Новая Жизнь. Сага «Исповедь» Книга вторая

Глава 5

– Я не помню моего папу, он бросил нас, когда я был ещё маленьким. Но с тех пор, как в моей жизни появился ты, Эрик, кажется, я начал понимать, что такое отец…

– Разве может быть что-то дороже этих слов? Лучшей похвалы священнику не услышать. Спасибо, Марик, я очень тронут!

– Знаешь, если бы у меня была такая возможность, я бы пошёл за тобой хоть на край света, как ученики ходили за Иисусом, честное слово! Когда ты уехал, для меня многое потеряло смысл. Костёл опустел, как будто ты увёз вместе с собой возможность увидеть Бога… Я не знаю, как это объяснить. Юрис тоже хороший священник, но он не такой, как ты…

– Не говори так, прошу тебя! Бога можно узреть в любом человеке, в ком-то больше, в ком-то меньше, но Он присутствует в каждом из нас. Господь доступен всем своим детям. Просто когда на ком-то особенно ярко отражается Его небесный свет, нам в это легче верить. Мы все, как сообщающиеся сосуды, передаём друг другу то, чем наполнены. На самом деле во мне нет ничего сверхъестественного. Вера и любовь – заразительны. Мне по жизни везло, что встречались учителя, которых я тоже могу считать духовными отцами, и очень многим обязан им.

– Скажи, Эрик, чем я могу быть тебе полезен?

Вопрос застал меня врасплох. Я чувствовал, что для Марика очень важно не просто находиться рядом со мной и не быть обузой, ему ещё очень хотелось приносить благо. Раньше юноша заботился о своей больной маме, не жалея сил, теперь горькая утрата образовала в его жизни пустоту, которую нужно чем-то заполнить.

– Мы подумаем об этом, хорошо?! А пока просто учи русский и набирайся сил. Душевные раны должны зажить, и хоть до конца своих дней мы не забудем о потерях, нужно смириться со случившимся.

Марик решил последовать моему совету и начал переспрашивать слова на русском и запоминать их… Память у парня светлая, и особого труда выучить близкий к польскому язык не составит. К тому же, это забавляет Наташу, и даёт им возможность общения, что немало радует меня.

Наш гость внимательно наблюдает за нами, за нашими отношениями, за жизнью внутри семьи. Он был очень удивлён, узнав о том, что мы учились вместе и были влюбленны ещё до того, как я стал священником. Не знаю, что больше поразило его воображение: то, что я, имея любовь, ушёл в семинарию или то, что ушёл со службы ради любви.

Наташа ему понравилась, да и он приятен моей супруге. Несмотря на языковой барьер, они как-то быстро научились понимать друг друга, буквально в течении дня, конечно, мне пришлось иногда помогать с переводом, но всё же обоюдное желание играет решающую роль в восприятии.

По дороге к Наташиным родителям мы разговорись с Мариком о прошлом, болезненную для него тему мне не хотелось трогать, но он сам всё время мыслями возвращался к смерти мамы, к её болезни, которая забрала и у него столько сил. Часто он со слезами на глазах просто смотрел в окно на местный пейзаж, мало чем отличающийся от Польши, разве что домами и плохими дорогами.

Наташа сидела рядом со мной и, в основном, молчала, слушая нас. Видимо, польский язык вызывал в ней воспоминания о нашей рождественской встрече, глаза блестели и горячие взгляды согревали наши сердца. Марик находился на заднем сидении, разговаривая с ним, я смотрел в зеркало заднего вида. А он наклонялся вперёд, чтобы мне было лучше слышно.

– Юрис говорил, что твой преследователь снова копает под тебя… А мне кажется, ему, как и всем нам, просто не хватает общения с тобой. Если бы Юрис мне не дал твоего телефонного номера, ойтец, я бы тоже начал поиски, честно слово! Может проще поговорить с ним и удовлетворить его любопытство? Как ты думаешь?

– Не знаю, Марик. Колек – особенный тип. От него так просто не отделаешься, и просьбой молчать не заставишь держать информацию о моём уходе в тайне.

