– Друзья? И разве у тебя нет человеческого имени? – девочка с интересом посмотрела на мужчину, а затем в полёте схватила кусок тумана и слепила из него нечто вроде зеркала. «Зеркало» плавно поднялось и повисло в воздухе. В нём Николай увидел себя за столиком в баре с пьяными товарищами. Они играли в карты. – Ты про этих друзей говоришь?

– Да… – уверенно сказал умерший, но, присмотревшись повнимательнее, он заметил, что у одного его «друга» вместо носа – пятачок, у другого – рога на голове, у третьего – копыто, а четвёртый вообще прячет хвост под столом.

Девочка выжидательно смотрела на Николая.

– Но ещё буквально сегодня утром они были людьми! – воскликнул он.

– Они никогда людьми не были. И ты – тоже, – грустно вздохнув, сказала малышка.

– Я не хочу умирать! – заплакал покойник.

– Но ты уже умер!

– А почему ты не старая и не с косой, как тебя рисуют? Говорят, что ты должна быть страшной!

– А я и есть страшная: самая страшная – для тебя! – девочка продолжала раскачиваться на качелях. – Всем даётся по вере. Тебе – чёрный чулан без окон со змеями и слизняками.

– За что? – в ужасе закричал Николай.

– А что ты так переживаешь? – спокойно спросила девочка. – Ты же даже и не человек! Тебе и чулан за счастье! О тебе и плакать никто не будет!

– А жена и моя дочка?

– Жена и дочь? – девочка удивилась, а потом посмотрела в зеркало. Николай увидел, как «друзья» притащили его пьяного домой. Надя горько заплакала:

– Опять ты, нехристь, всю зарплату пропил!

– Сама заработаешь, дура! – грубо прервал он свою жену.

– У нас даже дочке на еду нет денег, не то что на одежду! – слёзы катились по морщинистому лицу жены.

– Заткнись! – заревел пьяница и ударил Надю. Жена упала. Тут к матери подбежала испуганная необыкновенно худенькая девочка в грязном рваном платьице:

– Мамочка, тебе больно? – девочка взяла мамины жёсткие, в мозолях от непосильной работы руки в свои маленькие ладошки, на которых от необыкновенной худобы выступили капилляры. Лиза начала горячо целовать мамины ладони:

– Мамочка, не плачь, я тебя так сильно люблю!

– А ну пошла отсюда, малявка! – замахнулся, но не ударил её отец.

Лиза от страха вздрогнула и прижалась к стене, а отец всё продолжал и продолжал избивать мать.

– Мамочка, миленькая, не умирай! – навзрыд плакал ребёнок, затем, уже не в силах более плакать, девочка огляделась вокруг и увидела старую деревянную ложку, что ей заменяла куклу. Она взяла свой старый носовой платок, завернула в него свою «дочку» и стала её баюкать:

– Спи, моя доченька, ты не бойся, моя маленькая: если я стану сиротой, я тебя здесь, с моим отцом, никогда не оставлю!

Девочка от переживаний заснула на полу, нежно обнимая свою «дочку». Приехала скорая, но было уже поздно: Николай выбил из Надежды их вторую дочку. Маленькое тельце ещё трепыхалось на пуповине, девочка жалостливо размахивала своими ручонками, но потом всё затихло… Врачи увезли Надежду в больницу. Потом в комнату вошла их добрая соседка, укоризненно покачала головой, закутала спящую Лизу в выцветшее одеяльце и унесла с собой:

– Изверг, – обернувшись уже у двери, произнесла она.

Бледная девочка молча смотрела на Николая.

– Ты кто? – о чём-то догадываясь, снова спросил умерший.

– Я – твоя смерть! – упрямо произнесла малышка.

– Смерть, но я и осчастливил свою жену, ведь её никто бы не взял в жёны, кроме меня! – с гордостью произнёс Николай.

– Никто? – девочка весело замахала ножками. И зеркало снова засветилось. Николай увидел, как Надежда, без морщин и синяков, в красивом чистом халате побежала с радостью открывать дверь. На пороге стоял высокий симпатичный мужчина:

– Здравствуй, любимая! – незнакомец ласково поцеловал Надежду. Затем не спеша переобулся в тапочки.

