В кругу шептались молодые парни, те, что помоложе: «Это та самая?» – «Да, на её счету десятки наших» – «Сука»… Прозвучало имя Захара, но ничего членораздельного я не расслышала.

– Ты пойдёшь с нами, – широко расставив ноги, объявил бородатый матёрого вида мужик.

– Нет, – без капли страха ответила я.

– Схватить её!

Мы закричали тут же, изо всех сил звали на помощь, якобы нас грабят. Почти сразу прибежали полицейские, стали разнимать. Да, я не убила и не покалечила никого, но и у них были связаны руки, непонятно, на что они вообще рассчитывали. Слабый ход, очень слабый… Или они просто хотели припугнуть, кто-то использовал так называемое психологическое воздействие на меня, играл, как с мышкой.

В университет нас подвезли на полицейской машине, мы сели пить чай в столовой и пытались завязать разговор.

– Ты молодец, – начала Ирма.

– Всё приходит с опытом. Видишь, оказывается, ты здесь не зря.

– Да… трудно тебе?

– Поначалу даже не пыталась себя обуздать, а потом… – я вспомнила, как чуть не убила Дилана. – научилась.

Однако было ясно, что инцидент не исчерпан и в покое меня никто не оставит. После сегодняшнего случая я должна была ждать их нового нападения и бояться. Ещё два месяца – и Ирма уедет обратно в Австрию; а меня, вероятнее всего, куда-нибудь отправят на лето, спрячут.

Дилан забрал меня после пар, отменил какую-то встречу. Он бы запретил мне ходить на учёбу, но ведь и дома я была в опасности. Решено было каждый день отвозить и забирать меня, везде ходить с Ирмой, даже в туалет.

Спустя неделю я немного расслабилась, успокоилась, тем более, было, о чём думать: в животе происходили какие-то процессы, шевеления. Я пока не ощущала, что полнею или становлюсь несносной, и всё же реальность вокруг меня менялась.

Это случилось в мае, перед июньской сессией. Мы шли перекусить после лабораторной работы, в коридоре было полно народу, я бегала глазами по знакомым лицам студентов. На лестнице мимо меня пробежала та девица, которая столкнула меня со сцены на дискотеке. Девочки узнали потом, что она не была студенткой нашего университета. Я не побежала за ней, но обратила внимание Ирмы, чтобы она запомнила лицо. И не зря.

Однажды мы вышли «по неотложным личным делам», я стояла у зеркала, мыла руки. За спиной появилась та самая девица. Я мгновенно повернулась к ней лицом, но она уже успела наброситься и воткнуть мне под рёбра шприц. Я тут же вытащила его и развернула его прямо ей в живот, нажимая её же пальцем, чтобы содержимое выдавилось.

Выскочила испуганная Ирма, секунду она оценивала ситуацию, потом оттолкнула загнувшуюся девицу к стене.

– Что это за вещество? – озверевшим голосом спросила я.

Девица со шприцем в руке шумно дышала, видно было, что она в истерике. Она достала мобильный телефон, коротко сообщила кому-то: «Я почти сделала, но уколота сама, что делать?», затем выронила трубку на пол и уже была не в силах поднять.

– Это яд? – спросила я.

Она закивала. Её тело свела судорога, она застонала и начала ёжиться, как от холода.

Мы вызвали скорую помощь сразу. По официальной версии мы нашли девушку, которая уколола себя шприцем в женской туалетной комнате. Мы вызвались сопровождать больную. Врачи отправили образец вещества на экспертизу. Приехала полиция, в сумке девицы нашли ещё одну ампулу с тем же веществом. Предположительно яд. Сняли отпечатки.

Пока мы сидели в коридоре приёмного покоя и ждали предварительного заключения врачей, я замёрзла, как будто в помещении было не двадцать пять, а ятнадцать градусов. Ирма недоуменно посмотрела на меня.

Я задрала кофту – на месте укола синело пятно. Видимо, какая-то капля попала в кровь.

