Спокойствия мне не видать, и где-то я очень сильно согрешила, а сейчас расплачиваюсь. Только не знаю, когда успела навесить на свои плечи такой тяжкий грех, вследствие чего получила настолько тяжёлое наказание.

Я успела только новый год с семьёй отпраздновать, стараясь выкинуть из головы картинки Грозного на моей кровати. Правда все попытки были впустую, но ещё больше раздражает понимание, что не настолько противно его присутствие в моей комнате, насколько его… развлечение с моей соседкой.

Это необъяснимо и нелогично. С чего бы меня начал волновать факт его досуга. Разве я не этого хотела? Чтобы он нашёл себе другой объект. Конечно, этого! Так какого чёрта меня царапает изнутри это знание?

Ладно, это не так важно. Вообще всё перестало иметь значение после полученного вчера утром письма, и Грозный в том числе. Мне написали из администрации университета, сообщили, что меня лишают комнаты в общежитии вуза. Причину, естественно, не озвучили, и я уже сутки нахожусь в замешательстве.

Родителям не стала говорить, соврала, что вызывают раньше, как старосту этажа. Не знаю, насколько правдиво звучала моя ложь, мама только покивала, мол, иди, раз надо, а папа подозрительно на меня косится до сих пор. Я ведь не могу сказать правду, родительница снова в слёзы бросится и будет паниковать, что осталась без работы и не в состоянии дочерей содержать. Мне категорически не хочется ставить их в неловкое положение. Я обязательно разберусь в случившемся, а если нет… что-нибудь придумаю. В любом случае работу собиралась искать, найду комнату подешевле у какой-нибудь бабули, и всё будет хорошо.

– Звони, как доедешь, – обращается ко мне папа, когда мы уже на перроне.

– Обязательно, – киваю и через секунду оказываюсь в объятиях мамы.

– Так быстро уезжаешь, не успели толком вместе побыть, – всхлипывает, поглаживая меня по волосам.

– Ну чего ты, я ещё приеду, – успокаиваю, сама сдерживая себя.

– Ничего, ты просто слишком быстро выросла, – вытирает слёзы с щёк и лезет в карман. – Держи, здесь немного, но… – протягивает мне несколько купюр.

– Не надо, вам нужнее, а у меня стипендия, – отказываюсь брать деньги и, чтобы не сунула силой, быстро целую родителей и прыгаю в поезд. – Люблю вас, – кричу, махая рукой.

А заняв своё место, даю волю слезам и бесшумно плачу очень долго. Дома было так хорошо, несмотря на неприятное напоминание о себе от Грозного. Как бы там ни было, и насколько взрослой бы ты ни была, дома ты маленький ребёнок. Дом – это место, где можно на время забыть о проблемах, побыть беззаботной и счастливой.

В пасмурную и холодную Северную столицу приезжаю вечером, а пока добираюсь до общежития, на улице и вовсе наступает ночь. Снег идёт беспрерывно, что немного осложняет передвижение по городу. Но всё же я добираюсь за два часа до закрытия дверей.

Стряхнув с себя снежинки, я переступаю порог здания, которое было моим домом долгие полтора года. Тётя Тамара встречает меня печальным взглядом, и на миг мне даже кажется, что на её лице проскальзывает стыд.

– Добрый вечер, Тамара Васильевна, – здороваюсь с женщиной, подойдя к стойке.

– Добрый, деточка, – кивает и смотрит куда угодно, только не на меня.

В чём дело? Что я такого сделала, что меня решили выгнать из общежития? Я всегда следовала правилам, ничего и никогда не нарушала, учусь я, слава богу, тоже хорошо.

– Тамара Васильевна, что случилось? – решаю выведать у неё.

Завтра с утра поеду в деканат, но если кто-то и в курсе, так это только наша комендантша.

– А что случилось? – округляет глаза, очень плохо изображая непонимание.

– Тамара Васильевна, – смотрю на неё, давая понять, что не работает её притворство.

– Ой, ладно, – цокает языком. – Поймали вас, вот что случилось, – выпаливает.

– Что значит «поймали» и кого «вас»? – хлопаю ресницами, ничего не понимая.

– Ну не строй из себя невинную овечку, – вздыхает, будто её утомил этот диалог. – Узнали в администрации, чем вы с Гавриловой занимаетесь, – проговаривает, и меня озаряет.

– Что? – едва слышно произношу.

