29 марта 2099 года
Не знаю точно, был я в обмороке, в коме или в состоянии клинической смерти, а главное – долю секунды или лет сто… Как минимум больше минуты, судя по тому, что лежу на чём-то мягком, а где-то рядом растревоженным колокольчиком звенит Риткин голос:
– Что ты с ним сделал?!
Силюсь рассмотреть свою кисть, но она похожа на огромное бежево-розовое пятно на сероватом фоне.
– Уж поверьте, ничего я с вашим командиром не делал… Он вовлёкся помимо моей воли… А перед этим справился с… ядерным ударом по границам сознания… Куда уж мне…
Получается, я на Земле. И всё в порядке. По-дурацки улыбаюсь – и они замечают, что я очнулся.
Это явно Алекс плюхается на пол рядом и, нахмурившись и сложившись в три погибели, наставляет на меня свой бионический глаз, а точнее хрусталик, – я-то думал, там у него только инженерные инструменты зашиты… Линейка типа, транспортир… День красивых глаз… Начинает потихоньку потряхивать от смеха… пока не бросает в пот: ёлки-палки, я ведь вижу его лицо, и стены, и… это кухня в квартире Тома. Я на Мирабилисе.
Одним движением отпружиниваю на ноги – к неудовольствию вцепившейся в запястье с намерением посчитать пульс Ритки. Зрение на пару секунд заволакивает цветная пелена.
– Откуда вы здесь взялись? Том! Я не дам вам всем, кем бы вы ни были, экспериментировать над землянами! Как ты притащил их сюда?! У нас же был уговор!
– Успокойся, никого я не тащил! Сядь.
– Слушай, ты, моральный урод, у тебя… что-нибудь святое вообще есть?
– Разумеется, нет. Я же не идиот… Сядь сейчас же и слушай! Это не твои друзья – это, если хочешь, проекция…
– Просто пиздец! Ты издеваешься надо мной?! Какого хрена ты тогда с ними разговариваешь?
– Я с тобой таким путём разговариваю, разве непонятно?!
– Выходит, этот тип всё-таки отправил меня в галлюцинацию…
– Нет. Ты вовлёкся сюда вместе со мной, и вот такого я не ожидал…
– Том. Очень тебя прошу, какие бы у тебя ни были замыслы, просто расскажи мне, как всё вообще устроено!
– Час от часу с тобой не легче! Кто же может знать, как всё вообще устроено?! А это место… есть разные версии… Так или иначе, в отличие от всех остальных, оказавшихся здесь, я… чувствую оба слоя – этот и настоящий.
– Почему?
– Ну… ты не позволил им войти в свой разум, а я – наоборот. Как сквозь сито их… ф-ш-ш. В общем, у нас отличная команда, да?
– Том… – шепчу я, пока мурашки разбегаются по всему телу. – Почему ты уверен, что именно эта реальность фальшивая?
– Ха-ха-ха! Тебе совсем нельзя было показывать ни одной книжки с самого рождения, вот что я скажу! Саша, Рита, вы слышали? Да посмотри хотя бы на себя в зеркало.
За две секунды выволакивает меня в гостевую комнату, одна из стен которой имеет зеркальную поверхность.
Блядь. Огненно-рыжие волосы.
– И… почему?
– Я уговорила тебя, хотела посмотреть… – выглядывает из-за его спины Ритка.
– Ничего не доказывает!
– Какая реальность настоящая – в любом случае твой личный выбор. Но… не эта, Ваня… У них тут первые сто восемьдесят шесть блюд в автокухне – из стручковой фасоли, о которой никто, кроме меня, на Мирабилисе и не слышал!
– Ребят, – уныло интересуюсь у друзей, – вам самим-то комфортно быть проекциями вообще?
– У нас есть варианты? – вопрошает подпирающий плечом стену Алекс.
– Ну ёлки… – стону. – Рита?
Подходит вплотную, обнимает меня, обволакивая ландышевым пленом, и целует в висок:
– Ты с этим разберёшься.