– Ты ушёл насовсем? Ну, то есть я понимаю, что у вас всё серьёзно, но как ты будешь жить без церкви?

– Почему без? Юрис тебе не сказал? Я постараюсь стать православным священником.

– Ничего себе? И можно быть женатым?

– В том-то и дело.

– Я в этом мало что понимаю, существует большая разница?

– Бог у нас один!.. Вот, что самое главное. Православие хранит древние традиции, обряды и даже старославянский язык.

– Значит, есть надежда, что ты всё равно остаёшься священником?

– Очень надеюсь на это.

– А как вас повенчали?..

– Мы венчались в православной церкви.

– Значит, фактически, ты уже не католик?

– Да.

– Ни за что бы не поверил, что ты изменишь своей вере!..

– Я не изменял вере. Бог – один, церкви разные, но все вместе мы – одно единое целое. Какая разница, как проводить обряды и на каком языке молиться? Важен смысл, который ты во всё это вкладываешь!

В машине образовалась тишина.

– Ну, что, мой дорогой, ты по-прежнему готов идти за мной?! – я вложил в эту фразу очень много смысла и капельку иронии.

– Для меня ничего не изменилось. До встречи с тобой я вообще не думал о Боге… Будь ты хоть кем, всё равно останешься для меня человеком, протянувшим руку помощи, когда моя жизнь ничего не стоила и висела на волоске. Ты дал мне почувствовать ответственность за неё. Не представляю, что бы было с мамой, сделай я тогда тот роковой шаг… Ты, ойтец, для меня очень многое значишь!

– Ты для меня – тоже.

Нет ничего интереснее самой жизни, когда ты внимательный зритель. Из маленьких фрагментов создан калейдоскоп событий, который всё время меняется, стоит нам сделать всего один лишь шаг…

Глава 6

Реакция Марика на то, что, возможно, я уеду переучиваться во Францию, сразила меня наповал:

– Значит, кроме русского, мне придётся учить ещё и французский! – даже смех разобрал, честное слово, но он говорил серьёзно. Никак не ожидал я такой реакции.

Родители встретили нас тепло, что уж и говорить о Мишеньке с Эрикой, они были просто счастливы. Каникулы подходили к концу, и пора было детворе возвращаться домой.

Наташина мама очень старалась угодить нашему польскому гостю. Меня обрадовало и немного удивило, что Марика сразу же восприняли как своего, родного. Красивый юноша с тёмными кудрями густых волос, карими выразительными глазами, с яркой чувственной родинкой над верхней губой тут же очаровал своим обаянием взрослых и детей. Он сильно возмужал за время, которое мы не виделись, и повзрослел. Боль тяжёлой утраты не сломила его, но сделала мудрей и внимательней ко всему, что происходит вокруг. В чужой стране, в незнакомой семье, говоря на другом языке, он не выглядел потерянным, а очень живо реагировал на всё, с улыбкой стараясь помочь, когда это было возможно, его вежливость и воспитанность покорили всех.

Дом родителей, окружённый большим красивым садом, находится на краю небольшого посёлка. Всё здесь ухожено и облагорожено, каждый цветок, кустик, деревце взращены родительскими руками с любовью. Мама занимается в основном огородом с теплицами, а отец садом. Дома тоже всем хватает работы: отопление печное, вода из колодца… Во дворе целая гора заготовленных на грядущую зиму дров. Мы тоже немного подсобили с Мариком на распилке и колке чурок, Наташа с мамой и отцом складывали их под навес, а уж с какой радостью дети принялись помогать нам! Так что к ужину все были довольны и нагуляли зверский аппетит. Домашняя картошка, консервированные помидоры, малосольные огурцы, грибочки маринованные со сметаной и луком, деревенская колбаса и копчёный окорок… Что может быть вкуснее после работы на свежем воздухе?!

В печи потрескивал огонь, тепло и хорошо в семейном кругу, но нужно было отправляться в путь. Собрав детские вещи, поблагодарили гостеприимных хозяев. Присели на дорожку. Мама немного всплакнула, прощаясь с любимой внучкой и в порыве чувств даже приобняла меня, чего за ней ранее не наблюдалось. Пообещав, что скоро встретимся, мы отправились в путь. Наташа в этот раз села с детьми, а Марик разместился рядом со мной, так было удобнее общаться.