– Что-что, чем вы думали? Такую срамоту в общежитии разводить, – осуждающе мотает головой. – Скажите спасибо, что из института не выперли.

– А вы чем думали, когда чужаков пускали в это здание? – вопрос слетает с языка, который я перестала контролировать. – Вы ведь знаете, что я не имею отношения к этому, – тут же добавляю и слезу со щеки вытираю. – Завтра же пойду в деканат…

– Помолчи, – строго перебивает, и я захлопываю рот. – Девочка ты хорошая, но пойми, у меня внуки, которых дочь свалила на мои старые плечи и укатила в закат, мне нужно детей на ноги ставить, – говорит всё это, встав со своего места и смотря мне в глаза каким-то незнакомым взглядом. – Деньги не пахнут и никогда лишними не бывают.

Ну, всё понятно – Ирина ей платила за молчание. Правда я никогда не думала, что эта милая женщина в возрасте способна на такие вещи.

– Продались, – киваю с пониманием.

– Продалась, – и не думает отрицать. – Ты бы тоже продалась, если бы пришёл мужик и предложил такие деньги всего лишь за пару слов куда нужно, – буквально бьёт словами и медленным осознанием, кто за всем этим стоит.

11.2

Аля

– Какой мужик? – спрашиваю, потому что мне нужно знать наверняка.

– Мужик? Не было никакого мужика, – спешно мотает головой и делает вид, что чем-то занята, хотя по факту просто перебирает кроссворды на столе.

– Тамара Васильевна, – прижимаюсь к стойке. – По вашей вине я осталась без жилья, что, если я завтра в деканате скажу, по какой именно причине оказалась в такой ситуации? Или что наша заслуженная комендантша потакала моей соседке и брала деньги за то, что та приводила в общежитие своих клиентов? – проговариваю это всё с максимальной злостью.

А что делать? Броситься в слёзы? Слезами делу не поможешь, а я, если нужно, могу быть и плохой девочкой. Я правда искренне считала эту женщину хорошей, доброй и понимающей. У нас были приятные отношения и взаимопонимание, мы даже могли чаёвничать у неё в подсобке. Я помогала ей, когда она в этом нуждалась. Да, не делала ничего серьёзного или тяжёлого, но факт помощи был. А сейчас что? Нож в спину.

– Скажи, – кивает с ухмылкой. – Кому поверят? Девке, которая подозревается в проституции или проверенному годами сотруднику?

– Какая вы лицемерка, – только и могу, что сказать. – Продажная лицемерка, – выплёвываю и, прихватив чемодан за ручку, иду к лифту.

– Куда пошла? – кричит мне вслед.

– В свою комнату, куда ещё, – бросаю через плечо.

– Ты здесь больше не живёшь, – не унимается, выходя из своей кабинки.

– А вы здесь больше не работаете, – кричу перед тем, как створки лифта закрываются.

Не знаю, получится ли у меня, но я сделаю всё возможное, чтобы её привлекли к ответу за эти действия. Чёрт… а как же внуки? Она сделала это ради них… и не врёт. Я знаю, что у неё двое мальчишек, пяти и восьми лет, видела их фотографии. Тамара Васильевна души в них не чает и правда многое для них делает. Не повезло с дочерью, или как она там говорила: дочь плохо воспитала, хоть внуков нормально выращу.

Ну и как лишить её единственного места работы? Совесть ведь будет мучить до конца дней. Нет, не смогу, тем более здесь явно причастен Грозный, а он умеет «убеждать». Уверена, без угроз не обошлось, мажоры ведь считают себя всесильными, папочке позвонит, его связями попугает, и всё, он победил. Непонятно только, зачем ему выгонять меня из общежития, месть такая за мой отказ?

Захожу в комнату и обнаруживаю, что Ирины и след простыл, будто и не было здесь. Её угол, где кровать и прикроватная тумба, пустой, никаких вещей. Шустрая какая, подставила и свалила до моего приезда, наверняка специально, чтобы не столкнулись.

Замечаю на голом матрасе её кровати листок бумаги, подхожу, попутно расстёгивая пуховик. Наклоняюсь и читаю послание: «Прости, у меня не было выбора» большими буквами и всё. В чём не было выбора? В том, чтобы приписать и меня в проститутки? Не прощу! Опозорила на весь деканат и исчезла, а мне теперь жить на вокзале.

