Kostenlos

Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя

Text
Als gelesen kennzeichnen
Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя
Audio
Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя
Hörbuch
Wird gelesen Авточтец ЛитРес
0,98
Mit Text synchronisiert
Mehr erfahren
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

И тут же понял, что бояться надо не за себя. Не иначе, привидение пришло за мамой! Пусть мама и променяла его на Тюля, он все-таки немножко ее любил. Маму он не отдаст. Дени беззвучно сполз босыми ногами на ковер, не выпуская железный прут из рук. Только бы маму не задеть! Ведь это гадское привидение совсем не видно, одни колебания воздуха да следы на ковре.

Спящий в кроватке младенец внезапно стал подниматься в воздух. Что еще за волшебство? Да это призрак его схватил, осенило Дени. Он не успел подумать, что как раз о подобном и мечтал – чтобы какое-нибудь привидение забрало к неведомым зохенам дурацкого братца. Тень дернулась, и Дени увидел, как в воздухе мелькнули странные очки с толстыми объективами вместо стекол. Туда и ударил со всей силы, чисто инстинктивно.

Хруст, осколки, стук – что-то упало. Мама вздрогнула и проснулась. Увидела сына с окровавленным дрыном и какую-то мужскую голову без тела на полу, залитую кровью – и оглушительно завизжала. Голова хрипела и ругалась, поминая зохенов, и Дени еще несколько раз саданул наугад. Сил нанести вторгшемуся смертельные раны у ребенка недоставало, но призраку явно было нехорошо. А с последним ударом повезло: еще один короткий хруст – и у головы возникло тело. Так это вовсе не призрак! Это просто какой-то растрепанный дядька, судорожно шарящий по груди. Сердечник, что ли?

Ох, нет! Дядька вытащил пистолет из нагрудного кармана и направил его прямо на Дени:

– Отойди от меня, маленькая тварь. – Голос звучал сипло и отрывисто. – И положи зохенову палку!

Дени невольно сделал шаг назад. Дядька завозился на полу, пытаясь встать, при этом не теряя пацана из прицела. На визжащую женщину он не обращал внимания: ну какую опасность она могла представлять?

Но на визг жены среагировал Хэнк. Четко и быстро, по-военному. Не тратя время на одевание, зато не забыв заряженное ружье, он вломился в детскую. И увидел, как какой-то помятый хмырь грозит пистолетом его сыну.

– Дени, на пол! – рявкнул Хэнк и, не дожидаясь исполнения команды, выстрелил в чужака. Сразу из обоих стволов.

Тело теряющее остатки жизни, отбросило к окну. Выстрел разбудил Тюля, тот захныкал. Лика тотчас прекратила визжать и захлопотала над ребенком. Дени поднялся и вопросительно посмотрел на отца, на всякий случай прикрывая свободной рукой попу. Дрын он так и не выпустил.

– Ну что, сынок, – мрачно произнес Хэнк, – вот и поохотились.

Терезу разбудил стук во входную дверь. Ну, кто там прется в неурочный час? Она накинула халат и спустилась вниз, прихватив по дороге колотушку для мяса. Дед Калле уже не спал, тревожно прислушиваясь. Только Верочка спокойно сопела.

Тереза распахнула дверь, готовясь приголубить нежданного гостя колотушкой, если он поведет себя неправильно.

– Дени? – изумилась она, поспешно пряча руку с колотушкой за спину. – Послушай, мы ведь договорились с твоими родителями: ты можешь приходить к нам днем, чтобы играть или помогать, но ночуешь дома.

– Госпожа Ильтен, – пробормотал мальчик, – папа просит, чтобы вы пришли.

Чего? Какого рожна Хэнк зовет среди ночи чужую жену? Совсем, что ли, допился? Непохоже: он любил выпить в компании, но продолжать банкет в одиночку не стал бы. И наркотиков старший командир не употреблял даже в отпуске. Тереза присмотрелась к Дени. Какой-то он взъерошенный…

– Малыш, ну-ка повернись… У тебя кровь на щеке!

– Да это не моя, – смущенно ответил Дени и потер щеку. – Я плохого дядьку палкой стукнул, вот и брызнуло.

Брови Терезы поползли вверх. Она взялась за плащ.

– Так, давай объясняй толком. На вас напали? Что с отцом? Ему нужна помощь?