Вышел врач, сказал, что девушка скончалась. Полицейские, двое молодых мужчин, начали расспрашивать все подробности произошедшего. Пришлось сказать, что девушка напала на меня со шприцем, но когда я её оттолкнула, вонзила его в себя. Каждое моё слово было записано на диктофон. Я пожаловалась на плохое самочувствие, попросила прощения и направилась к медсестре.

Меня усадили на кушетку (честно говоря, я едва удержала себя в руках, чтобы не лечь), взяли кровь из пальца и вены. Мне поставили капельницу, около часа я лежала прямо в этой проходной комнате, позвонила Дилану, назвала адрес больницы.

Мне вроде как прочистили кровь, я даже сходила в туалет без посторонней помощи. Ирма ждала в коридоре.

Предварительные анализы показали, что в моей крови не обнаружено ядов.

Но девушка-то умерла…

Позже выяснилось, что это был какой-то гематический яд, названия я не запомнила. До утра меня оставили лежать в палате. Дилан смог попасть ко мне только когда врач и медсёстры оставили меня в покое.

– Ирма уехала в общежитие, – сообщил он.

Я лежала, свернувшись калачиком и укутавшись одеялом, и оставила открытым только лицо. Озноб не прекращался.

– Я даже не знаю, как её звали и кто она такая.

– Это уже не важно. Тебе дали какие-нибудь лекарства?

– Нет, только капельница, недавно убрали… Всё, что они могли сделать, – это почистить мне кровь, никакого противоядия нет. Когда мне станет хуже, они переведут меня в реанимацию.

Три женщины, мои соседки по палате, прекратили свои разговоры, я почувствовала, что они слушают нас. Дилан тоже это заметил.

– Мне страшно… – шёпотом призналась я.

– Тебе лучше находиться под наблюдением врачей. Всё будет хорошо, капли яда недостаточно, чтобы отравить тебя. Ты отделаешься лёгким недомоганием, а теперь отдыхай, я навещу тебя утром, – либо он действительно наивно верил в то, что говорит, либо просто пытался успокоить меня и себя заодно.

Я на удивление легко заснула, несмотря на то, что закатное солнце ещё светило в окно. Во сне я снова обрела силу, мне виделось, что моему ребёнку (а это был сын) уже два – три года и мы спасаемся от врагов, я держу его за комбинезон в зубах и бегу. Я волк. Зима, везде лежит снег, дует сильный ветер, невозможно дышать, я просыпаюсь…

Меня душили подушкой. Самый глупый способ убить. Легче было просто всадить в меня пару кубиков того самого яда, но то ли ко мне послали неумёху, то ли это был очередной трюк, чтобы запугать меня.

Ногами я оттолкнула противника, вскочила, чувствуя, как во рту растут клыки, а на пальцах – когти.

Включили свет, женщины переполошились и закричали. Я бросилась на человека, душившего меня. Знакомое лицо, некто из охотничьей братии. Пришлось насильно успокоить себя и не убивать его. Он полулежал, упираясь головой в стену: ползти больше было некуда.

Дежурная медсестра вызвала полицию, но преступник сбежал, стоило нам на мгновение отвлечься.

«Теперь произошедшим точно заинтересуются дознаватели, заведут дело и прочее», – устало подумала я.

Поспать больше не довелось. Как можно было предположить, до рассвета меня и соседок по палате изводили вопросами, записывали, заставляли нас вспоминать мельчайшие подробности. Пришлось соврать, что того человека я видела впервые. Но как же так: два покушения за сутки на одну меня? И оба от абсолютно незнакомых людей? Как минимум странно и неправдоподобно.

Кроме того, дознаватель с пристрастием расспрашивал, кем мне приходился Павел Смирнов, студент выпускного курса медико-профилактического факультета, я честно ответила, что никем, что он встречался с моей подругой, но год назад они расстались.

