Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Часть 1. Глава 11

Комната на самом верху башни тоже заперта. Выбить дверь не получилось, слишком мало места. Выручил вновь миниатюрный нож, которым мастерски владел Амато. Сражение проходило всё ближе, пушки замолчали. Вот-вот враг падёт.

У самой цели я вдруг испытал страх перед тем, что увижу сейчас. Вспомнилось произошедшее в подвале замка.

– Эрнесто, ну же скорее! – Амато, видя мою нерешительность, впихнул меня вовнутрь.

Через маленькие узкие окошки струится лучами свет, в нём сияют, клубясь, пылинки, но сама округлая комната остаётся в полумраке. Я даже не сразу разглядел присутствие в ней дорогого человека, Патриция спряталась за спинкой кровати, как испуганный зверёк.

Эта комната непохожа на темницу, скорее на опочивальню принцессы. Видимо, сюда Романьези перенёс мебель и вещи своей погибшей жены и позволил пленнице пользоваться этим богатством.

«Неслыханная щедрость, за которую, можно предположить, ожидалась награда…» – ревность взыграла в крови, а ещё отвращение, потому что представить Патрицию в объятьях старого графа было выше моих сил.

– Не бойся, это я, твой Эрнесто… – слова застревали в горле, я приблизился к ней.

– Нет! Не подходите! – заорала Патриция нечеловеческим голосом.

Я замедлил шаг, боясь сделать неосторожное движение, чтобы ещё больше не напугать её.

– Убирайтесь! – она закрыла ладонями лицо и, раскачиваясь из стороны в сторону, разрыдалась.

Я прикоснулся к её плечу, взял под локоток и попытался поднять, она отбивалась от меня, пока наши глаза не встретились. В этом взгляде было всё: прошлое, настоящее и будущее; любовь и ненависть, весь ужас произошедшего.

– Ты узнаёшь меня? Патриция, опомнись!

– Не прикасайтесь ко мне! Я – грязь! – она начала драть ногтями до крови своё исхудавшее лицо, и мне стоило немалых усилий удерживать её руки. Откуда в этом тощем теле столько буйства?

– Остановись, Патриция! Всё будет хорошо! Я тебя не обижу, – безуспешно пытался её успокоить, но она походила на сумасшедшую.

– Не смейте меня трогать! Дайте умереть! Патриции больше нет, есть только это! – она вскочила на ноги, и я увидел на её измождённом теле округлившийся живот.

– Уходи, – ледяным тоном повторила она, – у меня теперь другой хозяин.

– Ты не рабыня, а моя жена! Я пришёл за тобой и без тебя не уйду.

Её растрёпанные волосы торчали во все стороны, а безумный взгляд всё время бегал по сторонам, почти не задерживаясь на моём лице, словно это причиняло ей невыносимые страдания. Грязное, порванное платье неопределённого цвета висело на ней, хотя в комнате полно нарядов и украшений.

– Я люблю тебя! – с трудом выговорил, стискивая её в объятьях.

– Убей, если любишь! Избавь от позора!

Времени оставалось всё меньше, оно утекало как песок сквозь пальцы.

– Поторопитесь, синьор! – раздался голос Амато.

– Ты пойдёшь со мной! – заорал я на неё, неожиданно для себя сорвавшись.

Она как-то сразу присмирела и обмякла.

«Лучше уж без сознания, чем она окончательно изуродует себя!» – подхватив её почти невесомое тело на руки, я вслед за вассалом начал спускаться по лестнице.

– Позвольте помочь, – Амато проявил готовность нести её.

– Нет, это моя ноша. А твои мечи очень скоро пригодятся, слышишь?! Всё громче голоса…

Патриция застонала. Руки её безвольно болтались, казалось, что она вот-вот испустит дух.

– Дело плохо! – посочувствовал Амато.

– Она жива – это главное!

– Порою лучше смерть…

– Замолчи, прошу! – я был не в состоянии сейчас не только говорить, но и думать.

