По осколкам

– Не поверишь, но я уже в курсе.

– Макс, не связывайся с этой дамочкой. Такая, как она, проглотит и не подавится.

– Ты сейчас таким испуганным тоном это вещаешь, что я готов поверить в то, что ты от страха там уже обделался. Она – обычная баба, успокойся. Красивая, наглая стерва не более.

– Обычная, говоришь? Помнишь компании «ДомСтрой», «Ветер», «Роза Ветров», «Гринвич», «Карасев и ко»?

– Помню, и что? – я не совсем сейчас понимаю, к чему клонит друг.

– А то, что подвела их к черте разорения именно Краснова. Потом она просто скупила их акции, сделав слив компании, но через полгода все директора этих фирм оказались уволены.

– То есть её фирма поглотила целых пять компаний?

– Семь, если быть точным. И это за последние пять лет. Это не баба, это акула, Макс.

– Ты преувеличиваешь.

– Ни капли. Сейчас Михалыч распечатает мне всю её подноготную. Привезу, сам всё почитаешь. Ты хоть одну женщину видел в строительном бизнесе, кроме неё? Я – нет. Да по всей области она– единственная женщина, занимающаяся строительством. Это традиционно мужской бизнес. А помнишь Владимирова Тараса?

– Да, у него «Строй Глобл» в соседнем городе.

– Ты хотел сказать был «Строй Глобл». Он на вечере у губернатора в конце прошлого года решил высказать Красновой, что бабе не хр*н делать в строительстве. Мол, иди борщ готовь. Та сделала вид, что проглотила оскорбление. А через три месяца скупила акции его компании, набрав ведущий пакет, и стала полноправной владелицей «Строй Глобл». А ещё через месяц слила его в общий котел «ProStroi».

Провел рукой по лицу. Твою ж за ногу. Я не мог до конца поверить, что вчерашняя девушка, дрожащая от каждого прикосновения моей руки, та самая Краснова, о которой говорит Андрей. Либо она шикарная актриса, либо у Андрюхи поехала крыша.

– Блин, подъезжай в офис, обсудим. Мне кажется, ты нагоняешь больше страха. Не похожа она на бизнес-пиранью.

– Поверьте мне, Максим Игнатьевич, это я ещё преуменьшаю.

– Жду в офисе.

Нажал отбой. Если всё так, как рассказывает Андрей, то, что получается? Краснова роет под нас? И вчерашняя встреча в клубе не случайная? "СтройИнвест" следующий в её списке? Если это именно так, то я сделаю всё, чтобы она обломала свои акульи зубки.

Глава 4

– Ну что, ознакомился? – Перевалов стоял у окна, выкуривая очередную сигарету. Я же сидел за столом, вчитываясь в материалы, который он привёз от Михалыча.

– Ознакомился. Знаешь, во всем этом, − я поднял листы и отбросил их на край стола, – мне одно непонятно: вся информация о ней только за последние восемь лет. Где остальное?

– А нет больше ничего, Макс. Представляешь, просто нет. Как будто она из ниоткуда появилась восемь лет назад. Михалыч пороет ещё, но сказал сразу, что обнадеживать не будет.

– То есть зачистили всё профессионально?

– Да.

– Тогда кто она на самом деле? Кто и зачем за ней подчистил так гладко? И какого черта ей сдалась наша фирма? В регионе есть более перспективные и доступные для поглощения компании.

– А вот это хорошие вопросы. Только ответов на них нет, – я встал из-за стола, тоже вытащил сигарету из пачки и подошёл к окну.

– Я не дам ей сожрать нашу компанию. Мы её с нуля создавали. Она подавится нами. Я для этого всё сделаю.

– Ты уверен, что вытянем? Она не так проста. Не мы первые, кто пытается с ней бороться.

– Думаешь, за ней кто-то стоит? Влиятельный любовник, родственник, покровитель?

– Не знаю, всё возможно. Как это смешно не звучит, но информации по этому вопросу нет. Сам же читал, живёт с подругой и сыном. Подруга встречается уже два года с соседом по площадке, а по Красновой нет ни слова.

– М-да.

– Может в клуб к Даньке?

– Нет, не сегодня. Ты иди, а я ещё посижу, подумаю. Буду шерстить информацию по выводу фирмы из этой задницы, в которую мы так эпично угодили.

– Хорошо. Я бы составил тебе компанию, но обещал сестре встретить её в аэропорту. Прилетает поздно, в час ночи.

– Агате привет передавай.

– Хорошо.