Падаю без сил на свою кровать, утыкаюсь носом в подушку и тут же, вздрогнув, вскакиваю на ноги. Пахнет Грозным. Он что, спал здесь? Как можно впитать его запах, если он просто посидел… воспоминания сбивают с ног, и я с яростью начинаю стягивать с кровати всё.

– Урод! – шиплю под нос, бросая на пол покрывало. – Мудак! – следом одеяло. – Ненавижу! – простынь летит к кучке.

Нервы сдают, и, присев между кроватью и испачканным их игрищами постельным бельём, взрываюсь рыданиями. Зачем он это делает? Неужели так сложно быть мужиком и оставить меня в покое? Ну видишь ведь, что не хотят тебя видеть, не говоря уже о большем. Где твоя мужская гордость в конце концов? Или что им движет? Инстинкт охотника, скукота? Решил таким образом поразвлечь себя? Ненавижу!

Не знаю, сколько просидела на полу, обняв колени, и лила слёзы. Правда, делу они не помогают, только головную боль вызывают, но на душе чуть-чуть легче стало.

Вытираю щёки, поднимаюсь на ноги, подхожу к шкафу и достаю чистое постельное бельё. Не собираюсь никуда ехать на ночь глядя, и вообще, не собираюсь сдаваться, буду разбираться и пробовать оправдать себя.

Переворачиваю матрас и застилаю кровать, после чего закрываю дверь на защёлку и иду в душ, смыть усталость. Вещи не разбираю, на всякий случай. Надеваю пижаму, ложусь под одеяло и открываю сайт аренды жилья. Я конечно верю в хороший исход завтрашних переговоров, но, если что, у меня должны быть хоть какие-то варианты.

Так и уснула с телефоном в руках, а проснувшись, чуть голову себе не сломала, когда спрыгнула с кровати с какой-то пугающей мыслью, что опоздала. Но время на часах показывает семь утра, и я выдыхаю с облегчением.

Не торопясь готовлюсь, позволяю себе даже позавтракать чашкой кофе и оставшимися с дороги мамиными пирожками. Когда выхожу из общежития и прохожу мимо стойки, делаю вид, что никого не замечаю, услышав в спину громкое фырканье. По дороге к университету решаю окончательно, что не буду трогать Тамару Васильевну, пусть этот поступок будет на её совести. Я не опущусь до такого, мальчики ни в чём не виноваты, а она просто получила шанс подзаработать и чем-то их порадовать. В общем, бог с ней, а вот Ирину я обязательно потрясу, когда встречу. А мы встретимся, всё-таки учимся в одном институте.

– Добрый день! – здороваюсь с секретаршей, когда захожу в приёмную.

– Ефимова, заходи, – бросает строгим голосом и смотрит на меня презрительным взглядом.

Уточнив у декана, готов ли он меня принять, она приглашает зайти, и на негнущихся ногах я делаю шаг вперёд, осознавая, что весь мой запал и уверенность остались за пределами здания.

Глава 12 Занимательная история

План надо менять, и поступить по-другому

Грозный

Едва покинул здание аэропорта, как телефон начал разрываться сообщениями. Я только прилетел с юга Италии, где возникли некоторые проблемы с «поставщиками» и пришлось лично решать вопросы. Рискованно совать свои лапы на территории, подвластные мафии, но не быть мне Грозным, если начать чего-то бояться.

Италия – самый крупный поставщик угнанных тачек, и лишиться этого лакомого куска было бы верхом идиотизма. На этом я поднялся, заработал и, собственно, переехал из-под моста в тёплую комнату построенного ещё при Сталине здания. Главное, не переходить черту и не бросаться в глаза местной каморре. Им нет дела до пары украденных автомобилей, так что всё должно быть тихо и без жертв.

Я не особо свечу своей рожей, только даю распоряжения, оставаясь за кадром, не зря ведь людей себе набрал. Прошло то время, когда я самостоятельно совершал угоны, рискуя быть пойманным. Теперь средства позволяют поручить это дело другим.

Собственно, летал я, чтобы вытащить из полиции молодого «сотрудника», который по собственной глупости попался. Да, представьте себе, я не бросаю своих людей, какими бы конченными идиотами они ни были. Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили.

– И что я здесь делать буду? – вырывает из мыслей голос виновника моих проёбанных дней.

– Отсидишь, как и полагается, – ровно отвечаю, проверяя пропущенные звонки.

