13
-Ну, вот, – сказала Потвора, – гляди, князь.
Но приглашение это было вовсе лишнее. И сам Брячеслав, и родовая старши́на, и дружинники, и прочий случившийся в трапезной люд зачарованно уставились на стол, дыханье затаив и глаз оторвать не в силах. Усеянное драгоценными каменьями, тяжко придавило дубовую столешницу жирное золото, грузно грудилось темное от времени серебро в лоханях, сосудах, монетах, фигурах и иных красивых непонятностях, а в дверях уже стоял Дедята и, удивиться как следует не давая, звал Великого князя и Великую Колдунью Потвору на Перунову площадь для оглашения воли соборного веча и суда над ядовитцами.
После страшного того дела предательского чего же и ждать было от веча, как не созыва Большого ополчения против полянской самозванки и преступницы? Кто ж поверит, что небывалое то злодейство свершалось без ее, подколодной змеищи, ведома? Вече разослало гонцов во все окрестные роды и волости с наказом родовичам идти к Серпейскому граду оружно и без промедления, само же занялось делами своими внутренними, стыд-то какой? Вовеки не отмыться теперь от того стыда. Нагадил один, а обгажены все.
С Бобичем с ложным волхвом все было ясно, а вот с понизовскими мятежниками… На дознании Радимир всю вину взял на себя: градские-де, одного лишь Осляби-воро́тника кроме, знать ничего не знали, и совета-де он, воевода, ни с кем из старши́ны родовой не держал. Бажан, которому поручено было от веча это дознание проводить, особо на откровенности Радимировой не настаивал. И вовсе не в том дело, что оговорить мог кого-нибудь воевода по злобе, просто правда сегодня совсем была неуместная и никому не нужная. Кто из старшин да и самостоятельных мужей не вел меж собою крамольных разговоров? В таком деле только копни, до чего-то докопаешься?
Оба злодея стояли у дуба чуть отвернувшись друг от друга. Бобич был весь какой-то встрепанный и ошалелый, видно, так и не отошел как следует от Лелиного колдовства. Радимир стоял, угрюмо опустив голову и бессильно свесив вдоль тела могучие руки.
При виде князя и Колдуньи площадь заволновалась, задвигалась, освобождая для владык со свитою приличествующее место. Потвора остановилась против воеводы и сказала негромко:
– Лицо подыми. Глаз не вижу.
Хранильники, от которых второй день не было ей никакого спасу – так и вились вокруг мухами, норовили подхватить под локотки или еще каким способом подольститься – подскочили к воеводе и, кто за волосы, кто кулаком под подбородок вздернули ему голову кверху. Воевода, однако же, в глаза все равно не смотрел, а смотрел он теперь в сторону, в небо.
– Где ему, паскуде, – сказал князь презрительно. – Чтобы такая гнусь, да в глаза глядела. Пошли, Потвора, не трать время, пес с ним.
Суд вышел скорый и крутой. Решено было вечем единогласно предать бывшего воеводу позорной смерти, так что сидеть ему, мерзавцу, на колу. Весть эту принял воевода мужественно и твердо, разве что дрогнул лицом, когда закричала и забилась в толпе Малуша. А к князю подскочил вдруг ближний его дружинник Буслай, весь из себя разволнованный и со свекольного цвета рожей, и завопил чуть ли не на всю площадь, что дочь за отца отвечать не может, что она-де много победе справедливости помогала, ополченье родовое собирая, и вообще-де он, Буслай, хочет взять ее за себя в жены.
– Ты чего? – сморщился князь недоуменно. – О ком ты?
– О Малуше, дочери Радимировой, – с вызовом сказал Буслай. – Она хорошая.
– Ну а мне что за дело? Не я же на ней женюсь.
– Ты будешь возражать.
– С какой стати? Хочешь жениться, ну и женись.
Судьба Бобича, ложного волхва и ядотворца, решилась тоже мгновенно. Вече головою выдало его Потворе.