Цель была одна – выбраться отсюда и увезти её подальше, туда, где ни одна сволочь больше к ней не притронется.

Я вспомнил своё желание омыть здесь всё кровью, но теперь не месть жила в моём сердце, а любовь раненой птицей билась в агонии моей души.

«Хватит смертей! Отец будет щедр на расправу, но станет ли от этого легче Патриции или мне? Прочь из этого проклятого места! Земля большая, где-нибудь да и найдётся уголок, приготовленный для нас Господом Богом! Теперь нас никто не сможет разлучить. Эта женщина, возможно, уже никогда не станет прежней, но дороже её нет у меня никого на всём белом свете. Я буду заботиться о ней, буду её защищать!» – больше не осталось сомнений.

– Помнишь, что обещал?! – обратился я к Амато.

– Не беспокойтесь, синьор, я сделаю всё, как пожелаете!

– Спасибо, друг!

Мы уже находились почти в самом низу, когда ворвались люди из наших. Лица рыцарей и доспехи в крови. Сколько они бились за то, чтобы пробиться сюда? Скольких потеряли?!

Увидев меня с Патрицией на руках, они расступились, Амато воинственно оберегал нас, обнажив оба меча. Его особенностью было умение владеть оружием одинаково хорошо обеими руками и внушать другим страх.

Когда я добрался до коня, Джюсто приветственно застучал копытами.

– Позвольте вам помочь? – один из воинов отца выдвинулся вперёд.

– Стой, где стоишь! – прогремел голос Амато.

Он сам помог мне взобраться, удерживая Патрицию.

– Передайте Деметрио Гриманни, что я не вернусь, – прокричал я, разворачивая коня к проходу в подземелье, – его план не сработал. Моя жена будет жить под моей защитой и останется со мной!

Мы пришпорили коней. Уже знавший дорогу Джюсто рванул вперёд, не дожидаясь команды. Погони не было, всё отдалённее становились звуки завершающегося сражения. «Это уже не наша война. Всё, что нужно, находится в моих руках».

Амато ехал следом, прикрывая нас. Пригнувшись, чтобы не повредить голову, мы преодолели туннель, проход в церковь всё ещё стоял открытым. В храме Амато пришлось спешиться, чтобы открыть засов на дверях.

Патриция всё реже подавала признаки жизни, её тело иногда вздрагивало, словно в судороге сводило мышцы: какие кошмары видела она в забытьи? Даже страшно себе представить. Я смотрел на это исстрадавшееся лицо с провалившимися щеками и не узнавал мою возлюбленную, и всё же это была она.

Долгожданная свобода: солнечный свет и вольный ветер, дорога из ада в никуда, лишь бы подальше, лишь бы навсегда…

Часть 1. Глава 12

– Куда теперь? – Амато посмотрел на меня усталым взглядом, мы не спали уже вторые сутки, закончилась и провизия, наспех взятая с собой.

– Мы едем домой.

– Мой синьор передумал и решил подчиниться воле отца? – это было сказано совершенно спокойно, даже с пониманием.

– Боже упаси! – я прижал к себе чуть живую жену с нежностью и теплотой. – Деметрио не вернётся так скоро. Подумай сам. У него сейчас есть дела поважнее: показательные казни, раздел графского имущества, им нужно насладится победой и отпраздновать, – положение обязывает. Он даст мне фору, чтобы потом настигнуть во всеоружии. Нам необходимо забрать ценные бумаги и пополнить денежные ресурсы. Драгоценности моей матери помогут продержаться какое-то время.

– Вы предусмотрительны, мой господин, Вашей супруге нужен отдых, она совершенно истощена.

Я горько вздохнул, взглянув на Патрицию. Показалось или нет, она прижалась ко мне крепче, пришла в себя, но не открывает глаз.

– Ваш отец может оставаться там, но что мешает ему послать за нами людей?

– Об этом я тоже думал. Будем наготове. Другого выхода пока нет. Без средств мы далеко не уедем.

– Он это тоже понимает, потому знает куда Вы направились.