– В смысле? – удивляется малец. – Ты с ума сошёл, что ли? Притащил меня на родину, чтобы в тюрьму упечь? Да пошёл ты на хрен! – восклицает на всю улицу, привлекая внимание спешащих по домам прилетевших пассажиров.

Первые секунды я пялюсь на него с выкаченными глазами, не вдупляя, – мне это мерещится, или пацан и в самом деле охерел.

– Повтори! – приказываю и смотрю на него, прищурившись.

– Я не собираюсь сидеть, – выплёвывает и обдаёт моё лицо парами перегара.

Вот сучёныш, успел бахнуть в самолёте.

– Если собирался меня сдать, оставил бы в Италии, там тюрьмы с нормальными условиями… – Витя не успевает договорить, как сваливается на мокрый асфальт после моего удара.

– Молодой человек, что вы творите? – рядом вырастает какая-то бабка.

– Воспитываю, – рявкаю на старуху, наклоняюсь к этой тупой башке и за шкирку поднимаю на ноги. – Ещё одно слово из твоего рта, и поедешь прямиком ко дну Невы. Ясно? – шиплю ему в неблагодарное ебло и, дождавшись кивка, волоку к припаркованной тачке, за рулём которой сидит Макс.

– Без шоу и дня прожить не можешь, – мотает головой друг, едва я занимаю переднее пассажирское.

– Закройся! – бросаю, а тот лишь усмехается и заводит мотор.

– Куда? – задаёт вопрос.

– В общагу, – коротко отвечаю и набираю Толя.

– Слушаю, Давид Тимурович, чем могу быть полезен? – раздаётся по ту сторону линии.

– Ой, блядь, – выдыхаю, прикрыв глаза. – Решили все меня сегодня достать? Давай по делу.

– Нашёл я этого Рому, – меняет тон на серьёзный. – Задача сложная даже для меня, потому что он нигде не фигурирует, и мне пришлось очень глубоко копать и проверять всех мужиков под этим именем в том Мухосранске…

– Накину сверху, – перебиваю его тираду, понимая, к чему ведёт. – К делу, – раздражённо требую, уже заебали все сегодня.

– Тогда жду тебя у себя, – выдаёт, и я сжимаю трубку в руке до треска.

– По телефону говори…

– Нет, мой дорогой, инфа ценная, так что сначала бабло, потом материал, – проговаривает и отключается.

– Сука! – ору и несколько раз бью кулаком по приборной панели.

Макс молчит, никак не комментируя мой всплеск ярости, за что пятёрка ему, и, когда мы приезжаем к месту назначения, я уже в более-менее нормальном состоянии.

– Здорово, – Тим встречает на ступеньках, протягивая нам руку.

– Где Лохматый? – интересуюсь, заходя в здание.

– В кабинете… твою мать! – срывается обратно на улицу, и, развернувшись, вижу, как Витю ловят двое охранников.

– Ну что за ветер гуляет в голове этого идиота, – вздыхает Макс.

– Ты совсем охерел? – спрашиваю запыхавшегося пацана, когда его заводят внутрь. – Знаешь ведь, что здесь охрана, совсем не думаешь своей тупой башкой?

– Я не сяду! – орёт мне в лицо.

– Конечно, – произношу и кивком головы даю понять мужикам, чтобы отнесли вниз.

Подвал этого здания разделён на комнаты три на три метра. Раньше там хранилась всякая хрень типа кроватей, матрасов и другого инвентаря. При ремонте я велел сменить дряхлые деревянные двери на железные и поставить кровати из тех, что здесь были, – пружинистые и ржавые. Канализация была, как и возможность поставить толчки, так что, считай, все удобства для провинившихся. Собственная тюрьма – хороший метод воспитания, проверенный годами. Условия далеко не сладкие, но их жизни ничего не угрожает.

– Сколько? – спрашивает Тим.

– Две недели, – коротко бросаю, и тот, кивнув, уходит вслед за заключённым. – Где ключи от тачки? – перевожу взгляд на Макса.

– Ты куда? – интересуется, вручая пульт-ключ.

– Дело есть, – сухо бросаю и иду на выход.

– Такое важное, что срываешься? У нас так-то тоже дела, – летит в спину.

– Очень важное, – киваю больше себе и сажусь в Гелик.

Открываю мессенджер и нажимаю на диалог с Хрустальной. Я оттягивал этот момент, чтобы полностью им насладиться.

