Остров монстров

– Немного не по себе, – признался я. – Мне стало как-то тревожно. Впрочем, это понятно. При необъяснимых обстоятельствах всегда ощущается чувство тревоги и опасности. И мне хотелось бы знать, кто это – обитатель острова или…

– Это один из нас, – проговорил Профессор. – Один из тех, кто живет и работает на этом острове, кого спас Танака, и кто так же любопытен, как и Вы. Дайте мне еще немного времени. Мне нужно подготовить Вас к встрече с этими людьми. Вы все поймете потом, но пока …

– Хорошо, – нехотя согласился я.

Профессор протянул мне свои щупальца. По тому, как он крепко сдавил мою руку, я понял, что он сильно озабочен происшедшим, но никак не мог понять, почему. Меня бесило мое безделье и эти недомолвки. Но что я мог сделать один, среди всех проклятых тайн, не званный гость поневоле и пленник по сути. Я поспешил к себе, бросился на кровать лицом в подушку и зарычал. Я рычал, как зверь, выпуская из себя все раздражение, все недовольство, копившееся во мне, и переходившее в чувство нараставшего озлобления. Это помогло. И я, повернувшись на спину, уставился в потолок, пытаясь объективно анализировать виденное и слышанное за день. Чувство тревоги отступило, но где-то в глубине, подспудно меня не покидало странное ощущение какой-то безысходности, которая витала вокруг меня и уже стояла у порога. Я как мог гнал от себя плохие мысли, но они упорно преследовали меня, как в погоне. Нет, я не сомневался в том, что Профессор старается мне помочь. Я был абсолютно уверен в этом. Я жаждал научиться у него хотя бы чему-нибудь и был готов броситься в учение с головой, но червоточина непонимания его поведения уже грызла меня изнутри, разъедая предчувствием чего-то чуждого, странного и жуткого. Тогда я даже не подозревал, насколько верными были все мои предчувствия.

5

– Я знаю, как Вы относитесь ко мне, – сказал мне Профессор на следующий день, вызвав меня в свой кабинет. – Не смущайтесь. Сегодня Вы поймете много из того, что кажется Вам неясным и странным. Для меня не секрет и то, что Вас несколько коробит мой внешний вид, – я покраснел от стыда и опустил глаза, – для таких людей, как Вы, это нормально. Подобные уродства всегда отталкивают и одновременно возбуждают любопытство, – я просто сгорал от стыда. – Не стоит так переживать, – продолжал Профессор, – это обычная реакция на таких, как я. Люди не любят и боятся всего непривычного и отличного от общепринятых норм. Все такое отторгается обществом и подвергается изгнаниям. Реальность жестока, но это реальность! Помните сказку про гадкого утенка? – Я утвердительно кивнул. – Именно так зачастую бывает и у людей.

– Но я… – начал было я оправдываться.

– Не перебивайте меня, – резко оборвал мои слова Профессор. – Я говорю Вам все это потому, что те люди, с которыми Вы так жаждете встретиться и познакомиться, слишком отличаются от людей Вашего мира. Они другие, совершенно другие, но они люди и относиться к ним нужно тоже как к людям!

Я недоумевал, слушая Профессора. Я никогда не был идеальным, но и не был законченным эгоистом, сосредоточенным только на себе. Ни родители, ни друзья не отмечали во мне подобных черт, и где-то в глубине души я считал себя добрейшим, славным парнем. Подобная тирада Профессора оскорбляла меня.

– Не стоит обижаться, – продолжил Профессор. – Дело в том, что все эти люди, – Профессор замялся, подыскивая нужные слова, – все эти люди имеют страшные патологии от рождения. И, как полагал Танака, они результат экологического заболевания всей планеты. Да, мой друг, как это ни прискорбно, но в наше время экология катастрофически ухудшается, и природа мстит нам. Она мстит наводнениями, засухами, смерчами, но главная ее месть в том, что она производит на свет существ, в которых иногда трудно признать людей. Я уже не говорю про животный мир… Наша планет стала рождать мутантов, – заключил он и замолчал.

Ужасная догадка осенила меня.