Ещё издалека я увидел свет мигалок полицейских машин, стояли спасатели и несколько «карет» скорой помощи. Припарковавшись у обочины, я подошёл к месту аварии. Картина была страшной, из искорёженной кабины вытаскивали очередное окровавленное тело, несколько уже лежало неподалёку, накрытых с головой.

– Сюда нельзя! – заорал на меня полицейский.

– Я – священник, могу чем-то помочь?

– Разве что помолитесь за упокой этих несчастных!.. Все четверо, как один, – трупы. Возвращались с веселья, видимо, перебрали, вот и не вписались в поворот. Стойкий запах алкоголя… Молодые совсем ребята. Страшно смотреть! – он снял фуражку и вытер пот со лба. – Идите, отец, тут уже ничем не поможешь.

Это было то самое место, где когда-то ночью я «дежурил» в ожидании машины Стэфана и грузовика… То самое кривое дерево стало последним, что увидели эти молодое люди. «Я так и не поставил здесь креста, не провёл молебен!.. Завтра же позвоню отцу Филиппу!..» – подумал я, испытывая чувство скорби и вины за то, что не смог предотвратить трагедию, может быть, если бы я был лучше сосредоточен, то почувствовал бы приближение беды… Бывают проклятые места, исправить это можно только силой молитвы. Непоправимость произошедшего легла тяжёлым грузом на мои плечи. «Почему я ничего не узнал?! Ведь был совсем рядом, мог остановить их, предостеречь, как в прошлый раз, если бы только не был так занят своей семьёй, бытовыми делами, общением…»

– Пойдём, ойтец, тут уже ничем не поможешь! – Марик потянул меня к машине.

– Этот ещё живой! – внезапно заорал медик, обследуя только что вытащенного из металлической ловушки человека.

Я подбежал туда. Разбитыми губами пострадавший еле слышно произнёс:

– Господи, прости меня!

– Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатью и щедротами Своего человеколюбия да простит тебя, и я, недостойный слуга Его властью, данной мне, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих, во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Последний стон вырвался из груди его вместе с душой. Все стоявшие рядом замолчали и перестали суетиться. Ещё какое-то время я стоял на коленях над остывающим телом. Меня растормошили и попросили подняться, подъехала машина за телами. Марик помог встать на ноги.

– Эрик, я сяду за руль, не беспокойся, – он видел моё состояние.

Наташа отправила Мишу сесть спереди, а меня позвала к себе. Её трепетные руки пытались согреть мои ладони.

– Кто-то погиб?

– Выживших нет, – коротко ответил я.

– Ойтец, ты не можешь исправить в этом мире всё, что происходит! Ты всего лишь человек… Не убивайся, значит судьба у них была такая.

Я ничего ему не ответил, моё сердце кровоточило. Этот холодный ноябрьский вечер, ещё долго будет являться мне по ночам.

Глава 7

Домой ехали молча. Эрика спала у мамы на коленях, Миша задумчиво смотрел в темноту за окном, Марик сосредоточился на дороге. Тихо урчал мотор, было тепло. Но только не в моем сердце: оно словно погрузилось в ледяной мрак. Перед глазами стояло и никак не хотело исчезать окровавленное лицо умершего парня.

Полночи я не вставал с колен, молясь за души разбившихся ребят. Лишь под утро ненадолго удалось забыться тяжёлым печальным сном.

Марик прав, я не могу исправить этот мир. Те крохи способностей, что дарованы мне, нужно принимать смиренно и с благодарностью. Не может человек восстать против воли Бога. Кто я есть без Него? Но всё равно хочется кричать от боли за то, что я был совсем рядом и ничего не сделал, оказался глух в своём счастье и семейном благополучии. Но особенно страшно – что я могу скоро совсем «оглохнуть», растерять свой дар в беспечном покое. Из-за этого появляется желание истязать свою душу и тело, лишь бы они не черствели.