***

– Алла, привет! − Корикова была моей старой приятельницей и владелицей крупного модельного агентства.

– Привет, дорогая!

– У меня дело к тебе есть. Могу подъехать сегодня?

– Ты на работе сейчас?

– Да.

– Я мимо твоего офиса буду ехать через пять минут. Могу сама заглянуть на чай. Не против?

– Нет, конечно. Тогда я жду тебя.

Ну что, Никольский, твоя невеста возвращается из Милана через пару дней, и у меня есть для вас очаровательный сюрприз. Информацию о невесте Никольского Роман мне привёз два дня назад. Где и когда они назначили встречу, их любимый ресторан, дату свадьбы, что она любит, в общем, полное досье.

На фото Инга выглядела лощёной светловолосой красавицей с модельной внешностью. Смотрела на неё и невольно вспоминала себя. Тот же влюбленный взгляд, планы, мысли о свадьбе, вся в мечтах и любви. Я же тогда была уверена, что моя любовь священна и нерушима, что Виталий меня поймёт, поддержит, и никак не ожидала, что реакция будет совсем противоположной.

Несколько лет назад

Худенькая девочка лет семнадцати сидела на скамейке перрона в ожидании поезда. Через несколько минут придет поезд с отслужившими молодыми людьми. Поэтому перрон постепенно заполняют родственники, друзья и прочие встречающие. Недалеко от девушки стоит небольшая толпа ребят, которые её знают, живут с ней в одном дворе. Но они не подходят к ней, только бросают пренебрежительные взгляды в её сторону, от которых становится гадко на душе. Но ничего, она потерпит. Ведь скоро увидит его, своего любимого, которого она так ждала, писала письма, плакала ночами от желания оказаться рядом с ним. Два года ждала. Верно ждала. Он поймёт, он защитит её от чужих нападок. Он хороший, самый лучший. Осталось потерпеть всего десять минут.

Только она не знала, что через десять минут её чувства втопчут в грязь на этом самом перроне, ударят наотмашь едкими, несправедливыми словами. И осколки этой любви навсегда останутся в душе, день ото дня острой и непроходящей болью напоминая, что за всё приходится платить. И иногда даже не по своим счетам.

Она подскочила со скамейки, как только увидела его.

– Виталя! Виталя! – он прошёл мимо, словно меня не увидел. Не заметил, наверное. Побежала за ним, продолжая кричать.

– Виталя! – он резко развернулся, резанув льдом, отразившимся в его глазах. – Зачем пришла? – смотрела на него и не понимала ничего.

– Виталь, я так ждала тебя.

– Ждала?! – подходит ещё ближе, рукой хватает её резко за подбородок. – Ждала, говоришь!? Мне уже рассказали, как ты меня ждала, раздвигая ноги и ложась под каждого желающего. Пошла отсюда! Увижу ещё раз, по стене размажу.

– Виталь… это неправда…это… всё не так, – глаза заволокло слезами, которые готовы были скатиться по щекам.

– Вон пошла! Ты такая же шл*ха, как и твоя мамаша. Мать была права, не стоило с тобой даже связываться, – он развернулся и пошёл к толпе друзей и родных, которые его уже ждали, а она так и осталась стоять на месте, словно окаменела. Не могла поверить в происходящее. Смотрела сквозь пелену слёз, как его обнимают и приветствуют, как они уходят.

Наше время

Я не знаю, сколько тогда просидела на том перроне. Поезда приходили и уходили, как и люди. А я все сидела на скамейке, не чувствуя холода. Когда меня нашла Рита, было уже темно, зажгли фонари, и дворники подметали брусчатку. Она ни о чем не спрашивала. Видимо, уже всё знала. На последнем автобусе добрались до дома её бабушки, где меня напоили чаем и уложили в кровать. Всё это время я молчала, не могла и слова сказать: то ли от шока и боли, то ли от стыда.

Мои воспоминания нарушил звонок Ирины.

– Анна Вячеславовна, к вам Алла Аркадьевна.

– Пропусти.

Алла грациозной походкой вошла в мой кабинет.

– Привет, моя дорогая!

– Привет, Аллочка! – мы обмениваемся поцелуями в щеку, приветливо улыбаясь.

– Ну, рассказывай, что за дело у тебя ко мне.

– Мне необходима помощь твоих девочек. А лучше, если среди них найдется одна симпатичная сообразительная, умная и умеющая молчать в случае чего. По деньгам, не обижу. И да, в идеале с актерскими задатками. Есть такие?