Информацию обещали проверить и сообщили, что Павел скончался вчера от того же яда, что и девушка. Я ахнула. Всё это уже нельзя было назвать весёлыми студенческими играми. Ситуация запахла дымом. Тот, кто решил добраться до меня, взялся за это умело и всерьёз. Я чувствовала себя марионеткой в чужих руках, словно уже поймана. Кто-то пытался спровоцировать меня превратиться на людях, а заодно и убить кого-нибудь… Нападавшие были всего лишь расходным материалом. Похоже, ими управлял некто поистине жестокий и властный, или просто психопат.

Утром я хотела уйти, но мне не хватило сил даже позвонить Дилану, чтобы забрал меня домой. Утомлённая дрожью в теле, я впала в забытье. На завтрак не было сил идти, одна из женщин заботливо принесла мне маленький пирожок без начинки и компот, я с удовольствием, но, не ощущая вкуса, съела.

У меня ещё раз взяли все анализы, сделали ЭКГ, сказали, что моё состояние стабильно, но выписывать пока не стали. Разумеется, глупо было надеяться на то, что врачи помогут мне избавиться от действия яда, и всё же мне так хотелось жить, что я хваталась за любую возможность.

Мне показалось странным внешнее спокойствие Дилана, когда он узнал, что на меня снова было совершено нападение. Я прекрасно понимала, что он растерян и выбит из колеи, но зачем было скрывать подлинные эмоции? Имею же я право знать, что он думает обо всём этом и как планирует выйти из ситуации. Да, конечно, он забрал меня из больницы, но всю дорогу молчал, ехал быстро и резко, как будто торопился.

– Тебя не узнать… – начала разговор я.

– Со мной связался один человек и сообщил, что даже пара молекул этого яда убьёт тебя, если вовремя не принять противоядие.

– Филин?

– Да. Он требует отдать тебя им, иначе ты умрёшь.

– Они же этого и добивались, зачем я им теперь?

– Я не знаю. Наши службы уже ищут противоядие, пока нет результатов.

– Что ты намерен делать?

– Он позвонит сегодня в шесть вечера, я дам ответ. А сейчас я ещё не решил, – признался он.

– Может, они убьют меня не сразу? И тогда есть шанс, что наш ребёнок останется жив?

После моих слов повисла тишина.

Глава 13

Меня везли. Не знаю, какую многоходовку пытался разыграть Седой, но во избежание лишних рисков он запретил Дилану ехать со мной, и это решение никто не пытался оспорить. Кто там что говорил, я уже не слушала – просто лежала, разодетая в тёплую одежду и укутанная одеялом. Непрекращающийся озноб измотал моё тело, стало труднее концентрировать внимание на чём-либо.

Ах, да, меня везли. Личному водителю Владимира Александровича было поручено доставить меня к Волчьей горе и передать охотникам.

Если честно, есть разница: умирать в тишине или под пытками. Они решили отдать меня им, сами не зная, что там будет. Может, меня запинают так же, как ту молодую волчицу, которой я так и не сумела помочь? Или будут издеваться надо мной долго, в отместку за массовое убийство в заброшенной тюрьме? Плюс восемнадцатая жертва добавилась к списку моих «побед». Я выровняла счёт своих лет и убийств, как символично… Если уж умирать, то сыграв в ничью.

Было уже темно, когда меня привезли в назначенное место. Прямо на краю обрыва стояла огромная черная машина. Значит, меня уже ждали. Водитель вышел и направился к людям.

Отправив Дилану сообщение, что мы прибыли, я отключила телефон и оставила его в бардачке между передними сидениями. «Так будет безопаснее для всех. – решила я. – Хотя… Филин всё равно как-то узнал номер мобильного Дилана».

Кто-то открыл дверцу. Я, трясущимися руками хватаясь за сидения, выползла, но как только моё тело приняло вертикальное положение, сознание отключилось.

Больше о том вечере мне вспомнить нечего.

Я проснулась (не иначе сказать) в некой красно-бордовой комнате с режущими глаз белыми полосами подоконников, окна были зашторены, но сквозь ткань всё равно просачивался яркий свет. Похоже, наступил день.

Тело больше не знобило, от вчерашнего недомогания не осталось и следа. Увы, мне так и не удалось узнать, действительно ли мне дали противоядие, или это была всего лишь уловка Филина.