– С ним все хорошо, госпожа Ильтен. – Дени был не слишком в этом уверен: взгляд папы после расправы над привидением вдруг потемнел, как будто что-то не так, но мальчик не понимал, что и почему. – К нам забрался призрак! – поделился он. – Он хотел украсть Тюля.

– Призрак? Но призрак не может ничего украсть, он ведь бесплотен.

– Не совсем, госпожа Ильтен! Когда я его ударил, у него появилась настоящая голова. А когда стукнул еще раз – все тело целиком! А потом пришел папа и его застрелил!

Прощай, надежда выспаться перед охотой. Да и сама охота, пожалуй, накрылась большим пластиковым тазом – медных тазов в Тикви не делают. Тереза, подумав, сменила колотушку на ружье – мало ли, вдруг в окрестностях болтаются сообщники этого полупризрака, – и скомандовала:

– Пошли.

Едва схлынул адреналин, Хэнка одолели сомнения. То, что естественно на войне, в мирной жизни порой осуждается. Может, не надо было убивать этого хмыря? Как-то не хочется на каторгу. В принципе, Хэнк мог бы выбить у него пистолет, скрутить… Но рефлекс есть рефлекс, а теперь уже назад не отыграешь. И что делать? Прикопать его по-тихому, чтобы не нашли? Вряд ли прокатит: судя по господину Маэдо, легавые – люди ушлые, если уж начнут искать, то найдут. Конечно, выстрел слышали ближайшие соседи, и наверняка где-то недалеко этот похититель детей припрятал телефон и барахло: не в спецкомбинезоне же он из города прибыл.

Вспомнив про Маэдо, Хэнк вспомнил и про госпожу Ильтен. Она хорошо знает безопасников и методы их работы. Вот с кем надо посоветоваться! Он бы немедленно побежал к Ильтенам, но оставлять жену и детей с трупом злоумышленника – это чересчур. Послать жену? Лика и так боится ходить ночью, а уж после происшедшего… Да и самому за нее тревожно. Он перевел взгляд на Дени, и тот сразу вызвался. Мол, он ничего не боится. А на всякий случай палку возьмет.

На самом деле пацан немного соврал. Но госпожа Ильтен говорила, что страх – это нормально, просто нельзя позволять страху собой руководить. Вот он и не позволил. Оглядываясь и держа дрын наготове, добрался до двенадцатой дачи, а потом, с госпожой Ильтен и ее ружьем, было уже не страшно.

Первым, что увидела Тереза, был труп на полу. На призрак он совсем не походил. А на кого именно походил – неясно: лицо рассажено в кровь. Это Дени постарался, поняла она. А вот и две раны в груди от выстрела Хэнка-старшего.

– Я убил человека, – безнадежно вымолвил Хэнк.

Если бы эти слова прозвучали не из уст такого громилы, как Хэнк, боевого офицера, Тереза постаралась бы проникнуться. Однако отчаяние соседа показалось ей наигранным.

– Ну и что? Вы в первый раз кого-то убили? Что за сопли?

Война давно отбила у нее впечатлительность. Поначалу сложно, но человек ко всему привыкает. Или почти ко всему: бывают такие смерти, к которым не привыкнуть. Но здесь явно не тот случай: ни следов пыток, ни разбросанных по отдельности частей тела. Тереза обошла труп со всех сторон, стараясь не вступать в кровь. Приметила рядом пистолет, выпавший из руки.

– Это его?

Хэнк кивнул.

– А почему Дени назвал его привидением? На эфемерное создание как-то не тянет.

– Он был в спецкомбинезоне, – объяснил Хэнк. – Когда процессор работает, ткань спереди воссоздает изображение, поступающее в заднюю камеру, и наоборот. Мы такие на Т2 использовали. – Он вздохнул. – От зохенов хорошо помогают, а то ведь эти твари видят далеко и двигаются быстро… Начинают рвать молодых прежде, чем те их вообще заметят… – Он оборвал воспоминания и сосредоточился. – Дени его ударил, попал по голове, с него слетел капюшон. Потом парень нанес еще несколько ударов и, по всему видать, разбил компьютерный блок. Вот призрак и стал видимым.

– Он действительно хотел украсть Тюля? Или просто пограбить пришел?