– Есть, конечно. И желающие заработать тоже есть. Но мне необходимо знать специфику работы. Надеюсь, без интима?

– Без, не волнуйся. Необходимо проучить немного одного зарвавшегося козла. Сыграть на камеру будто он её любовник. Всю информацию я дам. Их просто сфотографируют в это время и всё. И второй раз сделать то же самое, но уже на глазах его невесты.

– Кто-то опрометчиво решил перейти дорогу самой Красновой! – Алла понимающе улыбалась.

– Что-то типа того, – сложив руки в замок и положив их на стол, изображаю хищную улыбку и смотрю на подругу.

– Да сделаем, без проблем. Есть одна девочка. Через неделю, как раз, по контракту летит в Венецию. Самый удобный вариант и для тебя, и для неё.

– Замечательно.

– Тебе фотограф нужен? Или уже нашла?

– Ещё не искала.

– Отправлю Вадика тогда, договоритесь.

– Спасибо, Ал.

– Не за что. Ты же знаешь, я всегда помогу.

– Я это очень ценю, если что необходимо, обращайся. Мои длинные руки могут многое.

– Не сомневаюсь, – Алла усмехнулась. − Но, слава Богу, у меня пока нет причин ими воспользоваться.

– Это не может не радовать. Тогда до встречи, дорогая!

– До встречи. Я пришлю завтра к тебе девочку и Вадика.

– Хорошо, – я поднялась, проводила Корикову до лифта и вернулась в кабинет.

Ну вот, осталось ввести в курс дела Романа, и всё будет готово.

С ним я переговорила вечером. Он обещал подготовить машину без опознавательных знаков на случай, если Никольский заметит съемку и решит пробить по номерам информацию.

На завтра была назначена встреча с девочкой из Алкиного агентства и фотографом. Небольшая подготовка, а послезавтра их первый выход. Второй будет на следующий день после приезда невесты Никольского. Конечно же, после того, как она получит наши фотографии. Шах и мат, Максим Игнатьевич.

Очевидно же, что он будет пытаться спасти свою фирму денежными вливаниями. А у кого просить денег, как не у будущего тестя?

Как же хочется увидеть его лицо в тот момент, когда Инга пошлёт его ко всем чертям, и он поймет, что денег от её богатого папочки ему больше не видать. Ещё один шанс спасти свой захудалый бизнес он потеряет.

Игра только началась, и пока я веду 1:0, Никольский.

Месть – это яд. Месть для глупцов и безумцев. Кем же сейчас была я? Глупой или безумной? Мне было тяжело ответить на этот вопрос. Но тогда, много лет назад, я бы ответила так: «Месть может и яд, но сладкий яд». И я настолько безумна, что готова его выпить до дна, до последней капли.Пусть я и умру от него, но умру не одна. Я возьму его в ад с собой. Ведь каждому должно воздаться по делам его. Ведь, кажется, так говорится в главной книге христиан? Когда-то давно на исповеди батюшка сказал мне, что я не имею права брать на себя обязательство вершить справедливость, ибо я не меч Господень. Мы не знаем замысла Божьего. И всё складывается в нашей жизни именно так, чтобы мы получили урок и обрели опыт и знания, которых нашей душе недостаёт… Помню, как после этого разговора вышла из Храма и больше ни разу столько лет не вошла в церковь. Ни разу не ступила на ступени ни одного святого места. Тот разговор родил в моей душе столько несогласия и протеста, что хотелось кричать на весь мир во всё горло о несправедливости устройства мира. Кричать от боли, что истязала душу, но я молчала. Молчала, когда мы возвращались с Ритой в дом бабы Нюры. Молчала, когда хотелось выть белугой. Молчала долго, выдавливая из себя только необходимые слова для общения. Это был мой способ справиться с ситуацией.

Глава 5

Из офиса поехала сразу домой. Матвей встретил меня у самого порога. Обняла сына.

– Мама, а мы с тётей Ритой сегодня ходили в парк. Там новые карусели и аттракционы поставили. Я даже прокатиться смог, правда, не на всех, но было круто.

– Балует тебя тетя Рита. Ты уроки сделал?

– Да, сразу после школы. Не волнуйся.

– Какой ты у меня молодец, – поцеловала сына в макушку.

− Мойте руки, − раздался из кухни Риткин голос.

– Пошли кушать, а то тётя Рита опять будет говорить, что всё остыло.