Сначала я не могла понять, где нахожусь: помещение было похоже на что угодно, но не на тюрьму. Свои надежды на то, что каким-то образом меня спасли свои, я задавила, только увидев решётки на окнах. Собственно, бежать я не собиралась, а сперва встала на ноги, чтобы найти туалет. В так называемом номере оказались даже ванна и душевая кабинка с электрическим обогревателем. Когда я закончила приводить себя в порядок, в комнату вошли люди: две девушки-человека и очень крупный мужчина-волк.

«Волк!» – отозвалось в моей голове.

Я смотрела на него ошалевшими глазами, и немой вопрос так и не решился слететь с губ. Возможно, он наш агент-разведчик на стороне врага? По его лицу можно было прочесть, что вряд ли, к тому же иначе службы узнали бы о нахождении второго входа в Верхний Волчок гораздо раньше меня.

– Господин ждёт вас отобедать с ним, – с явными нотками страха в голосе начала первая.

– Господин, значит… – нагло и с усмешкой проговорила я. На самом деле мне было не то чтобы жутко, но непонятно, что же значит вся эта любезность.

Я решила быть зеркалом Филина, каким бы мерзким на вид он ни был. Раз он оставил меня в живых, то, вероятно, с дальним прицелом, что я перейду на его сторону. Понятно, что это было лишь предположение. Мой мозг судорожно пытался соображать.

«Наверняка он начнёт приводить преимущества своей жизни, покажет, чего достиг, станет давить на жалость, вспоминая, как с ним обошёлся клан, проведёт параллель между мной и им…»

Так называемый господин, разумеется, начал трапезу до моего появления. Его манеры были варварскими, впрочем, это не расходилось с моим мнением о нём, которое сложилось ещё до нашей встречи.

– А, Диана! – сказал он, жуя мясо.

– А, дядюшка Стас! Вот и свиделись! – я изобразила деланное радушие на лице.

– Вижу, ты исцелилась…

Я ждала, что он предложит мне сесть и угоститься аппетитными мясными блюдами, но ничего подобного не последовало, поэтому, посчитав это очередным экзаменом на личностные качества, я сама устроилась поудобнее в метре от него и взяла окорок.

– Я слышала, дядюшка, что ты умер, – заговорила я с набитым ртом. – Мама почему-то избегала разговоров о тебе, и когда оказалось, что ты жив (хоть и не совсем здоров), все были просто в шоке!

– Ещё слово – и я прикажу подвесить тебя вон на те крюки под потолком, – он кивнул в сторону.

Под роскошно отделанным потолком неприметно виднелось приспособление. И в голову не придёт, что оно может оказаться орудием пыток.

«Изощрённо извращённый старик», – подумалось мне. До недавнего времени я могла сказать то же самое о себе, однако я не считала себя настолько больной на голову, как он.

– А что ж так грубо к гостье, дядя Стас? Узнаёте юного себя?

Он отложил еду, вытерся салфеткой.

– Ты не гостья. И я никогда не был болтливой сукой.

– А я не более болтлива, чем ты молод. Что тебе нужно от меня? – я подумала, что уже довольно хорошо познакомилась с ним, чтобы перейти на «ты». Нужно было показать, что я равна ему.

– Считай, что ты теперь принадлежишь мне до конца своих дней. Я буду делать с тобой всё, что захочу. Будешь псиной на поводке и убивать тех, кого я прикажу и развлекать меня. Или… – он завершил реплику крякающим смешком.

– Лестно, что моя слава дошла до тебя, – улыбнулась я. – Что «или»?

– Тебя разрежут по кускам. Заживо. Я подвешу тебя на крюк, вспорю твоё брюхо, выпущу внутренности и буду с наслаждением смотреть, как ты корчишься в предсмертных муках. Пойми, деточка, отсюда у тебя только один выход, – почти пропел дядя Стас.