– Папка, папка с работы пришёл! – с радостью бежала детвора к отцу. Мужчина по очереди поцеловал в щёку каждого из пяти ребятишек. Дети все были аккуратно одеты, в меру упитаны. Николай даже на них загляделся. «Словно яркие попугайчики!» – подумал он.

– Все к столу! – весело скомандовала Надежда, и дочка Лиза стала помогать матери накрывать на стол.

После ужина все дети побежали играть в чудесные игрушки, а Лиза стала помогать Надежде убирать со стола:

– Помощница ты моя! – Надежда радостно обняла дочку.

Зеркало молчало. Николай стоял, как парализованный.

Он сразу и не обратил внимания, что бледная девочка плачет навзрыд. Её плечики жалостливо вздрагивали.

– Что ты плачешь? – впервые за свою жизнь Николай кого-то пожалел.

– Я плачу оттого, что очень хочу вместе со своей сестрёнкой Лизой поиграть в её «дочку» – ложку! А ещё я хочу поцеловать такие добрые руки моей матушки Надежды! – тяжело всхлипывая, произнесла девочка.

Николай сам заплакал, он подошёл к остановившимся качелям, присел с девочкой рядом и ласково её обнял.

– Бом – бом – бом, – часы пробили шесть утра.

Николай не помнил, как он оказался дома в своей кровати после очередного «пьяного» вечера. Рядом спала жена. Тёмные круги под глазами, глубокие морщины на лице, ссадины и синяки на руках – от всего этого у Николая больно сжалось сердце. Он тихо встал и подошёл к детской кроватке. Худенькая девочка свернулась калачиком и во сне обнимала свою дочку – ложку.

– Господи, что же я творю! – слёзы раскаяния застилали глаза Николаю. Он схватил тряпку и стал убирать квартиру, затем сбегал в магазин, купил еду на последние, ещё не полностью пропитые деньги. А десять рублей оставил для «заначки»: «стаканчик пивка куплю», – решил он. По дороге домой к нему привязался какой-то пьяница:

– Купи икону! – стал умолять он Николая.

«А ведь и я ничем не лучше», – невольно подумалось Николаю. Он с интересом посмотрел на бумажную икону. На ней была изображена Богородица с младенцем, а внизу была подпись: «Млекопитательница».

– Возьму! – Николай с радостью купил на последние десять рублей икону.

«Ничего – прокормимся!» – успокаивал он себя по дороге.

Он тихо открыл дверь – жена и ребёнок ещё спали. Николай на цыпочках прошёл на кухню, чтобы приготовить завтрак в воскресный день. И – о чудо!..

Стол ломился от всяких яств. На нём были даже конфеты, липовый мёд, халва. Аппетитно дымилась тушеная капуста. Жареная рыба аккуратно была разложена на подносе. Николай с благоговением поцеловал иконочку и прикрепил её над столом. А затем он тихо присел на краешек кровати и терпеливо стал ждать пробуждения своей измученной жены.

Будем жить!

Они были счастливы, как все молодые супружеские пары. Они не ведали, что на свете есть что-то кроме счастья. Она была весёлым, беспечным ребёнком.

«И когда ты повзрослеешь?» – шутя, спрашивал он.

В этот день она с нетерпением ждала его с работы, чтобы сообщить ему радостную новость: скоро их семья увеличится на ещё одного маленького человечка. Они так хотели этого малыша! Сегодня она приготовила чудесный ужин – это был их семейный праздник.

Наконец-то, она услышала шум замка в прихожей. Легко подбежала и крепко поцеловала его в губы. Она сияла, а он почему-то был грустен. Ничего страшного, она поделится с ним своей радостью, и тогда её любимый будет счастлив!

– Дорогой, мы ждём с тобой малыша! – улыбалась она.

– Любимая, я так счастлив! – он поднял её на руки и закружился с ней по комнате.

Сели за стол, но Лиза чувствовала, что Дима чем-то обеспокоен.