– Вы хотите сказать, – дрогнувшм голосом начал я, – что все, что все обитатели этого острова люди-мутанты?

– Да, – твердо сказал Профессор, – именно так. Их тела уродливы и ужасны, но они обладают способностями, которых нет у обычных людей. Они изгнанники. Им не пришлось узнать отца и мать, иметь любящую семью. Таких помещали в резервацию, изолировали от общества, чтобы не пугать его подобными страстями. Танака искал их и забирал к себе, таким образом продляя им жизнь и давая прожить их недолгий век по-человечески, как только возможно. Они просты и наивны, как дети, потому что здесь не нужно врать и изворачиваться, как в том мире, откуда их изгнали. Там они были обречены с самого рождения и вряд ли прожили бы хоть сколько-то долго. Этот остров – их убежище. О нем не знает никто и не должен знать! – Последнюю фразу Профессор почти прокричал.

Я впал в ступор и молчал, как немой, не в силах произнести ни слова. Рассказ Профессора перевернул мое нутро и парализовал мой мозг фантастическим откровением, в которое он отказывался верить.

– Все это правда, – уже более спокойным тоном сказал Профессор, устало откинувшись на спинку кресла. – Увы! Но наш век недолог, и этот райский уголок канет в небытие вместе с нами. Никто из нас не доживает до старости. Мы умираем молодыми, прожив два-три десятка лет. Некоторым счастливцам, как я, удается дожить и до сорока, но это редкость. Так что… Но пока мы живы, мы рады солнцу, звездам и тому, что нам выпал шанс быть в этом мире пусть даже и в таком качестве… – Я подавленно молчал. – Вот кто мы такие, – прервал мое молчание Профессор, – Вы все еще хотите познакомиться с нами?

Я затряс головой в знак согласия. Упустить такой шанс было бы с моей стороны не только трусостью, но и непростительной глупостью.

– Хорошо, – проговорил Профессор. – Я сообщу моим друзьям о Вашем согласии. Но прошу Вас собрать всю силу Вашей воли в кулак и не показывать Вашей брезгливости, жалости или алчущего любопытства к тому, что Вы увидите. Относитесь к ним, как к равным, тем более, что во многом они превосходят Вас, несмотря на их физические недостатки.

– Да-да, – поспешил я его заверить, уже приходя в себя от его рассказа. – Не волнуйтесь, я буду держать себя в руках, я никого из них не обижу.

Сосущие глаза Профессора скользнули по моему лицу.

– Надеюсь, у Вас хватит выдержки и такта. Итак, Ваше желание сегодня исполнится. Вечером Вы увидите все…

Весь день я провел в странном ощущени , что стою у порога чего-то, что мне не следовало знать. А я, как кролик, пренебрегая опасностью, лезу в пасть удава, желая узнать эту тайну. Я не мог объяснить себе этого ощущения. Я утешал себя, что, вероятнее всего, оно происходит от неизвестности, которая всегда таит в себе элемент опасности. И мое чувство самосохранения, как верный страж, интуитивно бережет меня. Я вспомнил странное лицо, мелькнувшее в кустах, и почти уже был уверен, что видел одного из тех, о ком говорил Профессор. Правда, мне не удалось разглядеть его как следует, но я помнил то чувство тревоги, которое испытал при его виде. «Значит, все не так безобидно, – мелькнуло у меня подозрение. – И еще не поздно отказаться. Но Профессор не говорил ничего такого… И потом он просто может подумать, что я трус!». – Этого я допустить не мог.

6

Зал, куда я был приглашен вечером, напоминал колизей. Он былеще пуст, и только в центре арены стоял огромный стол с приборами, за которым сидел Профессор, облаченный во фрак, как на каком-то дипломатическом приеме. Его торжественный вид и сам зал придавали всему ощущение роскоши и помпезности.