– Безусловно. Как только прибудем на место, дам приказ никого не впускать и не выпускать. Без Деметрио его люди не рискнут брать штурмом замок. Лошади тоже нуждаются в отдыхе, пище и сне… Такими темпами мы всё равно не уйдём от преследования.

– Они могут устроить нам засаду, когда будем покидать замок.

– Мы подготовимся, Амато. Я по-прежнему могу рассчитывать на тебя?

– Моя жизнь в Ваших руках, синьор.

– Вот и хорошо, значит, прорвёмся!

Он улыбнулся. И у меня на душе стало светлей. Патриция притворялась спящей, пусть так, лишь бы ей было спокойно.

Вдали показались очертания родных башен. Что бы ни творилось у меня на душе, и какие бы я не переживал проблемы с отцом, там мой дом, там я родился и рос, был счастлив, отчаивался, любил…

Мы успели въехать в городские ворота до наступления темноты. А там и до дома – рукой подать.

– Молодой хозяин вернулся! – слуги с радостными возгласами выбежали приветствовать нас.

– Есть ли новости? Война закончилась? Что с госпожой?.. Боже правый!!! – со всех сторон доносились причитания.

– Всё расскажу, но прежде отнесите синьору в дом, позаботьтесь о ней! – я передал её в надёжные руки Маркелы и горничных.

– А теперь слушайте мой приказ: запереть все ворота и никого не впускать! Без моего особого позволения. Охранять замок даже от своих.

– Что же такое происходит, кто-нибудь объяснит?

– Жизни синьоры угрожает серьёзная опасность. Мы будем её защищать. Этого господина зовут Амато. Он мой близкий друг и помощник, во всём слушайтесь его и подчиняйтесь, как мне. В рядах наших людей скрываются злостные заговорщики, поэтому никому не доверяйте. Приказам якобы от барона Гриманни не верьте! Тех, кто ослушается меня, ждёт немедленная смерть! Мы пробудем недолго. После этого перейдёте в распоряжение своего старшего хозяина, но только после его прибытия. Всех гонцов отсылайте назад, посланий не принимать! Всё очень серьёзно…

Амато осматривал владения опытным взглядом, не скрывая своего восхищения могуществом нашей семьи:

– И Вы, господин, способны отказаться от всего этого ради женщины?!

– Эх, Амато, даже золотая клетка всё равно остаётся клеткой! Тебе этого не понять.

– Вы правы, синьор, я вырос в бедности, и ещё не встречал человека, способного отказаться от такого богатства и власти ради чего бы то ни было!

– Значит я – первый.

Патрицию занесли на руках в дом, я пошёл за нею, опасаясь очередного приступа её помешательства, и не ошибся, из покоев вскоре донеслись дикие крики.

– Господин, она отбивается от всех и не позволяет себя раздеть. Никак наша голубка тронулась умом, – пожаловалась Маркела, любимая служанка покойной матери моей и кормилица.

– Уйдите все, я сам справлюсь.

– Как можно, чтобы синьор…

– Можно всё, Маркела, приготовь необходимое и ступай!

– Будьте осторожны! Она совершенно не владеет собой и может быть опасна.

Служанки в смущении удалились. Патриция, сжавшись в комок, сидела на полу в порванном платье, прикрывая руками грудь, дрожала всем телом.

– Не трогайте меня!.. умоляю, не трогайте! – повторяла она, как заведённая.

– Любимая, это я, твой муж, – говорил с нею, как можно мягче и ласковее, – я люблю тебя и никогда не обижу. Посмотри на меня, Патриция! – я приподнял её и дождался, пока она взглянет в мои глаза. – Мы дома, тебе больше нечего бояться, дорогая. Все здесь готовы услужить тебе, в том числе и я. Ну, давай же, моя радость, тебе нужно принять ванну, успокоиться, смыть с себя все беды и печали…

Взгляд, блуждающий в потёмках сознания, всё же сфокусировался на мне.