«Ненавижу тебя!» – гласит первое послание.

«Урод! Ты мне жизнь сломал! Опозорил на весь институт! Чтобы ты провалился!» – второе, и здесь ничего нового, я эти слова много раз в своей жизни слышал.

«Зачем? Почему ты это сделал? Чем я так провинилась?» – третье пришло спустя несколько часов и уже не пропитано такой яростью.

«Что ты молчишь? Ты мне жизнь испортил, и даже сказать нечего?» – и снова ярость сочится в каждой букве.

«Ладно, прости меня! Прости, что врезала тебе по… самолюбию. Я могу искупить свою вину, только не тем способом, который ты хочешь. Но исправь всё.» – а вот здесь уже отчаяние, значит, готова, и я могу приступить к следующему шагу.

Но сначала Толь и инфа об этом Роме, который уже заебал меня.

12.2

Грозный

Живёт этот наглый, но толковый хакер в просторном лофте многоэтажки в престижном районе. Перед тем, как приехать к нему, я заехал домой за наличкой. Толь, что, к слову, с монгольского переводится как «зеркало», признаёт только бабло на руки, никаких переводов.

Дверь мне открывает высокая блондинка в одних трусах, если можно эти ничего не скрывающие нитки так назвать. Одарив меня широкой улыбкой, шлюшка отходит и, развернувшись, уходит в сторону дивана п-образной формы, где полулежат ещё две такие же голые девки. В память врезается Хрустальная и её скромные трусики, которые хотелось зубами на ней рвать.

Раньше меня вообще не волновало, какое бельё на шлюхе надето. Но Хрустальная не шлюха, и какого-то хрена при каждой встрече я отмечал любую деталь её одежды.

Умом тронулся, однако уже не удивляюсь, особенно после того, как отвалил круглую сумму, чтобы примерную студентку выгнали из общаги.

Зачем? А затем, чтобы эта гордая особа приползла ко мне на коленях и молила позволить ей отсосать мне в качестве извинения за мои умершие нервные клетки. Не хотела по-хорошему, будет, как я привык.

– Товарищ Грозный, – раздаётся громкий голос Толя.

Повернувшись на звук, вижу тощее тело, на котором накинут лишь длинный халат.

– Для полного счастья мне сегодня не хватало только твой болт лицезреть, – вздыхаю, намекая, чтобы прикрыл свой хрен.

– Нравится? – подмигивает и делает характерное движение бёдрами.

– Я задам тот же вопрос, когда засуну его в твой же рот, – голос мой ровный, так уж мы общаемся. – Давай к делу.

– Расслабиться с дороги не желаешь? – спрашивает, прикурив сигару, а через мгновение на моем торсе оказывается девичья рука с красными когтями. – Мои девочки отменно сосут, – не успевает закончить, как другая девка опускается перед ним на колени и принимается за работу.

– Толь, у меня до хуя дел, – устало произношу и сбрасываю с себя наманикюренные руки.

– Скучный ты стал, – бурчит и, схватив рыжую девку за голову, несколько раз толкается в её рот. – Заколдовала тебя… Хрустальная… девица, – проговаривает, едва дыша от кайфа.

От того, чтобы выбить ему зубы, спасает его профессионализм. Каким бы Толь ни был, но дело своё он выполняет на сто процентов, и парень ценный кадр в моей команде. Но сейчас он переходит грань, или я и правда меняюсь. Раньше мы устраивали оргии, и никого ничего не смущало, а в этот момент меня конкретно раздражает всё происходящее.

– Толь! – рявкаю так, что шлюхи за спиной испугано взвизгивают.

– Дай кончить…

– Я сам тебя кончу! – перебиваю, и он, наклонив голову набок, смотрит на меня, как на врага.

– Ладно, – снимает рот рыжей со своего хрена и, слава богам, прикрывается, завязав пояс халата на торсе. – Пошли, – бросает, направляясь в сторону кабинета.

В рабочую комнату попасть можно только по отпечатку руки хозяина, а внутри настоящее шпионское логово. На стене напротив входа висит огромная плазма, метра на два, наверное, а по обе стороны стены заставлены мониторами разных размеров. Так что спрашивать, откуда он знает, как я называю Хрустальную, нет смысла, Толь знает всё.

– Деньги сюда, – указывает на… ванну у стены рядом с дверью.

– Как часто дрочишь в ней? – спрашиваю, примерно представляя, зачем ему хранить наличку вот так.