Теперь улыбался он. На вид тучный, дряхлый и жабоподобный старикашка. Жизни в нём в лучшем случае лет на десять… Зачем ему всё это? Какой смысл в подобном извращении? Возможно, он и в самом деле стал психопатом?

Я не знала, что ответить. У меня не было другого выбора, кроме как согласиться, но что, если он узнает, что я беременна?

По залу разлился звонкий смех. Мой. Нет, не истерический, а вполне весёлый.

– Ты уверен, дядюшка?

– Я неясно выразился?

– Ты какой-то странный… Ты хочешь, чтобы я ушла из клана – хорошо… А ты знаешь, что меня, как и тебя, кололи и пытались нейтрализовать? Что я едва не убила мужа и пряталась среди твоих же охотников, чтобы волки не убили меня? Знаешь, почему я до сих пор жива? – потому что я выменяла свою жизнь на информацию о входе, который открыл убитый тобой колдун! О, я с радостью сменю сторону, если ты организуешь мне достойную защиту! Вот только мне непонятно, зачем ты хочешь ограничить мою свободу?

Он повёл бровью, его губы передёрнулись в брезгливой улыбке.

– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Не волнуйся, я дам тебе шанс отомстить. Принесёшь мне голову своей матери – может быть, оставлю тебя в живых.

Я снова почувствовала себя пойманной рыбой. На мгновение подлинные эмоции отразились на моём лице. Наивная. Мой блеф раскрылся в самом начале. Филин просто играл со мной, потешался. Нет, я не сумела бы убить мать.

– Знаешь, в чём отличие тебя от меня? – попыталась реабилитироваться я.

– Хех! – похоже, ему стало интересно, что же я выдумаю на этот раз.

– Я с удовольствием убила двенадцать твоих имбецилов… помню каждую секунду того дня, как я откусывала им яйца, перегрызала глотки и ждала, пока они истекут кровью, помню запах от их сгорающих тел… Но, чёрт возьми… жить столько лет, мечтая убить женщину, которая пыталась обезвредить тебя, и ничего не предпринять? – я не останавливала поток речи, потому что он мог прервать мой монолог в любой момент, а я должна была произнести главное. – Значит, не так-то нужна тебе её голова. Да-да, ты тоже не каменный и моя сестра – твоя дочь. Кстати, она совсем недавно узнала, что мама ей – вовсе не мама, а отец, оказывается, жив и ни разу не пожелал…

– Да-да, ты права, пора вспомнить о ней, – перебил он. – У меня даже есть для неё особое место, – Филин как-то с усмешкой посмотрел на меня. – Ты доела? Сыта? Ну, пойдём, я покажу тебе…

Он встал, я пошла сзади, следом двинулись телохранители. Бордовые стены и коричневые, сделанные под мрамор, колонны с высокими потолками добавляли жути этому дому.

Мы спустились в цоколь. В стеклянных колбах на полках хранилась коллекция голов, больше сотни, но мне было уже не до счёта. Желудок подал сигнал, что хочет исторгнуть пищу обратно, я с усилием сглотнула позыв. Надо было изобразить спокойствие.

Я присвистнула.

– Ух ты! А скольких здесь убил ты своими руками?

– Нравится?

– Нет. По мне так лучше ломать шеи тем, кто нападает на меня, превращаться из жертвы в палача. А когда шестёрки приносят трофеи – это тухло. Так из них лично ты никого не убил?

– А ты не так проста, как кажется, – уже без насмешки отметил он. – Я убил двоих: это мои родители, там, в середине. Осторожно, эти головы ещё способны убить…

– Единственный, кого они хотят убить, – это ты.

– Хе-хе, мертвецам всё равно, кому мстить.

Почему-то эти слова особенно запомнились мне, на протяжении дня они ещё не раз звучали в моей голове. Будь у меня в руках дневник, я бы тут же записала за ним эту фразу, даже не пожалела бы указать подлинного автора данного высказывания.

– Ты живёшь здесь один?

– Ещё охрана и слуги.