– Не каждый день мы принимаем у себя гостей из того мира, – объяснил Профессор. – Но Вы должны помнить о своем обещании. Не пяльтесь слишком пристально на них. Сделайте вид, что все Вам привычно и обыденно. И, пожалуйста, не пытайтесь их трогать и близко приближаться к ним. Их биополя…

Внезапно яркий свет зала перешел в полумрак, – и в проходе появились странные фигуры, которые одна за другой стали занимать привычные для них места. Забыв предупреждения Профессора, я вытаращил на них глаза и с ужасом констатировал, что никогда еще не видел подобных уродств человеческих тел. То, что иногда приходилось встречать в том мире, откуда я пришел, что доктора называли физической недоразвитостью или инвалидностью, ни в какое сравнение с увиденным здесь не шло даже в малой степени. Это были комки из плоти с вдавленными головами, округлыми туловищами с отростками вместо ног. Двухголовые чудовища, лица которых смотрели друг на друга из одного плотского комка с торчащими в разные стороны тоненькими ножками, похожие скорее на тараканов, нежели на людей, и прочие уроды, от которых стыла в жилах кровь. Казалось, что какой-то злой дух соединил в этих живых существах звериные и человеческие мутации, превратив их плоть в химеры, напоминавшие безобразные чудовища, которые потрясали ум обыкновенного человека своим откровенным мщением людскому роду. Они глядели на меня с любопытством, болью и стеснением, как будто в своем уродстве были виноваты они сами. Я читал в их глазах нескрываемое сожаление, что им не довелось родиться такими, как я – обыкновенными и ничем не отличающимися от миллиардов других в человеческом мире. Но самое ужасное было то, что я испытывал не чувство жалости к этим несчастным, а чувство страшной брезгливости и ужаса, с которыми я не в состоянии был справиться. И чем сильнее эти чувства нарастали во мне, тем сильнее я чувствовал нечто отталкивающее, исходящее от них.

Мне стало дурно. Я еле держался на ногах. Голова моя кружилась, а ноги стали ватными и еле держали меня…

Я очнулся уже в своей комнате. Сильная головная боль и слабость не дали мне подняться с кровати. Я повернул голову к окну и увидел стоящего Профессора. Внезапно он обернулся.

– Я боялся этого, – сказал он. – Ваша психика не выдержала того, что Вам пришлось увидеть и узнать. Как Вы себя чувствуете?

– Плохо, – мне стало невообразимо стыдно за свою слабость. – Простите меня, Профессор, я не сдержал обещания. Я старался, но я… – Дурнота вновь подкатила к моему горлу, и я замолчал, чтобы как-то унять ее.

– Не вините себя, – ответил Профессор, – Вы ни в чем не виноваты. Это мне не следовало торопиться, и вообще… – он замялся, – и вообще знакомить Вас с ними… Тот мир, откуда Вы прибыли, не приспособлен к подобным вещам. Ваша реакция вполне нормальная. Вы – обыкновенный человек, один из многих миллиардов, а они, они – слишком странные люди, чтобы было можно адекватно реагировать на них.

– Но я, наверное, сильно их обидел, – проговорил я, боясь взглянуть на Профессора, – как они отнеслись к тому, что я…

– Нисколько, – возразил Профессор, – нисколько Вы их не обидели. Вы не предавали их, как их родители, не заточали их в резервации и не проводили над ними опытов, так за что им обижаться на вас? Нет, они просто понимают, какой ужас может произвести их облик. Кроме того, Вы так пристально их рассматривали, Ваша физическая энергия дала такой импульс, что их биополя тоже отреагировали более интенсивно, чем положено. Они тоже любопытны к Вам, и это понятно… Наши взгляды всегда приковывает нечто необычное. Как правило, это или красота, или уродство. И совладать с собой в такой момент весьма трудно… Ваши боль и слабость пройдут, потерпите немного. Но встречаться с моими подопечными больше не надо. Это в интересах всех нас. – Профессор направился к двери.

– А как же со мной, – вдогонку ему прохрипел я, – Вы тоже оставляете меня? – Мой испуг рассмешил Профессора.