Ужин прошёл под щебетание Матвея. Они с Ритой наперебой рассказывали мне о своих сегодняшних приключениях. Но стоило Матвею выйти из кухни, как подруга тут же сбросила маску веселья и беззаботности.

– Как твои дела? – выделяла каждое слово.

– Всё хорошо, – понимала, что она спрашивает не о моих делах в общем, а конкретно про Никольского.

– Ты же знаешь, о чём я, − напряжение повисло в воздухе грозовой тучей.

– Знаю. Вот и отвечаю тебе. Всё хорошо, всё под контролем, динамика положительная, – отпиваю глоток чая и поднимаю глаза на Риту, отмечая её обеспокоенный взгляд.– Тебе не о чем переживать, правда.

– Ты сама не своя этот месяц, так что переживать мне есть о чём. Не хочу тебя вновь снимать с подоконника, – в Риткиных глазах отчетливо читается страх, и это моя вина.

– Рит, ты чего? Зачем ты это вспомнила? Господи! Это было так давно. Не думай даже об этом больше. Поняла?! У меня теперь есть ты, Матвей и Роман. Вы – единственные люди во всём мире, кто всегда рядом со мной, и я ни за что не посмею причинить вам боль. Поэтому выкинь эту глупость из головы, – я ставлю на стол кружку и, поднявшись со своего места, обнимаю подругу.

– Ань, просто он же влиятельный человек, как и его отец. У них длинные руки и хорошие связи. Они могут сделать что угодно…

– Ритуся, ты, по-моему, забыла, с кем живешь. За эти годы мои руки стали длиннее, а связи влиятельнее намного, чем им может показаться с первого взгляда. Тебе не о чем переживать. Если бы я захотела просто его убрать, то мне стоило сделать всего один звонок, и всё. Был человек, и нет человека. Но я хочу, чтобы он знал, за что и кто превратил его жизнь в ад. Хочу, чтобы прочувствовал на своей шкуре каково это, когда рушится всё, что он строил на протяжении многих лет. Я хочу видеть его на дне.

– Когда ты так говоришь, мне становится жутко. Давай договоримся, я не желаю ничего знать о «твоих длинных руках» и определенных знакомствах.

– Хорошо. Только ты не волнуйся за меня, ладно? – я улыбаюсь, задавливая внутреннюю бурю и целую её в щеку. – Пойду Матвея уложу, – выхожу из кухни, а на душе мерзко и неприятно скребут кошки. Рита права, во мне что-то поменялось, вскрылась старая гнойная рана. Я столько лет загоняла вглубь воспоминания о том времени, столько лет не позволяла себе думать о тех месяцах кромешного ада. Уходила с головой в работу, подгоняя себя раз за разом. Проворачивала такие схемы при поглощении чужих компаний, что если бы Ритка узнала о них, то у неё бы волосы дыбом встали. Я создавала и строила не только компанию, я изо дня в день создавала Анну Краснову, бизнес-леди со стальными яйцами, которую уважали и опасались переходить ей дорогу. Если бы я позволила себе в то время раскиснуть из-за старых воспоминаний, то весь мой план рассыпался бы, как карточный домик. Я не могла позволить себе такой слабости, не могла снова начать себя жалеть. Жалость− путь в никуда.

Поцеловала сына на ночь и ушла в свой кабинет. Надо разобрать кое-какие бумаги по проекту.

Но никак не могла собраться и сосредоточиться на работе. Разговор с Ритой сковырнул что-то внутри, снова возвращая меня в те дни. Как говорят психологи, чтобы разобраться с проблемой, нужно в неё погрузиться и разобрать всё по полочкам. Может, надо было давно это сделать? Тогда сейчас бы так не накрывало. Но и тогда, и сейчас было больно.

Вышла на балкон и, вытащив из пачки сигарету, закурила. Та ночь ведь въелась в мою память, словно разлитые чернила в мягкую ткань, обрывками и едкими картинами. Выползла тогда из той канавы на коленях и, пролежав какое-то время на земле, шатаясь и превозмогая боль во всем теле, дошла до ближайшего дома. Держась за обшарпанную стену, сделала пару шагов и осела там же, у этой стены. Силы закончились. Сознание выключилось. Понятия не имею на сколько. Помню только, интуитивно почувствовала – кто-то стоит надо мной и противным голосом отчитывает меня: «Нажралась, тварина. Вся в мать пошла. Правильно говорят, яблоня от яблони не далеко падает. Думала, девка хоть нормальная у Маринки вырастет, а она такая же бл***на, как и мать. Тьфу, смотреть противно. Еще и развалилась, прям в подворотне…» Еле разлепляю веки, поднимаю взгляд. Возле меня, почти нависая, стоит соседка по площадке, баба Вера. Расходится вся в возмущении. Она также алкашей с лавки гоняет да пацанов из подъезда. Скандальная до ужаса. Так и хочется ей ответить, только сил нет. Пытаюсь выдавить из себя хоть слово, но в горле настолько сухо, что начинаю кашлять, содрогаясь всем телом. Бабка быстро отшатывается в сторону, увидев, что меня к тому же тошнит, и уходит к подъезду, продолжая причитать да поливать матом меня и мою мать. Я откидываю голову к стене и снова выпадаю из реальности. В этом положении меня и находит Рита.