– Дима, что случилось? – спросила она.

Он не хотел ей говорить, но она настояла на своём.

– Лиза, сегодня меня вызывали в военкомат, через неделю меня забирают в армию на два года.

На мгновение Лиза замерла, чашка с чаем выпала из её рук и разбилась. Она плакала, Дима стоял перед ней на коленях и утешал её:

– Любимая, тебе нельзя волноваться, подумай о нашем малыше! Ты должна стать взрослее, прошу тебя!

– Неужели нельзя «откосить» от армии? – с надеждой она посмотрела на мужа.

– Нет, Лиза, я так не могу. Я должен отдать долг Родине, – произнёс Дима.

– Смешной, сейчас все так делают! – умоляла она его.

– Пусть все так делают, но не я.

– Может, тебе дадут отсрочку, ведь я беременна? – неуверенно спросила Лиза, а потом решила. – Завтра схожу к врачу за справкой.

Но надеждам Лизы не суждено было сбыться. «Мы даём такие справки на большом сроке беременности, а вы к нам только-только обратились, – строго сказала врач. – Родите – получите справку о рождении ребёнка, отнесёте её в военкомат, военкомат рассмотрит Ваше прошение, перешлёт своё решение в ту воинскую часть, где будет служить ваш муж, и только тогда, может быть, вашего мужа отпустят, но пройдёт более полугода, пока бумаге начальство даст ход».

Дома Лиза расплакалась:

– Боже, ждать ребёнка без мужа – это ужасно! Я не выдержу!

Дима носил её на руках, утешал, как мог:

– Любимая, потерпи немного, мы выдержим, зато у нас будет кроха – пожалей его, не плачь.

– Но он не будет чувствовать, что его отец рядом и желает его! А как я буду без тебя жить? Кто мне поможет, ведь я ещё учусь, зарабатываю мало, а будущей маме столько всего нужно! Женщине в таком состоянии надо быть весёлой, а я буду плакать от одиночества!

Ночью Лизе стало плохо. Она потеряла ребёнка. Теперь она плакала ещё сильнее:

– Я потеряла нашего малыша, то бы хоть частичка моего мужа была бы со мной рядом! Я не вынесу, если потеряю своего мужа!

Она лежала на больничной кровати и рыдала. Жизнь словно остановилась для неё. Внутри себя она ощущала смерть. К утру она забылась тяжёлым сном. Она увидела много-много малышей, которые играли на лугу, а луг этот парил между небом и землёй.

«Смотри, – сказал ей чей-то голос. – Сколько малышей должно скоро родиться! А вот и твой!».

Лиза увидела маленького карапуза, который к ней тянул свои пухленькие ручки и весело улыбался.

– Я тебя спасу! – и она лихорадочно начала думать о его спасении.

– Отгадай заветное число, – услышала она внутренний голос.

«Быстрее, быстрее!» – сверлило у неё в мозгу.

– Число Бога – «777»! – радостно воскликнула Лиза.

– Ты опоздала, – услышала она. Вдруг страшная железная рука огромных размеров опустилась откуда-то сверху, схватила её малыша, и, словно подъёмный кран, понесла его в небо.

– Это совсем не грустно, мама, – сказал ей малыш на прощание и весело помахал ей ручкой.

«Это совсем не грустно», – звучало в её голове, когда она проснулась. День был уже в разгаре. В распахнутое окно влетали весёлые щебеты птиц и тонкий аромат цветущей сирени. Рядом на краешке кровати сидел её муж и ласково смотрел на неё.

– Ты меня не потеряешь, я вернусь к тебе через два года, – он нежно взял её ладони в свои руки и поцеловал их.

Через шесть дней она провожала Диму в армию. Теперь они знали не только счастье… Поезд уносил её жизнь, её любовь, её судьбу в чужие края. А она всё повторяла себе и ему, словно он мог её по-прежнему слышать:

– Это совсем не грустно! Будем жить! Будем ждать!