– С Вами я не расстанусь до тех пор, пока не отправлю Вас назад, – насмешливо произнес он. – И не забывайте про Чику, он скрасит Вам дни на острове. Теперь, когда все знакомы с Вами, это может случиться намного быстрее. Я думаю, никто не откажется помочь Вам. А, как известно, много голов лучше, чем одна. Не забывайте, что это не простые люди, они наделены гораздо большими способностями, чем такие, как Вы…

В глубине души я каялся, ругал себя и понимал, что смертельно обидел Профессора тем, что, как кисейная барышня, свалился в обморок от увиденного зрелища. Но одно воспоминание о нем сразу навевало на меня ужас и смятение. Я сто раз готов был остаться обыкновенным, но вернуться назад, в свой привычный мир, к таким же обыкновенным людям, как сам. У меня уже не было охоты учиться у них чему-то, что могло бы выделить меня из общей серой массы, потому что здесь я был чужой, как они были чужими в том мире.

Постепенно боль моя стала уходить, и тело вновь налилось силой. Я немного прошелся по комнате, но выйти из здания не решался. Мне казалось, что из каждого куста, из-за каждой ветки на меня будет глазеть кто-нибудь из этих монстров и так же любопытно рассматривать меня, как я их несколько часов назад. Я боялся признаться даже самому себе, что откровенно трусил, малодушничал и при этом пытался всячески оправдать себя. Я тешил себя тем, что никто меня не упрекает, не держит обид и мне следует проявить благоразумие, а не лезть на рожон, показывая, что мне все нипочем. Но это был только глупый самообман. Я представил себе, как я был жалок там, в зале, когда на глазах у всех свалился без сознания, и Профессор испытал жуткую досаду от всего этого. Нет, мне никак не следовало сегодня видеться с кем-то из них. Даже с Чикой, который, наверняка, был в курсе дела.

К моему удовольствию, меня тоже никто не трогал и даже не делал попыток общения. Еду мне принесли в комнату, и после обеда, я сел играть на компе, чтобы отвлечься от своих дурных мыслей. Но напрасно! Игра не шла, память все время возвращала меня к прошлым событиям, и я не знал, что мне делать,¸ чтобы унять ее. Я мысленно взывал к Профессору, но в голове моей роились только прошлые воспоминания, и я проклинал себя за неумение отбросить их от себя.

Вечером Профессор сам зашел ко мне. Очевидно, лицо мое выражало некоторое недовольство, потому что он сразу осек меня.

– Иногда нужно дать человеку возможность покопаться в себе для его же пользы. Не нужно убегать и бояться этого. Не всегда наши поступки нам приятны, но тем нужнее научиться их анализировать, предотвращать и исправлять. Никогда не пытайтесь обманывать себя самого, это самое ужасное, что может быть! Не бойтесь своих ошибок, никто из нас не бог, и у каждого найдется то, за что будет стыдно.

– И Вам? – Внезапно слетело у меня с языка.

– И мне, – ничуть не смутясь, ответил Профессор. – Когда был жив Танака, я очень завидовал ему. Все мы вместе взятые вряд ли стоим его одного, таков был этот человек!

– Он тоже был… – я замялся, – как вы все?..

– Нет, он был нормальным физически, но сверхумным до гениальности! Его жизнь – это святое служение науке и человечеству! К сожалению, он ушел от нас первым. Я был его любимым учеником, и я завидовал ему…

– Вы похоронили его здесь, на острове, – спросил я, – отчего он умер?

– Мы не хороним наших мертвецов на острове, – тихо ответил Профессор. – Наши могилы в океане. Со временем он приютит нас всех, и тогда остров осиротеет и постепенно уйдет в небытие, как все, чего не касается рука человека. Таков закон природы.

– Но отчего он умер? – Вновь повторил я свой вопрос.

– Он сгорел, – проговорил Профессор. – Не в том смысле, что Вы подумали. Он сгорел от перенапряжения. Его мозг работал на пределе, он совершенно не щадил себя. Он говорил, что должен успеть сделать то, что наметил и не слушал никого, кто пытался хоть как-то его уберечь. Он сделал очень много, а что не успел, завещал мне. Увы! Я совсем не он! Я не могу работать с той производительностью, с какой работал Танака. Я только его слабая тень! И я завидовал ему, что природа наделила его всем даже в большей степени, чем нас, не отняв ничего… Он знал это. Но никогда не обмолвился ни единым словом. Он был бесконечно добр и снисходителен…

– А какой он был из себя, как он выглядел. Должны же у Вас быть какие-то фотографии или другие изображения этого человека?