– Что прикажешь сделать с этой ядовитою гадиной? – приступили мужики к Колдунье. – В конце концов, он волхв. Так что ты его судьбу и решай.
Потвора не пожелала даже взглянуть на поверженного врага, отмахнулась за спину:
– Ну какой он волхв? Он, как и отец его, шкуродер. На кой леший он мне сдался? Вышвырните за ворота, и пускай катится на все четыре стороны.
Мужики глядели на Потвору озадаченно: что это она сегодня? Видом непривычно благостна, мягка не по вине, но не спорить же с Великою Колдуньей? Не вполне еще прощенные, и потому пышущие усердием градские бояры́ тут же ухватили волхва за что кому довелось: за волосы, за шиворот и поволокли с площади. И тут будто столбняк какой сошел с очумелой с Бобичевой головы. Волхв рванулся , выдираясь из цепких боярских рук, и завопил в Потворину сторону:
– Дура, дура! Лиса драная поганая! Погост-то твой хоть и болотный, а все не родовой! Княжий твой Погост, дура-а-а!
Потвора круто развернулась и заорала на всю площадь:
– Стойте! Стойте! Передумала я!
Все вокруг, как завороженные, уставились в разъяренное ее страшное лицо. Тишина стояла на площади мертвая. Потвора остановилась, огляделась, утерла лицо рукавом.
– Значит так. Язык его поганый вырвать и собакам скормить у него же на глазах. А самому камень на шею и в воду… Что смотрите на меня? Исполнять немедля!
Бобича уволокли, вече же приступило к делу наиважному.
Понизовское ополчение сила страшная, сокрушительная, командовать им надобно с умом. Вече хотело знать, кого желает князь видеть во главе того общего понизовского войска? Своего ли человека полагал бы на то войско поставить, или их, понизовского?
Дело было не простое, тонкое, вот так вот прямо в лоб не решаемое. Брячеслав сказал со всею возможной обходительностью:
– Люди вы все умные и верные, как доказал мне то в трудный миг за всю здешнюю старши́ну представитель Дедята. И в военном деле старши́на ваша знает толк. Вон как ловко и быстро и без крови брали здешнюю Серпейскую крепость тот же Дедята с племянником Тумашом. И верная наша слуга, Колдунья истинного Погоста, что на болоте, Потвора тоже всех вас хвалит, и Дедяту хвалит, и других прочих. Так что не мне, князю молодому, в ваше старши́нское дело мешаться, кого захотите, того и назначите, а я всяким воеводой буду доволен, и Дедятой, и любым другим.
Старши́на переглянулись и сказали, что на вече определен в воеводы именно Дедята, а Великая Колдунья болотная Потвора тот их выбор уже и одобрила.
Брячеслав удовлетворенно покивал головой и спросил Дедяту:
– Ну и когда же ополчение будет готово выступать?
– А чего ждать? – удивился Дедята. – Как скажешь, так и пойдем. Хоть сейчас… Ты кого это глазами вышариваешь, князь? Не Лелю ли? А то она – вот она, сзади тебя, возле бабушки своей, возле Потворы.
14
И на Наре, и на Серпейке, и на Мешалке, и даже на Речме от лодей было черным-черно. Все дела в Понизовье были князем завершены, великой ценности клад в лодью его был давно уже сложен, и погоду на весь поход Великая Колдунья Потвора сулила хорошую. Пора было бы и выступать.
Чуть ли не все мужчины волости уходили с князем в поход. Осень была сухая, погодистая, далеко ли до греха? Серпейскому граду нужен был новый воевода надежный и умный. Старши́на головы себе поломали: кого назначить? Сошлись на Тумаше, а Тумаш, не успевши отбить поклоны за честь, тут же погнал родовичей засыпать Змиев ход и чистить ров, что соединял Серпейку с Мешалкой.
Старых бояро́в Тумаш из града разослал по родам, набравши себе дружину новую, молодую. И только одного человека из бывших велел представить себе перед очи – Кривого Махоню.