– Каждый день, – ухмыляется. – В общем так, – начинает деловым тоном после того, как я бросил три пачки зелёных в ёмкость, размеры которой, конечно, уступают обычной ванне, но количество купюр разной валюты в ней впечатлило бы шлюх за дверью.

– Валяй уже, – вздыхаю и занимаю свободное рабочее кресло из двух имеющихся.

– Архипов Роман Романович, двадцать восемь лет, – говорит и выводит на экран плазмы личное дело упомянутого. – Живёт в Москве, работает в ЧОПе. Приехал в столицу из города, соседствующего с Мухосранском твоей девки, там у неё ещё троюродная сестра жила…

– Ближе к делу, – тороплю, не имея желания слушать всю подноготную левого мужика.

– Короче, мне пришлось копать и искать звонки и сообщения трёхлетней давности, откуда выяснил, что у них с твоей бабой была любовь до гроба… – прерывается, когда я луплю ногой по его креслу. – Полегче, Монтекки, – ржёт этот хрен. – Может, любви и не было, так, гуляли за ручки, пока он её домой к себе не привёз и не изнасиловал. Тогда Хрустальная твоя сиганула с балкона второго этажа, благо внизу кусты были, ничего себе не сломала. Босая, в одних брюках и футболке, это в ноябре, – поднимает указательный палец вверх, и не подозревая, как я уже закипаю, – бежала, пока такси не поймала, и поехала к этой сестре. И вроде всё ок, спаслась, но хрен там.

– Ты мне кино какое-то пересказываешь? – цежу сквозь зубы.

– Нет, конечно, – фыркает.

– Тогда что за тон? – спрашиваю и слышу скрип кожи – это ручки кресла под моими пальцами.

– Не нуди, – отмахивается. – На самом деле пытаюсь смягчить, но вижу, без толку. Сам насильников терпеть не могу, любовь должна быть по обоюдному согласию…

– Что там дальше? – спрашиваю, перебивая его бред.

– Дальше… этот Рома позвал друга, звонил, кстати, когда Алёна ещё была в квартире, собственно поэтому она и швырнулась с балкона, поняла, что дело дрянь и скоро придут его друзья. А он ещё угрожал, что в багажник её засунет и покатает по городу, а потом по кругу пустит. Так вот, припёрся к её сестре домой с этим другом, принялся орать и в дверь колотить, и, чтобы соседи ментов не вызвали, девица открыла. Рома начал требовать какие-то ключи от твоей девки, та в слезах говорила, что ничего не брала.

– Что ты несёшь? – мотаю головой, вопросительно выгнув брови.

– Слушай и не перебивай. Нахуярился этот Рома в хлам, куда-то дел ключи от квартиры, машины и всего важного, что у него было на связке, а свалил всё на твою Хрустальную, мол, она взяла и сбежала, пока она орала, что ушла через балкон и никаких ключей не видела. Друг его оказался поадекватнее, заметил в волосах сухие листья, а на коже царапины, о чём и сообщил Роме, и, собственно, утащил его домой. Вот и сказочки конец, – разводит руками.

– Ты накурен? – хмурюсь, не уверенный в его адекватности. – Откуда ты всё это взял?

– Между прочим, я пожертвовал своим малышом, чтобы всё это выяснить, – кивает на свой пах и продолжает, когда я даю понять, что нихрена не понял. – Тугой ты, Грозный.

– Я тебе сейчас въебу! – рычу, привстав с кресла.

– Сестра эта сейчас живёт под Питером и выдала мне всё в подробностях после того, как кончила на моем хрене несколько раз, – поясняет, и в это уже верить можно.

– Она не выдумала? – задумчиво спрашиваю.

– Нет, – мотает головой Толь. – Пиздёж я могу распознать, а Леночка даже всплакнула, вспомнив тот вечер и убитую горем сестру Алёнушку.

– Ясно, – киваю и, встав на ноги, иду на выход.

– А спасибо? – кричит вслед.

– В ванне, – кидаю через плечо и спешно покидаю лофт.

Теперь понятна реакция Хрустальной, и ломота нихрена не наиграна. Она была до жути напугана, настолько, что была готова умереть, только не пройти это снова. Её слова, кстати. А я мудак, оказывается.

План надо менять. Трахнуть её я по-прежнему хочу и отказываться от этой мысли не собираюсь, но надо поступить по-другому.