– Внешне он был совершенно обыкновенный человек, ничем не отличающийся от других. В нем не было никаких отклонений, которые могли бы указать на его гениальность. Но он был велик! Фотографии… Никому не следует знать, как он выглядел. В том мире, откуда он пришел, он имел другое имя и не хотел, чтобы его узнавали. Пусть же его тайна останется с ним. Отдадим дань уважения его малому желанию.

Я кивнул и больше уже никогда не спрашивал про Танаку…

7

Постепенно я приходил в себя. И пусть не с былой беспечностью, но все же возобновил свои прогулки по острову. Моим верным спутником, как всегда, был Чика. Я все время думал и не понимал, почему островитяне не завели ни одной собаки или кошки, как это бывает у обыкновенных людей, когда они хотят скрасить свое одиночество. Мне было бы намного веселей и приятнее быть в обществе давнишнего друга человека, чем экзотического попугая, пусть даже и такого умного. Но спросить у Чики я стеснялся, считая, что таким образом мог невольно его обидеть. Он так старался быть мне во всем полезным! Мой вопрос, как всегда, разрешил Профессор.

– Видите ли, – сказал он, – мы не совсем обычные люди. Наши способности и наши биополя не всегда благодатно влияют на живые существа. А, как известно, собаки и кошки тоже обладают некими паранормальными способностями, о которых еще мало знает человек. У Танаки была собака, но ей было некомфортно с нами. Любое общение в нашем круге доставляло ей физические страдания. Она могла общаться только с хозяином и то, когда поблизости не было никого из нас. Он не хотел забирать ее на остров. Но она так тосковала по нему, отказываясь есть и пить, что он не выдержал. Когда Танака умер, она долго не подпускала никого к его телу, всю ночь выла и лаяла. Утром мы нашли ее мертвой возле тела хозяина. Она умерла следом за ним. Мы их похоронили вместе в океане…

У меня засосало под ложечкой. С каждым днем тоска моя усиливалась, и красоты острова уже не поражали и не радовали меня, как раньше. Грустный рассказ Профессора подхлестнул мои мысли о возвращении домой, и время для меня тянулось бесконечно долго.

– Вам нужно чем-то заняться, – твердо сказал Профессор. – Хандра не самый лучший спутник в жизни. Вы еще не совсем потеряли охоту научиться чему-нибудь, что Вас так поражает в нас? Помнится, желание такое было…

Я вновь почувствовал себя подопытным кроликом, которого препарируют под микроскопом со всех сторон. Тяжело общаться с тем, кто видит тебя насквозь, читает каждую твою мысль, каждую эмоцию, которые нельзя скрыть даже на расстоянии. Таких людей боятся, уважают, но редко любят.

– И тем не менее, – в продолжение моих рассуждений услышал я ответ Профессора. – Я не собираюсь утомлять Вас сверхобучением, к этому у Вас нет необходимых способностей. Все, что я смогу Вам передать – это простейшие навыки, которые Вы сможете осилить, если будете прилежны. Так Вы убьете двух зайцев – свою хандру и глупого кролика, каким чувствуете себя. Скажу Вам в утешение, что наша совместная работа не стоит на месте, она продвигается довольно успешно и, кто знает, может быть вскоре мы расстанемся с Вами навсегда… Не будете ли Вы тогда жалеть о впустую проведенном на острове времени и о невозвратности упущенных возможностей?..

Лукавая улыбка промелькнула на его лице. Внутри у меня что-то ёкнуло и задрожало. Сообщение о том, что работа по моему возвращению идет успешно, приободрило меня. Я почувствовал прилив новых сил. В самом деле не стоило упускать такой шанс, если он сам давался тебе в руки.

– Я согласен, – стараясь сдержать свое ликование, ответил я – Когда мы приступим?