Бедная Наташа! Переживала за меня, не знала, с какой стороны подступиться, чем помочь… Она тоже почти не спала в эту ночь.

На следующий день все пытались общаться между собой как могли, стараясь не беспокоить меня лишний раз. Я метался из угла в угол, не находя себе места, и, в конце концов, решил что необходимо побыть одному, дабы обрести равновесие. Предупредил Наташу, что пройдусь, вышел из дома и отправился куда глаза глядят. Шёл долго, машинально перебирая чётки Розария в кармане и читая молитвы. Боль, поселившаяся во мне, не поддавалась лечению. Я не различал лиц прохожих, не замечал природы, бесцельно шёл куда-то, лишь бы не стоять на месте, словно можно уйти от себя самого.

Постепенно мысли улеглись, картина жизни перестала казаться такой уж совсем беспросветной. Ведь и раньше я не раз встречался со смертью, но никогда так не реагировал, душа моя не бунтовала против данности, а принимала её.

Медленно прояснялся взгляд, обострялся слух… Внезапно понял, что слышу откуда-то крик о помощи, женский голос доносился со стороны озера, к которому я приблизился. Проезжающие мимо машины заглушали его, но я слышал внутри себя и шёл на зов, как собака идёт по следу.

Машина была припаркована так, что её скрывали кусты и деревья, возвышавшиеся вдоль дороги, ведущей к воде. Понял, что там происходит насилие. Первое, что бросилось в глаза, когда спустился, – голый мужской зад, белеющий над спущенными штанами, раздвинутые ноги жертвы с порванными тёмными колготками, безуспешная попытка борьбы… Женщина рыдала, умоляя отпустить её, садист зажимал ей рот и с демонической страстью продолжал терзать плоть, всё это происходило на заднем сиденье чёрного внедорожника, дверцы были открыты.

У меня в глазах потемнело, не помню как схватил под руку увесистую палку и, подойдя сзади к насильнику, несколько раз ударил по спине, а последний удар пришёлся в область затылка с такой силой, что палка сломалась, бездыханное тело обмякло, навалившись всем весом на женщину, та завопила с ещё большим ужасом, пытаясь освободиться. Я помог, туша изверга сползла на мокрую землю во всей неприглядности своей возбуждённой наготы. Плохо соображая, что происходит, я протянул несчастной руку, помог ей выбраться из машины.

– Не бойтесь, я не причиню вам зла.

Дрожащими руками она пыталась поправить на себе разодранную одежду. Лицо её с размазанной помадой и поплывшей от слёз косметикой показалось мне похожим на кукольное: огромные серые глаза, маленький, аккуратный носик и пухлые губы. Девушке было не больше двадцати, а может и меньше. Матёрый насильник вполне годился ей по возрасту в отцы.

– Вы убили его?! – прохрипела она, дрожа всем телом, как последний осенний лист на ветру.

До меня только теперь начало доходить, что это вполне возможно. Но я даже не пошевелился, чтобы проверить, так ли оно. Сняв с себя пальто, я накинул его на плечи пострадавшей, у которой начинался приступ истерики. И тут я впервые осознал, что хочу, чтобы этот человек сдох и отправился прямо в ад, без надежды на прощение и отпущение грехов! Холод пробежал по спине. Сделав над собой усилие, я перевернул бездыханное тело на спину. Передо мной лежал незнакомец плотного телосложения, высокий, с широкими плечами и руками, больше похожими на кувалды, на одной из которых татуировка в виде черепа, обвитого змеёй.

Я приложил пальцы к его сонной артерии на шее, пульс слабо, но прощупывался.

– Вам знаком этот человек?

– Да, немного, – девушка всхлипнула, – он – владелец местного ночного клуба…

Его название ни о чём мне не говорило.

– Поможете?!

Открыв багажник, мы с большими усилиями запихнули туда верзилу.

– Садитесь, нужно его отвезти по назначению!