– Ань, Аня, Анечка… – она трясёт меня за плечи. Открываю глаза. – Что случилось? Кто так тебя? Анют, ты слышишь меня?

– Слышу, – голос осип. Видимо, от крика, сорвала.

Рита поднимает меня с земли, почти взваливая на себя, и замечает кровь там, где я сидела. Вся юбка платья в крови, я чувствую её металлический запах. Шифоновая ткань прилипла к моим бёдрам. Рита опускает меня на лавочку и пытается с помощью носового платка и бутылки воды оттереть грязь с моих разбитых коленей. Слышу, как она всхлипывает и периодически смахивает слёзы со своих щек.

– Не плачь.

– Тебя изнасиловали? – Рита спрашивает очень тихо, еле слышно.

– Да, – снова слышу Риткины всхлипы. Плакать я должна, чего она-то ревёт, дурочка.

– Я помыться хочу, – шёпотом, снова заходясь кашлем.

– Нельзя, тебе в полицию надо. Тут до участка всего двор пройти. Там всё запишут, заявление примут. Его найдут, Ань, обязательно, –наивная Ритка.

– Их. Он не один был, – она замирает, прикрывает рот рукой, всхлипывая. Потом вздыхает глубоко, видимо, стараясь взять себя в руки. Помогает мне встать и ведёт меня в участок.

В полиции я прохожу ещё один круг позора. Меня ведут в медицинский кабинет, что-то записываю, фиксируют. Потом нужно писать заявление. Руки не слушаются, трясутся. Рита пишет за меня под диктовку участкового, я расписываюсь. Хочу домой. Закрыться в комнате, завернуться в одеяло и забыться сном. А ещё лучше вообще не просыпаться. Участковый не отпускает нас, просит подождать в коридоре. Мы ждём. Из медкабинета выходит медсестра со стаканом воды в руке и подходит к нам. Протягивает мне таблетку.

– На, выпей, легче станет, – даже не спрашиваю, что это. Послушно выпиваю. – Плохо будет, заходи. Ещё один укол сделаю.

– Спасибо.

Так мы сидим в коридоре ещё минут сорок, пока участковый не выглядывает из кабинета, приглашая нас внутрь.

– На ближайшем магазине камера висела. Взяли запись, всё хорошо видно, только… – он осекается, как будто неприятно говорить, – только дело замнут, скорее всего.

Я молчу. Видимо, укол подействовал. Сейчас я ничего не чувствую ни физически, ни душевно. Пустота накрыла. Похоже началось действие препаратов.

– Почему? Если вы говорите, всё видно? Вы для чего тут сидите вообще? – Рита начинает кричать, почти наседает на него.

– Успокойтесь, – рявкает на неё участковый. − Там не просто пацанва с района. Тот, кто это сделал, сын богатого человека. Даже если мы пойдем против и заведём дело, его замнут, до суда не дойдёт. Только погоны полетят со всех, а это никому не надо.

– Кто он? – я поднимаю свои глаза на участкового. Я хочу знать имя это человека. Если его не накажут, я хочу хотя бы знать, кто он.

– Сын Никольского.

– Того самого? Что по телевизору показывали? Адвоката? − снова вмешивается Ритка с нескрываемым удивлением в голосе, смешанным с презрением.

– Его самого,– и переводит взгляд на меня. −Ты же понимаешь, девочка, кто он, и кто ты? Он не станет марать своё имя из-за дочери местной алкашки.

Вопросы отпадают сами собой. Мне всё понятно. Рита ещё пытается что-то сказать, спорить. Но я беру её за руку и вывожу из кабинета.

– Тебе домой нельзя сейчас.Там мать твоя с собутыльником, пьяные оба, отношения выясняют. Ко мне пойдём. Бабушка не будет против, −Рита ведёт меня к себе.