– Да не волнуйся ты, я не заинтересована в твоей смерти, иначе я уже прикончила бы тебя… в твоём стиле. По-моему, ты не совсем в форме, тебе надо почаще превращаться…

Последние фразы разозлили его. Он начал звереть. Но не полностью, он застыл в пограничном состоянии, как если бы был в большом мире. Это немало удивило меня.

В два прыжка он достиг меня и повалил на пол. Он рычал и клацал нездоровыми зубами, зловонная слюна забрызгала мне лицо и одежду. Более отвратительного оборотня я не видела никогда. Он был именно не страшный, а отвратительный. И меня пугало то, что я ещё не до конца поняла, в чём он по-настоящему страшен. Возможно, в том, что все вокруг него были пешками, он никем не дорожил, он был с молодости одинок, гибель Ларисы, невесты, так изуродовала его. Загадкой для меня оставалось то, чем он смог запугать абсолютно всех. Что такое было известно охотникам?

Повреждений я не получила, его гнев прошёл довольно быстро. Да, он тоже мог превращаться по первому желанию, как говорила мама.

– Вау! – произнесла я опять весёлым голосом, будто бы уверенная, что это было безобидным трюком. – Как ты это сделал? Я не знала, что так можно! Научи?

Старик не стал давать инструкции, как он это делает; на его мерзком лице рисовалась столь же неприятная гримаса, а ещё он никак не мог преодолеть одышку и покрылся испариной.

Становилось всё труднее вести себя непосредственно: он, как вампир, выкачивал из меня энергию. Так странно: я видела, что его век кончается, несмотря на то, что при других обстоятельствах он мог бы сохранить больше здоровья, чем имел сейчас. Я пыталась мыслить логически, связывала ранее известные факты с сиюминутными наблюдениями. Что, если транквилизаторы, которыми его кололи долгие месяцы, а может, и годы, подействовали так? А также яд… Вполне возможно.

– Только от жизни, от жизни собачьей… собака бывает кусачей. Ты бы мне не сказал, да?

– Чего не сказал? – раздражённо гаркнул он.

– То, чем тебя пичкали, отняло твоё здоровье. Ты на самом деле чуть не умер. Сядь, ты весь бледный…

– Ты не волнуйся, я заберу в могилу весь ваш волчий род.

– Наш, а не ваш. А смысл?

– Потому что я так хочу. Ты мне надоела, – он махнул охранникам, стоящим около входа в подвал.

– Мы не договорили. И не обязательно отправлять со мной своих амбалов, я уже запомнила, где моя комната!

Мне неоднозначно дали понять, что пора на выход. Перед тем, как взойти на ступеньки, я оглянулась. Он уже плюхнулся на свой троноподобный стул. Перед смертью он, так или иначе, задумается о смысле всего; я на это надеялась, можно даже сказать, уповала. Если, конечно, он не страдал шизофренией, то есть раздвоением личности…

Мне было страшно предположить, что в это время придумывал Дилан. В последние часы перед моим отъездом он больше общался со своим отцом и кем-то из подчиненных, чем со мной. Безусловно, это так выражалась его защита против паники; мне, как и самому Дилану, важно было знать, что у него есть план выхода из любой ситуации.

Для меня же было логичным подыгрывать дядюшке и тянуть время. Возможно, напав на него, я вызвала бы мгновенную реакцию охранников и (кто знает, сколько волков у него в подчинении) собственную гибель. Желая любой ценой сохранить свою жизнь и жизнь ребёнка, я, насколько могла, глубоко вошла в роль необузданной волчицы, отвергнутой кланом, а тем временем озиралась по сторонам, ища, за что бы зацепиться.

Проходя по залу, откуда горничные уже унесли яства, я заметила, что весь интерьер оформлен в стиле эпохи Возрождения. Создалось впечатление, что я уже видела такие комнаты в фильмах. На стенах висели картины со сценами охоты на диких животных. Я пыталась обнаружить что-то, что выдаст в Филине не варвара, а хоть сколько-нибудь благородного человека (например, портрет покойной Ларисы). Но пока что я видела только стены цвета засохшей крови и зомбированных слуг, по крайней мере, один из которых тоже был волком.