От осязаемости присутствия подташнивает… Но у меня нет оснований не доверять Тому. Почему?.. Ну… их просто нет. Понятнее сформулировать не смогу. Буду сомневаться, цепляться с вопросами, выдвигать фантастические теории, но пока у меня не появится оснований…
– Ваня, я могу в любой момент вытащить тебя отсюда, – уведомляет он, осторожно отстраняя от меня Риту.
Хочется спросить, почему Том способен даже физически взаимодействовать с порождениями моего мозга, но продолжать обсуждать вслух нереальность присутствующих мне кажется очень бестактным.
– Нет, пока не надо… Мы можем выйти наружу или ещё что-то?
– Разумеется, хоть улететь на Землю. Но так далеко – не советую. И даже не помышляй рисковать жизнью, запомни! Смерти понарошку здесь не будет.
Это вызывает ещё больше вопросов, но я даже не знаю, с которого начать.
Снаружи по-прежнему лето, но далеко не так жарко, как было на реальной планете. Так как настоящий город вблизи я не видел, обстановка не особенно занимает. Очевидно, она порождается фантазией Тома. На самом деле всё выглядит уютно: застройка здесь нигде не превышает тридцати этажей. Мы решаем пройти пешком километр до озера, чтобы я мог сделать какие-то выводы. Они пока простые. Мелкие детали, которые не сразу распознаю издалека, вблизи оказываются именно тем, что изначально приходит на ум. Пятно на стене здания – граффити. Хм… граффити? Жёлтые крапинки у корней местного кустарника – одуванчики. Хм… какие, к лешему, ещё и одуванчики?
Том хохочет:
– Ваши цветы! На Мирабилисе! Может, ещё этих… – быстро-быстро машет кистями, изображая бабочку.
Помимо собственной воли услужливо предоставляю ему стайку порхающих крапивниц.
– Пастораль! – аплодирует Том. – Художник! Нам направо.
Воображаемые друзья всё время молчат – наверное, объясняется отсутствием подходящих реплик для них у меня голове. Стоит только испытать от нелепости происходящего приступ близкого к отчаянию чувства – Ритка тут же без слов хватает за локоть и семенит быстрее, подлаживаясь под мой шаг. Кошусь на струящийся голубой комбинезон – даже не уверен, что видел у неё такой, – и малиновые лаковые туфли – а вот этого добра в разных вариациях у Маргариты Константиновны содержится пар десять…
Сворачиваем за угол – и видим спрятанный за кольцом зелени берег озера, явно немаленького.
Навстречу бодро марширует троица как будто землян. Удивляюсь: такого я уж точно не воображал. Они весело тараторят между собой, похоже, на земном языке, причём славянском… что за хрень, сбой какой-то? Начинаю паниковать: вдруг сейчас всё вокруг по моей вине начнёт походить на кривое зеркало из кошмарного сна?
– Том! Кто это ещё такие?
– Чехи…
– И… и что они делают?
– Прогуливаются, беседуют… – Он подчёркнуто не испытывает интереса к появлению этих людей.
– По-чешски?
– Да, Ваня, это чехи, и они, хотя это и чрезмерно нормально, если брать во внимание наши обстоятельства, изъясняются по-чешски!
– Хватит действовать мне на нервы! Ты знаешь чешский?! Ёлки-палки, Том, ты потратил пару лет на то, чтобы овладеть языком, который я даже не представляю сколько человек на Земле сейчас используют…
– После русского заняло много меньше времени.
– Но почему, господи боже мой, чешский?! Ты ткнул в список наугад?!
– М… да.
Я в восторге. Совершенно серьёзно. Сделать нечто напрасное в чужих глазах (и абсурдное вообще) – и преуспеть. Выходит, сутью становится не смысл действия, а сразу… сразу тот, кто вытворяет. Это – в самом деле имеет значение.
– Что ж… Теперь дело за малым: вернуться на Землю, найти на ней человека, который лучше говорит по-чешски, чем по-английски, и спросить у него, как пройти к Карлову мосту… Ты ведь для того совершал такие подвиги?
Том останавливается, разворачивается и, чуть улыбнувшись, достаёт из воздуха и протягивает нам троим по порции сливочного мороженого:
– Невозможно предугадать, что именно из накопившегося в уме придётся к слову через пару десятков лет.
– Придётся к слову?
Отхватываю кусок пломбира – в равной степени холодного и несуществующего.