– Мы уже приступили, – расхохотался Профессор, – неужели Вы так и не поняли, что я давно начал обучать Вас. Можно учить, не поучая. Постепенно, ненавязчиво. Это приносит гораздо большие плоды, нежели насилие, которое всегда отталкивает, а не приближает. Правда, в отдельных случаях и оно бывает необходимо… Но я полагаю, что это не наш случай!

Я открыл рот от изумления. До этих слов Профессора мне и в голову не приходило, что я уже стал его учеником. Все наши беседы были для меня просто разговорами, общением – и только. А он…

– Чему бы Вы, Сергей, сами хотели научиться у меня? – Все с той же улыбкой спросил он. – Не смущайтесь. Говорите прямо. Я скажу Вам, будет ли то, что Вы выбрали Вам по силам. И, если да, мы начнем.

– Мысли, я хочу научиться читать мысли, как Вы, – волнуясь, начал я. – Это так интересно, так здорово! Никто и никогда не сможет обмануть меня! В нашем мире сейчас много того, что зиждется на лжи…

– Но с Вами будет трудно общаться, Вас будут уважать, бояться, но редко любить, – парировал Профессор, озвучивая мои недавние рассуждения. – И то, что Вы будете знать самые глубинные и темные стороны человеческой натуры тоже не доставит Вам большого удовольствия. Наоборот, Вас будет раздражать их изворотливость, ложь и нечистоплотность помыслов.

– О, черт! – Вырвалось у меня. – Вы просто колдун! Но все равно, пусть… Я хочу этому научиться!

– Это возможно, это будет Вам по силам! Но не забудьте – прилежание и еще раз прилежание! Я буду заниматься с Вами каждый день, непрерывно, где бы Вы ни были, что бы Вы ни делали, даже, когда Вы спите. – Я согласно кивнул. Жизнь на острове приобрела для меня смысл.

Я не вправе рассказывать, что и как делал Профессор, обучая меня, к каким маленьким и большим хитростям он прибегал в своем искусстве учителя, тем более что многие тайны так и остались для меня тайной. Но вскоре успехи мои были уже налицо. Я начал не только читать его мыли, направленные на меня, но и предугадывать некоторые его действия, которые он только собирался совершать. Мне было страшно интересно, и я не испытывал никакого насилия над собой, отдаваясь учебе с наслаждением. Не могу сказать, что все давалось мне легко, но я был упорен и не двигался дальше до тех пор, пока не усваивал все наверняка.

Мои слабые способности не давали мне углубиться во многие тайны грандиозных возможностей этого человека. И когда я начинал упрямо буксовать, желая невозможного, Профессор мягко останавливал меня, спуская мои эмоции на тормозах. Теперь время для меня летело незаметно. Мы встречались с Профессором все реже и реже, но наше безмолвное общение было постоянным. Я физически чувствовал, что мой мозг стал совершенно другим, что я стал пусть и малой толикой, но связанным с этими необычными людьми. И я не чувствовал теперь себя среди них чужаком. Остров уже пустил в меня свои корни, но прежние чувства, привязанности того мира, близкие и родные мне люди держали меня крепче теми неуловимыми узами, которые я был не в силах порвать. Развязка наступила неожиданно.

В одну из наших встреч Профессор, вызвав меня в свой кабинет, объявил, что мое обучение закончено. У него был усталый, отрешенный взгляд, испугавший меня не на шутку.

– Что с Вами, Профессор, – встревоженно спросил я. – Вы больны? Могу ли я чем-то помочь Вам?

– Вы – нет! – Резко возразил он. – Все, что я мог дать Вам, все, чему Вы могли научиться у меня, согласно Вашим способностям, Вы взяли. И я рад этому. Мы редко встречались с Вами. Это было нужно и для обучения, и для того, чтобы я не привязался к Вам слишком сильно. Надеюсь, Вы не в обиде. Да и Вам совсем ни к чему прорастать здесь корнями. – Профессор вдруг обнял меня своими щупальцами, и я почувствовал какую-то особую теплоту его объятий. – Но я не терял времени зря, – продолжил он, высвобождая меня из своих щупалец, – вернее, мы все… Я с радостью и грустью сообщаю Вам, что мы нашли способ возвратить Вас в Ваш мир, который никогда не сможет заменить Вам наш остров. Не нужно ничего говорить, все слова лишние. Наши чувства правдивее слов, так поймем же друг друга без них…

8

Буйная радость охватила меня после сообщений Профессора. Я готов был расцеловать его, прыгать, орать, что есть мочи. Все мое существо охватила эйфория, которую невозможно было скрыть никакими уловками приличия. В этот момент все остальное для меня не имело уже никакого значения. Я очнулся только тогда, когда за Профессором захлопнулась дверь.