– Дени говорит, он стал доставать ребенка из кроватки. Когда получил по башке, уронил его – хорошо хоть, обратно в кроватку, а не на пол. Тюль расплакался, и Лика приметила, что он лежит не так, как она его клала, а ногами на подушке – то есть этот мертвец точно его брал. А уж похитить хотел или убить, – Хэнк непроизвольно сжал кулаки, – или шантажировать меня, угрожая ребенку – не знаю.

Тереза покачала головой.

– Обалдеть! Чужак прокрался к вам ночью, в маскировочном комбинезоне, с пистолетом. Да еще протянул лапы к вашему ребенку. А вы из-за него переживаете?

– Не из-за него. – Хэнк даже обиделся, что его заподозрили в несвоевременном гуманизме. – Что мне делать-то? Меня же за убийство могут закатать.

Тереза поразмыслила буквально секунду и пришла к выводу:

– Не закатают. Все улики против него. С вашей стороны – чистой воды самооборона.

Хэнк почувствовал себя лучше. Но не до конца. Все-таки это лишь слова женщины, а не мнение профессионала. Разумеется, госпожа Ильтен – не совсем обычная женщина, но от стереотипов так просто не откажешься.

– А вы не могли бы, – он аккуратно закинул удочку, – уточнить? Например, у господина Маэдо?

– Почему бы вам самому у него не уточнить? – Тереза пожала плечами. – У вас есть его номер.

– Э-э… Ну вы же понимаете, я не могу позвонить ему среди ночи…

А я, значит, могу? Тереза с трудом удержалась от колкости. Хэнк, само собой, прав: она может. Ее лишь возмутила его попытка использовать ее близость с Маэдо. С другой стороны, Хэнк на нервах. Скажешь ему: ждите утра да звоните сами, – так он весь изведется, еще и на жену сорвется, чего доброго, благо под рукой. А она-то точно ни в чем не виновата.

Они перешли в столовую. Хэнк вспомнил о своих обязанностях хозяина… ну, в каком смысле о своих? кликнул Лику и приказал сделать чай. Тереза устроилась в кресле поудобнее, отхлебнула и набрала номер Маэдо. Телефон долго не отвечал, но в конце концов верховный командир проснулся.

– Дорогая, ты видела, сколько времени?

– Два часа. А что?

– Это у вас два. А у нас в Синиэле – четыре. Не могу поверить, что ты настолько по мне соскучилась. Ты опять кого-то убила?

– Не я. – Она скривилась.

Тереза кратко описала ситуацию. Маэдо выслушал, задал несколько вопросов и вынес вердикт:

– Не вижу проблемы. Незаконное проникновение в чужое жилище с использованием средств, запрещенных для гражданского населения – уже повод словить пулю от самого законопослушного хозяина. Если бы этим все ограничилось, можно было бы схлопотать штраф за превышение самообороны. Но и только. Каторга – мимо. Однако тут плюсуется наличие оружия у преступника и зафиксированное свидетелями намерение похитить ребенка. В таком разе вы могли бы этого урода хоть через мясорубку прокрутить. Вызывайте местную службу охраны безопасности и не волнуйтесь.

 

– А ты не приедешь? – разочарованно протянула Тереза.

– Только в отпуск. В конце лета. Поверь мне, – добавил он, понимая, что она не рада, – это дело не стоит личного контроля начальника отдела преступлений против государства. Звони местным. Если все еще беспокоишься, сошлись на меня – мол, столица в курсе.

– Ну, что? – Хэнк чуть ли не ерзал.

Тереза сперва допила чай, потом пододвинула ему пустую чашку с намеком и лишь после этого ворчливо ответила:

– То же самое, что я и говорила. Раз уж не постеснялись позвать меня ночью, могли бы доверять побольше. Звоните ментам.

– Э… – Хэнк с сомнением взялся за телефон. – А что им сказать?

– Ну, расскажите им о привычках зохенов, – уже откровенно издевательски посоветовала Тереза. – Или об устройстве гранатомета… Ладно, сидите и молчите, – сжалилась она, – а то еще какую-нибудь хрень ляпнете. – И набрала тревожный код безопасников сама.

– Тильгримское отделение, – отозвался сонный голос.