– Видишь, это я, твой Эрнесто, всё у нас хорошо! – я осторожно протянул к ней ладони и робко прикоснулся к спутанным клочьям волос. – Доверься мне, любимая, ты в полной безопасности…

Её глаза налились слезами.

– Позволь снять с тебя эти грязные лохмотья, моя донна, – продолжал я полушёпотом, не отрывая взгляда от её голубых глаз.

Я понял, что можно её направлять, но очень спокойно и ласково. Стараясь не прервать установленный между нами контакт, я медленно спускал с её острых плеч рубашку. Боль разрывала мне душу при виде выступающих костей, почти лишённых плоти, только живот, высасывающий из неё последние жизненные силы, выглядел здоровым. Грудь обвисла, потеряв прежнюю девичью прелесть. Исцарапанная кожа стала смуглой и выглядела усохшей. Это была уже совсем другая женщина, которую я совсем не знал. Жалость сжимала сердце, ничего другого я не мог к ней испытывать. Взяв её на руки, как ребёнка, опустил в тёплую воду с ароматными маслами розы и лаванды. Она даже застонала от удовольствия. Я мыл её волосы, втирая в них приготовленные слугами отвар из трав, разбирал аккуратно и местами срезал сбившиеся в комки пряди. Когда я закончил с волосами, начал не спеша омывать её тело, бережно, как самую хрупкую драгоценность на свете. Чего мне стоило удерживать улыбку, знает лишь Господь Бог. Постепенно добавлял горячую воду до тех пор, пока щёки на её лице приобрели розовый оттенок.

Никогда не думал, что буду прикасаться к любимой женщине, не испытывая ничего, кроме сострадания и скорби. Вытащил её, поставил на коврик и укутал чистой, нагретой возле огня простынёй, отнёс на руках в опочивальню. Одел, словно неживую, в чистое бельё. Она больше не теряла сознания и не сопротивлялась, но была совершенно лишена каких-либо эмоций и воли. Уложил в кровать, накрыл тёплым одеялом и поцеловал, не в губы, в лоб, как целует отец своё больное дитя перед сном. Но стоило мне отойти, как раздалось рыдание. Пришлось вернуться, лечь рядом, дождаться пока уснёт.

Куда можно увезти это несчастное существо? Застрявший в кошмарах пережитого разум её увял, подобно цветку. Я старался не думать об этом, чтобы самому не свихнуться. Просто делал то, что мог. Когда она проснулась, покормил её с ложечки, как ребёнка. Слуг она по-прежнему не подпускала к себе, а сама отказывалась есть.

Амато постучал, попросив разрешения войти, я позволил. При виде чужого мужчины, у Патриции вновь началась истерика, успокоить бедняжку стоило огромных сил.

– Дело совсем плохо?

– Хуже некуда! Я – единственный, кого она признаёт, – еле слышно ответил я.

– Нам нужно уходить с рассветом, иначе будет поздно.

– Куда её везти в таком состоянии?

– Здесь у неё вообще не будет шансов, как только явится барон, ни Вы, ни я ничего не сможем поделать. Меня в лучшем случае отправят в Венецию, но по мне лучше погибнуть рядом с Вами.

– Ты прав, Амато, тысячу раз прав. Подготовь всё необходимое в дорогу, отбери людей для охраны, кто сам пожелает и поклянётся оберегать синьору.

Он приступил к исполнению, а мне предстояло уговорить Патрицию.

– Нам нужно ехать, любимая. – я гладил её поверх одеяла, пока она сама не открыла лицо. – Мы не расстанемся больше, обещаю. Я всё сделаю ради тебя, никто больше не причинит нам зла.

– Я тебе верю, – вдруг тихо ответила она, так, словно разум вернулся.

– Патриция, милая, нужно одеться, чтобы тебе было удобно и тепло. Понимаешь?

– Да, – слабая улыбка промелькнула и погасла на её лице.

– Вот и умница. Сейчас придут женщины и помогут тебе, а мне необходимо собрать важные документы и бумаги, которые могут нам помочь. Хорошо?