«Стоп… но зачем телохранители ни на шаг не отходят от хозяина? Это явный знак его уязвимости. И этим можно воспользоваться» – отметила про себя я.

Больной, состарившийся, забаррикадировавшийся волк. Это слишком странные действия для умирающего человека. Мою мать он давно мог убить, но по понятным (для меня) причинам не стал этого делать.

«Что, если за ним стоит ещё один человек, гораздо более страшный, чьего лица никто из шестёрок не видел?»

К сожалению, мне тогда в голову не пришла мысль, что смерть моей матери могла раскрыть столь искусную конспирацию Филина, вот и вся мудрость… А домыслы, что в нём осталось хоть что-то человеческое, не давали мне оценивать ситуацию трезво.

Не зная, чем заняться, я до темноты просидела в размышлениях возле окна. Было столько мыслей, что хотелось записать их, но ни бумаги, ни ручек или карандашей в комнате не оказалось. Скукота. К слову, кованые решетки не позволяли свесить ноги и выпрыгнуть в сад.

Горничная доставила мой ужин. Вначале засовы застучали, открываясь, потом вошёл двухметровый охранник, за ним – девушка с подносом, а на пороге стоял второй охранник (многовато охраны для одной меня). Она покосилась на меня и тут же отвела взгляд. Поставив еду на стол, она поспешила выйти.

– Стой! – скомандовала я. Девушка вздрогнула. – Попробуй еду, – она медлила, но страх заставил её сделать то, о чём её просили. Похоже, еда была вполне съедобна и никакой отравы в ней нет.

«Такая пугливая служанка. Интересно, как она сюда попала? О чём думала и на что надеялась, когда соглашалась работать здесь? Может, она тоже чья-то родственница или беглая проститутка? Тогда кто-то нарочно подписал ей смертный приговор» – промелькнуло у меня в голове.

Если честно, голод сжигал меня изнутри, тело требовало энергии. Следующие полчаса я опустошала тарелки. Обглодав последние косточки, я опомнилась и снова почувствовала себя заложницей.

Что ж, одиночеством я насладилась в полной мере, теперь захотелось пройтись по дому, познакомиться с обслуживающим персоналом, поболтать с родным-таки дядюшкой.

Я стала барабанить кулаками по двери:

– Мне нужно поговорить с вашим хозяином!

Никто не ответил, хотя я точно знала, что мои крики были услышаны.

До утра мои потуги заставить амбалов заговорить оказались тщетными. Обратившись, я могла бы вынести дверь и перегрызть им глотки, но тогда это означало бы конец спокойного и почти комфортного пребывания здесь, навряд ли я смогла бы далеко уйти. Кроме того, мой живот начал болеть и едва заметно опух. Непонятные шевеления внутри себя я списала на защитную реакцию организма против стресса.

Наутро боль немного утихла, но не исчезла. Однако чем больше я двигалась, тем быстрее она возвращалась. Хотелось лечь в постель и свернуться калачиком.

Завтракать меня позвали в зал. На этот раз Филин стоял возле окна спиной ко мне. Лес, ещё не уничтоженный, манил и его, я это почувствовала, но всё же ему было уже не стать его частью.

– Доброе утро, дядя!

– Я слышал, ты рвалась со мной поговорить?

– Да, – кивнула я, уже уплетая манную кашу. – Очень вкусно! Дядя, мне нужно увидеться с одним другом.

– Ты не в том положении, чтобы просить о чём-либо.

– Ты боишься, что я уйду от тебя? Нет, ты мне ещё нужен. Моего друга зовут Захар, он охотник. Я обещала, что мы с ним ещё увидимся.

– Хех! Нашла, о ком вспомнить! – он подманил пальцем одного из охранников, что-то шепнул ему и тот вышел.

– Спасибо, дядя Стас.

Он как-то нехорошо рассмеялся. Его обвисший дряхлый подбородок трясся, как гребешок у кочета. Аппетит у меня пропал, но я продолжала есть, не желая показывать ему свои эмоции.