Ага, значит, Риаведи приписан к Тильгриму, а не к Ноккэму. Тереза предпочла бы иметь дело со знакомыми, но нет так нет. А они там, выходит, дремать изволят. Сейчас получат.

– Светлого солнца, – сладенько проворковала Тереза. – Мне тут порекомендовал обратиться к вам начальник отдела преступлений против государства из Синиэла. Но вы, кажется, спите, и мне, право, неудобно…

– Госпожа, – сонные интонации вмиг испарились, – говорите же скорее, кто вы и что у вас случилось!

– Я Тереза Ильтен, и…

– Та самая? – Похоже, на том конце связи не то что проснулись окончательно, а утратили сон на несколько дней вперед. – Которая с маньяком? И с привидением?

Н-да, можно было и не упоминать Маэдо. Почему-то она не сообразила, что тильгримское отделение получает все сводки о происшествиях в Риаведи, даже если их расследуют другие.

– Та самая. – Известность ей польстила, и она решила больше не глумиться над собеседником. Ну, прикорнул дежурный, бывает… – Пришлите следственную бригаду. Риаведи, дом 4. Незаконное проникновение на частную территорию, попытка похищения младенца, угрозы оружием…

– Только следственную бригаду? – усомнился дежурный. – Не группу захвата?

– Злоумышленник уже обезврежен. Но, возможно, семье потерпевшего понадобится психолог. – Улыбочку Терезы видел только Хэнк.

– У нас нет психолога, – запаниковал дежурный. Вот незадача-то: сама госпожа Ильтен обращается, да по рекомендации столичного начальника, а Тильгрим так опростоволосился!

– Зато у нас есть, – еще более мило произнесла Тереза. – Господин Ильтен – психолог на контракте со службой охраны безопасности, оплата сдельная. Платить будете?

Бригада приехала поздним утром – все же Тильгрим ненамного ближе к Риаведи, чем Ноккэм, да и спешить безопасникам было незачем, коли преступник мертв. Всё обмерили и обнюхали, допросили всех, включая соседей и Дени. Предъявлять обвинения Хэнку не стали даже формально, зря он боялся. Разрешение на ружье есть? Есть. Стало быть, покойный сам виноват – нечего лезть в дом к человеку, имеющему ружье, и грозить его сыну пистолетом. Обыскали всю округу, нашли схрон преступника с одеждой, очень интересным чемоданчиком и телефоном. Телефон непростой, список звонков автоматически затирается. Но это не беда, логи можно запросить у оператора связи. Зато ясно, как день: человек, которому нечего скрывать, так настраивать свой аппарат не будет.

Дени стал героем дня. Охоты, правда, не получилось, но ее можно и на завтра отложить. Мальчик был счастлив. Мама обнимала его, и благодарила за спасение братика, и обещала, что больше никогда не будет ругать его за игры с палками. Папа гордился сыном, проявившим храбрость и давшим отпор злодею, и внезапно решил, что учить его стрелять из ружья вовсе не рано. Госпожа Ильтен похвалила, что он действовал правильно и решительно. Безопасники восхищались пареньком и разрешали смотреть, как они работают. Только Тюль вел себя все так же: пищал да хныкал. Ну и ладно. Главное, что родители любят не только его, но и Дени.

Засранец и мафиозо

На охоту тоже сходили. И даже не раз: Хэнк, изначально считавший Дени обузой и помехой во взрослом развлечении, оценил неплохую физическую форму и сообразительность сына и счел его достойным разделить досуг отца. Правда, Хэнк приписал эти качества своей прекрасной наследственности, напрочь проигнорировав, что все прошлое лето соседка целенаправленно занималась их развитием. Тереза презрительно фыркала в разговоре с Ильтеном, называла Хэнка тупым деревом и утверждала, что единственная его извилина – это вмятина от фуражки, хотя военные Союза Тикви не носят никаких фуражек. Но открывать глаза наивному папаше на его дебилизм не стала: начал обращать внимание на ребенка, вот и ладушки. Ильтен аж порадовался ее разумной сдержанности, прежде совершенно не свойственной. Поступала бы она так всегда, и проблем бы не было.