– Тебя оставляю в граде, – сказал он, строго глядя в единственное око бояра́. – И быть тебе при мне ключником.
– Может, не надо? Отпусти его, убогого, – сказал князь, донельзя удивленный странным выбором нового воеводы. Старши́на дружно закивали головами.
– Вы на меня полагаетесь, а я на него, – твердо сказал Тумаш. И тут его неожиданно поддержала Леля.
– У этого все будет в сохранности и в порядке. Никто и пытаться красть не будет. И сам он впредь не будет ни красть, ни придуриваться. Он умный.
Махоня покосился на могучие кулачищи нового воеводы и принялся опасливо чесать в затылке. Окружающие весело расхохотались.
Старши́на выжидательно глядели на князя. Все ждали приказа к выступлению, но князь медлил, и глядел он, князь, на Лелю. А Леля стояла потупясь, и она, Леля, глаз не сводила с собственных ее Лелиных ног. Догадавшись, старши́на и ближние дружинники отошли чуть-чуть в сторонку.
– Ну, вот, – сказал Брячеслав. – Пора. Спешить надо. Мне еще серебро в Ладогу везти.
– Зачем? – тихо спросила Леля, не поднимая глаз.
– Как это зачем? Варягов нанимать.
– Зачем же тебе варяги Ладожские? Ты княгининых перекупи. Как славно получится: у тебя варяги есть, а у княгини нет.
– А ну-как они ко мне не переметнутся?
– Так ведь это сколько заплатишь.
Брячеслав глядел на Лелю озадаченно. А ведь верно, а ведь правильно, что ж это им с Бусом такая мысль в голову не пришла?
– Ну… хорошо, – сказал он. – А как с Кием быть? Может, и тут ты мне что-нибудь дельное присоветуешь?
– Присоветую. А как же. Пошли послов к хазарам, поклонись подарками, пускай покажутся у Киевских пределов. Вот и не до сестрицыных дел станет князю Кию.
– На славянские земли врагов призывать?
– Я сказала – покажутся, а не находом придут. Ну а даже если и находом? Чем варяги Ладожские лучше хазар? И вот тебе третий мой совет, раз уж решил ты молодую болотную ведьму послушать. Не вздумай мачеху свою и ребенка ее хоть пальцем тронуть.
– Да что ж я кровопийца какой, что ли, по-твоему? – обиделся Брячеслав. – Отошлю их к братцу в Киев, и все дела.
– А вот этого как раз вовсе и нельзя, – сказала Леля, досадливо морщась. – Жди тогда ее вскорости под стенами Дедославскими со всем полянским войском. А ты обойдись с нею честь-честью, выдели удел подальше от киевской границы, хоть бы и здесь, у нас, тут отравителей не любят. И пусть она с того удела кормится под надзором верных людей. Как в таком случае в твои семейные дела князю киевскому мешаться?
Брячеслав стоял пораженный, столб-столбом стоял и восхищался. Хорошо было понизовское могучее войско, хорошо было тяжкое Старого Погоста серебро, хороши были три совета молодой болотной ведьмы, да и сама она была чудо как хороша, и не хороша даже, нет, прекрасна, не рождалось такой на Земле в прошлом, и впредь не родится до конца времен. И князь сказал тихо, почему-то вдруг оробев:
– Со мною пойдешь?
Леля подняла на него огромные свои глубоченные глаза, помедлила и сказала тихо, головою покачав:
– Нет. В наложницы не гожусь.
– Почему же в наложницы? Женою зову.
И тогда Леля вскинула руки ему на шею и изо всех сил прижалась к могучей его груди. Брячеслав подхватил ее на руки и покрыл поцелуями лицо, голову, шею, все, что попадало под его жадные горячие губы. А сзади, повиснув на двурогой своей клюке, глядела на них больными глазами смертельно бледная и сразу вдруг постаревшая Потвора.
В оформлении обложки использованы изображения с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.