– Дядя, а почему мне нельзя пойти прогуляться по саду? У тебя прекрасный сад!

– А ты не в гостях.

– Это я уже слышала. Но отчего же? Никого ближе меня у тебя нет (помимо Светы, конечно), никому ты не можешь радоваться больше, чем мне… И никому не понять тебя так, как понимаю я.

– Арслан! – обратился он к охраннику. – Убери её отсюда.

– А можно, я апельсин с собой возьму? И персик, и ещё яблоко…

Я набрала фруктов и позволила увести себя. Честно говоря, непринуждённо вести себя и притворяться было уже невыносимо, что-то со мной явно было не так. Я молилась, чтобы никто не пришёл и не увидел меня в таком скрюченном состоянии. Я разговаривала со своим ребёнком, просила прощения, что так не берегу его, умоляла, чтобы он остался внутри меня, чтобы продолжал жить. Ах, если бы у меня был тот чудесный отвар из живицы… В эти минуты я искренне верила, что над нами всеми есть высшая сила, которая способна вмешаться в ход событий.

Удалось задремать. Жара почти не проникала сквозь толстые стены, температура в комнате была комфортной.

Снова заворочались засовы. Амбал подал голос:

– Тебя ждут.

Да, меня ждали, припасли для меня нечто интересное: в подвале, где старик хранил колбы с головами, скованный кандалами, сидел человек, весь обросший, грязный и изуродованный до неузнаваемости. Увидев меня, он заплакал.

Я скорей догадалась, кто это, чем узнала; подбежала и обняла его. Он всё время бубнил моё имя и выл.

– Захар, Захар, ты слышишь? Что они с тобой сделали?

Он смог говорить не сразу, моё появление стало для него настоящим потрясением, я терпеливо ждала, пока он успокоится.

– Они схватили меня сразу, когда узналось, что ты убила двенадцать охотников. В тот день вход в деревню обнаружили какие-то люди, я говорил с ними, сказал, что собираюсь стрелять чаек… Но я всё равно привлёк к деревне чужаков. Меня пытали, хотели всё узнать… – он снова заплакал. – Я ничего не знал о тебе… Ты оказалась тем самым монстром…

– Я же говорила, что тебе не стоит становиться охотником! О, прости меня… – я снова обняла его и поцеловала в чумазую щёку. – Ты прав, я такое же чудовище, как и человек, заточивший тебя в тюрьму, но я никогда не причинила бы тебе зла.

Он поднял голову и отвернулся от меня. Молодой парень, высохший до костей, испещренный ранами по всему телу.

– Захар, не бойся меня, я твой друг, я постараюсь тебе помочь.

– Они всё равно меня убьют, уходи, оставь меня… – он спрятал лицо в колени.

Я встала, подошла к охраннику, сказала, что мне срочно нужно поговорить с Филином. Похоже, весь мой вид внушал, что если он не исполнит мою просьбу, то тут же отдаст мне свою жизнь. Он связался по рации с напарником, просил прийти.

– Пусть мой друг пока остаётся здесь, дайте ему выпить чистой воды и поесть.

Меня всё-таки проводили в кабинет Филина.

– Поздравляю! Ты утёр мне нос! Это же невинный мальчишка!

– Знаю-знаю, что поделать… Жизнь жестока. Но его пытал не я, я его даже не знаю в лицо, это дело рук его товарищей. Так что ему ещё повезло, – он мило улыбался.

От превращения в волка меня сдерживала только боль в животе и желание помочь Захару. Уверена, дядя торжествовал, когда увидел ярость и ненависть в моих глазах.

Вдруг он начал кашлять. Сначала несильно, потом его лицо налилось кровью, а затем посинело. На платке, которым дядя закрывал рот, я увидела кровяной след. Он привстал, но снова сел. Я подошла и стукнула его по спине, потом ещё и ещё раз. Старик затих.

Охранники всё это время просто наблюдали за происходящим.

– Я знаю, как помочь тебе.

– Мне не нужны твои хитрости.