К тому же иные события отвлекли Терезу от вправления мозгов Хэнку. В дом номер 7 въехал некий лысый господин: прошлый хозяин Норм Белек наконец-то продал недвижимость, вызывающую у него неприятные воспоминания. Тереза хотела пригласить нового соседа на шашлык, но отговорил Генин. Чопорный джентльмен, называющий на «вы» пацана Дени, заявил без малейшего сомнения:

– Госпожа Ильтен, этот господин Премонсит – с позволения сказать, засранец. Нам совершенно незачем водить с ним компанию.

Тереза изумленно вскинула бровь, в кои-то веки не найдя, что ответить. Сосед, отпив коктейля, расширил аргументацию:

– Похоже, господин Калле давно не заглядывал на свой участок. Господин Премонсит – варвар. Он кидает мусор через забор на территорию господина Калле. Наверное, не хочет платить за вывоз.

– Но почему именно к нему? – удивилась Тереза даже не свинству – свиней, прикидывающихся людьми, хватает, – а явной нерациональности. – Почему не на двор номер 8, например? Забор десятого дома не вплотную к седьмому, этому засранцу, как вы говорите, нужно специально тащить туда свой мусор.

– Потому что двор номер 8 обнесен каменной стеной, госпожа Ильтен, – обстоятельно объяснил Генин. – Довольно высокой, не допрыгнуть, чтобы бросить огрызок и тем более опорожнить мусорный бак. А дом 9 жилой, там еще с весны какой-то юноша поселился. Тот еще волколак зубастый, – отозвался он неодобрительно. – К счастью, сидит тихо в своем логове. Но если бы господин Премонсит его задел, быстро без рук остался бы, а то и, с позволения сказать, без головы. Опасный молодой человек, да. Прямо как вы…

Генин захлопнул рот, поняв, что сморозил. Но Тереза лишь рассмеялась. И взяла на заметку: надо бы разведать, что это за зубастый юноша.

А вот засранец Премонсит вовсе ее не насмешил. Свиньи забавны только в комедийных фильмах. И, что самое ужасное, Тереза чувствовала свою вину. Она совсем забыла про дом деда Калле. Раз сам полуслепой старик не в состоянии смотреть за участком, то это ее обязанность, коли уж она взяла его в семью.

– А еще, госпожа Ильтен, – добавил Генин, – господин Премонсит таскает из дома номер 10 вещи. Позавчера табуретку унес, вчера – удочку… Так что, сами видите, незачем достойным людям иметь с ним дело.

– Удочку?! – вскипела Тереза.

Больше всего дед Калле любил рыбачить. Последние годы зрение не позволяло, но удочка, несомненно, была вещью, дорогой сердцу старика. Украсть память о молодых годах, проведенных на озере? Фиг с ней, с табуреткой, но вот это уже через край!

Первым делом Тереза кинулась к десятой даче. Конечно, выглядит участок непрезентабельно даже при солнечном свете: облезлый забор покосился, замок калитки проржавел. Дед Калле давно не занимался хозяйством. Дом поддерживал в чистоте, и всё. Алисанте, видно, тоже было плевать на забор. Территория приобрела несомненно заброшенный вид. Но это не повод, чтобы делать из нее помойку! Тереза открыла калитку – замок оказался выломан – и сразу увидела валяющиеся в траве черные мусорные мешки, высвеченные яркими лучами, прошедшими сквозь кроны. Не так много, как она боялась: Премонсит появился сравнительно недавно, – но содержимое попахивало. Вот ведь гад! Тереза ощутила непреодолимое желание закидать свина этими мешками с головой.

Впрочем, действовать немедленно она не стала. Кружевное платье с нижними юбками до щиколоток, надетое ради визита господина Генина, не способствовало возне с мусором. Тереза вернулась домой, переоделась в привычные брюки цвета брезента и рубашку с коротким рукавом, подвязала волосы зеленым бахромчатым платком и натянула резиновые перчатки. Тем временем закатное солнце скатилось совсем низко к верхушкам дальних деревьев. Тереза подогнала машину к дому номер 10 и загрузила мешки в багажник, предусмотрительно застеленный клеенкой. Несколько сотен метров по пыльной грунтовке до дачи номер семь – и багажник был вновь открыт, мешки вынуты и переброшены через забор во двор супостата. Нюхай свой мусор, тварь! Одно из окон дома светилось, но Премонсит не вышел – должно быть, не заметил: Тереза не включала фары и не пыталась вломиться внутрь через запертые ворота.