– Именно так! Особое блаженство.
– Кстати, забыл спросить: лингвистический релятивизм – получается, односторонняя штука? То есть ты меня понимаешь, а я тебя – нет?
Почти набравший прежний темп ходьбы Том притормаживает, заинтересованно меня рассматривая:
– Надо думать, не совсем… Я же тебя не только понимаю, но и… воспринимаю.
– То есть… отражаешь?
– Нет, я имею в виду не влияние, а… заложенную возможность.
– Мда, почти понял… Но! Тебе трудно подбирать слова! – радуюсь я. – Ещё чуть-чуть – и система будет взломана.
– Самонадеянно, – фыркает Том, – но… может статься.
Кое-что по-мирабилиански, между прочим, я запомнил, но отчётливо произнести такое не смогу, должно быть, и через месяц тренировок.
***
Озеро выглядит странновато: здесь нет никого, кроме нас, несмотря на летний день и огромный пологий пляж. Может, на Мирабилисе не принято купаться в озёрах – или вообще опасно? Но и в городе никого не было, кроме компании, порождённой спонтанно активировавшейся чехоязычной зоной мозга Тома…
Я не слишком долго размышляю об этом – загораюсь идеей сотворить скатерть-самобранку для пикника. Никогда бы не подумал, что буду заниматься такими вещами при таких обстоятельствах: расстилаю на приглянувшейся плоской площадке белоснежную простынь и художественно раскладываю на ней фрукты, водружаю холодильник с лимонадом и расставляю стеклянные фужеры, трижды сменив их форму в процессе.
– Антик-муар с мармеладом… – комментирует Том.
Ещё одна доисторическая формулировка… Такими темпами он скоро по-старославянски заговорит. Растянувшийся на траве Алекс закатывает глаза вместо меня.
– Без мармелада на самом деле, – спохватываюсь я, – на, держи.
Протягиваю банку клубничного джема и шёпотом добавляю:
– Можешь напомнить, почему я должен быть уверен, что ты вправду существуешь? Не только здесь, а вообще?
– Опять за своё! – всплёскивает свободной от варенья рукой Том. – Мирабилианец есть мера всех вещей, вот почему!
– Да уж… именно что мера… всех безумных вещей… например, эта… эта… – кручу пальцами, вылавливая в мозгу слово.
– Околесица, – подсказывает он.
– Да! Околесица, которая сейчас происходит, похожа на мирабилианца в сотой степени…
– Или наоборот… – Отставляет банку на скатерть, напряжённо вглядываясь мне за спину. – Вот тебе и раз…
Оглядываюсь – к нам направляется местный житель в полосатом одеянии, машет Тому и возбуждённо тараторит.
Тот резко хватает меня за плечи, разворачивая к себе лицом:
– Кое-что вышло из-под контроля… Надо думать, силовое поле, оберегающее зону, на долю секунды отключилось. Этого, видно, оказалось достаточно… для последствий. Моя квартира защищена отдельно, но туда надо попасть…
– Ты… хотя бы сейчас там? – выдыхаю я.
– Да. Но не смогу отпереть люк. Как у тебя с бегом на короткие… расстояния?
– С бегом – прекрасно, с выламыванием инопланетных дверей – не очень…
– Ломать не нужно. Который час?
– Ну… на моих должно быть где-то полвосьмого вечера, а на мириабилианское так сразу не переведу, извини уж… – отвечаю не глядя (потому что внутренний хронометр у меня и правда есть и обычно не подводит). – Во всяком случае, на безумное чаепитие мы давно должны были опоздать…
– И зачем тебе, к слову, нужны часы? – интересуется Том шутливо-вкрадчивым тоном, кивая на мою руку.
Мысленно проследив линию, намеченную этим жестом, через силу делаю вывод, что я всё-таки идиот. Едва заметно опускаю веки:
– Для понта.
Подчёркнуто моргает в ответ и быстро сообщает:
– Считай до трёх.
