одного мужчины для полного счастья. Просто между нами были особые отношения.
– А между нами? – отозвался Хэнк. – Разве у нас не особые отношения?
Тереза чуть улыбнулась.
– Да. Особые. Но несколько другого рода.
Он вздохнул.
– Им теперь конец, да? Вы больше никуда со мной не пойдете?
Она пожала плечами.
– Незачем делать трагедию из того, что не случилось. Забудьте и приходите на ужин. Пожалуй, птички хорошо выйдут тушеными.
– Надеюсь, на этот раз они лодку не перевернут.
Вера и Дени скрылись от настырной Аннет в пустом доме номер 10. Уютное местечко. Жаль, что дом деда Калле выставят на продажу.
– Так выходит, лодку они утопили не из-за этого. – Дени провел рукой по спине отдыхающей Веры. – На них впрямь озерное страховидло напало.
– Одно другому не мешает, – протянула Вера, зажмурившись.
Дени ей нравился. Приятный парень на предмет провести время. Хотя и не более того. Папа прав, замуж она выйдет все-таки за мужчину постарше и потолковее. За такого, который не будет пытаться командовать. И который не считает, будто книжки девушке ни к чему.
Экскурсия в Синиэл
Какое-то время Вера думала, что ее мужем станет господин Арден. Уж он-то всегда выступал за пользу книг. Она понимала: однажды он заведет разговор с папой. И папа, вероятно, скажет «да», если господин Арден предложит достаточную сумму. Он уважаемый человек, зарабатывает не хуже папы, умный, опытный – жених на зависть. Ей будет с ним неплохо. Будет ли она счастлива? Вопрос.
Терао Арден преподавал в школе уже шестнадцать весен. Вначале ходил в помощниках учителя, собиравшегося на пенсию, через год тот передал ему класс. Первый выпуск, потом новый класс, который он вел с нуля. Нынешний класс был у него третьим. Работа ему нравилась. Он любил детей и в то же время умел направлять их энергию и любопытство в нужное русло, искусно мотивируя к учебе и избегая конфликтных ситуаций. Мог определить склонности и способности каждого из учеников, стимулировал их развитие, подбирал интересные и полезные для конкретного школьника предметы, готовил к выбору профессии. Старался контролировать детей, чтобы не сбились с правильного пути на кривую дорожку, поддерживать здоровый климат в классе – а легко ли держать в узде банду из дюжины мальчишек, любой может ответить сам. Он даже удостоился награды от городского управления образования за вклад в воспитание молодого поколения.
Впрочем, Арден был далек от того, чтобы приписывать себе все успехи подопечных. Еще с институтских времен он усвоил истину: никто никогда никого и ничему научить не в состоянии. Роль учителя – указать дорогу, помочь по ней двигаться, но идти вместо ученика или тащить его на себе – не вариант. Он готов был признать, что с детьми ему везло. А может, дело не только в везении, но и в его умении заинтересовать, организовать, придумать подход. Вон как удачно вышло с Фарном: малец казался безнадежным, но стоило мягко подтолкнуть ситуацию, сказав Ильтену, что никому на целом свете, по-видимому, не удастся объяснить Фарну, почему зима сменяется летом… Ильтен не мог не принять такой вызов. И Фарн, что удивительно, понял его объяснение. Комбинация была уникальной: на самом деле, никого другого Фарн слушать бы не стал. В том числе и учителя: мальчик заранее считал, что это для него слишком сложно. А Ильтен говорил с ним на равных. И он был для Фарна авторитетом. Не просто умник, умники в классе и другие есть, те же Вендек и Жезхит усердно учатся. А пацан, умеющий постоять за себя и никому не дающий спуску – для Фарна это важно. Так и сложилось: в промежутках между волейболом и прочими соревнованиями Ильтен втолковывал своему приятелю содержание общего образования. Чудес, конечно, ждать не стоит, но Фарн кое-как сдавал экзамены и честно переходил из класса в класс, не оставаясь на второй год.