Наутро Тереза с Верой, висящей в перевязи на груди, прогулялась до седьмой дачи и была вознаграждена зрелищем: лысый приземистый мужчина в ярости бегал по двору, пиная мешки, вздымая руки и изрыгая проклятия. Женщину с ребенком увидел – не каждый день такая встреча случается, мягко говоря, – но не заподозрил: как можно? Правда, стенаний и проклятий не прекратил. Тереза мысленно похихикала и временно убралась: скандалить все-таки стоит без дочери.

Днем Тереза отправилась на дачу номер 10, чтобы выяснить, какие вещи украдены. К сожалению, полный перечень имущества деда Калле был неизвестен, и сам дед, с трудом различавший, что у него в руках, не мог бы помочь ей, подсказав, чего нет. Но кое-что бросалось в глаза: ни одного стула вокруг стола, а стульчики-то были деревянные, не дешевый пластик. Исчезла скатерть, пропало покрывало с кровати. Хоть постельное белье мерзавец не упер! Впрочем, кто знает – может, он его в следующий раз собрался унести.

Тереза медленно обошла кухню, совмещенную со столовой и гостиной, припоминая, что еще могло находиться на столе, а что – на стенных полках. Из раздумий ее вывел странный звук за окном, вроде «шмяк». Она выскочила на крыльцо и увидела, как через забор во двор переваливается второй мусорный мешок, нагло сверкая черным полиэтиленом на солнце.

Ах, так?!

Она стремительно вылетела со двора, прихватив один из мешков, и как раз успела предотвратить сброс третьего.

– А ну пошел вон, помоечник!

Премонсит вздрогнул и уронил мешок не туда, куда собирался, а себе на ногу. Рядом с ним стояла тачка, нагруженная мусором с горкой. Он сделал шаг назад от разъяренной Терезы, но быстро пришел в себя.

– Вы что себе позволяете? – Голос лиходея был тонким и визгливым, явно привычным к скандалам. – Не лезьте не в свое дело, дамочка!

– Засохни, плесень! – Скандалы Терезу не пугали, в отличие от всяких юридических разборок и судов, это была ее стихия. – Ну-ка вези свой мусор обратно, жук-навозник хренов! Еще раз тут нагадишь – я тебе эти отбросы в рот запихаю!

– Не имеете права! Это вообще не ваш дом, ясно? Прикройте свой фонтан, дамочка, не то я пожалуюсь вашему мужу!

– Ты еще моей дочке пожалуйся, – презрительно сплюнула Тереза. – Заглохни, понял? Это и не твой дом, чтоб тут свалку устраивать!

Премонсит решил игнорировать невоспитанную женщину и, повернувшись к ней спиной, поднял очередной мешок над забором. Это было плохое решение. Возмущенная Тереза размахнулась и врезала ему по лысой башке тем мешком, что держала в руках. Полиэтилен разорвался, на голову Премонсита посыпался его же мусор: огрызки, кости, бумажки, куски упаковки…

– Хулиганка! – завопил он и замахнулся своим мешком.

Но Тереза не тормозила. Мешок был перехвачен и отправлен противнику в морду. Тоже порвался… Мимолетное сожаление о том, какую антисанитарию они развели на проезжей дороге, не убавило ее решимости задать свинье хорошую взбучку. Пинок в живот, кулак в глаз – и Премонсит превратился в безвольную тряпку, мало чем отличающуюся от мусора. От нового толчка он влетел в свою тачку, упав на верхние мешки, Тереза припечатала его еще одним сверху и поволокла тачку к даче номер 7, где и бросила, постаравшись разогнать посильнее, чтобы удар по воротам не показался негодяю лаской.

– Тьфу, пропасть! – Вернувшись, она оглядела место побоища. Рассыпанный мусор не добавлял живописности пейзажу. – Чтоб мне сдохнуть, если не заставлю его убрать!

 

Но сначала надо было довести до конца первое дело: чтобы проклятый Премонсит и думать забыл возить сюда свои отходы. Вымыв руки и наскоро приведя себя в порядок, Тереза постучала в соседние ворота, хмуро глядя в висящую на них камеру – в прошлом году ничем подобным эти ворота оборудованы не были.

– Что надо? – неприветливо отозвался мужской голос из расположенного рядом динамика.

– Поговорить, – буркнула Тереза. Тон незнакомца ей не понравился.