29 марта 2099 года, опять Мирабилис, надеюсь
На счёт три я оказываюсь на стуле в том помещении, откуда всё началось, стремительно возвращаю себе ориентацию в пространстве, стараясь не искать здесь никого взглядом, подскакиваю к выходу, молниеносно распахиваю дверь, что есть мочи бегу по лестнице наверх, сворачиваю в коридор и прикладываю запястье к сенсору: конечно, как и предположил на Ёжике, в часы встроен идентификатор. Я думал тогда, от чего он: от сейфа, от хранилища данных, просто индивидуальный… Эта мысль показалась нелепой. Базы ничего не дали. Но, выходит, пришелец с чужой планеты, немного поболтав о том о сём, просто выдал мне свой ключ от всего. Ничем не рисковал, конечно. Формальная вежливость – симметричный ответ.
Трапециевидная дверь за мной защёлкивается сама. Что дальше?
– Том!
Бегу в комнату, которая вроде бы служит кабинетом хозяина квартиры, и не ошибаюсь: он валяется на полу то ли без сознания, то ли в полудрёме.
– Том!
Понятия не имею, что теперь делать… стоит ли будить его каким-нибудь физическим воздействием…
К счастью, он открывает глаза сам:
– Отлично! – Резво подпрыгивает к компьютеру, на котором запущена система наблюдения за территорией нижних этажей. Помимо видео, отображается куча каких-то непонятных графиков.
– Как ты здесь оказался, мы же были вместе внизу, когда это случилось?
– Трудно находиться сразу в двух местах, но дойти до своего дома обычно получается даже во сне…
– Как ты понял, что…
– Тот мирабилианец на берегу… мой коллега. Он был в лаборатории в соседнем флигеле, когда это произошло. Отследил передвижения источника и вовлёкся сюда, сообщить мне. Сейчас запущу оповещение о нашей проблеме. Сначала надо вытащить Крифа – поможешь?
– Как? – развожу руками.
– На балконе стоит изолированный кар. Сначала летим к источнику, он отправляет меня в иллюзию. Мы называем её Миражом, и самого его – тоже так. Я перебрасываю Крифа обратно в лабораторию, а ты, убедившись, что Мираж ушёл (на месте он не останется), подбираешь меня (не бойся, я смогу сам залезть в машину) и летишь сюда. Как только Криф вернётся, будишь меня. Всё понятно?
– Э… Как у тебя получается вытаскивать всех оттуда? И кто тебя будит обычно? У Крифа есть ключ?
– Как вы это называете, телепатия. Проделываю то же, что источник, только в обратную сторону. И не теряю связи с действительностью. Обычно будит мой компьютер. Но за графиками всегда кто-то следит через общий доступ. И, само собой, у Крифа есть ключ. У нас это приобрело характер ритуала, – неловко подмигивает мне.
Почему у него этот жест такой невнятный всегда?.. А остальные – вполне человеческие.
Бодро пересекает комнату. Еле поспеваю следом:
– Я ведь могу не дожидаться, пока источник, или Мираж, или как его там, уйдёт. Он на меня не действует.
– Ваня! – Разворачивается посреди коридора. – Замедлись! Мы ничего не знаем наверняка.
Плетусь до аэрокара, укладывая в уме: я на планете из чёрного списка Содружества с потенциально инфицированным неизвестно чем аборигеном, который, вполне возможно, не говорит вообще ни слова правды, – а теперь здесь запустился нежелательный сюжет. Первым после всего этого не даст мне вернуться домой Алекс. Я сам его попросил… К счастью, ориентироваться он будет по своим внутренним мерилам – то есть эталону адеквата. На Мирабилисе Сашку бы сразу выбрали в Совет старейшин, не иначе…
– Зачем Криф вообще туда полез – не мог просто разбудить тебя?
– Скажешь тоже! Чтобы оставить землянина там одного? – Том забирается в кар, уступая мне место пилота.
Штурвал здесь почему-то имеет форму тора, как руль винтажного автомобиля, только меньше в три раза и с плоской панелью внутри. Не дожидаясь объяснений, догадываюсь, как стартануть, но не сразу разбираюсь с маневрированием – закладываю пару опрометчиво резких виражей, чуть не вывалившись из кресла и успев мельком глянуть вниз на аллею кустарника, выпереть на задворки сознания панику, кое-как выровнять кар, а затем – снова сделать что-то не то и завалиться уже в другую сторону. Том всё это время, кажется, сохраняет вертикальное положение относительно поверхности планеты, как будто ему в череп, как курице, встроен природный гироскоп. Вдоволь налюбовавшись на мои метания, он царственным жестом возлагает ладонь на руль и флегматично демонстрирует принцип: управлять надо одной рукой, без резких движений, плавно задавая ею положение машины в пространстве.