Она без пререканий села рядом со мной, ключи были на месте, в замке зажигания, я завёл машину, и мы выехали. Всю дорогу девушка плакала, размазывая дрожащими пальцами слёзы по распухшему лицу.

– Я Вас до сих пор не поблагодарила, а ведь Вы спасли меня!.. Думала, этот кошмар никогда не кончится! – её перетрясло. – Как считаете, он ещё жив?

– Очень надеюсь на это… – тихо сказал я, понимая, что придётся ответить за содеянное.

Подъехали к полицейскому участку. Бежать поздно и бессмысленно.

– Вы должны рассказать им, всё, как было…

Пострадавшая с пониманием кивнула.

«Несчастная девочка, – подумал я, ей ещё через столько придётся пройти!..»

Открыл двери, пропустил её вперёд, перед моим взором появилась Наташа. Её печальные глаза: «Что же ты наделал, любимый!..» Горло стянуло плохим предчувствием… Я не знал, что ждёт меня впереди.

Глава 8

Когда за тобой закрывается железная дверь, начинается другое измерение времени. Камера предварительного заключения, по-новому, изолятор временного содержания – три на четыре метра, обходя которые заключённые наматывают километры… взад-вперёд, взад-вперёд.

Вот когда появляется время подумать. Мысли одна за другой ставят тебя перед фактом свершившегося, вновь и вновь воспроизводя картинки из недавнего прошлого, от которого теперь ты отрезан неприступными преградами. Правду говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся!»

Закрытого в багажнике насильника извлекли и увезли в больницу на скорой. Пострадавшая после обследования врача отпущена домой, а я закрыт предварительно на трое суток до решения генерального прокурора о моей дальнейшей судьбе.

Страшно представить, что сейчас творится дома… Мне так и не дали услышать Наташин голос, хотя любой арестованный имеет право на один телефонный звонок, но здесь каждый сам себе закон и порядок. Обещали, что сообщат, и на том спасибо. Дома хотя бы будут знать, что я жив.

Прислоняясь к решётке горячим лбом, я думал о том, сколько таких же как я бедолаг побывали здесь, содрогаясь от страха перед будущим, перед неизвестностью приговора, когда твоя жизнь впервые зависит от кого-то другого, от того, в каком он будет настроении с утра и что подумает о тебе.

Мои показания, дословно записанные в памяти, прокручиваются в голове. Всё ли правильно сказал или «всё сказанное вами может быть использовано против вас». Бестактные вопросы дежурного…

– Господин бывший священник, а как же на счёт «не убий!?»

– Не убей, не значит, не защити!

– Молитесь, чтобы этот урод выжил! И тогда мы займёмся им, а в другом случае, займутся Вами, и Вы ещё долго будете просить своего Бога о свободе.

Но страшно даже не это. Больше всего меня мучает то, как я ушёл из дома, толком не попрощавшись, я ведь просто отправился проветриться, не было никакого предчувствия, никакого предостережения.

Потёр лицо ладонями, глаза начинали слипаться то ли от усталости, то ли от печали. Почти бессонная прошлая ночь давала о себе знать. Я лёг на старую железную кровать, которая жалобно заскрипела, словно обиделась, посмотрел, как легко за окном куда-то летят грозовые облака… Они свободны. Как много понимаешь, когда сам лишён возможности что-либо изменить! Тоска окутала меня плотным покрывалом… Веки отяжелели.

Снилось, что вернулся домой, Эрика выбежала ко мне навстречу и бросилась на руки, я прижал её к сердцу и ощутил такой знакомый запах детского шампуня. Наташа вышла из кухни, домашняя, тёплая, родная:

– Ну наконец-то, любимый, ты вернулся, давайте все к столу, ужин стынет!..