– Больше поговорить не с кем? Идите к своему мужу и говорите с ним, сколько угодно.

Нет, ну такое количество хамов за один день – безусловный перебор.

– Вы что, меня за идиотку держите? Или сами идиотом прикидываетесь? Раз я сюда пришла, могли бы догадаться, что поговорить я собираюсь с вами!

– А я не собираюсь с вами говорить, – огрызнулся собеседник и выключил динамик.

Вот же… волколак, повторила Тереза про себя характеристику, данную новому соседу Генином. Насколько он, интересно, зубаст? Она окинула внимательным взором забор. Довольно высокий, недавно подновленный, но всего лишь крашеные доски, и проводов, подводящих ток, не видать. Она отошла вдоль забора немного в сторону, из поля зрения камеры, прошла еще чуть-чуть, ища место поудобнее. Глаз быстро зацепился за неровную доску. Любая неровность – подпорка для ноги.

Через несколько минут она была уже по ту сторону забора и отряхивала брюки. Ишь ты, говорить он не хочет! А куда денется?

Она двинулась к крыльцу напрямик через густую траву, не выходя на ведущую от калитки дорожку, чтобы не попадать в камеру. Под ноги по военной привычке посматривала внимательно: сколько более беспечных связистов подорвалось на минах? От наработанного рефлекса несколько лет мира не избавят. И осторожность оказалась не напрасной: чуткий глаз заметил блеск металла, когда траву пошевелило ветром. Капкан! А немного поодаль – еще один. Ничего себе!

Поднявшись на крыльцо, она поколебалась. Постучать или нет? Если постучать – не пустят, и к гадалке не ходи. А не постучать – невежливо. Но, похоже, этот «зубастый юноша» и сам не из вежливых. Чего ему этикет демонстрировать, коли он для гостей капканы расставляет?

Тереза слегка надавила на дверь – заперто. И окно закрыто наглухо, несмотря на прекрасный солнечный день. Вот параноик! Бить стекло не хотелось: оно стоит денег, и Ильтен лишних трат, включая доплату за моральный ущерб, не одобрит, – но других вариантов нет. Ладно, она уже забралась в чужой двор вопреки пожеланию хозяина убираться; снявши голову, по волосам не плачут.

Тереза не очень ловко спрыгнула в комнату под звон осыпающегося стекла; пара мелких осколков запуталась в бахроме платка. И почти сразу дверь комнаты распахнулась, сильно долбанув по стене, пошла обратно; в проеме появился сердитый мужик. Не так уж он был юн, постарше Терезы, но она поняла, почему Генин назвал его юношей: стиль одежды казался подростковым, нелепым. Брючки в облипку чуть ниже колен, розовая майка-безрукавка с чьим-то портретом на груди и аляповатой надписью… На обоих предплечьях – многоцветные татуировки с изображением листьев с цветами и цепей, темные волосы на затылке забраны в хвост заколкой, в ушах – по яркой серьге. Он мог бы показаться смешным, однако Терезе было не до смеха. Смотрел мужик мрачно и требовательно, узкие губы, обрамленные аккуратно подбритой фигурной бородкой, кривились в злой гримасе, а руки сжимали пистолет, направленный незваной гостье аккурат в лоб. Она вдруг пожалела, что не взяла с собой ружье.

– Вы?! Я что, неясно выразился? – Голос срывался от злости. – Вон отсюда!

– Нам надо поговорить, – твердо произнесла Тереза. Тиквиец не станет стрелять в женщину, подбодрила она себя, старательно выкидывая из мыслей всяких маньяков и психопатов.

– Не о чем разговаривать! Повернулась и ушла! А еще лучше – убежала! Немедленно!

Она сделала шаг вперед, стекло хрустнуло под ногой.

– Вы видели, как мужчина с седьмой дачи бросает за забор соседнего дома мусор?

Хозяин непонимающе уставился на нее. Не ожидал, что она заговорит именно об этом? Выражение лица претерпело изменение: теперь он выглядел не просто раздраженным, а оскорбленным.

– Что?! Мне плевать на ваши мелкие дрязги! Вы вообще знаете, кто я? Передо мной весь преступный мир на цыпочках ходит! Да я вас всех в асфальт закатаю, и даже останков никто не найдет!