– Да, иди…

Но стоило мне уйти, как я вновь услышал всхлипы, но обращать на них внимания уже не было ни времени, ни сил. На сборы ушло несколько часов. Мы так и не поспали.

– Глотните, синьор! – Амато достал из своих пожитков небольшую бутыль.

– Что это?

– Этот эликсир я купил когда-то у одного мага. Зелье даёт силы не спать, я использую его в крайних случаях, когда нужно долго держаться на ногах.

Я сделал глоток, и горькая обжигающая настойка прогрела все внутренности.

– Только не увлекайтесь, а то сердце не выдержит, – предупредил Амато, забирая бутылочку. – Прощайтесь с людьми, нам пора!

Часть 2. Глава 1

– Возьмите меня с собою, синьор! Я буду заботиться о Вас и о госпоже тоже. Вы же знаете, я всё умею и люблю Вас, как родного. Не оставляйте меня здесь, пожалуйста, и матушке Вашей покойной я обещала, что позабочусь о Вас, покуда жива.

– Маркела, путь неблизкий, я вообще не знаю, что нас ждёт впереди!

– Позвольте дать совет, синьор!

– Говори…

– Нужно нашу голубку в родной дом отвезти, там и стены лечат! Родительская любовь, детские воспоминания.

Я обвёл взглядом комнату, в которой вырос, но здесь уже ничто не напоминало мне о прошлом.

– Боюсь, дорогая Маркела, что её не примут.

– Неужто сердце матери не дрогнет?

– Теперь там правит старший брат, а он, говорят, несговорчив.

– А Вы скажите, что это Ваше дитя, – Маркела покраснела и смущённо опустила глаза, – простите, старушку, что лезу не в своё дело, мой господин.

– Может, ты и права, только вряд ли ей это поможет. Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?

– Уже всё взяла, да и многого мне не надо. Вещи госпожи подготовлены.

– Хорошо, садись в экипаж!

Я вернулся в дом и отнёс Патрицию на руках. Мы обложили её подушками и накрыли тёплым меховым покрывалом. Теперь она выглядела гораздо лучше прежнего: волосы уложены и взгляд другой, платье на худеньких плечах висит, а там, где живот, пришлось ослабить шнуровку. Нынешнее положение моей супруги сделало бы меня счастливым, если б не то, что произошло, теперь я не знал, чьё это дитя, воспринимал его скорее как неприятный и тягостный недуг, болезненный для нас обоих.

Амато согласился, что можно попытаться спрятать госпожу в родовом поместье у её матери (отца к тому времени уже не стало, он так и не пережил трагедии, случившейся с его любимой дочерью).

Теперь всё зависело от того, как отнесётся к Патриции родной брат и станет ли на её защиту. С Винченцо первый и единственный раз мы встречались на свадьбе, но там даже поговорить не было возможности, слишком много гостей, да и занимался я, честно говоря, совсем другим… Воспоминания наполнили сердце любовью: какою же божественно-красивой и желанною была невеста!..

«Ничего, мы справимся и с этим!» – пообещал я сам себе, согревая её холодные ладони дыханием.

Шестеро солдат, отобранных Амато для охраны, будут нас сопровождать. Никто не знает, чего ожидать впереди…

Паника вновь охватила Патрицию, ей не хотелось уезжать. Наш замок выглядел надёжным и хорошо защищённым, но как можно объяснить ей в таком состоянии, что мой родной отец теперь является главной угрозой её жизни?

Тяжело вновь покидать семейный очаг. Постоял у могилы матери и простился с домашними, многие, наверное, догадывались о причине нашего бегства и со слезами провожали. Тронулись в путь. Пришлось ехать в экипаже: Патриция не отпускала меня ни на секунду без слёз.

Вскоре послышался топот копыт, одинокий всадник летел во всю прыть и махал нам рукой.

– Я проверю, синьор, – Амато двинулся к нему навстречу.