Дорога домой показалась ей не очень долгой, хоть и жили они в селе. От остановки надо было идти около тридцать минут. Дорога была не ровной, с оврагами и кочками. Но Лиза вдруг впервые за эту неделю ощутила в груди неподдельное счастье. До чего же красиво было вокруг! Она, резвясь, спускалась в овраг и забавно пугала мошек с молодой лебеды. А потом взбегала на гору, и купол неба немного приближался к ней тоже. Лиза засмеялась. В её душе зазвучала красивая мелодия. И строки неведомого ещё ей стихотворения стали сами собой рождаться. Лиза вбежала в дом, подлетела к письменному столу и записала своё новое поэтическое «дитя» для своего любимого солдата:

В оврагах слишком много лебеды.

Промчусь – и пыль с неё собью и мошек…

И луговой простор, и встречные цветы,

И травный аромат – всё станет мне дороже!

Всё станет ближе: купол синевы,

И купол храма в лучезарном свете,

И колокольчиков лазурность из травы,

И вдохновенность строгая в поэте.

И кажется, что всё в едином звуке,

В едином миге праведно слилось,

Как будто для любимых нет разлуки

И жизнь уже не будет вкривь и вкось.

Лиза повзрослела.

Перелеска

Поезд из Москвы набирал свой ход, с каждой минутой приближаясь к своему конечному пункту – небольшому областному городку Липецку. Был март месяц 1997 года. В двух местном вагоне было двое – он и она. Они были случайными попутчиками на одну ночь. Их освещал лишь тусклый свет лампы. В ней ничего не было особенного: тёмные немного вьющиеся волосы, карие глаза, нос с небольшой горбинкой, но как только она вошла в купе и улыбнулась ему своей чарующей улыбкой, сердце его жалобно сжалось.

Он был убеждённым холостяком, да и для женщин в его жизни времени не было. Он возвращался в Липецк из боевых действий в Чечне, в свои сорок лет добился немалых успехов, был майором. В Липецке из женщин его ждала только мама.

– Меня зовут Верой, – представилась случайная попутчица. – Мне тридцать пять, работаю журналисткой в Москве, еду в гости к своей родной сестре в Елец.

«Словно досье про себя написала», – подумал он, а затем нехотя представился: «Александр, еду к матери в Липецк».

Зашла проводница в купе, прервав их чуть начавшийся разговор, затем ушла, но они всё равно молчали. Им не о чем было говорить – слишком разными людьми они были.

Молча они начали готовиться ко сну, молча легли и также молча стали слушать стук колёс. Через некоторое время она вдруг сказала:

– А сейчас в лесу распускаются перелески, пробиваясь из-под снега. В народе их подснежниками называют, но это не совсем правильно. Я с детства люблю этот цветок. Знаете, он борется с холодом, почти смертью, и дарит людям любовь.

Сердце Александра вдруг сжалось от боли. Он вспомнил, как в детстве ходил с мамой в лес за этими синими цветками.

И опять наступило молчание.

«А меня никто не любит, и никто мне не дарит любовь», – думал майор.

«А испытывала ли я любовь когда-нибудь в жизни? – думала Вера. – Я всегда считала себя современной, модной. Мужчин вокруг меня было много, а вот любящего по-настоящему и любимого ни одного. Я всегда смеялась над подругами, если они выходили замуж. Я не верила в бессмертную любовь».

«Я всю жизнь только воевал, – таковы были мысли Александра. – Мне уже 40 лет, а я одинок. Я устал от одиночества».

«И хоть у меня было много случайных связей, я всё равно всегда чувствовала себя одинокой».

И вдруг их потянуло друг к другу – страстно, неудержимо, может быть, глупо. Нет, то было не физическое влечение. То было родство душ. Словно они всю жизнь друг друга знали и любили, а сейчас ехали вместе куда-нибудь на юг к какой-нибудь любимой тётушке. Но Александру показалось неприличным признаваться во вспыхнувшем чувстве к незнакомке: «Нет, мне нельзя любить, я же военный. Я не хочу, чтоб моё сердце было разбито».

«Я не могу полюбить случайного попутчика», – думала в свою очередь Вера.

«Я слишком стар для любви», – были его мысли.