«Милый мальчик, – прозвучало в моей голове, – простите своего учителя, что он не может разделить с Вами Вашу радость. Мне жаль с Вами расставаться. Но необходимость этого шага для Вас уменьшает мою горечь».

Меня стало стыдно и неловко. Мое вырвавшееся наружу «эго» торжествовало в полной неблагодарности, забыв про все и про всех. И теперь, где-то глубоко внутри чувство стыда больно укололо его и засосало ноющей, непреходящей болью. Я вдруг осознал, что и мне не просто будет расстаться со всем тем, чем я жил последнее время – с Профессором, который стал мне не только учителем, но и другом, с веселым Чикой, с этим зеленым островом и с его жителями, бескорыстно помогавшими вернуть меня домой. Корешок, которым пророс в меня этот остров, куда я больше никогда мог не вернуться, вырывался расставанием живой, кровоточащей раной…

Несколько дней прошли в ожидании. Профессор больше не вызывал меня к себе и совершенно перестал общаться со мной. Я забеспокоился, не случилось ли с ним чего дурного, вспомнив, что Профессор неважно чувствовал себя перед нашей последней встречей. Но Чика успокоил меня.

– Прррофессоррр занят, – важно сообщил он. – Не нужно его беспокоить.

И в самом деле. Скоро все прояснилось. Профессор вновь пригласил меня в свой кабинет и усадил напротив себя.

– Вот и все, – сказал он, – все расчеты закончены, и Ваше возвращение уже не за горами. Я хочу подготовить Вас к этому. Помните, я говорил Вам, что нужно поймать фазу наложения энергий и полей? – Я утвердительно кивнул. – Так вот, это долго и ненадежно. Мы нашли другой способ. Мы войдем в центр надвигающегося шторма. Там пересекаются множество полей и энергий. В этой круговерти мы сможем вернуть Вас назад. Для этого с острова нужно будет на время снять защитный купол и выстрелить капсулой, созданной подобно воздушному пузырю, чтобы защитить Вас. Наши расчеты выверены досконально. Окончательное решение – мы идем в шторм.

Я сидел, не шевелясь, и ловил каждое слово Профессора. Невольная дрожь охватила все мое тело. Это не была трусость, но волнение от предстоящего мне необычного путешествия.

– Не стоит волноваться, – вновь заговорил Профессор. – Я прекрасно понимаю Ваше состояние, но поверьте, я никогда бы не рискнул предложить Вам это решение, если бы не был уверен в его абсолютном успехе.

– А как же купол, – спросил я, – ведь тогда остров подвергнется опасности и возможности его обнаружения?

– Некоторый риск есть, – Профессор посерьезнел. – Я не скрывал этого перед моими товарищами, но никто из них не отказался ради своей безопасности помочь Вам. Несколько секунд пока будет отстреливаться капсула, мы будем беззащитны. Затем купол восстановится. Что касается нашего обнаружения, то шторм надежно спрячет остров за своими сильными полями и энергиями.

Я был раздавлен. Люди, которых я видел всего лишь раз и которыми я так брезгал, готовы были рискнуть своими жизнями и своим островом ради моего возвращения домой. Невыразимое безнадежное отчаяние охватило меня.

– Профессор, – едва шевеля губами, пролепетал я, – я бы хотел проститься и поблагодарить всех жителей за их помощь. Разрешите мне встретиться с ними еще раз. Я не подведу Вас…

– Не стоит, – твердо возразил он, – и в первый раз не нужно было разрешать Вам встречаться с ними. Но, если Вы хотите поблагодарить их, встаньте здесь. – Профессор указал на панель на стене, перед которой я должен был встать. – Говорите, – сказал он и щелкнул какой-то кнопкой, – они все слышат и видят Вас.