На самом деле я хотел ответить: «Оставить одного – нашёл чем напугать!» Но слова приходится проглотить. От неловкости у меня выскакивает первая попавшаяся тема:
– Так и почему ты можешь видеть и реальность, и Мираж одновременно? Кто-то ещё способен на такое?
– Могу, верней всего, потому, что я редкостно лоялен к случайностям. Есть ещё пара мирабилианцев, которым это даётся без труда, но они не желают попадать туда без веских причин. – Нахмурившись, отвлекается на графики на планшете и уже через пару минут командует мне снижаться.
Сверху отчётливо видно, как всё тот же жуткий человекообразный персонаж движется через небольшую городскую площадь наискосок – прямо к смахивающему на очень старое зданию с вычурным декором фасада.
Том бормочет что-то на родном языке с отчётливой экспрессией, а потом быстро поясняет:
– Готовим ловушку, но будет тяжело: они обучаются, используя наши методы. Надо думать, меньше чем за час не справимся… Для детей погружения опасны, а здесь у нас пансион. Вдобавок раса умеет перемещаться сквозь стены.
– Том, я же могу его задержать, долго собираешься игнорировать этот факт?
Резко отстёгивает ремень и застаёт меня врасплох откровенно злым выражением лица:
– Я же сказал – нет! Оставь это для своих земных выходок! Надо вытаскивать Крифа, он у нас мастер по ловушкам.
– Эх… – вздыхаю, оторопев от несвойственной мирабилианцу бескомпромиссной реакции, – а ещё феноменально лоялен к случайностям…
Том как будто уходит в себя и никак не реагирует на последнюю реплику, поглядывая вниз, а потом приказывает опускаться на дорогу.
– Дождёшься, пока эта зона не подкрасится белым. – Оставляет мне свой планшет с активированной программой слежения. – Потом заберёшь меня, быстро. Сейчас покажу обратный маршрут.
– Я не страдаю топографической дезориентацией.
– Вот рычажок – система находит кратчайший путь домой и сразу стартует автопилотом, – Том повышает голос и снова берёт непреклонный тон. – Любишь подначивать – поразмысли, готов ли ты ко всем последствиям своего веселья.
То же мне, нашёлся мастер читать морали… Это он мне будет о провокациях говорить… И да, более чем готов, ко всем возможным последствиям, на то и веселье…
– И вот – держи, – прерывает моё внутренне возмущение, достав из кармана многофункционального жилета и вручая мне бутылочку с чем-то, похожим на питьевой йогурт. – Сбалансированный коктейль питательных веществ с расчётом на землянина, подарок от Леи. Хватает на весь день. Вкуса у него нет. Выпить немедленно.
И без паузы покидает машину, направляясь наперерез объекту нашего наблюдения.
Другого продуманного плана у меня всё равно нет, потому откупориваю бутылку и, глотая нечто, похожее на вязкую воду (вкуса нет, что и делает напиток препоганым – а значит, всё-таки есть…), наблюдаю, как Том вступает в диалог с Миражом, а затем оседает на гладкое покрытие мостовой, как его собеседник скрывается из виду, как программа окрашивает зону нашего местонахождения в белый цвет, – и одним изящным скачком перелетаю к нему, распахиваю люк и разинув рот таращусь, как он совершено нормальным образом забирается внутрь. За пределами кара по-прежнему стоит нестерпимая жара.
Главное – не разбудить его совсем. Дёргаю пресловутый рычажок – и уже минут через пятнадцать наблюдаю за плавной автоматической парковкой в квартире Тома. На распахнутый люк хозяин дома не реагирует, и я замираю в нерешительности: что предпринять? К счастью, искусственный интеллект решает этот вопрос за меня: тихо произносит приветствие – и Том как лунатик перемещается в свой кабинет, где тут же безвольно падает в кресло.