«Мне уже поздно кого бы то ни было любить», – словно отвечала она ему мысленно.

А поезд шёл дальше, мерно покачиваясь и выбивая свой такт. Но они уже не были одинокими…

Утром его разбудил знакомая проводница, объявив: «До Липецка осталось 30 минут». Он сразу же посмотрел на соседнее место, оно было пустым. Нет, не совсем пустым. Там лежала одна маленькая перелеска, уже чуть-чуть повядшая. Майор взял её и поцеловал хрупкий цветок. Он вспомнил Веру. Нет, то была не легкомысленная женщина, то была его несостоявшаяся любовь, единственная любовь его жизни, его упущенное счастье, а он почти ничего о ней не знал. «Боже, что я наделал! Я упустил свой шанс! Вера, где ты?» – подумал он.

Через три года Александр вышел в отставку в чине подполковника. Ему дали квартиру в Ельце, куда он и переехал со своей старенькой матушкой. Время шло, годы летели, и в марте 2001 года его мамы не стало. Он стоял на её могиле и в первый раз в своей жизни – плакал.

Невдалеке он заметил молодую женщину. Что-то в её облике ему показалось знакомым. Он подошёл к ней и увидел, что она в руках держит небольшой букет перелесок. Заметив Александра, она чарующе улыбнулась… И сердце его во второй раз в жизни жалобно сжалось. Он знал эту улыбку, да, она принадлежала его любимой… Но перед ним стояла другая женщина, и она сказала:

– Сейчас в лесу распускаются перелески. Я с детства люблю этот цветок. Мы со старшей сестрой часто ходили в лес его собирать. Знаете, он борется со смертью и дарит людям любовь.

Подполковник опустил глаза – сердце его похолодело. На мраморной плите он увидел знакомое лицо. Буквы и цифры раскалённым углём врезались в его память: Сафонова Вера Аркадьевна: январь 1962 – апрель 1997.

«Так вот зачем ехала в Елец Вера – не сестру навестить, а умирать!» – сразу же понял Александр.

– Почему она умерла? – он показал рукой на фото.

– Это моя старшая сестра, она умерла от рака, – с этими словами девушка положила букетик на могилку. – Когда распускаются перелески, я всегда сюда прихожу, чтобы подарить букетик Вере. Она очень любила эти цветы.

– Я тоже их люблю, – сказал Александр, а потом пояснил. – Раньше я никогда в жизни не любил женщину, кроме своей мамы, но однажды я встретил свою любовь. Между нами вроде бы ничего не было, но и произошло что-то такое удивительное. Я постеснялся признаться ей в своих чувствах. Мы были с ней вместе и в то же время не были с ней вместе всего одну ночь, она вышла на станции раньше меня, оставив мне один подснежник на память.

С этими словами он вынул из портмоне поблёкший, сухой цветок.

– Теперь я его храню, и он меня хранит, оберегает от смерти, бед, огорчений. Вот, люди говорят, что семья, брак, быт тлетворны для любви, а я бы всё сейчас отдал, чтобы окунуться в этот быт с любимой женщиной, но её уже нет на этом свете. Она – перелеска, что боролась со смертью, но сердце её было полно любви.

Во второй раз жизни подполковник заплакал:

– Раньше я жил с мыслью, что горячо любимая мной женщина счастлива, живёт, кого-нибудь любит, – теперь я не знаю, как мне жить дальше, зная, что её уже нет на этом свете. Правда, я уже никогда не узнаю, любила ли она меня…Эта женщина – Ваша сестра.

Девушка подошла к Александру и ласково заглянула ему в глаза, а затем чарующе улыбнулась…

«22» апреля 2001 года на Красную горку раб Божий Александр и раба Божия Лидия повенчались в Вознесенском соборе. Нет, он не любил Лиду так же, как Веру, но она была похожа на ту, которую он любил всю свою жизнь – сначала в своих юношеских мечтаниях, потом в поезде, а сейчас – в памяти. Во многом он в Лиде любил Веру.

Sie haben die kostenlose Leseprobe beendet. Möchten Sie mehr lesen?