Нахлынувшее на меня волнение смешало в моей голове все слова. И к ужасу своему я едва смог пролепетать несколько слов благодарности. Комок, подкативший к горлу, перехватил мое дыхание, и я с трудом выдавил из себя последние самые трудные слова.

– Простите, – лепетал я, – простите меня за все…

Профессор выключил панель.

– Ну-ну, – тихо сказал он, видя, что я вот-вот расплачусь. – У них нет на Вас обиды. Вы хорошо сделали, что простились с ними. Это самая большая благодарность для них… Теперь о главном. Вы никогда и ни при каких обстоятельствах не должны рассказывать о нас. Гарантией этому будет то, что я сотру из Вашей памяти все воспоминания о пребывании на острове и обо всем, что Вы здесь видели и слышали, как только Вы откроете рот. Я оставлю Вам лишь то, чему я Вас научил. Но Вы никогда не сможете объяснить своих способностей ни себе, ни другим. В напутствие я скажу Вам еще одно. Когда Вы будете обнаруживать чью-то ложь, не всегда изобличайте ее, если она не имеет слишком дурных последствий. Иногда следует и промолчать. И запомните, я всегда приду к Вам на помощь, когда это будет нужно…

– Но как я объясню там свое долгое отсутствие, если не смогу все рассказать?

– Объяснять ничего не придется. Все вернется на круги своя… Итак, мы идем в шторм!

Профессор встал, давая понять, что аудиенция окончена. Я мало что понял, но больше не задавал вопросов…

9

В моей памяти остался жуткий гул, бесконечная чернота и потоки, которые засасывали меня в глубокую воронку. Мне было тяжело дышать, тело мое давила страшная тяжесть, и я не мог пошевелить даже пальцем…

Очнулся я на берегу озера. Голова разламывалась, и тело болело, как от побоев. Подмытый берег торчал над водой рваным краем с зияющими из земли обрывками корней. Я вспомнил внезапно начавшуюся грозу, удар по голове и темную воду озера… Моя одежда лежала на прежнем месте. Сев около нее, я обхватил голову руками. Меня мутило. Я лег на спину и стал смотреть в небо. Закат красиво расползался розовым золотом по темной синеве.

– Я так и знал, – внезапно раздалось над самым моим ухом. – Я бегаю, ищу его там, а он разлегся здесь и в ус не дует! Ты что всю грозу был здесь? – Мишка пнул мою одежду носком кроссовки. – Ну, ты даешь! А я, представь, тоже попал в грозу. Ливень был жуткий! Смотри, берег подмыло… Ну, пошли что ли…

Я потянулся рукой к одежде. Странно, ни голова, ни тело больше не болели. Только на левом запястье пощипывала красная точка, похожая на паучка. Я потер ее рукой. «Наверное, дрянь какая-нибудь укусила», – подумал я.

– Смотри, – протянул я свою руку Мишке, – как думаешь, кто укусил?

– Где? – Мишка непонимающе уставился на меня. – Да это родинка просто.

Действительно, на левом запястье, как будто обозначая самую его середину, сидела маленькая коричневая родинка.

– Пошли, – повторил Мишка. – Я тебе сейчас расскажу, каких девчонок снял, умрешь от зависти!

– Никаких не снял, они все тебя отшили! – Уверенно заявил я, не понимая, откуда мне это известно и почему я так в этом уверен. – Никаких не снял! – Я довольно засмеялся, изобличая Мишкино хвастовство, и принялся рассказывать Мишке о его конфузе, как будто сам был всему свидетель. После еще нескольких безуспешных попыток вранья, Мишка перестал передо мной хвастаться, да и другие, наслышавшись о моих новых способностях частенько помалкивали в моем присутствии, опасаясь конфуза. На все расспросы, я только пожимал плечами, отвечая, что и сам не понимаю, как у меня это происходит, припоминая обрыв берега и удар по голове.