Очнулся от резкого шума, возникшего в коридоре: привезли ещё одного задержанного. Он шумно выражал своё недовольство, судя по всему, был пьян. Начинаешь понимать, где-ты, и вновь и вновь холодный липкий страх проникает в сердце. Я обратился к Господу, но казалось, что Он отвернулся от меня и больше никогда не услышит, мои молитвы уже никому не нужны, я не достоин даже произносить священные слова. Мог ли я поступить иначе? Мог ли обезвредить насильника другим способом? Почему схватился за палку? Я впервые пожелал человеку смерти, пусть даже и такому, как он… Память ретранслировала в который раз ужасающую сцену насилия, и удушающая ярость вскипала во мне с прежней силой, и опять мысленно я хватался за эту злосчастную палку. Выживет ли этот человек? Теперь от этого зависела моя СУДЬБА, наше с Наташей будущее.

Франция… Почему мы не уехали сразу же после свадьбы? Почему я цеплялся за появившиеся в моей жизни блага и не отправился в путь? Тогда бы не было этого кошмара. Не было бы пули, я потёр занывшее плечо. Но не было бы уже и того парня, которого удалось спасти… Этой девушке никто бы не помог… Нет! Стоп. Значит, всё правильно. Мне нужно пройти через это. Раз так случилось, значит, оно для чего-то нам всем дано! Нужно что-то осознать, понять в этой жизни, настал момент сделать это. Хватит киснуть, как капуста в чане и жалеть себя несчастного. Чтобы ни случилось, я приму это со смирением, и Бог мне поможет. Нельзя допускать сомнения в Его милосердии и отчаиваться. Да, я не лучший из твоих сосудов, Господи, но ведь Ты – сама любовь, и Тебе открыты все наши помыслы. Ты, взошедший на Голгофу ради спасения грешников, не дай мне струсить перед очередным испытанием! Прости меня грешного, Господи! Ты так много дал мне, а я не смог оценить твоих даров. Заблудился. Растерялся. Упал. Теперь настал момент истины, чтобы осознать, как много осталось там…

Через решётку маленького окна на меня смотрели звёзды. Где-то рядом была Луна, и я почти ощущал её свет, но не мог увидеть, а так хотелось! Наверное, уже поздно, как не хватает часов! Время словно остановилось. Взглянуть бы, как там любимая. Наверное, вся в слезах, и снова по моей вине. Смогу ли я когда-нибудь сделать её по-настоящему счастливой? Если даже сам не способен обрести покоя! Сколько слёз она уже выплакала из-за меня, сколько ещё прольёт?.. Нужно было оставаться священником и делать своё дело! Может быть, и она со временем смогла жить без меня… Стоп! Я возвращаюсь к тому, с чего начал, и нет этому ни конца, ни края. Теперь Наташа – моя жена, законная, перед Богом и людьми, которой я клялся в любви, обещал беречь и заботиться до конца своих дней! Любимая, прости меня!..

Схватился за голову и, душа в себе слёзы, качался на кровати, как неваляшка. Железные пружины жалобно поскрипывали. Время тянулось бесконечно. Что же с нами будет?

Помню, как однажды в Польше ко мне на исповедь пришёл парень и сознался в участии группового изнасилования, его покаяние было столь глубоким и сокрушённым, что я отпустил ему все грехи. А как бы я поступил, если бы увидел это своими глазами, так, как вчера?.. Вновь бы схватил палку или камень и убил бы его?! Как можно любить и прощать таких тварей? Господи, где берёшь силы на это?! Непостижимое Милосердие Божье, как предстать перед тобой? Если этот человек умрёт, смогу ли я простить себя самого?! Ту ярость и гнев, которые я испытал, убивая его. Но как я мог поступить иначе? Мог окликнуть его и сказать: «Что ты делаешь, брат? Опомнись!», а потом, вместе с изнасилованной, почивать на дне озера? Не зря же в бардачке его машины обнаружили травмат… Нет, я не искал себе оправданий, я пытался найти истину, но как трудно сделать это своим человеческим разумом, особенно, когда свет благодати покинул тебя, и ты, совершивший смертный грех, сидишь в одиночной камере и смотришь на мир через решётку.

Пути Господни неисповедимы. Не убей, не значит, не защити!» – эту фразу из фильма о войне, где православный батюшка, взявший в руки оружие, защищал свой город от наступавших фашистов, я запомнил на всю жизнь. И тоже встал бы на защиту. Только как объединить это с верой?! Как найти истину?..