От греха подальше на цыпочках выскальзываю из комнаты и подаюсь в помещение, которое называю про себя кухней. Долго прохаживаюсь кругами, размышляя. Рассматриваю стены, раскачиваюсь на стуле, похожем на пружину, накрытую гигантским листом кувшинки, валяюсь на топчане, не решаюсь активировать бытовую технику и попробовать получить хотя бы стакан воды: вдруг это будет сопровождаться какими-нибудь громкими звуками. Хотя, надо признать, коктейль от Леи вполне утолил и голод, и жажду.
По прошествии двух с лишним часов наконец соображаю: хе-хе, кое-что вышло из-под контроля – Крифа здесь по-прежнему нет.
Вернуть Тома в реальность – самое простое побуждение. Но, полагаю, он будет уже окончательно разозлён моим пренебрежением общим планом. Кто бы мог подумать, этот раздолбай способен действовать по схеме! А если у него вообще необъятный сценарий есть, а локальные проявления показались мне хаосом из-за неудачного ракурса?..
Прокрадываюсь в кабинет хозяина и замечаю, как он держит руки на груди – сложив пальцы в какие-то мирабилианские символы…
Вспоминаю, что планшет Тома остался в каре. Вернувшись туда, не особенно удивляюсь: недоступных для меня файлов на устройстве нет.
Источник до сих пор в городе, судя по отчёту программы, но смысл его искать? Даже если заставлю себя уступить воле Миража, перспектива валяться в полубессознательном состоянии где-то посреди охваченного пеклом инопланетного мегаполиса как-то не воодушевляет.
Пролистываю изображения кучи мирабилианцев в контактах Тома – нахожу некоторых членов Совета старейшин. Но что я им скажу? К счастью, взгляд цепляется за шикарное платье и знакомое выражение лица – это определённо Лея!
***
Плотно задраиваю люк на кухню.
Чтобы ничего не объяснять неизвестно на каком языке, сразу активирую голографический канал и кладу планшет на стол, сделав шаг назад.
Она совсем не изменилась с тех пор, как разговаривала с Томом на Ёжике. Долю секунды Лея по инерции улыбается, ожидая увидеть отца, а потом оценивает обстановку, морщит лоб и спрашивает:
– Ваня?
Включаю переводчик.
Кивает:
– Лучше так, да. Земные языки мне не даются. Что произошло?
– Ваш подопытный сбежал.
– Да, все получили оповещение. Обычно мы с этим справляемся. Я была в университете и не отслеживала ситуацию.
– Твой отец отправился в Мираж, чтобы спасти Крифа, который… его…
– Физически он дома?
– Да, он здесь. И он подаёт мне вот такой сигнал! – Изображаю в воздухе положение пальцев Тома.
– Код четыре. Проклятье.
– Это…
– Папе не хватает связи с реальностью, чтобы вытащить Крифа… Так уже бывало. Не буди его, я скоро приеду.
Обрывает звонок, а я напряжённо соображаю, почему же Том не предвидел такого развития событий и даже не дал мне координаты своих коллег. Хотя, учитывая планшет без дополнительной защиты, – дал, не посчитав нужным ничего объяснять наперёд.
***
Тёмно-коричневое платье до пола и волосы – тоже до пола, если разобрать этот средневековый беспредел у неё надо лбом. И глаза никакие не фиолетовые – серые, как у отца. А самое главное – из-за чего я теперь уже совсем не понимаю, как сразу тогда, на Ёжике, не догадался, что она дочь Тома, – лёгкая улыбка, прочно обосновавшаяся в качестве основного мимического жеста. И опыт последнего времени ясно расшифровал для меня значение этого символа: «Затруднения? Любопытно!»
– После твоего пребывания в Мираже мы получаем необычные данные приборов, – начинает она, втолкнув меня в первую попавшуюся комнату, мою временную спальню, и прикрывая за собой дверь.
Говорит так быстро, что перевод еле успевает генерироваться.
– Неудивительно: я оказался не по зубам вашему инопланетному чуду.
– Не льсти себе. Скорее всего, совпадение.
– Такое уже было, да?
– Не совсем. Источнику удавалось сбежать, и папе было трудно возвращать оттуда других.