Мы остановились. Я выглянул, чтобы посмотреть всё ли хорошо. Он, переговорив, позволил незнакомцу приблизиться к нам.

– Должен вручить Вам, лично в руки, барон Гриманни, послание Его Святейшества, – он с трудом дышал, так же, как и его конь после долгого пути.

Сердце словно оборвалось в груди и упало куда-то вниз. Я совсем забыл, что отец отправлял прошение. Развернув послание, скреплённое папской печатью, я прочёл его.

– Благодарю, Вы свободны.

– Ответа не последует? – посланник выглядел уставшим.

– Передайте мою глубочайшую благодарность и признательность Святому Отцу! Вернитесь в замок и отдохните, как следует! Прощайте!..

Мы продолжили путь. Амато не спускал с меня глаз, сопровождая нас рядом на своём гнедом скакуне.

– Это, конечно, не моё дело, но что там, синьор?

Идти против воли главы Церкви не рискнул бы даже самый отчаянный и могущественный человек, слава Богу, мне и не придётся этого делать.

– Это смертный приговор для Романьези и отказ в разводе для Эрнесто Гриманни.

Патриция вздрогнула всем телом и посмотрела на меня.

– Нет, любимая, не я о нём просил, это мой бессердечный отец решил разлучить нас с тобою. У него ничего не получится, обещаю тебе! – я поцеловал её. – Ты мне веришь?

«Кажется, разум начинает у неё проясняться, взгляд становится всё более и более осмысленным, если бы не слёзы, всё было бы очень даже неплохо, но они текут рекой, почти без остановки. Маркела по-матерински старается утешать несчастную, по мере сил и доброте душевной, и Патриция начала подпускать к себе пожилую женщину без опаски. Хоть в чём-то мы продвинулись, это радует и дарит надежду.»

– Кажется, приговор не только для Романьези, – тихо заметил Амато. – Теперь у Деметрио ещё меньше выбора, – он пришпорил коня и отъехал немного вперёд, оставляя мне время на раздумье.

«Было б ли легче сохранить жизнь Патриции, если развод одобрил Папа? Деметрио, как советовал его друг Джованни, мог бы закрыть глаза на её существование при некоторых условиях… А теперь только смерть может разлучить нас. В любом случае, я не позволю ей умереть в одиночестве, Амато сдержит данное мне слово», – я всё больше убеждался в его преданности и любви.

Вечерело, когда прибыли к поместью Де Росси. Спрятав послание за пазуху, я на руках вынес жену из экипажа. Увидев родные стены, она сразу же ожила, и даже подобие улыбки впервые появилось на её губах. Нас выбежали встречать слуги, но при виде Патриции прикрывали рот, они помнили свою молодую госпожу совсем иною.

– Какое несчастье! Наша бедная синьорина!.. – прошелестели возгласы, слетевшие с уст людских подобно дыханию ветра.

Нас пригласили в дом. Он был гораздо меньше нашего, но так же хорошо укреплён. Каждая знатная семья старалась позаботиться о своей безопасности, чтобы при надобности держать оборону.

Мать Патриции в траурном платье вышла к нам.

– Дитя моё!.. – слёзы заполнили её глаза, – Что они сделали с тобою! – она, качая головой, злобно смерила меня уничижительным взглядом. – Отпустите мою дочь, барон Гриманни, не нужно её всё время держать на руках!

– Вы не понимаете, она слишком слаба…

– Слуги, примите госпожу! – прозвучал властный приказ.

– Нет! – вскрикнула Патриция, как только к ней приблизились мужчины, и, закричав, уткнулась лицом мне в плечо.

– Ваша дочь не доверяет больше никому, кроме меня, – с горечью ответил я.

– Никогда не прощу Вам того, что случилось с нею! – сквозь зубы промолвила тёща, провожая нас в гостевую комнату.

– Положите её здесь! Я хочу поговорить с Вами наедине.

Я исполнил повеление. Патриция попыталась протестовать, ею вновь овладела паника.