Он что, криминальный авторитет? Блин! Это совершенно меняло дело. Говорить с таким кадром, может, и не о чем, а вот передать его в руки службы охраны безопасности необходимо. Хоть Тереза и фыркала на безопасников, и порой пренебрежительно звала легавыми, а когда-то боялась их до дрожи, но из песни слов не выкинешь: нынче она сама была внештатным помощником службы. Да, формально не она, а Ильтен – но любой офицер из Ноккэма в курсе, кто на самом деле ловил преступников на живца на городских улицах. И теперь не помахать рукой и не уйти, чтобы вызвать группу захвата. Раз уж этот мафиозо сказал, кто он такой, он точно не планирует оставить ее в живых.

Мужик продолжал распространяться о том, как он крут и как она пожалеет, что явилась сюда. А Тереза, изображая на лице испуг – честно говоря, притворяться почти не приходилось, – вроде бы отступала мелкими шажками. Ровно до вазы с каким-то колючим цветком. Тереза назвала бы его розой, но на Земле не бывает фиолетовых треугольных роз.

Псевдорозу с утыканным иголками стеблем – в лицо мужику вместе с водой; быстро пригнуться и скользнуть вправо, чтобы выстрел прошел мимо; вазой – по затылку… Ф-фу, выстрелить преступник не успел. Но и сознания окончательно не лишился – так, сомлел чуток, однако конечности шевелятся. Тереза носком ноги поддела пистолет, отбросила в сторону. Огляделась в поисках, чем связать добычу – ага, бархатная занавеска на окне, все равно ее пропорол осколок стекла. Жаль, нет Маэдо – у того всегда с собой наручники. Но внештатным помощникам ни наручники, ни пистолеты не положены.

Крепко связав задержанному руки за спиной, Тереза закатила пистолет ногой на остатки занавески и увязала в узел. Затем подцепила вяло брыкающееся тело за спутанные руки и поволокла к своей даче. Посидит в подвале немного, а там и Маэдо появится: как-никак пора, середина лета.

– Оставьте меня в покое, – промямлило тело. Не слишком убедительно, без прежнего апломба.

– Заткнись, – отмахнулась Тереза. Тащить его было тяжело и неудобно. Зря она тачку Премонсита поломала, от души врезав ею в ворота, сейчас бы пригодилась.

– Куда меня? Зачем? – забеспокоилось тело. – Отпустите!

– Ага, щаз, – ухмыльнулась Тереза. – Ты арестован. На астероиды отправишься руду копать, мафиозо фигов.

– Я не имею дел с мафией! – заголосил мужик. – Я ни в чем не виноват!

– Это ты следователям расскажешь, голубчик.

Она подтащила его к лестнице в подвал, с минуту поразмыслила, как бы половчее спустить пленника вниз, плюнула и просто толкнула. Тело скатилось, вопя и стеная.

– Можешь не орать, отсюда никто не услышит, – успокоила она его. – Проверено.

Проверено еще при маньяке, от которого осталось кольцо в стене. К нему он приковывал женщин. Сейчас же Тереза примотала туда преступника крепким шнуром.

– Ногами не шеруди, – предупредила, уходя. – Банку со стеллажа уронишь, разобьется – вылизывать будешь вместе со стеклом, – и экономно выключила свет.

– Тереза, – Ильтен решил серьезно поговорить с женой, – что за человек у нас в подвале?

Необходимость серьезного разговора он осознал, спустившись утром за банкой рассола и обнаружив на месте, которое зимой занимала лодка, татуированного хмыря в гламурном прикиде, привязанного к кольцу в стене. Хмырь стучал зубами и смотрел на Ильтена глазами какающей мышки. Ильтен даже про рассол забыл. Поспешно забрался по лестнице обратно – как стоял, задом наперед, – выключил свет и закрыл дверь, типа так и было.

– Еще один твой любовник?

Холеный и нарядный вид этого подвального сюрприза вполне позволял такое предположить. Но почему он связан и торчит в холодном подвале? Склонности к садомазохизму Ильтен у Терезы до сих пор не замечал. Даже в латентную форму не верилось: не тот тип женщины, которому такое нравится. Ее кредо – изводить любимых не физически, а морально. А если врежет кому-нибудь – то от души, а не для того, чтобы получить извращенное удовольствие.