– Давай просто разбудим его и придумаем что-нибудь вместе.
– Мы не оставим там Крифа! – Награждает меня укоризненным взмахом бровями. – К тому же без него будет трудно построить сеть и поймать источник. Трое мирабилианцев, которые сейчас этим занимаются, не успевают: слишком хаотичны стали его перемещения.
– Он вообще может покинуть планету?
– Не исключено.
– Лея! Давай разбудим Тома!
– Мы не оставим там Крифа.
– Он взрослый мужчина, мы быстро вернёмся за ним. Я сам туда вернусь, если это поможет!
– Есть вероятность, что мы не сможем вообще подойти к источнику на расстояние, подходящее для контакта.
– Да в конце-то концов! – Начинаю нервно нарезать круги по комнате. – Так. Спокойно. Как выкручивались раньше? Ты говоришь, Тому было трудно возвращать их оттуда? Что в итоге помогло?
– Есть ещё двое. С такими же способностями, как у отца. Они вошли с ним в мягкий телепатический контакт и как бы потянули его оттуда вместе с остальными.
– Ну так и?!
– Они сейчас на Тулисии. Это в лучшем случае…
– Ясно, – грубовато обрываю её я: расстояние до Тулисии мне известно. – Есть идея. Я попробую… вместо них. С телепатией не очень, зато с текущей реальностью у меня хорошо.
– Ваня, – улыбается ещё шире – и снисходительней, – с телепатией, насколько мне известно, у тебя совсем плохо.
– Значит, у тебя есть пара минут, чтобы это исправить.
***
Некоторое время Лея как будто пристально изучает меня, а на самом деле, скорее всего, размышляет о своём – наморщенный лоб и расслабленные щёки.
– Я придумала только один вариант. Сразу скажу: может не получиться. Но бездействовать нам нельзя. Тебе не нужно ничего уметь – достаточно не противиться попыткам любого мирабилианца войти в контакт. Папа может сделать это даже в таком состоянии. Сложность в том, что тебе придётся к нему прикоснуться – и он почти наверняка очнётся: не узнает тебя так и сосредоточится на возможной опасности извне.
– Да уж, по прикосновению вряд ли узнает… но я понял, к чему ты клонишь. Ты будешь промежуточным звеном?
– Да.
– Тебя затянет в Мираж.
– Скорее всего.
– А мне что делать?
– Папа скажет. – Лея бесцеремонно плюхается на мою постель и величественным жестом приглашает последовать её примеру. – У нас мало времени, дай мне руку.
Автоматически зажмуриваюсь, приготовившись к неизвестному, но она трясёт за локоть и, когда с досадой разлепляю веки, раздражённо грозит пальцем, призывая не разрывать зрительного контакта.
А потом, продравшись через хаос смешанных сенсорных ощущений и обрывочных картинок, узнаю почему: нужно научиться оставаться здесь, несмотря на непривычное взаимодействие. И эту информацию Лея передаёт не словами. Сведения просто появляются у меня в мозгу, и становится и легко, и тревожно одновременно – потому что сопровождается чувством вторжения, которое откровенно претит. Затем разум приспосабливается: начинают мерещиться вполне обычные фразы, даже произнесённые её голосом.
В условиях предельного напряжения меня почему-то частенько так и тянет корчить из себя шута, поэтому, как только начинает получаться транслировать осмысленные утверждения в ответ, отрываюсь:
«Ну вот, дочь члена Совета планеты затащила меня в мою же постель. Не бойся, возьму вину на себя».
Включает на максимум светящееся в глазах великодушие, и я мысленно провозглашаю себя беспробудно тупым.
«Тебе известно, что мне семьдесят два года? По вашим меркам…»
Конечно, уже примерно прикинул…
«Мерки – вообще не ко мне, тем более наши!»
«Хорошо. Но дело ведь не только в этом».
На мою пантомиму в ответ – от протеста к замешательству – хихикает и удовлетворённо кивает.
Оборвав контакт, Лея признаёт эксперимент успешным и, всё за ту же левую руку, тащит меня в кабинет Тома. Если сказать точнее, волочёт. И надо заметить, вряд ли она существенно физически слабее своего отца. Это… дико. Как же я скучаю по Ритке…