– Мы уже сдохли. Ты триста лет назад, а я двести пятьдесят. До двенадцати пять минут. Уймись или не получишь зеркало, – эта фраза предназначалась Сильване, которая зашипела как кошка и бросилась на мужчину. Снова.
– Всё-таки разнюхал, где мой якорь! – совершенно непризрачная драка закипела с новой силой.
Тяжелых предметов под рукой не было, но Ника вспомнила о содержимом сумки. Рука нашарила бонус к корзинке, соляной кирпич. «Буду кидать снизу, замаха должно хватить», – она прицелилась в белобрысый затылок, а потом вспомнила, чего боялись призраки в книжках и стала потихоньку отползать. Сидя это делать было неудобно, в памяти всплыли уроки физкультуры и физрук Анатолий Петрович, гонявший их до седьмого пота. За скорость, которую удалось развить Нике, двигаясь на пятой точке, он бы поставил ей твердую пятерку. Сделав полукруг, девушка перевернулась и на четвереньках, с соляным кирпичом в руке, замкнула круг. Правда, оказалась при этом углу, противоположном выходу. Поднявшись на ноги, Ника попробовала открыть окно, но оно было заперто на ключ.
Манёвры привлекли внимание призрачной бабы. Отцепившись от Федерико и отдышавшись, она посмотрела на полоску темных кристаллов.
– Соль? Ещё и четверговая, – Сильвана усмехнулась. – Страшная вещь для призрака. Убивает наповал. Но… не сейчас, когда у меня есть тело. Сейчас я могу твою соль ложками в тарелку сыпать и жрать.
Экскурсоводша развернулась, врезала Федерико под дых и в этот момент Ника увидела зеркало на каминной полке. Решение было интуитивным, но верным. С размаху она саданула по антикварной безделушке огрызком, что остался от сувенирной горы Антола. В этот момент за окном раздались тягучие звуки колокольного звона – часы на ратуше начали бить полночь. Призрак графини засиял нестерпимым светом, вспыхнул и с тихим хлопком исчез. Ника посмотрела на образовавшуюся пустоту и спросила:
– Всё?
– Господи, сейчас я чувствую каждый год из прошедших двухсот пятидесяти, —брюнет с кряхтеньем поднялся с пола и подошел к камину.
От удара венецианское стекло раскололось, сеточка из трещин продолжала расползаться и бежала уже по рамке, по ручке… Зеркало стало похоже на мозаику, края которой начали превращаться в песок. Зрелище было совершенно нереальным – тонкая песочная струйка текла с полки и растворялась в воздухе. Через минуту на камине не осталось даже следа от изящной вещички.
– Теперь всё, не бойся.
Ника хотела задать ещё несколько вопросов, но в комнату вошел дворецкий. Седые волосы торчали в разные стороны, фрак был помят, местами испачкан, тем не менее, держался слуга с прежним достоинством..
– Ваше сиятельство!
– Все в порядке, Джанлуиджи.
– А где Её сиятельство?
– Её больше нет с нами.
На бесстрастном лице мелькнула тень облегчения.
– Сильвия заперла меня в угольном подвале. Простите, что не успел вам помочь…
– Оставь нас, мы поговорим позже.
Джанлуиджи наклонил голову на два сантиметра и скрылся за дверью.
– Ты, наверное, хочешь объяснений.
Ника кивнула.
– Я призрак владельца замка, графа Федерико Коллальто. Меня отравила собственная невеста. Она была влюблена в другого, а родители вынуждали её выйти за меня замуж.
– А ты не знал?
Он помолчал.
– Знал. Но интересы наших семей казались мне более важными, чем чувства какой-то девчонки. Долг превыше всего, так меня научили.
– А графиня?
– А графиня уморила себя голодом назло мужу.
– Это как?
– Точно не знаю, у неё история меняется каждый год. Вроде бы он отказался купить ей арапчонка, она устроила голодовку, и перегнула палку. Дед потом очень счастливо женился. Возможно, он что-то делал со своим дворцом, чтобы избавиться от злобного привидения. Сильвана моя троюродная бабушка по линии отца, потому вернулась в наше имение.
– А почему каждый год?
– Ну, мы виделись раз в год, когда обретали тело. Это случалось за неделю до Дня всех святых. Весь год призраков можно увидеть только ночью. Чтобы обрести тело и не исчезнуть, в первый и седьмой день нужно быть в том месте, где лежит якорь, вещь, к которой призрак привязан, – и предупреждая вопрос, добавил. – И мы с ней очень разные, на моей совести нет греха убийства, я никогда не отнимал жизней ради призрачного существования.
– Что со мной будет, когда найдут труп?
– Ты про Бориса? Ничего, он вполне жив и даже не особо пострадал.
– Жив?! Ты его лицо видел? Оно наполовину черное!
Федерико не сдержал смешок:
– Пасту с чернилами каракатицы надо есть аккуратно. Но ничего страшного, все отмоется.
Каракатица на секунду разрядила обстановку, Нике даже показалось, что все не так трагично, но брюнет неожиданно заторопился.
– Не успеваю все объяснить, хотя отдал бы тебе душу и сердце. Но у меня есть только кольцо и медальон. Держи. Кольцо точно останется, оно просто семейная реликвия, золото и немножко камней. А медальон мой якорь. Если не рассыплется завтра, то приезжай в следующем году, буду ждать. Я умею быть верным, – Федерико вложил в её ладошку кольцо и тяжелый серебряный медальон. Девушка нажала на рычажок и медальон раскрылся. Внутри лежал темный локон, такого же цвета, что и волосы Федерико.
– А если рассыплется?
– Я все равно буду любить тебя, всегда.
Федерико печально усмехнулся, провел рукой по её щеке и отступил на шаг. Ника моргнула и поняла, что он тает, как акварельный рисунок в воде. Несколько секунд и в комнате остались она и Боря, который начал приходить в себя. Ника не стала смотреть, что с ним. Хотелось плакать, но слез не было. Крепко сжимая подарок в руке, девушка вышла в коридор. Шагать по пустым залам дворца было не страшно. Лунный свет лился через окна и можно было рассмотреть портреты, висевшие на стене. У одного она остановилась. С картины на неё смотрел граф Федерико Коллальто и глаза его были полны печали.