– Подожди, любимая, я скоро вернусь! С тобою побудет Маркела… – опустив её на постель, вытер бегущие по щекам слёзы, если бы их кто-то собирал, наверное, уже наполнилось бы ведро. – Твоя матушка что-то хочет мне сказать, будет невежливо, если я откажусь её выслушать, понимаешь?! Успокойся, ты дома и в полной безопасности…

– Вы говорите с ней, как с ребёнком, Эрнесто, это возмутительно! Патриция, немедленно прекрати истерику, возьми себя в руки! Это мерзко так раскисать! – негодовала Сларисса.

– Она ещё не пришла в себя! Неужели Вы не видите, синьора?! – я пытался её образумить.

– Слава Богу, Рональдо не дожил до этого позора! Иначе бы не пережил, – она покинула комнату, кипя от негодования.

Я ещё раз поцеловал заплаканное лицо Патриции, она притихла, и лишь после этого вышел.

– Слушаю Вас внимательно, донна Де Росси.

– С рассветом вы должны покинуть наш дом! – сухим голосом произнесла она. – Вам повезло, что Винченцо отсутствует. Он бы даже не впустил эту умалишённую. Будет лучше, если Вы послушаете отца и отправите её в монастырь, где монахини позаботятся о её душе и теле. К чему привела Ваша забота, уже видно! Несчастное создание. Во что Вы превратили моё дитя! – она смахнула скупую слезу, набежавшую внезапно, шёлковым платком. – Мы доверили её Вам, но Вы ни на что не способны Эрнесто Гриманни! Всё, к чему Вы прикасаетесь – гибнет. Будьте прокляты!

Я потерял дар речи.

– Зачем Вы привезли её? Для того, чтобы окончательно разбить моё материнское сердце?! – она не унималась, а я изумлялся всё более и более: «Да неужто это речи той, что родила и лелеяла своё дитя?! В ней нет ни капли жалости, она не мать, а чудовище!»

– Нельзя разбить то, чего нет, – скорбно констатировал я неоспоримый факт.

– Как Вы смеете, оскорблять меня в моём собственном доме!

– Я надеялся найти у Вас приют до тех пор, пока ваша дочь не окрепнет и не поправится хотя бы в той мере, чтобы выдержать долгую дорогу. Но теперь вижу, что напрасно рассчитывал на Вашу добросердечность.

– Хам! Убирайтесь, немедленно вон! – она заорала так, что эхо пронеслось по коридорам.

– С превеликим удовольствием! – я театрально раскланялся.

– Ни одна приличная семья вас больше не примет! – злоба изливалась из неё бурным потоком, оскорблённая синьора Де Росси уходила с гордо поднятым каменным лицом.

Я вернулся в комнату, взял мою лёгкую ношу на руки. Патриция молчала. Даже слёзы высохли на лице, она всё слышала и поняла. Маркела, опустив голову, виновато проследовала за нами. Амато открыл дверь экипажа. Уже стемнело. Ехать в такое время – самоубийственно. Но у нас не осталось выбора. Слуги открыли ворота. Холодная ночь приняла скитальцев.

– Встреча была недолгой, – голос Амато звучал сочувственно.

– Прочь из этого дома и поскорей!

Амато закрыл за нами дверь и вскочил на коня.

Маркела всхлипнула в углу:

– Простите меня, синьор, это всё я, дура старая, насоветовала.

– Ты ни в чём не виновата, успокойся, добрая женщина. Кто же знал, что у этой змеи только яд в крови и больше ничего. Мир большой, где-нибудь найдётся и для нас пристанище!..

Кони рванули с места так, словно и им было невыносимо оставаться здесь ещё хотя бы мгновение.

– Эрнесто, отвези меня в монастырь! Мама права… – Патриция приподнялась на локтях, собрав всю свою волю в кулак.

– Нет, моя дорогая, не слушай их, эти люди думают только о себе, – я улыбнулся и покрепче прижал её к сердцу. – Я люблю тебя, и мы будем счастливы вопреки всем бедам и проклятьям!