В Ильтене учитель видел многообещающие задатки. Не педагогические – хотя и с этим неплохо, – а научные. Увлеченность лабораторными экспериментами, работой с приборами, стремление во всем докапываться до причин в сочетании с развитой логикой – это свидетельствовало о том, что из мальчика может выйти настоящий ученый. А будет его основной профессией преподавание или инженерия – это уж как получится. Главное, чтобы Фарн не сбил его с толку, агитируя после школы отправиться на Т2 бить зохенов. Мечта подходящая и вполне реалистичная для недалекого крепыша, но Ильтену сражаться с зохенами – все равно что забивать гвозди микроскопом. Надо бы, кстати, поговорить с ним о будущем отдельно. Проверить, насколько он понимает, где у него наилучшие перспективы.
– Мам, а учитель сказал, что я могу стать ученым! – гордо заявила Вера, вернувшись из школы и кинув рюкзак в угол.
– Да? – заинтересовалась мама. – Значит, ты делаешь большие успехи, коли он так высоко тебя оценил. – Тереза считала господина Ардена придирчивым и требовательным преподавателем.
– Учёная-мочёная! – Аннет состроила рожицу.
– Мелкая, отстань, – отмахнулась Вера. – Он обещал устроить мне дополнительные занятия по астрономии. А еще мы поедем всем классом на экскурсию в Синиэл, и он сводит меня и Толлера в политехнический музей, вот! И, наверное, я буду участвовать в конкурсе детских исследовательских работ. Правда, здорово?
– Замечательно! – искренне поддержала мама.
Папа вздохнул.
– Вера, ну какой во всем этом смысл? Господин Арден может верить, во что хочет, и воображать себя наставником будущего лауреата всех научных конференций мира, но ты же понимаешь, что тебе не быть ученым. После школы ты выйдешь замуж.
Вера сникла. Она, конечно, знала, что ее выдадут замуж. Разговоры об этом велись с самого младенчества. Она еще в кроватке лежала с погремушкой, когда господин Хэнк впервые попросил ее для своих сыновей. Ему отказали – мол, вырастет, тогда и обсудим. Но до того, как ей исполнится полторы дюжины весен, у нее должен появиться какой-нибудь муж. У девушки, будущей женщины, нет другой судьбы. Вера хлюпнула носом. Не то чтобы она была принципиально против замужества… но предпочла бы институт.
Ильтен покачал головой. Вот чем обернулась дурацкая идея Терезы отдать дочку в школу. Нахваталась там всякого, физикой увлеклась… Зачем ей физика в семейной жизни? Лучше бы позы любви изучала.
– Рино, засохни! – строго произнесла Тереза. – То есть ты, разумеется, прав, но одно другому не мешает. Пусть Вера занимается наукой. А ты подберешь ей мужа, который будет этому рад.
– Где я найду такого извращенца? – проворчал Ильтен вполголоса.
В столицу отправились ранней весной. Ребят было всего девять: отцы троих не захотели оплачивать поездку. Ильтен тоже был недоволен неоправданными, с его точки зрения, расходами, но Тереза настояла. Микроавтобус, расплескивая лужи, довез кучку детей в сопровождении учителя до аэропорта, где они сели в специально заказанный маленький самолет. Через пару часов были уже в Синиэле и бодро маршировали по тротуарам, распевая песни. Маршировали в буквальном смысле, строем: организованные группы детей здесь только так и водили, что несколько напрягало Терезу. С другой стороны, пусть лучше строем ходят, чем расползаются, как тараканы – которых на Т5, слава богу, нет. Но это маме хождение в ногу по улицам казалось диковатым, а Вера чувствовала себя, как рыба в воде. Редкие прохожие одобрительно кивали колонне детей.