Я молчу. Иду, еле волоча ноги, и молчу. На улице уже очень темно. Я даже не знаю, сколько сейчас времени. Бабушка Риты уже стоит у ворот, ждёт нас.

– Почему так долго? Стемнело уже, – начинает она браниться, но осекается, разглядев мой внешний вид. −О Боже, Анечка, что случилось? – мы заходим во двор.–Деточка моя, кто ж сотворил-то такое? Рита, в баню её веди. Истоплена, тепло там.

Рита отводит меня и помогает раздеться. Выходит за полотенцами, но я знаю, что это лишь повод объяснить всё бабушке. Возвращается довольно быстро. Помогает отмыться, аккуратно вымывает грязь из ран и ссадин.

– Ань, если больно, ты не молчи, говори, – но я молчу. Если заговорю сейчас, то начну реветь и окончательно напугаю бабушку. Меня прорвёт, как плотину, и она вызовет скорую. А я не хочу в больницу. Стискиваю зубы сильнее и молчу. Рита с бабушкой укладывают меня после бани спать. Как только голова касается подушки, я проваливаюсь в сон, тревожный, неприятный, беспокойный, наполненный кошмарами и мерзкими чудовищами.

Еще два дня живу у Риты. Первый день почти весь отлеживалась, болело всё тело. Баб Нюра не разрешала вставать, отпаивала меня травяными чаями, не задавая никаких вопросов, за что я ей была очень благодарна. На второй день я заставляю себя встать и помочь ей по хозяйству, пока Ритка бегает в библиотеку. На носу последние экзамены, и надо подготовиться.

– Анют, живи с нами. И мне помощь не лишняя. Да и к экзаменам спокойно подготовишься, без пьяных дебошей матери.

– Баб Нюр, да неудобно мне как-то. И так два дня со мной нянчитесь.

– Не дури, девка. Давай,Ритка прибежит со своими книжками, пойдёте, соберёте вещи, учебники. Всё, что нужно, и живи у нас. Нечего тебе на алкашей смотреть. Поди, и выспаться не дают. Мать твою я давно знаю. Работали на фабрике вместе. Хорошая женщина была, да только синька до добра никого ещё не довела и мозгов не добавила. Как мужик её бросил, ты ещё маленькая была совсем, так и начала она за рюмку хвататься. Вы тогда с Ритулькой только в ясли пошли.

– Баб Нюр… – не смогла я высказать, что чувствовала, просто обняла пожилую женщину. Слёзы закипали в глазах и горячими каплями заструились по щекам.

– Ну-ну, девонька, ты чего? Ты же мне, как внучка вторая. Я же тебя ещё кнопкой маленькой помню. Хорошо всё будет. Жизнь длинная: всё забудется, всё затянется, всё пройдет.

– Спасибо вам, баб Нюр.

– Да не за что, девонька, не за что. Иди, приляг да таблетку не забудь выпить. Я пойду за хлебушком схожу да с Зинкой поболтаю заодно. А то она мне своей рассадой уж сильно хвасталась.

После обеда мы с Ритой отправились ко мне домой за вещами.

В квартире стояла жуткая вонь от перегара, сигарет и ещё не пойми отчего. Мать с двумя мужиками сидела на кухне. Судя по количеству матов, они что-то бурно обсуждали. Мы с Ритой проскользнули в мою комнату и начали быстро собирать вещи. Я уже застегивала сумку, когда в дверном проёме появилась мать.

– О, какие люди! Дочурка нарисовалась. Набл*довалась, прошм**довка? Что с личиком? Хахаль разукрасил? Так тебе и надо! Нех*й шляться, где попало. Денег хоть дал еб*рь-то твой? – от неё несло перегаром и запахом немытого тела за версту, вызывая во мне рвотные позывы. Время два часа дня, а она уже была в стельку пьяная.

– Мам, дай пройти.

– Денег, говорю, дал? – она снова перегородила дверной проём, не давая выйти из комнаты.

– Нет у меня денег. Дай пройти!

– А какого ты хр*на ноги раздвигаешь без денег, шл*ха!?

– Дай пройти, сказала.

– Денег дай, говорю. Что, не видишь, опохмелиться матери надо! – не могу больше её выносить: ни её, ни эту вонь. Отталкиваю её с прохода, и мы выбегаем с Ритой прочь из этой квартиры. В след нам слышишься отборная матерная брань. Мать орёт на весь подъезд так, что слышно даже на улице.