Господин Арден нанял гида. Тот рассказывал об истории и архитектуре, и Вера немного заскучала. Но учитель полагал, что, кроме как обеспечить индивидуальную образовательную траекторию, детям следует привить общекультурный пласт. А может, это было не его личное мнение, а городского управления образования. Какая разница? Стоило Вере зевнуть и отвлечься на облака, как учитель погрозил ей пальцем, призывая к вниманию. Можно подумать, она тут самая недисциплинированная. Вон, Фарн и вовсе под ноги смотрит, пинает камешек ботинком туда-сюда. Эх, наверное, господин Арден понимает, что Фарну ценность истории и архитектуры еще менее доступна, чем смена дня и ночи.
Потом они пошли в ботанический сад. Вендек был в восторге, а Фарн застонал:
– Ильтен, давайте сбежим! Я слышал, тут есть военный музей.
– Есть, – подтвердила Вера. – Мама в нем была. Ее безопасники туда возили на машине с мигалками.
– Круто, – оценил Фарн. – А чё они ее туда возили? На опознание, что ли?
– Дурак! – Фарн не обижался. По сравнению с Ильтеном он, может, и дурак, спорить не о чем. – На экскурсию, вроде как у нас сейчас.
– А чё, вашей маме военный музей интересен? Мамы такого не любят.
– А моя любит, – отрезала Вера. Не стала добавлять, что мама и сама служила в армии: ни к чему шокировать приятеля.
– Ну так чё, Ильтен? Сваливаем, пока они на цветочки глазеют?
Вера взглянула на него снисходительно.
– А вы знаете, куда надо идти? Или ехать – город-то большой.
Фарн насупился. Она засмеялась.
– Вот пойдем перекусить, я позвоню маме и узнаю, как найти этот музей. Вечером будет театр, тогда и слиняем. А сейчас дайте мне послушать, что о тех прикольных растениях рассказывают.
Фарн восхитился: и как Ильтену удается быстро соображать, что надо делать? Он даже не противился, когда Вера потащила его смотреть растения. И впрямь прикольные.
Господин Арден радовался, глядя на друзей. Как замечательно, что Ильтен имеет влияние на Фарна и тем самым приобщает его к образованию! Знал бы он, что они задумали, не был бы так доволен. Тем более что без находчивости Ильтена задумка не удалась бы.
Детей отвели на поздний обед в кафе. Там Вера связалась с мамой.
– Мам, здесь все очень здорово! Мы были в ботаническом саду. А еще мы хотим пойти в военный музей. Как туда лучше добраться?
Тереза объяснила дочке, где находится музей, не подозревая дурного и искренне полагая, что информация нужна учителю, планирующему экскурсию, а сам он звонить женщине стесняется.
К заговорщикам присоединился Толлер, заявивший, что театр – скукота. Вера и сама так считала, иначе не поддержала бы предложение Фарна смыться. Мама всю ее жизнь твердила, что тиквийский театр – позорище, и оснований ей не верить не было. Тереза сходила в театр один раз: у Ильтена имелось устойчивое представление, что женщинам такое нравится, и он решил доставить жене удовольствие. Потратился на лучшие билеты. Но Тереза исплевалась. Театр в местном понимании соединял в себе черты цирка, эстрады, стадиона и собственно театра в худшей его ипостаси, с манерностью и гротеском. Исходно спектакль позиционировался как музыкальная романтическая история. Только никто даже мелким шрифтом не написал, что это история любви двух трансгендеров, у которых все наоборот. Ну а чего, нормально же. Все это сопровождалось песнями и плясками в традициях индийских фильмов, но, увы, без прекрасных девушек в сари. А также беготней каких-то дрессированных тушканчиков и играми в бадминтон. Едва выйдя, Тереза сказала, что ни в какой театр в этой чокнутой стране больше не пойдет, даже если ей приплатят.
Разумеется, господин Арден не стал бы вести детей на подобные романтические истории. Он выбрал постановку о зарождении мореплавания в древние времена, самое то для возраста его подопечных. О покорении океана, о лишениях в пути, о встречах с аборигенами – когда мирных, к обоюдной выгоде, а когда не очень. Без всяких любовных линий, одни подвиги. Возможно, даже Фарну было бы интересно. Но ребята твердо решили удрать, план был разработан, дорога назад отрезана.